15.09.2017       0

Церковь фарисеев


Примечание редакции «Русская Идея»: Для уточнения этого понятия стоит сразу привести фразу автора из последней части статьи: «Церковь фарисеев в новозаветные времена еще не появилась до сих пор на исторической сцене... Мы пока наблюдаем лишь некую фазу ее становления». То есть, речь идет лишь о такой тенденции в церковных кругах, а не о самой Церкви.

Михаил Назаров

Образ религиозного вождя иудейского народа настолько часто появляется на страницах Евангелия, что порой это может показаться неоправданным. Почему бы евангелистам не показать образ Христов просто, так сказать, в чистом виде, без противопоставления его фарисеям?

Наверное, дело не только в том, что Евангелие изображает вместо морального кодекса действительную историческую картину реально совершившегося на земле спасения человеческого рода от греха и смерти, но еще и в том, что, подводя черту под Ветхим Заветом, оно завершает праобразовательную, сеннописанную историю человечества, историю, написанную (если не покажется дерзким такое выражение) начерно, для того, чтобы во Христе написать ее набело. Общепринят в Церкви взгляд, что весьма многое в ветхозаветном Писании было образом будущего. Думается, мы не сильно погрешим против истины, если скажем, что история Церкви как народа Божия в своих самых основных принципиальных духовных моментах после Христа повторяется, не в смысле подобия конкретных исторических событий, а в смысле развития духовных тенденций.

Можно сказать, что Бог провел народ Свой через всю ветхозаветную историю и воплотился под конец веков, между прочим, и с тою целью, чтобы Церковь, живущая в эру спасительную, поглядывала бы на свою ветхозаветную сень, не просто извлекая для себя нравственные уроки, но и разумевая времена и сроки, понимая пути и способы промышления Божия в мире.

Действительно, в самых общих чертах, разве не заметно сходство у эпохи непосредственной теократии при Моисее и судиях израильских с ранней Церковью апостолов и харизматиков? Разве не похожи победы Иисуса Навина на победную проповедь апостолов с введением поправки на разность плотского и душевного? Разве нет сходства в смене этой непосредственной теократии - теократией, делегированной от Бога, то есть Царством, Царством Израильским и после-Константиновским? Разве нет сходства с изменением характера богослужения при переходе от одной эпохи к другой? Разве не похожи отпадения в идолопоклонство израильского народа на ереси Константиновской эпохи? Не сам ли Господь уподобляет еретиков-николаитов соблазненным к идоложертвию сынам Израилевым? (Апок. 2, 14-15). Разве не видно сходства в Божиих наказаниях за нечестие в царскую эпоху, выражающееся в Вавилонском пленении? Неужели даже численное совпадение в 70-летнем сроке не наводит на раздумье и сравнение?

Видя все это, неужели же нам не поглядеть внимательнее и на послепленовую эпоху. И здесь мы вплотную подходим к фарисеям.

Фарисейство есть продукт именно Вавилонского плена. Отроки и Даниил как последние верные из эпохи старой, царской, за время плена из земной жизни уйдут. Живых хранителей живого церковного предания не останется. Конечно, еще появятся и Ездры, и Малахии, и Маккавеи, но наряду с ними придут и другие духовные вожди, которые путем долгих компромиссов с гонителями сумеют «спасти внешнюю церковную организацию», точнее свое в ней лидирующее место. В себе же самих и в своих потомках они воспитают совершенно новые качества, прежде всего - повышенную живучесть в дарвинской борьбе за существование. Этим лидерам нового типа Богом попущено возглавить религиозную стихию народа, практически утратившую живое преемство с верою предков, и повести этот народ уже совсем на иные пути. Им попущено почти полностью восстановить внешние допленовые церковные формы - при коренном изменении самоощущения, самочувствия, самоисповедания большинства членов Церкви, которые уже и не станут вникать, каким духом дышали их предки, соблюдавшие те же обряды и праздники.

Именем фарисея принято называть всякого гордеца, щепетильного в обрядах или канонах и за эту аккуратность ожидающего благоволения Божия как награды за свою чистоту и презрение ко всем нечистым грешникам. Это не совсем верно. Указанные черты можно отнести и к ессеям, и может быть, к караимам или другим сектам "чистых" иудеев и аналогичных им христиан. Но ведь и сами ессеи возникли как реакция на фарисейство, в чем-то они друг с другом не сошлись.

На самом же деле, главная характеристическая черта фарисеев в другом. Фарисеи не сектанты, не элита каких-то чистоплюев, нет, это - духовные лидеры целого народа. Это всегда вожди, которые, по самокритичному выражению одного пламенного "русского" революционера, на вторые роли никак не годятся. Оседлать душу народа Божия - в этом цель, все остальное лишь средства. А эта цель, в свою очередь, выросла из вполне благого намерения спасти внешнюю церковную организацию чисто человеческими средствами. Это "спасение" за долгие годы своей эволюции и привело к тому, что спаслись почти одни только спасатели, которые, собственно, и составляют теперь Церковь, а народ приходящий равняют по себе.

Никакие "чистые" раскольники не могут и не пытаются уподобиться фарисеям, хотя и копируют подчас некоторые их внешние черты. Господь не случайно в притче о винограднике уподобил фарисеев лукавым делателям, желавшим присвоить виноградник Божий, убить Наследника, чтобы завладеть достоянием Его. "Чистые" с презрением сказали бы рабам и Сыну Хозяина: что вы все возитесь с этим виноградником, который давно уже приносит вместо гроздия терние; то ли дело виноградничек наш!

Фарисеи действуют иначе, ибо преследуют совсем иную цель. Они прямо не враждуют на Самого Хозяина, не ломают лозу, не бастуют, не требуют повышения платы. Они, когда могут - тихо, а когда не могут - открыто, прибирают виноградник к своим рукам. В этом суть дела. А средства могут быть в разное время похожи или несколько различаться, в зависимости от обстановки, прежде всего, в зависимости от самого виноградника Божия.

Итак, если гордец не является начальником больших масс церковного народа, то это не фарисей. Назовем его условно "ессей". Это совершенно другой духовный тип, которого в его целостности Евангелие нам не показывает, разве только отдельные его черты. Например, притча о мытаре и фарисее, где под фарисеем мог быть показан "ессей".

Отсюда первая и главная черта фарисеев, необходимое их природное качество - человекоугодие, в самом широком смысле слова. Угождать надо всем людям без изъятия, вплоть до грибоедовской собаки дворника, но, конечно, всем по-разному. Ведь можно человеку угодить, превозносясь пред ним, объедая, обирая и бия в лице (2 Кор. 11, 20), и тем не менее покорить его душу, сотворить его своим последователем, так, чтобы он почитал хозяина своего чуть ли не богом.

Фарисей хорошо знает, с кем имеет дело и кого можно, а кого нельзя объедать, обирать или бить в лицо, и с какою "любовью" и величеством надо это делать, чтобы уважали и за пощечины.

Конечно, перед сильными мира сего и фарисеям приходится мести дорогу бородой, но цель остается та же. И результат, что удивительно, получается тот же. Бывший холуй становится когда-нибудь, пусть не в первом поколении, но все же становится, духовником и начальником над своим плотским начальником. Вот сколько может человекоугодие.

Как же оно добивается такого успеха? Конечно, ему помогает постоянное актерство, лицемерие, ложь. Не всякий актер фарисей, но всякий фарисей - великолепный актер. Он никогда не бывает сам собою, он всегда играет, прекрасно чувствуя, что больше всего ждет от него публика, какую личину ему в данный момент нужно надеть. Ветхозаветный фарисей потому и был щепетилен в обрядовых тонкостях, что сам ветхозаветный Закон был построен на заповедях плотских. В центре были дела вещественные, а не духовные. Поэтому иудею пред-христианской эпохи, только что отстоявшему свободу исполнения своего закона, очень было приятно, когда духовные вожди во всех делах и обрядах покажут великую тщательность. Фарисей же христианской эпохи, возвестившей первою заповедью любовь к Богу и ближнему, весьма щепетилен в "обрядах любви". Подобно тому, как Каиафе ничего бы не стоило забыть свою обрядовую мишуру (что наверное, несколько проще сделать, чем Христа осудить), когда бы этого ждала публика, так и нынешним фарисеям разговоры и жесты любви нужны именно для привлечения масс, то есть для той же цели, что и Каиафе обряды. Просто массовый зритель, для которого и ставится спектакль, стал с тех пор немного другой. Каиафа играл Моисея, садясь на Моисеевом седалище. Нынешние играют Христа.

Актерство всего виднее в том, что говорят фарисеи народу, а что Пилату. Если для народа готовы всякие патриотические лозунги, если ему обещают своего мессию или свое национальное возрождение, то для Пилата всегда готово одно: не имамы царя, токмо кесаря. Новозаветные фарисеи, аналогично, под песни о возрождении Святой Руси благословляют и награждают ея палачей. На самом же деле фарисеям не нужен ни свой мессия как самоцель (иначе они, узнав, приняли бы Христа), ни тем более кесарь, ни какое-то национальное возрождение. Им нужно властвовать над душами народа Божия, стадо Божие превратить в стадо свое, а прочее все нужно лишь как условие к этому. И мессия свой нужен, но пусть бы он только посягнул на это их господство - и они, быть может, поступят с ним, как поступили некогда фарисеи прежние с Мессией Истинным.

Власть духовная... О, здесь вся сладость и поэзия! С ней ни в какое сравнение не идет власть правителя или даже Царя. Пред нею меркнет всякое иное земное величие. Ради нее можно пожертвовать древними церковными традициями и даже основополагающими принципами. «Нашему недостоинству Богом дан столь нелегкий и ответственный жребий возрождать в народе духовность и нравственность, залечивать его душевные раны. Конечно, мы немощны, но ныне можем сказать со Апостолом: вся могу в укрепляющем мя Христе...». Эту сладость трудно понять простому человеку. Она укрепляется по мере восхождения человека по ступеням иерархии. Каждый знает численность своей паствы, а также меру обожания, которое паства ему выражает. Соответственно этому пред каждым предыдет своя реклама, своя труба.

Одна колдунья признается в своей афише: «Когда я лечу человека, я мысленно разговариваю не с ним, а с его душой, трепетной и нежной. С помощью рук я очищаю душу и тело...». Может быть, после прочтения этого признания, не прикрытого никакой христианской маскировкой, чуть яснее станет всепревосходящее сладострастие духовного обладания.

И в связи с тем, что речь идет именно о духовном господстве, о сладострастном обладании душою пасомого, следует отметить, что не само по себе актерство и лицемерие обеспечивает здесь такой колоссальный успех. В приведенных словах апостола Павла, прочно взятых фарисеями за исповедание своего превосходства, ключ к его пониманию. «Вся могу в укрепляющем мя Христе», - глаголет фарисей, - мол, успех моего преобладания над народом Божиим обеспечил и Сам Бог, хотя бы отчасти. Как это понять? А так, что фарисеем может быть только служитель Божией Церкви. Не просто частный человек Каиафа, а первоосвященник, не просто поденщик, а делатель винограда Божия. Только лицо, седшее на Моисеевом седалище и поставившее себе целью привести народ не к Богу, а к себе.

Когда бы не средства священнические, когда бы не распорядительство в благодати Божией, когда бы не власть вязать и решить чужие грехи - ни один фарисей не имел бы столь широких людских масс под своим влиянием. Он был бы не более чем Февдою или Иудою Галилейским с тремястами сторонников, но отнюдь не Каиафою. По-настоящему украсть виноградник Божий может лишь крепко спаянная иерархическая, дисциплинированная команда лукавых делателей, каждый из которых получает свою долю духовной власти. Бог попустил им войти в виноградник. За что? - Конечно, за грех самого виноградника, народа Божия, утратившего живое богообщение и послушание воле Божией и паче возлюбившего фарисейское ласкательство вместо Божией правды и любви.

Этим-то настроением народа и спешит воспользоваться фарисей именно в качестве Божия служителя. Священник по своей первой обязанности в отношении к людям - нравственный руководитель, живое нравственное мерило. Он поддерживает необходимую разность нравственных потенциалов между Церковью и мiром, пропуская через нее ток Божией Благодати и позволяя этому току совершить полезную работу: оторвать человека от нравственного заземления в мiре сем, во зле лежащем, и возвести его в Церковь. Иначе говоря, исправить человека. Подчеркнем, что для настоящего исправления эта разность нравственных потенциалов абсолютно необходима. Церковь - одно, мiр - другое; входя в первую, стряхни с себя хоть что-нибудь, прилипшее от второго. Каноны Церкви, предусматривавшие долгие сроки оглашения и долгие епитимий за грехи, задавали сразу очень высокое нравственное напряжение. Сейчас оно, конечно, никому не под силу и снижается, но ни в коем случае не до нуля, но лишь до уровня реальных сил человеческих.

При таком условии "работает" благодать Божия, возрождая человека, который приходит не к священнику, потакающему греховным страстям, но к Богу, избавляющему от мучительства сих страстей. Приходящий видит, что от Бога и только от Него получает все милости, и служить начинает Богу, отнюдь не угодничая пред человеком-священником. Последнему, в свою очередь, выпадает довольно скромная вспомогательная роль, притом подчас весьма неблагодарная, если приходящие вовсе не желают трудиться над собою. Поскольку искренне стремящихся к Богу по узкому пути всегда не очень много, то об обладании массами речи в этом случае нет.

Что же делает священник-фарисей, которого отнюдь не устраивает такая трудовая постановка дела? Он произвольно уничтожает эту разность нравственных потенциалов, пуская ток благодати прямо в землю греховного мipa, закорачивает, так сказать, Божий генератор. Как известно, в режиме короткого замыкания ток максимален, а положительной работы никакой. Если то же самое сказать без электротехнического жаргона, фарисей раздает святыню Божиих таинств всем подряд по своему усмотрению, не ставя ни условием, ни целью принятия этих святынь нравственное исправление человека. Крестит, причащает, венчает, отпевает всех, кто пришел к нему, к человеку, не заботясь о том, искал ли в этом акте пришедший Бога. Конечно, и фарисеи читают мораль, но и к ней сознательно приучают как к необременительному и решительно никого не обязывающему приложению к таинствам. К таинствам вседоступным. Конечно, и фарисей может связать бремя неудобоносимое из обрядов и дел внешних, возлагая его на человека, но именно как прикрытие для самого нагруженного нравственного неисправления.

Итак, преподатель святынь превращается в требораздатчика. Если преподатель, боясь Бога, внушал, что даже если он даст святыню, то Бог, Источник этой святыни, может ее и не дать, - то требораздатчик, обслуживая всех пришедших, и в собственных глазах, и особенно в глазах народа становится сам на место Источника. У преподателя святынь говорят: мы сподобились причаститься. У требораздатчика: батюшка нас причастил. Эту требораздачу современные фарисеи-любвисты и называют любовью.

Между тем, это полная противоположность любви настоящей, евангельской. Та любовь никому не навязывается, не завлекает людей к себе - в отличие от фарисейской угодливости перед паствою - но зато от тех, кто ее вкусил, увидел, яко блага есть, и принял, от тех требует предельного самоотвержения. Христос Свою любовь к нам явил крестом, и всем, кто хочет следовать за Ним, велит и самим взять Крест богоотмеренной тяжести. Вот он прощает, положим, Закхея, не требуя многих слов, но движения сердечного требует самого беззаветного и решительного. То же в случаях с хананеянкой, с отцом бесноватого отрока, с прощенной на фарисейском обеде блудницею. Вера, покаяние, любовь, решимость далее жить иначе - все эти вещи становятся крайне необходимыми, и хотя Им же Самим и даруются, но даруются лишь тем, кто приемлет их всем своим существом. Так что в милосердии Своем к падшим людям, милосердии безмерном, Христос к ним весьма требователен. Он совсем не похож на нынешних нравственных минималистов, как бы им этого ни хотелось.

Итак, легкая платная или даже бесплатная свято-раздача как раз и обладает самым нужным для фарисея свойством - она привязывает человека не к Богу, а к самому раздаятелю, который легко разрешил все прошлые грехи и дал понять, что и будущих не следует опасаться. Кому грехи простились легко, по протекции прощавшего фарисея, тот волей-неволей будет слушаться самых необременительных указаний своего духовника, берущего грехи на себя. Почему и бывает так, что свято-раздатчики чуть ли не заставляют у себя людей креститься или причаститься без подготовки. Сделав так раз и другой, причащенный как бы теряет стыдливое целомудрие души, не дерзавшей ранее так поступать со святынею. После этого он едва ли куда-нибудь уйдет от фарисея. Ведь стыдно будет где-нибудь каяться, что так небрежно причащался. С тою же целью и общая исповедь упорно сохраняется. Кто встал на этот путь, тот в надежных когтях, он никуда не денется.

Таким образом, цель и достигается: виноградник Божий прибирается к рукам лукавых делателей. Далее они насаждают в винограднике закон послушания. Нравственных ограничений в отношении к Богу не поставлено, но за это, дорогие овечки, будьте любезны слушаться своего пастыря. И не дай Бог, надумаете осуждать его! Не судите его, да не им судимы будете. О Пастыреначальнике не беспокойтесь, пастырь ваш Его волю лучше вас и лучше всех ваших прошлых пастырей знает.

Фарисеям свойственна поразительная слепота и глухота к знамениям Божиим, хотя сами постоянно требуют у Бога знамений. «Толика знамения сотворшу Ему пред ними, не вероваху в Него» (Иоан. 12, 37). Позиция трудноуязвимая: если Христос знамений не даст, значит есть против Него обвинение, хотя бы пред народом, а если даст знамение по заказу, значит, можно будет и вообще подчинить Его себе.

Еще любят фарисеи красить гробницы пророков, украшать раки праведников, которых убили отцы их. Любят прославлять тех святых, которые, увидев их, в ужасе бежали бы прочь от таких "сопастырей" и которые, как свт. Игнатий или прав. Иоанн Кронштадский, больше всего гнушались лицемерия. Иных же святых, которые при жизни прямо обличали фарисейских отцов, - могут и не заметить.

Фарисеи, после некоторых попыток, больше не стремятся вводить каких-то новых лжеучений, ересей, вообще новаторствовать в богословии или в богослужебных уставах и традициях. Не то чтобы они догматы или предания держали сами по себе или как драгоценное звено, связующее с Богом и Его Церковью. В их артистической практике спасения церковной организации было уже немало случаев, когда по соображениям того же глобального человекоугодия они легко перефразировали то или иное положение церковного учения сперва так, а потом иначе. Но все это было лишь поначалу, лишь в плену. Со временем им все выгоднее становится держаться старых традиций и традиционной старины. Другое дело, что это вовсе не по соображениям верности Господу или Святой Его Церкви. Всякий "средневековый фанатизм" фарисейскому просвещенному веку глубоко чужд. Но средневековый церковный антиквариат привлекает людей.

Фарисеи - глобалисты. Фарисей-одиночка - дело немыслимое. Фарисеи - направляющая и организующая сила. Никакие ессеи никогда не смогли бы сформировать синедрион в изгнании или выдвинуть князя изгнания. Никакие караимы никогда фарисеев не одолеют. Нужна жесткая строгая организация, естественно - многоуровневая. А коль скоро на всех уровнях собрались актеры и лицедеи, то понятно, что интересы и учения на всех ступенях вполне отличны от предлагаемого низшим уровням. Самым внешним, еще не вовлеченным в оргструктуры, предлагается вообще почти чистое Православие. Короче, система классически проста. В любой книжке про масонов можно вычитать массу интересных подробностей о том, как такие системы строятся и действуют, но нам в данном случае это не интересно. Важно отметить то, что фарисеи всегда с народом, не будем забывать, что народ, украденный у Бога, их самоцель. Наилучший успех "новозаветным" фарисейством достигается тогда, когда его роднит с "ветхозаветным" не просто духовная аналогия, но и живое преемство в предании и этнические корни.

Народ, идущий за фарисеями, хотя и любит быть в фарисейском театре зрителем, далеко не весь годится в актеры. Да это и не надо. Если в театре все только актеры - театр прогорит. Нужны и простые скромные труженики, хотя, конечно, не настолько простые, чтобы почувствовать лицемерие и возгнушаться им. Подобно тому, как стену дома нельзя отлить только из одного цемента, - она непременно растрескается. Нужны кирпичи, их нужно гораздо больше, чем связующей массы, и они совершенно иной природы. При этом цемент в любой кладке остается важнейшим связующим звеном.

Если теперь мы поймем, что такое подчиненный фарисеям народ, то нам уже не придется удивляться, как всего за пять дней народный клич "осанна" превращается в "распни". Дело не только в том, что приносилось не то земное царство, которого все ждали, дело в том, что и в людях воспитуется нечто, соответствующее их духовным вождям.

Еще раз подчеркнем, что хорошо созревшая фарисейская организация - это гораздо хуже, чем просто какая-то ересь. Это Церковь, там все настолько, как в Церкви, что по виду и совсем не отличить. Латинство представляло собою нечто похожее, но слишком рано обнаружило себя различными ересями. Фарисейская же Церковь всячески стремится оградить себя от малейшего упрека в ереси. С виду все очень православно. И в принципе может получиться так, что к некоторым кирпичикам цемент не сильно прилипнет, некоторые члены подначальной фарисеям Церкви почти не приобщатся к их лукавой закваске. Когда-то, может быть, эти кирпичи из фарисейской структуры будут исторгнуты и, оставив фарисеев, пойдут за апостолами. Хотя, к сожалению, таковых не очень много. Савлы - всегда исключение. На правило больше похожи обращающиеся из самарян и язычников, из людей внешних к Церкви вообще и к фарисейской в особенности.

А пока по милосердию Своему и за незлобие еще имеющих спастися, Господь видимо промышляет и о всем Теле Своем, о всей архитектуре, хотя она в верховных частях своих, возможно, кое-где строится уже совсем иным архитектором, в известных кругах именуемым "Великим".

Церковь фарисеев в новозаветные времена еще не появилась до сих пор на исторической сцене. Видимо, еще не время, коль скоро ей надо появиться после царской, Константиновской эпохи и даже после венчающего ее вавилонского периода. Мы пока наблюдаем лишь некую фазу ея становления. Характерно, что и после Вавилона внешняя свобода дается лишь относительно, оккупация продолжается, пусть это всего лишь римский протекторат, но все равно власть чужая. Но эта власть успешно взаимно сотрудничает с Церковью фарисеев.

Итак, при таком развитии, сплав пастырей нового типа с пасомыми нового же типа, верующих в непогрешимость своих пастырей без поверки их по предшествовавшим поколениям пастырей добрых, - займет место не какого-то внецерковного общества, а именно Церкви, стремясь к объединению всех ранее отколовшихся обществ.

По ходу этого объединения возможен и новый тип экуменизма. Фарисейство может объединить в себе все ереси при их формальном отказе от своих заблуждений. Кое-какие спорные пункты своих богословских теорий еретики могут и пересмотреть в пользу православных догматов, но не ради истины, а ради выгод единения с Церковью фарисеев, набирающей власть и авторитет в мире сем. Ведь и еретики-то ныне совсем не те, что раньше, до смерти за свою ересь стоять не станут. Так объединение и произойдет. Формально на чисто православной основе, и предание, и догматы могут остаться неповрежденными. А фактически основою единения будет леденящее равнодушие к этим памятникам прошлого, к тем оружиям и броням, в которых жили и воинствовали наши отцы. А движущей силой такого единения останется то самое желание овладеть всем виноградником Божиим. Конец ветхозаветной Церкви пришелся на эпоху фарисеев. У нас нет основания полагать, что в новозаветные времена будет иначе. Никакие пророки, вплоть до наибольшего в рожденных женами, не принимаются; никакие знамения не служат к вразумлению; никакие иные способы промышления Божия о Своем народе не действуют.

В первый раз требовалось Божие непосредственное вмешательство, чтобы в конце концов передать виноградник Божий иным делателям, создать новый Божий народ. Во второй раз новый Божий народ создавать уже не из кого. Все просветились, все уже горели верою, и почти все уже потухли, кто раньше, кто позже. Опять-таки требуется непосредственное вмешательство Божие, то есть Второе Пришествие и завершение истории.

Нет сомнения, что фарисейская Церковь по окончании своего становления самоувенчается антихристом, но внешне будет блистать всем торжеством своего фальшивого православия. В винограднике Божием восстановится новый идеальный порядок. Каждый хорошо работает на своем месте, ни саботажа, ни хищений, ни небрежности - организация безупречная. Вопрос только в том, где Хозяин? Но Ему уже сказано: не иди сюда, пребывай там, наверху, здесь мы сами управимся. И Он пока долготерпит такое отношение. Но где же посланные Им? Где Наследник? - Стоя в самом винограднике, вы не узнаете ответа, ведь все трупы за оградой. Обратим внимание: за оградой. Никого, пришедшего от Хозяина, новые хозяева не считают имеющим отношение к винограднику. Их место - за захваченной оградой. И непременно под кучей камней.

Тем же убо да исходим к Нему вне стана, поношение Его носяще, не имамы бо зде пребывающего града, но грядущаго взыскуем (Евр. 13, 13-14).

Священник Тимофей, 1994 г.

Постоянный адрес страницы: https://rusidea.org/460900

Оставить свой комментарий

Ваш комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Подпишитесь на нашу рассылку
Последние комментарии

Этот сайт использует файлы cookie для повышения удобства пользования. Вы соглашаетесь с этим при дальнейшем использовании сайта.