Вся трагедия "русской" революции в одном отрывке из безсмертного произведения генерала от кавалерии, атамана П.Н. Краснова.
"- У нас, - задумчиво ероша отросшие волосы, заговорил граф Конгрин, - было имение. Дом-дворец построен еще при Екатерине, и два века мои отец, деды и прадеды терпеливо собирали в него все, что было достойно хранения. В прекрасной дубовой библиотеке хранились такие редкости, такие уники, что ученые всего мира знали о ней и приезжали разбирать их... У нас было полтораста лошадей и прекрасные племенные жеребцы. Кругом на двести верст все население безплатно пользовалось нашими бугаями, жеребцами, боровами и баранами, и весь уезд богател племенным скотом. На заводе работало восемьсот человек и всякий имел доход от нашего имения. У нас была больница и школа при имении, все безплатное... Я возвращался с фронта, когда наш полк разошелся. Я знал, что они отберут земли, но почему-то я верил, что они пощадят то, что их же кормило. Когда я подъезжал к имению, я не узнал места.
Громадный парк вырублен, дом стоял пустой и обгорелый, и, кроме черепков и разбитых статуй, я не нашел ничего. Скот, жеребцы были порезаны... У разоренного склепа лежали опрокинутые, вывернутые гробы, и я видел костяк в обрывках екатерининского мундира и свежий труп моей матери, который растаскивали собаки. Это сделала проходившая через село банда дезертиров-солдат, руководимая евреем. Господа, я пришел сюда, чтобы умереть, но перед смертью я натешусь местью...
Пожилой человек, худой, с глубоко впавшими глазами и щеками, прорезанными морщинами, пододвинулся к графу Конгрину.
- У меня, - сказал он, - не было ни имения, ни замка, ни скота, ни лошадей. Я писатель и жил своим трудом. За тридцать лет упорного труда я устроил себе уютное гнездышко в наемной квартире в Петрограде, на пятом этаже. Там у меня тоже была библиотека, - о, не уники - а просто любимые мои авторы стояли в прочных, коленкоровых переплетах, висели портреты моей жены и моих детей. Один сын у меня пропал без вести в Восточной Пруссии, спасая Париж, другой застрял где-то на Румынском фронте, третий юнкером убит в Москве в октябрьские дни... Дочь в Казани. Мы жили с женою тихо и никого не трогали. У нас был любимец серый кот Мишка, был теплый угол... Но изволите видеть, я писал в буржуазных газетах, и ко мне под видом уплотнения квартиры поставили пять матросов-коммунистов. Через три дня у меня ничего уже не было. Библиотека была разодрана и пожжена, как вредная, портреты изгажены и уничтожены. Мой серый кот убит. Мы ютились с женой в последней маленькой комнате и каждую ночь слышали шум оргии в нашей квартире, трещала мебель, неистово бренчал рояль, звенело стекло, и хриплые голоса грозили нам смертью. Мы не выдержали этой жизни и бежали. В Бологом дикая толпа дезертиров-солдат оттеснила мою жену, и как я ни искал, я нигде не мог ее найти... И вот я поехал на юг, чтобы искупить свою вину. Да, господа, каюсь! Я виноват. Всю свою долгую жизнь я мечтал о революции. Я писал статьи, бичующие старые порядки, и звал народ к оружию... На свою голову!
Никто ничего не сказал. Лампа коптила, потухая, и в хату вползала темнота.
Вдруг из угла раздался певучий, задумчивый, точно женский голос. Это говорил кадет с лицом девушки и с волосами, торчащими кверху.
- А у меня, господа, личного ничего не было. Я сирота... Но у меня была Россия - от Калиша до Владивостока, от Торнео до Батума. У меня был Царь, за которого я молился. У меня был Бог, в Которого я верил...
Он замолчал. Казалось, он плакал..."
Пётр Николаевич Краснов. "От Двухглавого Орла к красному знамени".
Взято у: Леонид Крищенко
+ + +
За борьбой кургиняноприлепинцев за т.н. историческую правду, скрывается рябая грузинская физиономия с трубкой в зубах, и "Краткий курс истории Вкпб" как единственное и истинное "священное писание от советского культа.
Необольшевикам не нужны факты, исторический анализ и т.д. Им нужно, чтобы все некритично приняли их советскую картину мира, где Ульянов (Ленин) гениален, где Восра - величайшее событие в истории, где Джугашвили благ и безгрешен, где красный, сталинский террор и ГУЛАГ были вынужденной необходимостью (и вообще мало постреляли), где "органы пролетарского правосудия не сажали просто так", а СССР - это рай на земле.
Друзья, пора понять, что необольшевикам не нужна историческая дискуссия. Они её просто не умеют вести. "товарищи" по советской рефлексии больше привыкли "брать на горло", затыкать рты, лгать и изворачиваться.
Как по мне, олицетворением всего этого красного балагана является небезызвестный "историк"-сталинист Спицын с его абсолютно хамской манерой вести диалог, которая не терпит инакомыслия (кто видел хоть
один стрим с его участием, тот меня поймёт).
И да. Разговаривать стоит только с теми, кто готов тебя слышать и слушать. С последователями Спицына, Прилепина, Жукова, Кургиняна, Колпакиди любая дискуссия всегда превращается в истеричный монолог или коммунистический митинг с непременной неосоветской лозунговщиной и угрозами "поставить к стенке" своего оппонента, который, конечно, "начитался антисоветчика и агента ЦРУ Солженицына".
МВН. К этому можно добавить диагноз: подобные существа забесовлены, их совесть переформатирована из образа Божия в образ сатанин с соответствующими изменениями даже органов чувств. Иначе никак не объяснить, почему Ленина корчило от имени Бога и почему они даже сейчас так любят лакать свою мерзкую кровавую блевотину...
Боюсь, тот факт, что бесы революции у нас фактически на гособеспечении, и придерживаются до поры до времени многие еще не осознали. У нас второе издание керенщины, когда большевики охранялись от от "черной сотни" и "корниловщины" с целью спустить с цепи, когда восстанут русские.