С.Г. Пушкарев1
Среди множества западных авторов — ученых, полуученых и вовсе неученых — весьма популярным является мнение, что русский народ в течение всей своей тысячелетней истории жил в рабском состоянии, привык к своему рабству, не способен и не стремится к устройству своей жизни на началах общественного самоуправления и политической свободы, и потому жестокая партийная диктатура, созданная Октябрьской революцией, является естественным продолжением («continuity») дореволюционной истории России.
Говоря о «перманентном» рабстве русского народа, западные авторы (и некоторые эмигранты) всячески «объясняют» этот «факт», которого в действительности не было. В киевской и новгородской Руси рабы существовали (как и во всех европейских государствах) лишь как особый, сравнительно малочисленный класс населения, стоявший юридически вне общенародной организации, тогда как свободные жители городов в ХІ-ХІІІ вв. (до татарского завоевания, а в Новгороде и Пскове до конца XV в.) не только не были рабами государственной, в то время княжеской, власти, но сами избирали своих князей и изгоняли того князя, который был им «не люб».
В московском государстве ХѴІ-ХѴІІ вв. положение изменилось. Характерными его чертами были, по определению В.О. Ключевского, «боевой строй» и «тягловой строй» с сильной, формально неограниченной властью Великого государя Царя в центре и с закрепощением половины сельского населения многочисленному классу служилых землевладельцев, которые должны были нести «государеву» военную службу «конны, людны и оружны», то есть на своих конях, со своим вооружением и со своими военными слугами (пропорционально величине их земельных владений).
Но царское самодержавие и крепостное право объясняются не «рабской природой» русского народа, а тем историческим фактом, что Московское государство находилось в состоянии почти непрерывной тяжелой военной борьбы с соседями на трех фронтах — на востоке, на юге и на западе. Справедливо сказал недавно скончавшийся патриарх русской историографии в США профессор Г.В. Вернадский: «Самодержавие и крепостное право были ценой, которую русский народ должен был заплатить за свое национальное самосохранение»2.
Задолго до образования славянских государств, в эпоху племенного быта, разрозненные славянские племена жили в условиях первобытной демократии. По свидетельству византийского историка VI века Прокопия, славяне и анты (предки русского народа) не управляются единоличной властью, но «с древних времен живут в демократии» и все важные общественные дела обсуждают и решают в народных собраниях. На русской почве эти народные собрания получили название «веча» (т. е. совещания). Задолго до образования великого княжества Киевского (в конце IX в.) «изначала», по выражению летописи, отдельные русскославянские племена (поляне, древляне, славяне ильменьские и др.) собирались в своих старших городах для совещания со своими старейшинами и племенными князьками и для решения общих дел3.
С появлением на Руси центральной государственной власти значение демократического элемента в государственном управлении временно падает, но с середины XI века, когда великое княжество Киевское распадается на несколько отдельных княжений, на смену прежним племенным сходкам является активное и влиятельное вече старших областных городов. Тогда как в средней и западной Европе в ХІ-ХІІ вв. решающую роль в политической жизни играет феодальная аристократия, в России в это время демократический элемент в государственной жизни играет очень важную, зачастую решающую роль во всех областях от Киева до Новгорода и от Волыни до Ростово-Суздальской земли (только в Галиции, как в соседних Венгрии и Польше, боярская аристократия стремится к политическому господству).
Государственный строй древнерусских княжеств ХІ-ХІІ вв. представляет собой род «неустойчивого равновесия» между двумя элементами: монархическим в лице князя и демократическим в лице народного собрания или веча. Власть князя не была абсолютной, она была ограничена, потенциально или фактически, властью веча. Впрочем, формальные ограничения княжеской власти в делах текущего управления выработались только в Новгороде Великом и во Пскове, где вече сделалось постоянно действующим верховным органом государственного управления и законодательства и высшей судебной инстанцией; в остальных областях вмешательство веча в государственную жизнь происходило лишь в чрезвычайных случаях, главным образом это были приглашение (или изгнание) князя и защита страны от внешних врагов.
Впрочем, компетенция и пределы власти веча в киевской Руси не определялись никакими юридическими нормами. Вече было открытым собранием, всенародной сходкой; в нем могло принимать участие все свободное взрослое мужское население области; фактически главную роль в политической жизни играло население «старших» областных городов (Киева, Новгорода Великого, Чернигова, Полоцка, Ростова, Суздаля, Владимира Волынского), и постановления этих городских собраний считались обязательными для всего населения области; однако жители «пригородов» или «младших» городов могли принимать участие в вечевых собраниях старшего города, а во многих пригородах развивалась собственная вечевая жизнь и происходили свои вечевые собрания; бывали случаи, что «пригороды» приглашали к себе князей, изгнанных из старших городов.
Самым главным и обыкновенным предметом компетенции вечевых собраний было призвание или принятие князей и изгнание князей, не угодных народу. «Князь в мирное время всегда вступал на стол с согласия народа, которое выражалось в крестном целовании и в торжественном посажении его народом на стол» (Сергеевич). Обыкновенно обе стороны ограничивались обоюдным крестным целованием, в котором они обещали соблюдать верность друг другу, «любити и добра хотети». Если кончалась «любовь» народа к князю и он становился «не люб» населению, то кончалась и его власть, народ «показывал ему путь» — из города…
Приведем несколько фактов из множества летописных известий.
— В 1068 г. киевское население, недовольное своим князем Изяславом Ярославичем, неспособным защитить свою землю от половецких нападений, «сотвориша вече на торговищи» и выгнало своего князя из города, а на Киевский престол посадило полоцкого князя Всеслава, которого Изяслав держал у себя в плену (Изяслав возвратился на киевский престол с помощью призванных им поляков).
— В 1113 г., по смерти великого князя киевского Святополка, «совет створиша кияне» и призвали в Киев популярного князя Владимира Мономаха, хотя по княжеским счетам он, принадлежа к младшей линии княжеского рода, не имел права занимать старший трон Киевский.
— В 1146 г. киевляне приняли на княжение черниговского князя Игоря Ольговича после того, как он поцеловал к ним крест с обещанием соблюдать правосудие, не допускать «насилья никоторого» и назначать «тивунов» (судебно-административных чиновников) «по вашей воле». Однако вскоре «не угоден бысть киянам Игорь» и они послали посольство в Переяславль к Изяславу Мстиславичу (внуку Владимира Мономаха) с приглашением «поиди, княже, к нам, хощем тебе». Игорь был свергнут с престола и посажен в заключение, «Изяслав же с великою славою и честью въеха в Киев, и выидоша противу ему множество народа…, и седе на столе деда своего и отца своего». В ответ на требование своего дяди Юрия Владимировича уступить ему киевский престол Изяслав отвечает; «ци сам есмь сел в Киеве? посадили мя кияне».
Оставя киевский юго-запад, взглянем на суздальский северо-восток. В 1157 г., после смерти Юрия Владимировича в Киеве, «ростовцы и суздальцы сдумавше вси, пояша Андрея, сына его старейшего, и посадиша его в Ростове на отни столе и в Суздали, занеже бе любим всеми за премногую его добродетель». — Когда Андрей погиб в результате заговора своих придворных (в 1175 г.), ростовцы и суздальцы пригласили на княжение племянников убитого князя — Мстислава и Ярополка Ростиславичей. Скоро молодые князья вызвали недовольство населения «младшего» города Владимира (на Клязьме), и «володимерцы» сначала обратились с жалобой к вечу старших городов, а когда не нашли у него защиты против насилий своего князя Ярополка, то призвали к себе из Чернигова князя Михаила Юрьевича (брата убитого Андрея) и, с его помощью, разбили и прогнали Ростиславичей.
По смерти Михаила в 1177 г. владимирцы «целоваша крест ко Всеволоду князю, брату Михалкову» и «посадиша его на отни и на дедни столе в Володимери». Соглашаясь, чтобы его соперник Мстислав Ростиславич княжил в Ростове, Всеволод предложил ему решение вопроса о княжении в Суздале предоставить народу (т. е. суздальскому вечу): «да кого восхотят, то им буди князь».
— В 1212 г., по смерти великого князя Всеволода Суздальского, завещавшего своему сыну Ярославу Переяславское княжение (Переяславля Северного), Ярослав, явившись в Переяславль, созвал народ на вече и обратился к «братьям переяславцам» вопросом: «хотите ли иметь меня своим князем?» Переяславцы единодушно приняли его на княжение.
Вторым — чрезвычайно важным — кругом вопросов, подлежавших решению веча, были вопросы о войне и мире. В случае нападения внешних врагов или в случае далекой и трудной военной экспедиции, которую замышлял князь, он обыкновенно обращался за помощью к народу.
Собственные силы князя (его «дружина») состояли лишь из нескольких сот профессиональных воинов, и их было далеко не достаточно для ведения серьезных военных операций или для далеких походов; в таких случаях князь нуждался в созыве народного ополчения, а для этого ему нужно было согласие веча. Иногда народ требовал от князя более энергичных военных действий, иногда он отказывался от участия в его военных предприятиях и требовал сохранения (или заключения) мира.
— В 1068 г. киевляне заявили своему князю Изяславу: «Се половцы росулися по земли; дай, княже, оружье и кони, и еще бьемся с ними». Изяслав не исполнил требования веча, и «кияне» прогнали его с престола. — В 1093 г., во время большого похода на половцев, князья хотели заключить мир с половцами, «кияне же не восхотеша, но рекоша: «хочем ся бити» (к сожалению, они были побиты…). — В 1138 г., когда к Чернигову шли большие военные силы князей, противников Всеволода Черниговского, «людье черниговцы» потребовали от Всеволода: «останися (т. е. оставь) высокоумья своего и проси мира». Всеволод же то слышав, яко смыслен сый испроси мир». — В 1149 г., когда киевский князь Изяслав хотел начать войну против своего дяди Юрия, «кияном же не хотящим, глаголющим: мирися, княже, мы не идем»…
В XIII в. политическая роль вечевых собраний в восточных областях России постепенно падает, а княжеская власть усиливается. По мере того, как русское население «растекается» по Русской равнине с юго-запада на северо-восток, земледелие и подсобные лесные промыслы становятся его главными занятиями, и с преобладанием сельского населения над городским исчезают благоприятные условия для вечевых собраний. Сельское население, разбросанное мелкими поселками на обширных пространствах, не имеет ни возможности, ни охоты собираться в далекий город на вече, а жители небольших городов «удельной» северо-восточной Руси не обладают достаточной силой, организованностью и независимостью, чтобы заставить князя подчиняться их воле.
Но окончательный удар вечевому строю на северо-востоке наносит татарское завоевание (1238-1240 гг.). Русские князья, подвластные татарскому «царю», получив от татарского хана признание своих владельческих прав, могли, в случае столкновения с подвластным русским населением, опираться на татарскую силу. «Нашествие татар впервые познакомило русские княжения с властью, с которой нельзя входить в соглашение, которой надо подчиняться безусловно. Почва для развития вечевой деятельности была сразу уничтожена. Ханы татарские не имеют надобности входить в соглашение с народом. Они достаточно сильны, чтобы приказывать ему» (Сергеевич).
Должно, однако, заметить, что русское население переносило татарское иго не безропотно и не без активного протеста. Прошло каких-нибудь 20 лет со времени страшного татарского погрома, как население центральной России, возмущенное насилиями и притеснениями татарских чиновников («баскаков») и сборщиков-откупщиков татарской дани («бесерменских» купцов), подняло против татар открытое восстание. Под 1262 г. читаем в летописи: «Избави Бог от лютого томленья бесурменского люди Ростовские земли: вложи ярость в сердца крестьянам4, не терпяще насилья поганых, изволиша вече, и выгнаша (их) из городов, из Ростова, из Володимира, из Суздаля, из Ярославля; окупахуть бо ти окаянный бесурмени дани, и от того велику пагубу людем творяхуть»… В другой летописи читаем краткое известие о том же: «Изгнаша поганых от всех градов, не терпя насилия их».
И после того русское население отдельных городов и областей неоднократно поднимало восстания против своих угнетателей. Так под 1289 г. читаем в летописи: «Тогда же бе много татар в Ростове, и изгнаша их вечем и ограбиша их». В 1327 г. произошел большой антитатарский мятеж в Твери, сопровождавшийся избиением многих татар. Конечно, подобные мятежи вызывали затем появление татарских карательных экспедиций и жестокую расправу с непокорным населением. — В первой половине XIV в. татарские ханы нашли для себя более удобным и выгодным изъять сбор дани на Руси из рук своих чиновников и откупщиков и поручить его русским князьям.
По мере роста Московского княжества и усиления власти московских государей поднималось экономическое и социальное значение столичной Москвы и росло ее население. Проникнутое национально-религиозными чувствами, московское население в ХІѴ-ХѴ вв. весьма неохотно подчинялось власти «поганого» татарского царя и всячески поддерживало своих Великих князей, когда они выступали на борьбу с татарами, а когда они уклонялись от этой борьбы, москвичи пытались даже вести эту борьбу на свой риск и страх.
— В 1382 г., когда татарский хан Тахтамыш с большим войском подступил к Москве, а великий князь Дмитрий Иванович, не имея достаточных сил для отпора татарам, «поеха на Кострому», в городе «бяху людие смущени, яко овцы не имущи пастыря, гражданстии людие возмятошася»; «и сотвориша вече, позвониша во все колокола», московское простонародье решило сопротивляться татарам и затем, под руководством приехавшего в Москву литовского князя Остея, организовало защиту города и с успехом отбивало приступы татар; последние овладели городом только благодаря измене нескольких русских князей, которые «лживыми речами» уговорили москвичей отворить городские ворота, после чего Москва подверглась страшному разгрому (Воскресенская летопись, 1382 г.).
— В 1445 г., когда Великий князь Василий Васильевич был захвачен в плен татарами и татарское войско двинулось к Москве, «гражане в велицей тузе и волнении бяху; … чернь же совокупившеся начаша врата градная преже делати, а хотящих из града бежати начаша имати и бити и ковати; и тако уставися волнение, но вси обще начаша град крепити»… Татары не решились напасть на крепкую Москву и вскоре выпустили великого князя из плена (за выкуп).
— В 1451 г. татары снова подступили к Москве, «князь же велики изыде из града Москвы и с сыном своим»; «и тако в велице печали и скорби гражане быша и в недоумении мнозе»; однако они снова стали готовиться к обороне — «а гражане начаша пристрой градный готовити против безбожных…, еже подобает к брани на противныя», и «выходяще из града начаша с противными битися», и татары вскоре отступили от города.
— В 1480 г. во время нашествия хана Ахмата, стоявшего с большим татарским войском на берегу р. Угры, Великий князь Иван III не решался атаковать татарскую силу, «слушающе злых человек сребролюбцев, богатых и брюхатых, предателей хрестианских», которые советовали ему искать примирения с татарами; в это время московское духовенство (во главе с архиепископом ростовским Вассианом) и московское простонародье энергично требовали от Великого князя, чтобы он крепко стал против «безбожного» царя Ахмата и не допустил восстановления татарской власти на Руси; когда Великий князь, оставив войско, приехал в Москву, «нача владыка Васиан зле глаголати князю великому, бегуном его называя, …а гражане роптаху на великого князя»…
Из приведенных мною летописных цитат (число которых может быть значительно увеличено!) явствует, что ни на юго-западе, ни на северо-востоке русского мира ни в ХІ-ХІІ, ни в XIII- XV вв. русское население отнюдь не представляло собой толпы безгласных и безличных рабов, послушных только хозяйскому кнуту и только этим кнутом приводимых в движение. — Но полного своего развития древнерусская политическая свобода достигла на русском северо-западе: ее очагами были «господин Великий Новгород» и «господин Псков».
Новгород Великий5 был столицей огромной территории, занимавшей весь север Великой Русской равнины. В Х-ХІ вв. Новгород находился под властью Великих князей киевских, которые держали в нем своего наместника (обыкновенно одного из своих сыновей). В борьбе Ярослава Владимировича с его братом Святополком (в 1015-19 гг.) новгородцы оказали Ярославу самую деятельную и энергичную помощь, и только благодаря им Ярослав завоевал престол Великого княжества Киевского; после победы Ярослав дал новгородцам «грамоту» или «устав», который послужил основой их будущей вольности; в позднейших договорах со своими князьями новгородцы требовали, чтобы последние целовали крест «на всей воле новгородской и на всех грамотах Ярослав- лих».
— Разделение Руси в ХІ-ХIІ вв. на несколько отдельных княжеств ослабило силу и влияние Великого князя Киевского, а появление многих областных князей предоставило Новгороду фактическую возможность приглашать к себе на княжение того из русских князей, который был ему «люб». В 1095 г. новгородцы пригласили к себе князем Мстислава, сына Владимира Мономаха, а когда в 1102 г. великий князь Киевский Святополк заявил о своем намерении послать на княжение в Новгород своего сына, то новгородские послы от имени новгородского веча решительно заявили Святополку: «Не хотим Святополка, ни сына его; если у твоего сына две головы, то пошли его в Новгород». Святополк много спорил с ними, но они поставили на своем, и Мстислав остался князем новгородским. Эта «бескровная революция», ограничившаяся перебранкой новгородских послов с великим князем Киевским, означала, в сущности, конец власти последнего над Великим Новгородом.
Правда, при великих князьях Владимире Мономахе (1113-1125) и сыне его Мстиславе (1125-32) новгородцы еще признавали власть Великого князя Киевского, но после смерти Мстислава они сразу почувствовали себя господами в своем доме; в 1136 г. они не только «сдумаша, яко изгонити князя своего Всеволода», но даже посадили его, со всем семейством «с женою, с детьми и с тещею» на 2 месяца под арест.
— С тех пор мы читаем в летописях многочисленные известия о том, что новгородцы «изгнаша», «выгнаша» или «выслаша» от себя такого-то князя или «показаша путь» своему князю6, а к себе «позваша», «прияша» или «посадиша» другого, который был им «люб» (обычно на короткое время). — В конце XII века право Новгорода выбирать себе любого князя между всеми русскими князьями было бесспорным и общепризнанным. Под 1196 г. читаем в Новгородской летописи: «а Новгород выложиша вси князи в свободу: где им любо, ту же собе князя поимають». — Помимо князя, новгородское вече выбирало (и сменяло) высших должностных лиц новгородской администрации: «посадника», «тысяцкого» и даже кандидатов на пост главы новгородской церкви, владыки архиепископа новгородского.
Приглашая нового князя, «господин Великий Новгород» заключал с ним формальный договор, точно определявший его права и обязанности. До нас дошел ряд таких договоров, из которых первый относится к 1265 г., но договоры ХІІІ-ХІѴ вв. не были новостью в политической жизни Новгорода, они лишь закрепляли старый политический обычай, который каждый вновь приглашаемый князь обязуется соблюдать нерушимо: «На сем, княже, целуй хрест ко всему Новугороду, на чем целовали деды и отцы, — Новгород ти держати в старине, по пошлине, без обиды» («пошлиною» назывался в то время старый, давно утвердившийся обычай). Князь нужен был Новгороду главным образом как военачальник, и в случае войны он (со своею дружиною) должен был «пособлять Новугороду бес хитрости»; однако сам он не должен был ни с кем начинать войну «без новгородского слова» (т. е. без постановления веча). Вся судебная и правительственная деятельность князя должна была идти в согласии с местными обычаями, совместно с новгородским посадником и под его постоянным надзором: «А бес посадника ти, княже, суда не судити, ни волостей раздавати, ни грамот деяти; а без вины мужа волости не лишити». Вся местная администрация должна быть назначаема из новгородцев, а не из княжих мужей. За свою службу князь получает «дар» с новгородских волостей, размеры которого точно определяются в договорах.
«Господин Великий Новгород» разделялся на «концы», «сотни» и «улицы», и все эти части его представляли собой самоуправляющиеся общины; они имели свои местные веча и выбирали для управления и представительства «сотских», а также кончанских и улицких старост. Союз этих местных общин и составлял Великий Новгород, и «совокупная воля всех этих союзных миров выражалась в общем вече города» (Ключевский). Вече созывалось (звоном вечевого колокола) по инициативе князя, или посадника, или любой группы граждан. На вечевую площадь собирались все свободные и полноправные новгородцы — «вольные мужи» — и все имели одинаковое право голоса.
Компетенция новгородского веча была всеобъемлюща, оно издавало (или отменяло) законы и отдельные распоряжения; оно приглашало князя и заключало с ним договор, а в случае недовольства им изгоняло его; оно выбирало, сменяло и судило высших должностных лиц новгородской администрации посадника и тысяцкого и разбирало их споры с князем; оно выбирало кандидатов на пост архиепископа новгородского, иногда «миром» ставило церкви и монастыри; вече назначало подати и распоряжалось государственными землями Великого Новгорода; вече было высшей судебной инстанцией. Наконец, вече ведало всю область внешней политики: делало постановления о сборе войска, о постройке крепостей на границах страны; объявляло войну и заключало мир, а также заключало торговые договоры с чужими странами. — Вече имело свою канцелярию, или вечевую избу, которая записывала приговоры веча и выдавала грамоты от имени новгородского правительства, боярского совета («старые посадники» и «старые тысяцкие») и всего новгородского народа: «и бояре, и житьи люди, и купцы, и черные люди, и весь господин государь Великий Новгород…»
Псков сначала был «пригородом» Новгорода Великого, однако уже в ХІІ-ХІІІ вв. псковичи проявляют тенденцию к политической самостоятельности и неоднократно приглашают к себе князей независимо от Новгорода. В 1347 г. новгородцы признали независимость Пскова (и назвали его своим «братом молодшим»). Подобно новгородскому вечу, вече «господина Пскова» было верховным правительственным органом Псковской земли и сосредоточивало в своих руках всю законодательную, военную, высшую судебную и административную власть. — Псковская «судная грамота» ясно и выразительно формулирует законодательные права псковского веча: «А которой строки (т. е. статьи) в сей пошлинной грамоте нет, и посадникам доложити господина Пскова на вече, да тая строка написати. А которая строка в сей грамоте не люба будет господину Пскову, ино та строка вольно выписать вон из грамоты».
Вече выбирало и сменяло князя и посадников, руководило всеми делами внешней и внутренней политики, делало постановления о постройке пограничных крепостей, о созыве народного ополчения и ведении военных операций (псковичи вели долгую, упорную и успешную борьбу со своими западными соседями, ливонскими немцами). Князь, приглашаемый вечем, должен был «целовать крест к псковичам на всех псковских пошлинах и старинах» и не мог предпринимать никаких важных действий «без псковского повеления».
Москва положила конец самостоятельности Новгорода в 1478 году и Пскова в 1510 году. Новгород Иван III покорил военною силою; Псков не оказал Василию III вооруженного сопротивления, ввиду явной безнадежности борьбы. Когда Василий III «обычай псковский переменил и старину порушил», псковичи лишь горько оплакали свою утраченную свободу и с болью в сердце подчинились суровой исторической необходимости; «от начала убо Русские земли, — замечает псковский летописец, — сей убо град Псков ни коим же князем владом бе, но на своей воли живяху в нем сущие людие»…
+ + +
Московское правительство, присоединяя к Московскому государству новые области, не стремилось разрушать весь старый уклад местной жизни и нарушать старые обычаи; оно оставляло в прежнем виде выборные органы местного самоуправления, городского и сельского. Великий князь московский посылал в города своих «наместников», а в сельские местности «волостелей», но эта великокняжеская администрация заботилась больше о своем «кормлении», чем об управлении, не говоря уже об удовлетворении интересов и нужд местного населения — об этом последнее заботилось само. И в городах и в волостях население исстари выбирало своих старост и сотских, своих «излюбленных» людей для заведывания местными делами. В юридических актах XV века читаем, что «староста со крестьяны» распоряжается волостными «угодьями» (например, отводит лесные участки новым поселенцам) или выступает в суде, защищая имущественные интересы своей волости.
Московское правительство использовало выборные органы местного самоуправления для своих финансовых и административных целей, прежде всего для взыскания податей с населения. Не обладая собственным штатом финансовых чиновников, правительство накладывало на отдельные города и волости лишь общую сумму подлежащих уплате податей, а затем выборные местными обществами люди производили распределение этой суммы между отдельными плательщиками («разруб» или «размет») сообразно их имущественной состоятельности («по животам и по промыслам»), причем общество отвечало круговою порукою за своих неисправных членов. Таким образом, местные общества, в московский период, были связаны не только добровольной связью общих интересов, но и принудительной связью финансового «тягла», налагаемого правительством.
Управление московских «кормленщиков» (наместников и волостелей) сопровождалось многочисленными злоупотреблениями и вызывало недовольство и ропот местного населения, за счет которого они стремились не только «кормиться», но и наживаться. Чтобы оградить население от произвола и злоупотреблений «кормленщиков», правительство в «уставных» и в «жалованных» грамотах для отдельных местностей устанавливало размеры наместничьих «кормов».
Судебная власть наместников и волостелей, представлявшая особенно широкое поле для вымогательств и злоупотреблений, была подчинена двойному надзору — сверху и снизу: некоторые важнейшие дела должны были переноситься для окончательного решения в московские «приказы», с другой стороны, судебные действия наместников и волостелей подчиняются надзору представителей местных обществ: или общие земские власти (старосты и сотские) или специально выбранные местными обществами «судные мужи», «добрые люди», «лучшие люди» привлекаются в суд наместников и волостелей; как знатоки местных юридических обычаев и как защитники интересов местных обществ, они должны были «в суде сидети и правды стеречи», то есть наблюдать за правильностью судопроизводства. Уставная Белозерская грамота 1488 г. предписывает: «А наместникам нашим и их тиунам без сотцких и без добрых людей не судити суд» (А. А. Э. I, № 123).
Судебник 1497 года установил как общее правило, что на суде кормленщиков должно «быти старосте и лутчим людям; а без старосты и без лутчих людей суда наместником и волостелем не судити». В XVI в. на местах образуются для участия в суде особые коллегии судных или «судецких» «целовальников» (т. е. присяжных). — Царский Судебник 1550 г. устанавливает обязательное присутствие в наместничьем суде старост и «лучших людей, целовальников», повторяя предписание: «А без старосты и без целовальников суда не судити», и предписывает повсеместное распространение этого института: «А в которых волостях наперед сего старост и целовальников не было, и ныне в тех во всех волостях быти старостам и целовальникам». Наместники и их тиуны не имеют права арестовать никого из местных людей, не предъявив («не явя») их старостам и целовальникам, которым они должны объяснить причины ареста. При судебном разбирательстве «судные дела» (т. е. протоколы) должны писать «земские дьяки», а старосты и целовальники должны к тем судным делам руки свои прикладывати» (параллельно ведут запись «наместничьи дьяки», «слово в слово»).
Дальнейшим моментом в реформе местного суда и управления в XVI в. является замена суда «кормленщиков» судом выборных земских властей. В 30-х и 40-х гг. XVI в. царскими грамотами в ряде местностей из рук наместников и волостелей изъемлется суд по уголовным преступлениям, так называемое «губное дело» («разбойные и татиные и убивственные дела»), и передается в руки избираемых местными обществами «губных старост» и их помощников «губных целовальников». Губные старосты избирались из дворян и детей боярских («которые бы грамоте умели и которые пригожи») всеми классами населения, включая крестьян, губные целовальники избирались из среды тяглых людей, «посадских» (т. е. городских) и сельских.
В 50-х гг. XVI в. правительство Ивана IV делает следующий важный и решительный шаг в деле реформы местного управления и суда. Рядом «уставных» царских грамот, данных различным областям по «челобитьям» (т. е. по просьбам) местного населения, правительство вовсе отменяло управление наместников и волостелей и передавало все местное управление и суд в руки выборных земских властей — избираемых посадскими людьми и волостными крестьянами «излюбленных судей», старост или «голов», «которые бы были добры и прямы и всем крестьянам любы», «от которых бы крестьянам продаж и убытков и обиды не было», и которые должны были «крестьян судити и управу меж них чинити» во всех делах «вправду», «беспосульно и безволокитно», и только те дела, которые им «кончать не мочно», присылали бы для доклада в Москву. На суде у выборных судей, как у прежних наместников, велено быть посадским и волостным «лутчим людям», а за неправедный суд и за злоупотребления властью выборным судьям грозило «жестокое наказанье». А вместо наместничьих кормов и пошлин местные общества должны были платить непосредственно в царскую казну установленный «оброк»7.
Земское самоуправление могло быть введено в значительной части центральных областей и в северных посадах и волостях, где сохранилось свободное «государево» крестьянство. В части центральных областей, а также в областях южных и западных для него не было благоприятной почвы. Во многих южных городах вовсе не было или почти не было «посадских людей» (т. е. торгово-промышленного населения), а жили там только государевы служилые люди. Крестьяне же в этих областях почти все жили на землях вотчинников и помещиков, находились под властью своих господ и управлялись их приказчиками8 .
В смутное время, когда Русская земля стала «безгосударной», самоуправляющиеся земские миры центральных и северных областей обнаружили замечательную силу, жизненность и активность. Установив между собою оживленные сношения, собирая денежные средства и «ратных людей», они создали первое и затем второе земское ополчение для освобождения страны от внешних врагов и русских «воровских людей» и восстановили разрушенную смутой политическую организацию «великого Российского царствия»9.
По прекращении смуты население некоторых областей просит нового Царя Михаила Федоровича о восстановлении их «жалованных» и «судных» грамот. По челобитью Устюжны-железопольской «посадских людей», и всех крестьян «лутчих и середних и молодчих людей», новый Царь в 1614 г. повелел им судиться своими «излюбленными судьями» с участием «лутчих крестьян» (А. А. Э. III, № 36). — В 1622 г. крестьяне пяти Устьянских волостей били челом Царю, «а сказали: в прежних де годах, до московского разоренья, у них в Устьянских волостях приказных людей не бывало, а судили их мирские выборные судейки; а после де московского разоренья как почали у них быти приказчики и им де от тех приказчиков чинятся налоги («налогами» в то время назывались незаконные поборы) и убытки и продажи великие»; угнетенные «насильствами» приказчиков, крестьяне «оскудели» и просят царя «в Устьянских волостях вперед приказчикам быти не велети, а велети б у них быти мирским выборным судейкам по прежнему», Государь, «жалуючи крестьянство», велел приказчиков «от волостей отставить»; а крестьянам «лутчим и середним и молодчим людям выбрати у себя в волостях, кого из себя излюбят все волостные люди» для суда и управления по два человека в каждой волости (А. А. Э. III, № 126).
Однако XVII век (особенно его вторая половина) оказался временем неблагоприятным для местного самоуправления. Время, следовавшее непосредственно за Смутой, наполненное борьбой с внешними и внутренними врагами, требовало сильной правительственной власти на местах, и вот государевы «воеводы», которые прежде были преимущественно в пограничных областях «для береженья» от неприятелей, в XVII в. являются во всех городах Московского государства, на всем необъятном его пространстве, от Новгорода и Пскова — до Якутска и Нерчинска. Воеводы действуют по «наказам» (инструкциям) московских приказов и соединяют в своих руках власть и военную, и гражданскую. Лишь «губные» учреждения, с губными старостами во главе, сохраняются как особое, формально самостоятельное ведомство. Земские учреждения в посадах и волостях также сохраняются, но они в течение ХѴІІ века все более теряют свою самостоятельность, все более превращаются в подчиненные, вспомогательные и исполнительные, органы приказного управления. В северных областях и в XVII веке сохраняются посадские и крестьянские «миры» с их выборными старостами и «земскими судейками»10. Однако волостной суд теперь решает лишь сравнительно мелкие тяжбы между крестьянами и подчиняется надзору воеводы.
В общем, вторая половина XVII века была временем упадка земского начала и растущей бюрократизации управления в Московском государстве. Однако в северных областях жизнь крестьянского «мира» далеко не заглохла и в XVII веке11. Выборные органы крестьянского самоуправления, обслуживая финансовые и административные нужды государства, обслуживали в то же время разнообразные нужды и интересы крестьянских обществ. Крестьянский волостной сход по-прежнему избирал своих старост, земских судей, «судецких целовальников» для участия в суде и «разрубных целовальников» для распределения податей и повинностей, а также ряд иных должностных лиц для несения полицейской и финансовой службы. Если нужно было обращение к центральной власти, мирской сход выбирал «мирских челобитчиков» и, снабдив их «мирской заручной (т. е. подписанной) челобитной», посылал их в Москву.
Волостной староста со своими помощниками заведовал общими волостными «угодьями» — лесами, пастбищами, рыбными ловлями. — Наконец, в сфере компетенции крестьянского мира была в то время еще одна, весьма важная, область: «Мир заботится об удовлетворении духовных интересов своих членов. Совпадая с религиозной общиной (т. е. приходом), он сооружает и поддерживает церковь, приглашает священнослужителей, содержит при церкви благотворительные учреждения» (Богословский I, 195). Для ведения церковного хозяйства «мир» выбирает церковных старост, «людей добрых, душою прямых и животом прожиточных», которые должны были вести церковное хозяйство «с мирского совету» и отдавать в «мир» отчет в приходе и в расходе церковных средств. Крестьянский мир в XVII в. избирал даже своих священников12 (которые потом, конечно, должны были быть «поставлены» епархиальным архиереем), — «выборы священника миром были на севере в XVII в. обычным способом замещения священнических должностей в приходах» (Богословский II, 26).
+ + +
В Московском государстве были не только органы местного самоуправления, но — в чрезвычайных обстоятельствах — собирались и «советы всея земли», получившие в исторической науке название «Земских соборов». Земские соборы возникают одновременно с московским царством. Первый московский Царь уже в 1550 г. созвал Земский собор (о котором мы мало знаем). Второй Земский собор Иван IV созвал в 1566 г. (во время Ливонской войны) для решения вопроса о том, следует ли мириться с королем польским, отказавшись от завоеванных русскими городов, или «пригоже ли ныне за то стояти»? На соборе духовенство, «и бояре, и приказные люди, и дети боярские, и купцы, и все торговые люди приговорили, что царю… Ливонские земли городов польскому королю никак не поступатись и за то крепко стояти» (Р. И. Б. III, 278).
По смерти Федора Ивановича, с которым прекратилась династия Рюрика на русском престоле (в 1598 г.), когда на Москве не стало «природного» (т: е. наследственного) Царя, земский собор должен был получить учредительный характер: ему предстояло избрать нового Царя и основать новую династию. Собор, руководимый патриархом Иовом, избрал Царем Бориса Годунова. Избирательная соборная грамота утверждает, что Бориса призвали на царство «все православные христиане со всем народом всея земли Российского государства», и что приговор об избрании постановлен «с совету» духовенства, бояр, служилых людей «и всех чинов всяких людей всея Русския земли». Всячески подчеркивая связи Бориса с угасшим «царским корнем», соборная грамота приводит в то же время и демократическо-теократическую мотивировку своего постановления: «глас народа — глас Божий» (А. А. Э. II, № 7).
В наступивших затем бурях Смутного времени «глас народа» стал решающей политической силой. Когда в 1606 г. боярин князь Василий Шуйский вступил на престол «без избрания земского», «без воли всея земли», то многие области отказались признать его своим Царем, и повсюду вспыхнули восстания против него. — В 1610 г., когда московские бояре и «служилые и жилецкие люди», находясь между двух огней (между поляками и русскими «воровскими людьми»), согласились принять на царство польского королевича Владислава, они заключили с ним договор, который формально ограничивал его власть и предусматривал совет «всей земли» с законодательной властью. — В Ляпуновском ополчении 1611 г. «строить землю и всяким земским и ратным делом промышлять» должны были трое воевод, «которых избрали всею землею по сему всее земли приговору» и которых «вся земля» могла «переменити». — Во втором земском ополчении князя Пожарского, во время его пребывания в Ярославле (в 1612 г.), образовался постоянный «совет всея земли», который представлял собою временное правительство для ополчения и для значительной части страны.
По освобождении Москвы от поляков (поздней осенью 1612 года) в Москву был немедленно созван для избрания государя «всемирный совет», на который съехались «всякие служилые и посадские и уездные люди», и в феврале 1613 г. «всякие люди всех городов всего великого Российского Царствия» «обрали» на царство Михаила Федоровича Романова.
Новый Царь, молодой, слабый и неопытный, удержался на престоле только благодаря поддержке Земских соборов, которые в течение первых десяти лет его царствования заседали почти непрерывно и делали постановления о сборе чрезвычайных податей и о принятии мер, необходимых для восстановления разрушенного Смутой государственного порядка. Возвратившийся из польского плена отец Царя Филарет, ставший в 1619 г. Патриархом Московским и соправителем своего сына, также находил нужным сотрудничество правительства и земских людей. В 1619 г. правительство разослало по городам «окружную грамоту» о присылке в Москву от духовенства и от служилых и от посадских людей выборных «добрых и разумных», которые умели бы рассказать «всякие их нужи и тесноты и разоренья и всякие недостатки» и указать средства для их устранения; «а мы, великий государь, с отцем своим… советовав, по их челобитью, учнем о Московском государстве промышляти, чтоб во всем поправити, как лутче» (А. А. Э. III, № 105).
В 30-х гг. XVII в. в Москве заседали Земские соборы, обсуждавшие военные и финансовые вопросы (в 1632-34 гг. Московское государство вело войну с Польшей).
В 1642 г., когда донские казаки предложили московскому Царю принять под высокую государеву руку взятую ими сильную турецко-татарскую крепость Азов, Михаил созвал Земский собор и предложил на его решение трудный вопрос: «…и государю царю… за Азов с Турским и с Крымским царем разрывать ли, и Азов у донских казаков принимать ли?» Выборные люди ответили, что они рады Государю служить, но в то же время жаловались на свою бедность и подвергли резкой критике управление московской приказной администрации, заявив Царю: «а разорены мы, холопи твои, пуще турских и крымских бусурманов московскою волокитою и от неправд и от неправедных судов»… (Акты 3. С., стр. 54). Получив ответы выборных людей, правительство отказалось от намерения начинать войну с Крымом и Турцией и приказало казакам оставить Азов.
Преемник Царя Михаила, Алексей Михайлович, побуждаемый бунтами простонародья и «челобитьями» лояльных своих подданных, решил устранить беспорядки и злоупотребления в приказно-бюрократическом управлении путем издания нового свода законов или Уложения, которое решено было «написати и изложити общим советом, чтобы Московского государства всяких чинов людям суд и расправа была во всяких делах всем ровна». Для осуществления этого «великого царственного и земского дела» велено было служилым и посадским людям из всех городов выбрать «добрых и смышленых людей, кому бы государевы и земские дела были за обычай». Выборные люди, собравшись осенью 1648 г. в Москву, принимали деятельное участие в подготовке и в составлении нового свода законов, и целый ряд новых статей был включен в Уложение по «челобитьям» выборных людей.
В 1651 и в 1653 гг. правительство созывало Земский собор, чтобы сообщить ему о неправдах и обидах со стороны польского короля и о «присылках» запорожского гетмана Богдана Хмельницкого, «что они бьют челом под государеву высокую руку в подданство»; выборные люди заявили, что они «ради помереть за государскую честь», «а гетмана Богдана Хмельницкого, для православныя християнския веры… пожаловал бы великий государь… по их челобитью, велел их приняти под свою государскую высокую руку» (Акты, с. 76).
После 1654 г. правительство уже не созывало Земских соборов полного состава, ограничиваясь совещаниями с представителями служилого или торгового класса для обсуждения некоторых частных вопросов. С усилением государственной власти во второй половине XVIII в., с ростом бюрократизации управления и с ослаблением земского самоуправления на местах Земские соборы приходят в упадок.
Значение и характер Земских соборов были различны в различные эпохи. Иногда соборы носили лишь совещательный и осведомительный характер. «Уложенный» собор 1648-49 г. имел законодательный характер. Избирательные соборы 1598 и 1613 гг. имели учредительный характер и олицетворяли верховную власть в государстве. Соборы в конце Смутного времени (в 1612-13 гг.) и в первые годы царствования Михаила сыграли весьма важную роль в деле восстановления разрушенного Смутой «великого Российского царствия», и в этом их большая историческая заслуга.
В состав Земских соборов входили три элемента: «освященный собор» из представителей высшего духовенства, боярская дума и представители служилого и посадского классов Московского государства. Свободное северное крестьянство, которое образовало с посадскими людьми общие «всеуездные миры», могло быть также представлено на соборах, но голос массы владельческих крестьян там не был слышен (и Уложение 1649 года, в угоду служилым людям, утвердило крестьянское закрепощение). На избирательном соборе 1613 г. были и представители донских казаков (составлявших часть земского ополчения).
+ + +
В рамках этой статьи мы можем лишь упомянуть интересный и своеобразный исторический факт русского казачества. В XVI- XVII вв. на юго-западных окраинах казачество Запорожское, а на юго-восточных — казаки донские, терские, волжские и уральские образовали своеобразные военные республики, которые вели непрерывную борьбу с враждебными соседними народами и непрерывно пополнялись притоком наиболее смелых, активных и предприимчивых элементов русского населения, которым было тесно жить у себя на родине и которые не хотели тянуть государево или помещичье «тягло». Вместо древнего веча, в вольных казацких республиках собирался войсковой «круг», который выбирал всех должностных лиц войскового управления и решал все вопросы текущей жизни «по войсковому обычаю». — Долгое время (до второй половины XVII в.) между вольными казаками не было никаких социальных различий. Каждый казак мог сделаться выборным атаманом, судьей или есаулом, если заслуживал этого, а по сдаче должности снова становился рядовым казаком. Когда Москва, привыкшая к различию общественных разрядов, потребовала в 1638 г., чтобы донские казаки прислали к Царю для переговоров по азовскому делу «лутчих атаманов и казаков», казаки, прочтя в кругу государеву грамоту, ответили царскому послу: «а то де у них и лутчие люди, ково они, выбрав Войском, пошлют ко Государю; а лутчих де людей у них на Дону нет, все они меж себя ровны» (Р. И. Б. XVIII, с. 660).
Сергей Пушкарёв
- Sergei Pushkarev, researcher at Yale University, is the author of numerous (Сергей Германович Пушкарёв (англ. Sergei G. Pushkarev; 8 августа 1888 — 22 января 1984) — русский историк российского зарубежья, педагог. – из Википедии)
- «Autocracy and serfdom were the price the Russian people had to pay for national survival» (George Vernadsky. The Mongols and Russia, Yale U. Press, 1953, p. 390.
- «Новгородцы бо изначала, и Смольняне, и Кияне, и Полочане, и вся власти (т. е. волости, области) якоже .на думу на веча сходятся; на что же старейшин (города) сдумаютъ, на том же пригороди станутъ (П. С. Р. Л. I, 160). — Приводимые мною в дальнейшем изложении сведения о деятельности древнерусского веча содержатся в «Полном Собрании Русских Летописей» (П. С. Р. Л.): Лаврентьевская летопись (т. 1); Ипатьевская летопись (т. II); Новгородские летописи (тт. ІІІ-ІѴ); Псковские (тт. ІѴ-Ѵ); Воскресенская летопись (тт. ѴІІ-Ѵ1ІІ). — Сокращения: Сергеевич; В. И. Сергеевич, Древности русского права, т. II. Вече и князь. — А. А. Э.: Акты, собранные археографической экспедицией Академии наук. — Р. И. Б.: Русская Историческая Библиотека. — А. 3. С.: Акты, относящиеся к истории земских соборов, М., 1909. — А. Ю. Б.: Акты, относящиеся до юридического быта древней России.
- Словом «крестьяне» = «хрестьяне» = христиане в татарскую эпоху стали называть православное русское население, в противоположность «поганым» татарам.
- Богатое собрание документов по истории Новгорода и Пскова заключается в издании: Грамоты Воликого Новгорода и Пскова, под ред. С. Н. Валка, Москва, 1949.
- «…не хочем тебе, пойди камо хочеши» (Новг. летоп., 1212 г.) или: «поеди от нас, а мы собе князя промыслим» (1270 г.).
- В уставных грамотах 1555 г. правительство подробно объясняет мотивы отмены кормлений и введения земского самоуправления: «Что наперед сего жаловали есмя бояр своих и князей и детей боярских, городы и волости давали им в кормленья, и нам от крестьян челобитья великие и докука была беспрестанная, что наместники наши и волостели… сверх нашего жалованья указу, чинят нм продажи и убытки великие; а от наместников и от волостелей… нам докука и челобитья многие, что им посадские и волостные люди под суд и на поруки не даются, и кормов им не платят, и их бьют (!) ив том меж их поклепы и тяжбы великие; да от того многие крестьянские дворы… запустели и наши дани и оброки сходятся несполна. И мы, жалуючи крестьянство… наместников и волостелей и праветчиков от городов и от волостей отставили, …а велели семи во всех городах и волостях учинити старост излюбленных, кому меж крестьян управа чинити, …которых себе крестьяне меж себя излюбят и выберут всею землею, от которых бы им продаж и убытков и обиды не было, и рассудити бы их умели вправду безпосулно и безволокитно, и за наместничь бы доход оброк собрати умели и к нашей бы казне на срок привозили без недобору» (А. А. Э. I, №№ 242 и 243).
- Следует заметить, что некоторые элементы крестьянского самоуправления существовали и в вотчинах церковных и светских владельцев. В наказах управителям монастырских вотчин в ХѴІ-ХѴІІ вв. читаем предписания: «Судити приказчику, а с ним быти в суде* священнику да крестьянам пятмя или шестыя добрым и середним»; «судить… с попом и старостою, и с целовалником, и с лутчимн крестьяны вместе»; «а в суде указали мы с ним сидеть старостам и целовалннкам». — В наказе по управлению нижегородской вотчиной боярина Б. И. Морозова (1651 г.) читаем: «И ведать ему (приказчику) крестьян моих и бобылей и судить с старостою и с целовалники и с выборными крестьяны. А велеть крестьянам всею вотчиною к моим ко всяким делам выбрать 10 человек крестьян добрых и разумных и правдивых, которым с ним (приказчиком) у дела моего быть…»
- Об общественно-политической роли земских миров в Смутное время см. мою статью «Русская земля в “безгосударное время” (Записки Русской Академической Группы в США, 1967, стр. 67-86).
- В некоторых северных уездах население образовало «всеуездные миры», объединявшие и посадское, и сельское население; во главе их стояли «всеуездные земские старосты», избранные всем населением уезда.
- См. прекрасный труд М.М. Богословского: Земское самоуправление на русском севере в XVII в., тт. І-ІІ, 1909, 1912.
- Вот образец «выбора» (1684 г.): «…и мы, прихоженя, посоветовав меж собою на мирском сходе, выбрали семи и излюбили священника Самсона Михайлова, к церкви святых Козмы и Дамьяна…, и всем нам приходцким людей он священник Самсон Михайлов люб, потому что он человек доброй и смирной, ни за каким плутовством не ходит, и не пьяница, всяких недобрых дел удаляется, и в том мы мирские люди ему… и выбор дали» (А. Ю. Б. 1, № 7, III).
Статья впервые опубликована в «Записках Русской академической группы в США». Нью-Йорк, 1976. Т. 10. С. 133-151.
