Памяти Юрия Крижанича, идеолога славянского единства

12.09.1683 (25.09). – Скончался Юрий Крижанич, славянский ученый и писатель, идеолог славянского единства

Юрий Крижанич (1617–12.09.1683) – славянский мыслитель, энциклопедически образованный ученый, полиглот, по национальности хорват, католик. Происходил из старинной, но обедневшей семьи Гаспара Крижанича, небогатого землевладельца. Учился в Загребской семинарии, затем в Вене и Болонье. Получил в Граце степень магистра философии. Владея многими европейскими языками, стал католическим священником-миссионером, много путешествовал по Европе.

В 1640 г. поселился в Риме, где в 1642 г. защитил докторскую диссертацию, работая в греческом коллегиуме св. Анастасия, специально учрежденном Ватиканом для пропаганды унии среди православных народов. Стал горячим сторонником унии, видя в ней основу культурно-политического единения славянских народов. Для этого Крижанич изучил греческий язык как основной для святоотеческого Православия, приобрел большие познания в византийской литературе, посетил Константинополь, однако всегда испытывал неприязнь к грекам. По его мнению, раскол между восточной и западной церковью истекает не из самой религии, а из политического соперничества за земную власть двух древних народов, греков и римлян, поэтому к славянам этот раскол не должен относиться: «Мы, напротив, должны мирить римлян с греками».

В подтверждение своей идеи Крижанич решил прочесть все важнейшие сочинения православных "схизматиков" ("раскольников"), писавших против догматов католицизма. Издал на эту тему на латинском языке обзор "Всеобщая библиотека схизматиков". Это заставило его заняться и русским языком, так как по-русски было много написано против недавней унии 1596 г.

В 1658 г. Крижанич встретился в Вене с московским посланником Яковом Лихаревым. В то время уже при Царе Алексее Михайловиче русские послы приглашали ученых специалистов-иноземцев на царскую службу. Крижанич увидел в этом благоприятную возможность для достижения своих объединительных целей и самовольно, без одобрения Ватикана, ухал в Москву.

Прибыв в Москву в 1659 г., Крижанич при царском дворе служил переводчиком, активно проповедуя свои идеи. Однако его католического священнического сана русские не признали – он был принят просто как "выходец-сербенин Юрий Иванович" наряду с другими иноземцами, приезжавшими на государеву службу. Историк В.О. Ключевский пишет: «он предлагал Царю разнообразные услуги: вызывался быть московским и всеславянским публицистом, царским библиотекарем, написать правдивую историю Московского царства и всего народа славянского в звании царского "историка-летописца"; но его оставили с жалованьем до 1 1/2, а потом до 3 рублей в день на наши деньги при его любимой работе над славянской грамматикой и лексиконом: он ведь и ехал в Москву с мыслью повести там дело лингвистического и литературного объединения славянства». Главное же: его униатские воззрения на "единую Церковь Христову" были неприемлемы для православных.

Впрочем, его взгляды к тому времени стали неприемлемы и для Ватикана, поскольку Крижанич отводил Руси ведущую роль в чаемом единстве славянских народов и, в частности, поддержал присоединение Малороссии к Великой России. Это противоречило интересам Ватикана.

Тем не менее в Москве Крижанич был обвинен в поддержке униатов и в январе 1661 г. сослан в Тобольск. Ему назначили государственное содержание 90 рублей в год, позволившее трудиться над книгами. Он даже жаловался, что ему никакой государственной работы не дают, а кормят хорошо, "словно скотину на убой". Крижанич прожил в Тобольске 16 лет, написав там свои основные сочинения: "Политика", "О божественном провидении", "Толкование исторических пророчеств", "О святом крещении", "Грамматическое изыскание о русском языке" (идея всеславянского языка) и др.

Как основу для всеславянского единства Крижанич стремился создать чисто славянский язык, без иностранных заимствований. Он отвергал лексику с латинскими и греческими корнями и выбирал слова и грамматические построения, близкие всем славянским языкам. Примерно 60 % слов были общеславянского происхождения, 10 % – русские и церковнославянские, 9 % – сербохорватские, 2,5 % – польские, затем – болгарские, украинские и др. Его "всеславянский" язык был очень пластичен и позволял легко создавать новые слова. Так, например, у Крижанича появились слова "чужебесие" (бешеное пристрастие ко всему чужеземному) и следствие этого порока – "чужевладство" (иноземное иго, тяготеющее над славянами). Крижанич пытался писать на этом "всеславянском" языке свои книги, используя латинский алфавит, хотя не отвергал и употребление кириллицы. Несмотря на то, что созданный им язык остался только в его личном пользовании – это был первый в Европе труд по сравнительному языкознанию славянских народов.

В своей историософской концепции Крижанич утверждал, что провиденциальный Божественный замысел в истории осуществляют в разное время различные народы и государства. В современной ему эпохе такую роль играет Русь, которая может и должна способствовать созданию единой славянской цивилизации как ее изначальная историческая основа.

«Всем единоплеменным народам глава – народ русский, и русское имя потому, что все словяне вышли из русской земли, двинулись в державу Римской империи, основали три государства и прозвались: болгары, сербы и хорваты; другие из той же русской земли двинулись на запад и основали государства ляшское и моравское или чешское. Те, которые воевали с греками или римлянами, назывались словинцы, и потому это имя у греков стало известнее, чем имя русское, а от греков и наши летописцы вообразили, будто нашему народу начало идет от словинцев, будто и русские, и ляхи, и чехи произошли от них. Это неправда, русский народ испокон века живет на своей родине, а остальные, вышедшие из Руси, появились, как гости, в странах, где до сих пор пребывают. Поэтому, когда мы хотим называть себя общим именем, то не должны называть себя новым словянским, а стародавним и коренным русским именем. Не русская отрасль плод словенской, а словенская, чешская, ляшская отрасль – отродки русского языка. Наипаче тот язык, которым пишем книги, не может поистине называться словенским, но должен называться русским или древним книжным языком. Этот книжный язык более подобен нынешнему общенародному русскому языку, чем какому-нибудь другому словянскому. У болгаров нечего заимствовать, потому что там язык до того потерян, что едва остаются от него следы; у поляков половина слов заимствована из чужих языков; чешский язык чище ляшского, но также немало испорчен; сербы и хорваты способны говорить на своем языке только о домашних делах, и кто-то написал, что они говорят на всех языках и никак не говорят. Одно речение у них русское, другое венгерское, третье немецкое, четвертое турецкое, пятое греческое или валашское, или альбанское, только между горами, где нет проезда для торговцев и инородных людей, уцелела чистота первобытного языка, как я помню из моего детства».

Крижанич также подверг критике норманнскую теорию о призвании варягов и вообще необъективность современных ему иностранных сочинений о Руси. Однако и на тогдашней Руси Крижанич многое подверг критике и выдвинул целую программу экономических и политических реформ, необходимых для исполнения объединительной исторической миссии Русского государства: освоить европейские научно-технические достижения, провести централизацию государственного аппарата, создать современную регулярную армию, законодательно определить права различных сословий, облагородить бытовые нравы. Много ценных таких идей – политических, экономических, социальных – содержится в "Политике" ("Разговоры о владетельстве"), главном труде Крижанича, который также представляет собой неприглядную картину нравов Московской Руси глазами европейца (хотя и с однобоким критическим уклоном). Ключевский писал об этом труде, что «автор всюду сравнивает состояние западноевропейских государств с порядками государства Московского. Здесь Россия впервые ставится лицом к лицу с Западной Европой».

Разумеется, в его критике русских порядков была и доля личной обиды. «Меня называют скитальцем, бродягой; это неправда: я пришел к царю моего племени, пришел к своему народу, в свое отечество, в страну, где единственно мои труды могут иметь употребление и принести пользу, где могут иметь цену и сбыт мои товары – разумею словари, грамматики, переводы». Обиженный ссылкой, Крижанич позволял себе вполне прозрачную критику и действий самого Царя: «Есть люди, облеченные властью, с хорошими намерениями и с желанием добра для всех, с готовностью управлять народом справедливо, но они не знают силы вещей, они невежды, не учились тому, что нужно знать им; они неопытны в искусстве управлять, самом тонком и трудном для изучения искусством; они совращены ложными понятиями; их окружают льстецы, невежественные советники, лицемеры-архиереи, лжепророки, астрологи, алхимики, и Бог отнимает у них благодать, наказывая как их самих, так и целый народ, которым они управляют, за грехи их».

Однако критика русских порядков у Крижанича не высокомерно западническая, а вполне разумная и благожелательная, с целью исправления. Он обращается к тому же Царю Алексею Михайловичу: «Ты единый царь, ты нам дан от Бога, чтобы пособить и задунайцам, и ляхам, и чехам, дабы они познали свое угнетение и унижение, помыслили о своем просветлении и сбросили с шеи немецкое ярмо», которое, немцы готовят и России.

Поэтому заимствование полезных европейских наук не должно превращаться в «наше чужебесие или глупость, вследствие которой мы терпим, чтобы иностранцы над нами господствовали, обманывали нас всячески». В частности, нельзя допускать засилье иностранных товаров при всей их привлекательности. «И сколько они нам своих благ подарят, в десять тысяч раз столько нашего блага из нашей земли вон увозят». При этом Крижанич отмечает, что жизнь русских низших слоев (прежде всего крестьян) более свободна и зажиточна, на Руси нет столь огромного разрыва в уровне жизни верхов и низов. В своей работе "Русское государство в половине XVII века" Крижанич отмечает, что славяне – люди прямые и открытые, не склонны к лжи, а поэтому хитрым западным "наставникам" их легко обмануть как "простаков" – вот чего надо опасаться.

Многим русским патриотам кажется, что столь прорусские взгляды Крижанича были недооценены русским правительством, которое проявило явную несправедливость и встретило хорватского ученого "мордой об стол". Однако его идеи славянского единства не могли осуществиться по более важной причине: они были прежде всего культурно-политическими, тогда как подлинное и прочное единство возможно только на единой и истинной, богоугодной религиозной основе. К сожалению, прожив так долго на Руси, Крижанич не понял богословской истинности Православия и, хотя отказался от идеи унии, все же не считал католические догматические новшества ересью (видя только политические причины соперничества) и не стал православным.

После смерти Царя Алексея Михайловича, в марте 1676 г. Крижанич получил разрешение вернуться в Москву, затем он выехал из России в Польшу, где вступил в католический орден.

Юрий Крижанич погиб 12 сентября 1683 г. под Веной в битве с турками-османами, участвуя в военном походе Яна Собеского.

+ + +

Ключевский о Крижаниче

«Объединение всеразбитого славянства надобно было повести из какого-либо политического центра, а такого центра тогда еще не было налицо, он не успел еще обозначиться, стать историческим фактом, не был даже политическим чаянием для одних и пугалом для других, как стал позднее. И эту загадку чутко разгадал Крижанич. Он, хорват и католик, искал этого будущего славянского центра не в Вене, не в Праге, даже не в Варшаве, а в православной по вере и в татарской по мнению Европы Москве. Над этим можно было смеяться в XVII в., можно, пожалуй, улыбаться и теперь; но между тогдашним и нашим временем были моменты, когда этого трудно было не ценить. Как будущий центр славянства, Крижанич и называет Россию своим вторым отечеством, хотя у него не было и первого, а была только турецкая родина...

Он единственный в своем роде пришлый наблюдатель русской жизни, непохожий на множество иноземцев, случайно попадавших в Москву и записавших свои тамошние впечатления. Последние смотрели на явления этой жизни, как на курьезные странности некультурного народа, занимательные для праздного любопытства – не более того. Крижанич был в России и чужой и свой: чужой по происхождению и воспитанию, свой по племенным симпатиям и политическим упованиям. Он ехал в Москву не просто наблюдать, а проповедовать, пропагандировать всеславянскую идею и звать на борьбу за нее. Эта цель прямо и высказана в латинском эпиграфе "Разговоров": "В защиту народа! хочу вытеснить всех иноземцев, поднимаю всех днепрян, ляхов, литовцев, сербов, всякого, кто есть среди славян воинственный муж и кто хочет ратовать заодно со мною". Надобно было сосчитать силы сторон, имевших столкнуться в борьбе, и восполнить недочеты своей стороны по образцам противной, высматривая и заимствуя у нее то, в чем она сильнее... Крижаничу можно отвести особое, но видное место среди наших исторических источников: более ста лет не находим в нашей литературе ничего подобного наблюдениям и суждениям, им высказанным. Наблюдения Крижанича дают изучающему новые краски для изображения русской жизни XVII в., а его суждения служат проверкой впечатлений, выносимых из ее изучения...

Крижанич, как наблюдатель, с видимым огорчением описывавший неприятные явления, которых он не желал бы встретить в стране, представлявшейся ему издали могучей опорой всего славянства. Это недовольство – чрезвычайно важный поворотный момент в русской жизни XVII в.: оно сопровождалось неисчислимыми последствиями, которые составляют существенное содержание нашей дальнейшей истории. Ближайшим из них было начало влияния Западной Европы на Россию».

Из высказываний Крижанича

«Мудрость переходит от народа к народу. Ведь некоторые народы, как, например, египтяне, евреи, греки, были в древности очень сведущими в разных знаниях, а ныне они невежественны. А иные народы (как, например, немцы, французы, итальянцы) были некогда грубыми и дикими, а сейчас они на диво сильны и в ремеслах и во всяких науках. Мы знаем, что за последние века некоторые знаменитые вещи изобретены итальянцами: как, например, колокола, магнитная игла, с которой корабельщики ходят по морю, пение на много голосов. А немцами изобретено книгопечатание, часы, пушки, гравировка на меди и иные вещи. Так пусть же никто не говорит, что нам, славянам, волею небес заказан путь к знаниям и будто бы мы не можем или не должны им учиться. Ведь так же, как и остальные народы не за день и не за год, а постепенно учились друг у друга, так и мы тоже можем научиться, если приложим желание и старание».

«Поистине у королей нет худших врагов, нежели те (люди), что предлагают им советы и способы обогащения, разоряющие подданных и опустошающие королевство. Да и среди самих советников иные льстят и стараются только угождать и потакать (царю), иные алчны и бездушны и поэтому не могут подать никакого хорошего совета, иные боятся сказать истину, иные же – хорошие люди и искренне заботливы, и хотят подать добрый совет, но не умеют. И поэтому среди живых (людей) мало хороших советников, но, как некто сказал, мертвые советники (то есть книги) – это самые лучшие (и) верные друзья. Ведь книгами не движет ни алчность, ни ненависть, ни любовь, (они) не льстят (и) не боятся поведать истину».

«Познание истины и политическая мудрость сначала и до конца в том и состоят, чтобы познать самих себя, то есть природу, и нрав, и состояние народа и страны нашей.

Королевский советник должен, прежде всего, познать природные качества своего народа, то есть (его) природный нрав, таланты и недостатки, достоинства и пороки и все, к чему наши люди от рождения способны или неспособны.

Он должен (во-первых) оценить, и сравнить, и сопоставить обличие, склад, одежду, нравы у богатство иных народов и нашего народа.

Во-вторых, познать природные условия нашей страны или богатство и бедность наших полей: чем земля обильна, чем (она) бедна и чего лишена, что могла бы и чего не может уродить.

В-третьих, познать наше житие: чем оно бедно и чем оно славно, сравнив его с житием других народов и установив, в чем наше житие может считаться беднее, а в чем славнее жития соседних народов.

В-четвертых, познать силу и слабость нашу: в чем мы сильнее и в чем слабее того или иного народа.

В-пятых, познать отечественное правление или отечественные законы и обычаи и древнее и нынешнее состояние народа: что в законах, в обычаях и стародавних государственных указах установлено хорошо и что – плохо.

В-шестых, познать силу и слабость всего королевства: что безопасно и что опасно для королевства, кто наши соседи друзья (и) враги, каковы их силы, желания и думы, какая польза и какой вред нам от них обычно бывает или может еще быть впереди.

В-седьмых, познать способ использования своего богатства или знать, как пользоваться своим добром, которое оп природы дано богом народу и земле нашей, и уметь сохранил его. То есть надо направлять умы и руки подданных ко всем; тому, на что они пригодны и способны и что может быть полезным для народного блага. А землю возделывать так, чтобы мы взяли от нее все плоды, какие она только может уродить.

В-восьмых, скрывать от иных народов тайны народа и королевства нашего. Скрывать неискусность и всякие общие пороки нашего племени. Соблюдать достоинство и славу народную.

В-девятых, уметь различать разные советы. Ибо некоторые советы, полезные какому-либо иному народу, могли бы и нам быть полезны. А иные советы полезны для других народов, а для нас были бы вредны.

Иные (советы) для других вредны, а для нас могли бы быть полезны...»

---