"Вестник РХД" (1988, №152)
В связи с знаменательным юбилеем, редакция "Вестника" обратилась к деятелям Церкви, литературы, общественности, искусства с просьбой ответить на следующие вопросы:
1. Какие мысли возникают у Вас в связи с тысячелетним юбилеем Крещения Руси?
2. "Русская история не удалась" (В. Вейдле). Можно ли говорить об удаче христианства в России?
3. В какой мере и в чем русская Церковь ответственна за случившееся в России?
4. Как, по Вашему мнению, следовало бы отметить юбилей в России, в эмиграции?
5. Какой период русской Церкви Вам наиболее близок? Какой святой или тип святого? Какого еще не явленного святого следовало бы Церкви предложить всенародному почитанию? Какой писатель, какое литературное произведение особо пронизаны православным светом?
6.Что бы Вы пожелали России, вступающей во второе тысячелетие своего существования?
(...)
М.В. НАЗАРОВ
1. Наверное, большинство мыслей, возникающих в этой связи, совпадет с тем, что напишут другие участники анкеты. Поэтому отмечу не самую важную, но первую, спонтанную; поражает сама цифра 1000, есть в ней какая-то полнота и красота. Я не принадлежу к тем, кто верит в мистическое влияние цифр на нашу жизнь. Но, может быть, через переживание необычности таких дат мы, сами того не сознавая, своим духовным подъемом способны воздействовать на мир, в котором живем? Как-то не верится, что год тысячелетия Крещения пройдет для России обычно, как и прочие. Да и вообще растет ожидание чего-то нового в стране в ближайшие годы, может быть - перелома? И, может быть, если очень хотеть, он произойдет?
2. Об удаче или неудаче российской истории говорить рано: она продолжается и как раз сейчас, видимо, близится к завершению своего уникальнейшего периода. Его оценка будет зависеть от того, как мы преодолеем и свою коммунистическую катастрофу, и общечеловеческий духовный кризис новейшего времени. Однако судьба христианства в России, несмотря ни на что, исполнена редкой полноты. Хотя бы уже тем, что на его долю выпали редчайшие испытания, которые оно выдержало. Такой духовно напряженной истории и такому высокому "качеству жизни" благополучные страны должны будут когда-нибудь по большому счету позавидовать. Конечно, ужасны те жертвы и страдания, которые пришлось испытать в XX веке нашему народу. Но, может быть, иным, благополучным путем и недостижима та новая ступень нужной всему человечеству мудрости, которая, хочется верить, обретена в этой страшной, экстремальной конфронтации со злом? Я имею в виду и русскую религиозную философию XIX-XX вв., и литературу (не буду приводить имена самые известные, назову автора современного, растущего от книги к книге, Леонида Бородина, – его роман "Расставание", главный герой которого, ищущий правды молодой человек, как раз пытается подняться на какой-то новый уровень духа, вмещающий в себя выстраданную мудрость жителя тоталитарной столицы). И лучшая современная публицистика проникнута предчувствием того, что "отрицательный опыт – тоже опыт, и, пожалуй, даже наиболее ценный, наиболее выстраданный... " - не создаст ли он "в будущем, не начал ли создавать уже в настоящем ту новую социальную общность, те новые гражданские институции, которые преодолеют и тупую бесчеловечность тоталитаризма, и нравственную податливость демократии... ?" (Лев Тимофеев. "Последняя надежда выжить"). Несомненно, что роль христианства все более осознается в этом созидании нового общества как основополагающая. Это уже заметно и по многим произведениям официально печатающихся в СССР авторов.
3. О вине Церкви или чьей-либо вообще трудно судить в таких эпохальных, размерами в столетия, сдвигах. В применении только лишь к предреволюционным десятилетиям, приходится, однако, признать, что основная вина за последовавшую катастрофу лежит на ведущем слое народа, верхах и интеллигенции, которые по своей функции, имея инструменты влияния на ход событий, обязаны были предотвратить крах. Но, видимо, России – по-детски наивной, такой рыхлой, непрокаленной, какой она в целом была до революции, – не было суждено устоять перед натиском сил зла. Такое ощущение остается и от чтения "Красного колеса" А. Солженицына. При всей верности тезиса о вариантности истории, зависящей от свободной воли человека, в романе, этом огромном поле пересечения множества воль действующих лиц, как-то отфильтровалась мистическая, непостижимая до конца антиномия между этой свободой воли и действием Промысла – дыхание исторической неизбежности предстоящего России трагического испытания. Однако это ощущение неизбежности революции – иного порядка, чем "неизбежность наступления эры социализма" в идеологии большевиков. Здесь именно тайна истории, когда, похоже, бесам выпало сыграть главную роль в ее ответственном эпизоде – и тем самым продемонстрировать свое бессилие перед искрой Божьей в человеке...
4. Главное место празднования юбилея – Россия. Эмиграция – маленькая часть России, оказавшаяся в особых условиях. Они дают нам специфические возможности и накладывают определенные моральные обязательства в служении своей стране на том месте, куда мы тем или иным путем попали. Но без России эмиграция теряет смысл как таковая. Поэтому празднование 1000-летия Крещения хотелось бы видеть в максимально возможном единении соотечественников в России и эмиграции: в виде поездок (кто может) в страну, иных контактов и поддержки, направляемой туда. Но важна и аккумуляция творческих сил эмиграции в каких-либо изданиях и мероприятиях за рубежом – нужность их России будет зависеть от качества их молитвенного, культурного, политического вклада в празднование юбилея (в том числе и что касается восстановления нормальных отношений между традиционной Россией и Западом). Было бы жаль, если бы празднования в зарубежье остались событиями лишь эмигрантского значения...
5-6. Кажется, почти на все вопросы этих двух пунктов анкеты я ответил выше. Остается один: о еще неявленном типе святого или – позволю себе расширить этот вопрос – о еще малоосознанном типе христианского подвижника. Период наибольшей конфронтации христианства с силами зла явил в России, несомненно, тот основной тип святости, который Церковь знает со времени первых умученных за веру христиан в древнем Риме, или который явлен в образах наших святых – митрополита Филиппа Московского и патриарха Гермогена. Все они не побоялись принять смерть за веру от рук кесаря - и таких святых XX век в России дал множество. Они настолько веровали в победу Божьей истины, что им и мысль не приходила в голову, будто компромиссы со злом могут быть на пользу Церкви. И для сохранения русской Церкви в XX веке важнее был этот духовный подвиг, а не многочисленные компромиссы. Этот тип святого наиболее почитаем и хорошо известен.
Но, может быть, в условиях тоталитаризма, беспрецедентного по воплощению сил зла в обществе, можно увидеть и иной тип – не святого, но подвижника – для которого выбор стоял не между злом и добром, а между злом большим и злом меньшим? Который сознательно принимал на себя бремя греха, идя, однако, не к нему а через него - к служению высшей правде таким единственно доставшимся ему способом, ибо альтернативой был бы лишь выход из служения и борьбы? Эти рассуждения в чем-то перекликаются с мыслями С. Л. Франка о "христианском реализме", с размышлениями И. А. Ильина в книге "О сопротивлении злу силою". Ведь допустимой неправедностью, избираемой христианином как меньшее зло, может быть не только применение силы, но и столь же несовершенное применение слова, грех "неполноты правды" – который берут на себя многие верные сыны Церкви и России каждый на том месте, куда поставила его судьба. Они, конечно не святые. В экстремальной ситуации тоталитаризма их средства борьбы больше отражают в себе и несвободность ситуации, и несовершенство человека (как в захваченном террористами самолете когда средства спасения пассажиров очень ограниченны и для любых действий требуется большое мужество). К тому же граница допустимого для христианина компромисса здесь очень тонка, ее легко нарушить. Однако, возможно, наши потомки будут почитать и таких делателей, подвижнически участвовавших в возрождении христианских ценностей. Имен называть не буду. Ко многим писателям, церковным и общественным деятелям в сегодняшней России такая оценка мне кажется применимой.
М. Назаров
Опубликовано в журнале "Вестник РХД"
(Париж, 1988, №152, с. 93, 115-119)
