Недовольство современных большевиков при возвращении дореволюционных названий русским улицам в русских городах абсолютно возмутительно и лишь иллюстрирует глубокую антинациональность всего левого движения.
Двойные стандарты советских шовинистов совершенно безнравственны. Коммунисты любят прикрываться неким «патриотизмом»: мол, родное, советское переименовывают.
На практике же такой псевдопатриотизм носит сугубо партийный характер. Советское любим, несоветское ненавидим.
Это, товарищи коммунистические патриоты, не настоящий патриотизм, а узкопартийная идеологическая пропаганда, которая и не даёт вам стать русскими патриотами в масштабе тысячелетней Русской Империи.
Нежелание своё, советское, скромно, с извинениями за пролитую русскую кровь поставить в общий русский исторический ряд, выдаёт в вас коммунистических шовинистов, которые своё противопоставляют общерусскому. Не желая ничему учиться и ни за что каяться в своей партийной истории.
На самом деле никто так много, так вульгарно и так нескромно не переименовывал русские города и улицы в них, как это делали коммунисты, когда они были у власти. Причём в большевистской России переименовывалось всё — от частных пароходов и линейных кораблей Императорского флота до улиц и городов, включая столицу.
У коммунистов хватило воинствующей русофобии даже переименовать нашу Родину — из России — в безликий интернационалистский СССР. И ничего, не поморщились. Не то что бы извинились. Сразу же с приходом к власти в революционном угаре Царское Село было переименовано сначала в Солдатское Село (1918), затем в Детское Село (1918), а потом в Детское Село имени товарища Урицкого (1918). Затем пошли переименования Николаевска в Пугачев (1918); Порохового Завода сначала в Ударник (1918), а затем в Красный Боевик (1919, Котовск с 1940); Романов-Борисоглебск в Тутаев (1918); Павловск в Слуцк (1919); Царёвококшайск в Краснококшайск (1919); Екатеринодар в Краснодар (1920): Царёвосанчурск в Санчурск (1923); Гатчину в Троцк; Орлов в Халтурин; Пржевальск в Каракол; Ямбург в Кингисепп; Верный в Алма-Ату (1921); Талдом в Ленинск; Асхабад в Полторацк и т. д.
Интересно, что в 1923 году в административной комиссии ВЦИК под председательством одного из убийц Царской Семьи, Александра Белобородова, прошло обсуждение — по какому принципу делать переименования. Постановили переименовывать все населенные пункты, названные по имени церковного прихода (Богородское, Казанское и т. д.), в честь помещиков и когда «надо почтить в названиях населенных пунктов выдающихся вождей революции или же увековечить память местных работников, погибших за дело революции».
Наркомнац, которым, кстати, руководил тогда Сталин, особо активно поддержал эти принципы переименования. И понеслось с новой силой. Десятки тысяч улиц, площадей, проспектов, переулков, городов, районов, областей получили бесславные большевистские клички. В 1924 году, после смерти Ульянова-Ленина, переименовали Петроград в Ленинград, и безумное количество русских улиц стали называться его партийной кличкой или фамилией. Симбирск переименовали в Ульяновск.
Имена большевистских лидеров метили своими партийными псевдонимами большие и малые русские города. Екатеринбург стал Свердловском (1924), Елизаветград, округ и железнодорожную станцию, переименовали в Зиновьевск (1924). В 1927 году даже обсуждали переименование Москвы в «город Ильича». Но как-то Бог уберёг от такого позорища. Но другие русские города планомерно превращались в социалистические: Екатериноград стал Маркштадтом (1927), Сергиев Посад — Загорском (1930), Богородск — Ногинском (1930), Покров — Энгельсом (1931), Тверь — Калинином (1931), Щегловск — Кемеровом (1932), Самара — Куйбышевом (1935). Не забывал себя и «скромнейший» товарищ Сталин. Юзовка переименована в Сталин (1924, с 1929 Сталино, затем Донецк). Далее эта печальная судьба была уготована Царицыну, ставшему Сталинградом (1925), Душанбе, превращённому в Сталинабад (1929), Новокузнецку, названному Сталинском (1932), Бобрикам, переименованным в Сталиногорск (1933), Цхинвалу, поименованному Сталинири (1934). Затем такая же судьба постигла города Варна в Болгарии и Брашов в Румынии, которые заставили переименовать в Сталин, город Катовице в Польше, ставший Сталиногрудом, в Венгрии — Сталинварош, в ГДР — Сталинштадт, в Албании — Сталин.
Не обижал Иосиф Джугашвили и своих соратников по партии. Енакиево стало Орджоникидзе. Енакиево, кстати, уже переименовывалось и было в 1928–1937 годах Рыково. Но товарищ Рыков оказался врагом Сталина и по совместительству «врагом народа», и потому город снова подвергся переименованию.
Имя кавказского революционера Орджоникидзе носили ещё два города — Владикавказ (1931) и Бежица (1936). Но смерть Орджоникидзе в результате то ли самоубийства, то ли убийства уронила этого кавказского коммуниста в глазах своего кавказского вождя. И ещё в течение жизни Сталина эти города получили новые имена. Славный Владикавказ, основанный как русская крепость в связи с подписанием Георгиевского трактата, по которому Грузия переходила под покровительство Российской Империи, получил скромное осетинское имя Дзауджикау (в 1944–1954). Над именем города коммунисты продолжали издеваться и далее. В 1954–1990 годах он вновь носил имя Орджоникидзе и только после снова стал Владикавказом.
То же происходило с Северо-Кавказским краем: он то был Орджоникидзевским, то Ставропольским, то в одних территориальных границах, то в других. В общем, что хотели коммунистические власти, то и творили с названиями, с народами, с территориями. Также Товарково в 1932 году стало носить имя Кагановича. Пермь называлась Молотов (1940–1957), Пяндж — Кировобадом, Рыбинск — Щербаков, Уссурийск — Ворошилов, Ставрополь-Кавказский — Ворошиловск и т.д. и т.п. Всюду появлялись Володарски, Дзержински, имени Калинина, Ленинские слободы, Память Парижской коммуны, как в Нижегородской области. Про улицы и площади русских городов, утыканные десятками тысяч статуй вождей «пролетариата», мы даже и не говорим.
Это была осознанная монументальная пропаганда советских «святых». Внутрипартийные репрессии, правда, время от времени вызывали новые переименования. Так, Зиновьевск стал сначала Кирово (1934), а затем Кировоградом. А имена Бухарина и Рыкова были стёрты с географической карты СССР, и не только с географической. Так, прекратил своё существование Бухаринский район Западной области.
По воле партии переименованиям подвергались институты, трамвайные парки, клубы, совхозы, рабфаки, заводы — что угодно и когда угодно. Ни о какой историчности никто в партии и не помышлял. Были такие жуткие названия, как город Кимовск (1952), который был образован от аббревиатуры КИМ — коммунистический интернационал молодежи.
Прочие изыски классового сознания могли проявляться в том, что Белые Кресты переименовывали в Сазоново (1923) — в честь рабочего, погибшего при ремонте стекловаренной печи на местном стеклозаводе. Княжьи Горки превращались в Красные Горки, Струги Белые в Струги Красные, Великокняжеская станица в Пролетарскую, а Ставрополь-на-Волге (город креста) в Тольятти (фамилия итальянского коммуниста).
Надо сказать, что переименования в советской истории были перманентными и не окончились временами Ленина и Сталина. Хрущёв очень охотно переименовывал города, названные при Сталине.
Далее во времена «гонок на лафетах», перед самой перестройкой, Ижевск стал вдруг Устиновым (1984), Набережные Челны — Брежневым, а несчастный Рыбинск, побывавший уже Щербаковым (1946–1957), затем снова Рыбинском (1957–1984) получил на несколько перестроечных лет наименование Андропов (1984–1989). А потом снова стал Рыбинском.
Вся эта вакханалия переименований не имела под собой никакого исторического обоснования, кроме разбойничьей узурпации власти большевиками в результате октябрьского переворота в 1917 году. Коммунисты как хотели, так и издевались над старыми русскими городами, их улицами и площадями, без тени скромности расставляя везде своих партийных вождей. Корёжа русскую топонимику именами совершенно чуждых нам людей, никаким образом не участвовавших в строительстве русской жизни.
После падения СССР начавшийся процесс возвращения исторических названий стал абсолютно естественным. И его уже не остановят никакие партийные истерики и никакие левые угрозы в необольшевицком стиле.
Для этого процесса лучшим вариантом было бы участие самой государственной власти, которая своим решением провела бы эту грандиозную реставрацию исторической памяти. Но смелое следование истине никогда не являлось отличительной характеристикой демократии и республики.
Михаил Смолин
Наследие Империи
+ + +
Ред. РИ. См. также продолжение темы в виде комментария М.В. Назарова к этой статье: "Духовно-идеологическое ПВО преемников КПСС".
