Каким же мотивом объясняется эта коалиция капиталистов и большевиков?
Россия была тогда и является сегодня крупнейшим нетронутым рынком в мире. Более того, Россия, тогда и сейчас, представляет наибольшую угрозу потенциальной конкуренции для американского промышленного и финансового господства. (Достаточно одного взгляда на карту мира, чтобы понять географическую разницу между огромной земельной массой России и значительно меньшими Соединенными Штатами.) Уолл-стрит наверняка пробирала холодная дрожь, когда он думал о России как о втором, наряду с Америкой, промышленном гиганте.
Но зачем позволять России стать конкурентом и вызовом американскому господству? В конце XIX века Морган, Рокфеллер и Гугенгейм продемонстрировали свои монополистические наклонности. В книге “Железные дороги и регулирование, 1877-1916” Габриэль Колко показал, как владельцы железных дорог, а не фермеры, хотели государственного контроля за железными дорогами, чтобы сохранить свою монополию и устранить конкуренцию. Поэтому, простейшим объяснением нашего доказательства является то, что синдикат финансистов с Уолл-стрита расширил свои монопольные амбиции до глобального масштаба. Гигантский российский рынок надлежало захватить и превратить в техническую колонию, которая будет эксплуатироваться немногими мощными американскими финансистами и подконтрольными им корпорациями. То, чего Комиссия по торговле между штатами и Федеральная комиссия по торговле, всецело находящиеся в руках американских промышленников, смогли достигнуть для них у себя в стране, — того же может достичь для них за границей правительство планового социализма, с учетом надлежащей поддержки и стимулов от Уолл-стрита и Вашингтона.
В заключение, пусть это объяснение кажется слишком радикальным, вспомним, что именно Троцкий брал царских генералов для укрепления Красной армии, именно Троцкий призывал американских официальных лиц контролировать революционную Россию и выступать в интересах Советов, именно Троцкий сначала подавил свободомыслящий элемент в российской революции, а затем рабочих и крестьян. При этом официальная история полностью игнорирует 700-тысячную армию “зеленых”, состоявшую из бывших большевиков, разгневанных предательством революции, и эта армия воевала и с белыми, и с красными. Другими словами, мы предполагаем, что большевицкая революция была союзом политиков: политиков-революционеров и политиков-финансистов, объединившихся против истинно революционных свободомыслящих элементов России [ 245 ].
Теперь у читателей должен возникнуть вопрос: не были ли эти банкиры тайными большевиками? Конечно, нет. Финансисты не имели идеологии. Было бы большой ошибкой предполагать, что помощь большевикам была идеологически мотивирована в любом узком смысле. Финансисты имели один мотив — власть — и поэтому помогали любому политическому инструменту, который обеспечил бы им доступ к власти: будь то Троцкий, Ленин, царь. Колчак, Деникин — все они получали помощь в большей или меньшей степени. Все, кроме тех, которые хотели общества, истинно свободного для индивидуума.
Помощь не ограничивалась политиками-большевиками и политиками-антибольшевиками. Джон П. Диггинс в книге “Муссолини и фашизм: Взгляд из Америки” [ 246 ] заметил в отношении Томаса Ламонта из “Гаранта Траст”:
“Из всех лидеров американского бизнеса тем, кто наиболее энергично поощрял дело фашизма, был Томас У. Ламонт. Глава мощной банковской сети Дж.П. Моргана, Ламонт служил правительству фашистской Италии в качестве чего-то вроде консультанта по бизнесу”.
В 1926 году Ламонт получил для Муссолини заём в 100 миллионов долларов — в особенно трудное для итальянского диктатора время. Мы можем также вспомнить, что этот директор “Гаранта Траст” был отцом американского коммуниста Корлисса Ламонта. Этот одинаковый подход к однотипным тоталитарным системам, коммунизму и фашизму, не был привилегией только семьи Ламонтов. Например, Отто Кан, директор “Америкэн Интернэшнл Корпорейшн” и фирмы “Кун, Леб & Ко.”, был уверен, что “американский капитал, инвестированный в Италии, найдет безопасность, поощрение, возможности и вознаграждение” [ 247 ]. Это тот самый Отто Кан, который в 1924 году внушал социалистической Лиге промышленной демократии, что ее цели являются его целями [ 248 ]. Различие было только — по словам Отто Кана — в средствах для достижения этих целей.
Айви Ли, человек Рокфеллера по связям с общественностью, делал перед доверчивой американской публикой схожие заявления и был ответствен за восхваление советского режима в конце 1920-х годов. Мы также видели, что Бэзил Майлс, заведующий русским отделом в Государственном департаменте и бывший коллега Уильяма Франклина Сэндса, оказывал решительную поддержку бизнесменам, ведущим дела с большевиками, а в 1923 году тот же Майлс написал профашистскую статью “Чернорубашечники и бизнес в Италии” [ 249 ]. “Успех фашистов является выражением молодости Италии”, — писал Майлс, прославляя фашистское движение и аплодируя его уважению к американскому бизнесу.
ПРИМЕЧАНИЯ
[ 245 ] См. также: Voline (V.M. Eichenbaum). Nineteen-Seventeen: The Russian Revolution Betrayed (New York: Libertarian Book Club, n.d.). [С нашей точки зрения, Э. Сатгон слишком идеализирует “зеленых” — часто это были банды анархистов, уголовников, самостийников, руководствовавшихся местными эгоистичными, даже личными, но не общегосударственными целями — однако это отдельный вопрос, проистекающий из общего оправдания американским автором “свободолюбивой революции” против российской монархии; см. также послесловие издателя. — Прим. ред. “РИ”.]
[ 246 ] John P. Diggins. Mussolini and Fascism: The View from America (Princeton, NJ.: Princeton University Press. 1972.
[ 247 ] Ibid., p. 149.
[ 248 ] См. эпиграф к главе 4.
[ 249 ] Nation's Business, February 1923, pp. 22-23.
