Имя архимандрита Фотия (Спасского), одного из самых известных деятелей царствования Александра I, почти два столетия являлось синонимом «исступленного фанатизма», «мракобесия», словом, чего-то в высшей степени отталкивающего и монструозного. Часто также припоминают приписываемые Пушкину эпиграммы, направленные против этой яркой личности: «полу-фанатик, полу-плут…», и ставят Фотия в один ряд с его не менее знаменитыми современниками М.Л. Магницким и А.А. Аракчеевым, имеющими в «освободительной» историографии репутацию крайних «реакционеров». Однако за последние два десятилетия появились работы, построенные на добротной базе источников, в которых облик этого борца с враждебными Православию религиозными течениями того времени представлен в объективном свете, без традиционной для либеральной и советской историографии негативной мифологизации его деятельности и взглядов.
Петр Никитич Спасский родился 6 июня 1792 года в семье чтеца церкви Преображения Господня Спасского погоста Новгородского уезда, в суровых жизненных условиях, в крайней бедности. Он получил начальное домашнее образование, был обучен отцом грамоте и стал чтецом в церкви. Через родственников, в десятилетнем возрасте, Петр был пристроен певчим в Казанский собор, в Петербурге. Однако детей там плохо кормили, нравы были грубыми, Петра часто обижали. В результате он тяжело заболел и был отправлен к родителям на излечение. Тогда же его впервые посетили мысли о монашестве.
В январе 1803 года Петр был принят в Новгородскую семинарию. По тогдашнему обычаю ему дали фамилию Спасский в честь его места рождения. В то время в семинариях учиться было нелегко, программа была весьма обширной, в них преподавались греческий, латинский, французский и немецкий языки; история, география (гражданская и библейская), медицина, естественная история, основы архитектуры, рисование, красноречие, математика. Тем не менее Петр стал первым учеником и первым певчим в семинарском хоре, много читал, отличался примерным поведением и благочестием. Из-за крайней бедности Петр был лишен нормальной одежды и постоянно недоедал. При этом он вел аскетический образ жизни, избегал мира и его соблазнов. Аскетизм Фотия выражался, к примеру, в осуждении театров: «Это бесовские служения, работа мамоне, мудрования плоти, языческих мерзких служб останки, капища сатаны, заведения злобы многопрелестные, виды прелести диавольские, училище нечестия, службы вражия, сеть князя тьмы, земный ад насмешливый. Кратко сказать – многообразная мерзость запустения на месте святее. И пения, и песнь, и комедии, и трагедии, и всякого рода представления и явления суть виды единой мерзости».
В 1814 году, окончив курс семинарии, Петр в числе лучших учеников был направлен в Петербургскую духовную академию, ректором которой был знаменитый святитель Филарет (Дроздов). Тогдашний ректор петербургской семинарии, Иннокентий (Смирнов), глава цензурного комитета академии и церковный писатель, причисленный к лику святых в 2000 году, стал его покровителем, духовным отцом и учителем. Он повлиял на Петра исключительно сильно, будучи человеком высоких аскетических воззрений и образа жизни. Учился Петр в академии хорошо, но в 1815 году по болезни был вынужден оставить ее, и был определен учителем латинского, греческого и церковно-славянского языков и Закона Божьего в Александровское духовное училище.
В феврале 1817 года Петр был пострижен Филаретом и Иннокентием (двумя святыми!) в монахи и рукоположен в иеромонахи с именем Фотия. Это имя он получил в честь патриарха Константинопольского, несколько раз отлучавшегося от сана за исповедание Православия. По протекции своих покровителей Фотий был назначен учителем Закона Божьего во второй кадетский корпус столицы. Уже в то время Фотий постоянно пребывал в воздержании и посте, облекся во власяницу и носил вериги, что сильно сказывалось на его здоровье. Вскоре он был назначен благочинным и главным учителем Закона Божьего в кадетском корпусе. В 1818 году Фотий был зачислен в соборные иеромонахи Александро-Невской Лавры. В этот период окончательно оформляются его взгляды.
С первого же года своей работы Фотий резко выступил против чрезвычайно распространившихся в то время в русском дворянском обществе мистических учений протестантского толка и масонства, покровительство которым оказывала верховная власть. Не случайно это время называют «золотым веком масонства».
Протестантско-мистические течения Александровского царствования имели западноевропейское происхождение и предполагали достижение индивидом туманной «высшей религиозности» на основе некой «внутренней» церкви и «непосредственного слияния с божественным духом». Мистицизм, искавший «внутренней» церкви, нападал на то, что он называл «внешней» или «наружной» церковью, осуждал ее недостатки и т. п., и эти осуждения естественно истолковывались как осуждение церкви православной. Сама идея о возможности непосредственного общения индивидуальной человеческой души с Богом потенциально содержит в себе тенденцию признать излишними или даже вредными всякие опосредующие связи: через церковную организацию, литургию и т. д. Поэтому мистицизм часто приводил к антицерковной позиции, противостоящей принципу организации. Не случайно А.С. Стурдза для обозначения антицерковной позиции мистиков использовал термин «религиозные анархисты».
Наиболее авторитетными для русских мистиков богословами и писателями являлись Я. Бёме, И.Г. Юнг-Штиллинг, Ф.С. Фенелон, Ж.М. Гюйон, К. фон Эккартсгаузен, которые, как правило, чаще всего были протестантами или находились под их влиянием. В то же время протестантско-мистическое течение было тесно связано с масонством. Внутреннее различие между масонством и мистицизмом было невелико, иногда доходя до полного слияния в произведениях тех или иных авторов.
В своей автобиографии Фотий писал, что он получил «изведение свыше во сне и разных откровениях, что подобает ему изыти на подвиг против тайных всех обществ». Через своих учеников и почитателей он собирал разнообразную информацию о деятельности масонских лож, мистических изданиях и пр. Им был составлен список из множества мистических и масонских книг, которые он поделил на «бесовские», «еретические и антихристианские», «революционные» и собственно «масонские». Известно, что он скупал и уничтожал подобные издания.
Особую неприязнь у Фотия вызывал Александр Лабзин – крупнейший деятель масонства того времени, издатель журнала «Сионский Вестник», а также писания главного авторитета русских мистиков Юнга-Штиллинга и проповеди популярного протестанта-евангелиста Госснера. Обличал он и деятельность изуверской секты скопцов, мистического общества Е.Ф. Татариновой, проповедников мистических учений баронессы В.-Ю. Крюденер, И. Линдля, И.-Л. Фесслера и др.
Кроме того, Фотий выступил с резкой критикой деятельности учрежденного в 1812 году Российского Библейского общества, в руководстве которого было немало высокопоставленных масонов и мистиков и которое распространяло с санкции Александра I идеи «универсального христианства» и занималось переводом Библии на русский литературный язык. Позиция ревнителей православия, подобных Фотию, в отношении к переводу Библии сводилась к следующему. Перевод для них был «безблагодатным», «кощунственным», подготовленным «случайными людьми», неприемлемым не только по религиозным, но и по политическим, эстетическим и иным соображениям. Они считали, что перевод такого рода как минимум приведет к подрыву православной традиции, росту протестантских настроений, религиозному субъективизму, и, в конечном счете, появлению новых сект и расколов и революционным потрясениям.
При этом Фотий был убежден, что все эти явления возникли в результате того, что Александр I попал под сильное влияние Родиона Кошелева (известного масона, «серого кардинала», консультировавшего Императора по религиозным вопросам с 1810 по 1823 год) и Александра Голицына (друга Императора, министра духовных дел и народного просвещения). В 1812 году они способствовали увлечению Александра I чтением Библии, а затем и мистической литературы, значительно повлияв тем самым на формирование религиозных взглядов императора, совершившего «скачок» от деизма к «универсальному христианству», предполагавшему равноценность всех исповеданий. В России произошедшие изменения в духовной сфере оформились в новый политический курс. Христианский экуменизм, который в то время в европейской мысли был социальной утопией, в России стал официальной идеологией. В течение 1812–1824 годов мистико-экуменические идеи определяли характер и направления внутренней и внешней политики российского правительства.
Встав на путь борьбы с «универсальным христианством», масонством и сектантством, Фотий нажил себе многочисленных влиятельных врагов. Инспектор кадетского корпуса, в котором он преподавал, генерал И.В. Бебер, видный масон (с его именем масонская традиция связывала посвящение Александра I в масоны и последующее негласное разрешение на работу лож в России) одним из первых распустил слух о том, что Фотий сошел с ума после того, как тот, сделав несколько копий с масонского устава и написав на нем: «Катехизис масонов, верующих в антихриста, дьявола и сатану», раздал их кадетам.
В эти годы складывается весьма неоднородная по своему составу православная оппозиция (Петербургский митрополит Михаил (Десницкий), архимандрит Иннокентий (Смирнов), графиня А.А. Орлова-Чесменская, А.С. Шишков, М.Л. Магницкий и др.), которая действовала конспиративно, пытаясь противостоять наплыву мистицизма и масонства. Взгляды ее представителей в основном совпадали с позицией Фотия.
Они небезосновательно считали Библейское общество уравнивающим Православие с другими конфессиями, выступали против перевода Библии. Действия приверженцев Библейского общества и князя А.Н. Голицына, главы министерства духовных дел и народного просвещения, в котором дела православные велись наряду с делами католическими, протестантскими и т.д., оценивались как опасная ересь, ведущая к революции, подрыву Православия и самодержавной монархии. Фотий так характеризовал тогдашнюю духовную атмосферу: «Против Православия явно была брань словом, делом, писанием и всякими образами и готовили враги новую, какую-то библейскую религию ввести, смесь веры сделать, а Православную веру Христову искоренить».
В 1819 году на деятелей православной оппозиции начались гонения. Наставник и покровитель Фотия архимандрит Иннокентий (Смирнов) пропустил как цензор в печать книгу Евстафия Станевича, литератора близкого к кругу А.С. Шишкова, «Беседа на гробе младенца о бессмертии души, тогда токмо утешительном, когда истина оного утверждается на точном учении Веры и Церкви», в которой автор подверг критике с православных позиций учение о «внутренней церкви» и иные мистические увлечения образованного общества. С подачи князя А.Н. Голицына Иннокентию был объявлен высочайший выговор от Александра I. Поначалу его отослали из столицы в Оренбург с назначением епископом Оренбургским, но затем по просьбе митрополита Михаила (Десницкого) и епископа Филарета (Дроздова) Иннокентия назначили епископом Пензы и Саратова, но по пути туда он сильно заболел и, прибыв в Пензу, через несколько месяцев скончался. Станевич же был выслан из Петербурга, а тираж его книги уничтожен.
Перед смертью Иннокентий (Смирнов) порекомендовал Фотия в качестве духовного отца графине Анне Алексеевне Орловой-Чесменской, камер-фрейлине, владелице огромного состояния, полученного от ее отца, графа А.Г. Орлова. Под духовным водительством Фотия графиня вскоре стала строго соблюдать обряды и предписания Православной Церкви и вести аскетический образ жизни. Главное же – она на протяжении всей своей дальнейшей жизни оказывала Фотию огромную материальную помощь в деле восстановления тех монастырей, настоятелем которых он в дальнейшем являлся.
Благодаря влиянию и связям графини Орловой-Чесменской знакомства с Фотием стали искать важные сановники. В мае 1822 года Фотий познакомился с князем А.Н. Голицыным. Последний, очевидно, решил «приручить» Фотия, дабы получить от этого определенные политические выгоды, часто встречался с ним, вел духовные беседы, переписывался с ним, называл его «духовным учителем» и «златоустом». В свою очередь Фотий, по благословению митрополита Серафима (Глаголевского), ставшего новым петербургским митрополитом после смерти Михаила (Десницкого), пытался повлиять на Голицына в православном духе, «обратить на правый путь» и принудить его отказаться от «потворства» масонам, сектантам, мистикам и Библейскому обществу.
Именно Голицын явился одним из инициаторов первой беспрецедентной (монарх тайно встречался с простым архимандритом в обход!) аудиенции Фотия с Александром I. Она произошла 5 июня 1822 года. Аудиенции этой придавали большое значение как Голицын, так и митрополит Серафим (Глаголевский). Беседа шла «о делах веры и церкви» и «злых тайных обществах».
1 августа 1822 года в Александр I издал знаменитый рескрипт министру внутренних дел В. П. Кочубею о запрещении масонских лож и тайных обществ на территории Российской империи. Эту меру традиционно связывают с внушениями, сделанными Фотием Александру I во время аудиенции.
21 августа 1822 года Фотий был назначен архимандритом первоклассного Юрьева монастыря, который был одной из древнейших русских обителей, основанных в 1030 году. Однако к 1822 году он находился в ветхом состоянии, братия его была малочисленна. С приходом Фотия все изменилось, монастырь стремительно обновлялся, поскольку А.А. Орлова-Чесменская жертвовала на монастырь гигантские деньги. Кроме того, Фотию удалось добиться значительной правительственной субсидии на восстановление монастыря. В этот период про Фотия и Орлову распространяют грязные сплетни, которые нашли свое отражение в непристойных эпиграммах, приписываемых перу молодого Пушкина.
В 1824 году участники православной оппозиции перешли в наступление, что нашло выражение в «деле Госснера», которое послужило одним из поводов к отставке Голицына. Пастор И.-Е. Госснер, считавшийся одним из лидеров гернгутеров и эмигрировавший в Россию из Германии в результате религиозных гонений, был активным деятелем Библейского общества, вызывавшим особенное отторжение у православной оппозиции. Его книга «Дух жизни и учения Иисуса Христа, в размышлениях и замечаниях о всем Новом Завете» (на русском языке она была выпущена под названием «О Евангелии от Матфея») была пропущена цензурой в мае 1823 года. Историк Ю.Е. Кондаков утверждает, что книга Госснера «представляла собой уникальный, в своем роде, пасквиль на православную церковь и ее служителей <…> Антиправославный или же антихристианский характер сочинения Госснера не подлежит сомнению». В нем он высмеивал обряды христианской церкви, объявлял их греховными, критиковал духовенство как посредника между Богом и человеком.
Подобная книга была исключительно удобна для критики со стороны ревнителей православия, которые не замедлили воспользоваться представившейся им возможностью. Дело в том, что книгу предложил перевести с немецкого А.Н. Голицын и он же пропустил ее в печать.
В марте 1824 года корректурные листы книги Госснера по инициативе М.Л. Магницкого были тайно куплены у одного из сотрудников типографии и переданы петербургскому митрополиту Серафиму (Глаголевскому), активному участнику православной оппозиции. Серафим «решился сам написать апологию на сочинение Госснера, обличил пастырски, испроверг <…> и послал в собственные руки Императора тайно».
12 апреля 1824 года Фотий, который был вызван еще в феврале митрополитом Серафимом в Петербург, послал Императору письма, под названием «Пароль тайных обществ или тайные замыслы в книге "Воззвание к человекам о последовании внутреннему влечению Духа Христова"» и «О революции через Госнера, проповедываемой среди столицы всем в слуху явно уже», в которых содержался разбор книги Госснера и некоторых других мистических изданий. Архимандрит писал Царю: «Бог любит церковь нашу, тебя – Царя и народ <...> а поэтому <...> открываю: можно весь план (составленный для свержения самодержавия и уничтожения православной церкви – А. М.) разрушить <...> Граф Аракчеев все может исполнить, он верен, – и об нем мне открыто в видении». Фотий настаивал на том, чтобы Александр I отдалил от себя Р.А. Кошелева и А.Н. Голицына, ликвидировал Библейское общество и министерство духовных дел и народного просвещения, передал Св. Синоду надзор за религиозным просвещением, запретил все секты и прекратил издание мистической литературы. Слова об А.А. Аракчееве были не случайны, к этому моменту он стал фактическим негласным лидером православной оппозиции.
Таким образом, Фотий первым отправил Царю послания, в которых подвергалась критике вся та политика в религиозной сфере, которую Александр I проводил в течение почти всего своего царствования. Для этого требовалась горячая вера и незаурядное мужество, поскольку такого рода обличения могли закончиться для Фотия опалой и ссылкой. Царь прислушался к советам архимандрита и для начала отказал во встречах Р.А. Кошелеву.
17 апреля 1824 года состоялась многочасовая встреча Александра I c митрополитом Серафимом (Глаголевским), в ходе которой владыка повторил основные требования православной оппозиции, уже сформулированные в вышеупомянутых письмах Фотия. В анонимной «Записке о крамолах врагов России» излагались некоторые обстоятельства этой встречи: «Он (митрополит Серафим – А. М.), сняв с головы своей белый клобук, положил его к ногам Императора и с твердостию сказал: не приму его, доколе не услышу из уст Вашего Величества царского слова, что министерство духовных дел уничтожится и Святейшему Синоду возвратятся прежние права его, и что министром народного просвещения поставлен будет другой, и вредные книги истребятся. В несомненное доказательство гибельных для церкви и отечества действий министра духовных дел и народного просвещения митрополит представил императору книгу Госснера "О Евангелии Матфея", которая оканчивалась печатанием; раскрыл в ней те места, которые показывали дерзкое восстание сочинителя не только против русского православия и самодержавия, но даже против всех христианских вероисповеданий. Убежденный доказательствами Серафима, Император, подавая ему клобук его, сказал: "преосвященный, примите ваш клобук, который вы достойно носите; и ваши святые и патриотические представления будут исполнены".
20 апреля Фотий был вновь тайно вызван к Императору и еще раз повторил свои обличения. Очевидно, что критика Фотия и Серафима сыграла определяющую роль в дальнейших событиях. 22 апреля Комитет Министров по докладу А.С. Шишкова, который действовал параллельно с деятелями церкви, осудил книгу Госснера и отдал распоряжение о начале следствия над теми лицами, которые были виновны в ее издании. 25 апреля были изданы два указа: о высылке Госснера из России, уничтожении его книги, наказании причастных к ее изданию и о новом порядке цензуры, согласно которому не Голицын, а митрополит Серафим определял судьбу книг духовного содержания.
Попытка Голицына запугать Фотия, которому он направил угрожающее письмо, привели к тому, что 25 апреля 1825 года в доме Орловой-Чесменской, Фотий предал анафеме князя за оскорбление церкви и Государя. Министр духовных дел, отвечающий за положение в церкви, оказался отлучен от этой самой церкви. Это был грандиозный скандал. Фотий сильно рисковал, поскольку право предавать кого-либо анафеме принадлежало лишь св. Синоду, и он, таким образом, мог стать жертвой уголовного преследования. Однако Фотий лишь получил высочайший выговор, который последовал спустя почти два месяца, 14 июня 1825 года, во время личной аудиенции у Александра I, когда Голицын уже потерял важнейшие посты. Тогда Фотий заявил Царю: «Я сотворил же волю Божию и ничего не боюся. <…> Всякому зло на Бога и Царя глаголющему аз бы сказал: анафема, да не соблазнит других и зло не сотворит». После этого Аракчеев пригласил Фотия в свое имение Грузино, чтобы «добре принять его, угостить и внушить, чтобы не опасался неудовольствий более за проклятие князя Голицына».
15 мая 1824 года князь Голицын был отстранен от должности министра духовных дел и народного просвещения, а само министерство было упразднено. Руководители Библейского общества лишились своих постов. Во главе министерства народного просвещения и главноуправляющим духовными делами иностранных вероисповеданий стал один из лидеров «русской партии» Шишков, а доклады Св. Синода теперь должны были представляться через Аракчеева. 17 мая 1824 года Александр I подписал рескрипт о сложении Голицыным звания президента Библейского Общества, на этом посту его сменил митрополит Серафим (Глаголевский), который был назначен главным цензором всех сочинений и переводов, издаваемых на русском языке. За Голицыным оставался лишь пост главноуправляющего над почтовым департаментом.
Таким образом, реальная власть в сфере церковно-религиозных отношений, просвещения и цензуры перешла к представителям православной оппозиции. В дальнейшем именно их позиция оказала определяющее влияние на выбор политики в сфере образования и религии в царствование Николая I. Решающую роль в этих событиях сыграл архимандрит Фотий. Это был переломный момент в идейных исканиях самодержавной власти, которая отныне и вплоть до 1917 года больше не пыталась искать своей духовной опоры для своей политики в неправославных течениях.
В царствование Императора Николая I Фотий, выполнив свою миссию по защите Православия и Православной Церкви, сходит с общественной сцены и уединяется в Юрьевом монастыре. На первых порах новый монарх оказывал Фотию свое расположение и разрешил ему писать лично обо всем в любое время.
12 апреля 1826 года Николай I ликвидировал Российское Библейское Общество по представлению митрополитов Серафима (Глаголевского) и Евгения (Болховитинова). Однако, по его же повелению, дело Госснера было прекращено, а его участники оправданы. Кроме того, с политической сцены были удалены некоторые ведущие фигуры православной оппозиции – А.А. Аракчеев, М.Л. Магницкий и др.
В 1827 году Император дал согласие на то, чтобы архимандрит Фотий пожизненно оставался настоятелем Юрьева монастыря. После утраты влияния Фотия на Царя, после его сошествия с вынужденной для него политической сцены, его противники взяли над ним своего рода реванш, распространяя потоки клеветы, представляя его развратником, лжецом и лицемером, исказили и демонизировали образ архимандрита. В глазах власти и общества Фотий был скомпрометирован.
Сам Фотий не придавал грязным сплетням значения, положив все свои силы на восстановление Юрьева монастыря. Он ввел в монастыре общежитийный устав, предполагавший у братии общую трапезу и одежду, возродил древнее «столповое» пение, исцелял бесноватых, ввел хитоны в качестве монашеского одеяния. При этом Фотий еще более ужесточил к себе требования монашеской аскезы: наряду с ношением власяницы и вериг он подолгу уединялся в особом скиту, где проводил время в молитвенных подвигах рядом с приготовленным гробом, юродствовал, накладывал на себя обет молчания, не принимал пищи во время поста и т. д.
К концу жизни недуги болезненного Фотия развивались все сильнее и сильнее. Несмотря на болезнь, Фотий продолжал вести крайне аскетический образ жизни, но в начале 1838 года он окончательно слег и не вставал более. Умер он 26 февраля на руках у своей духовной дочери, графини Орловой-Чесменской.
Архимандрит Фотий был погребен в Юрьевом монастыре, в усыпальнице в церкви Похвалы Богородицы. Орлова-Чесменская пережила Фотия более чем на 10 лет. При жизни Фотия она потратила на восстановлениt монастыря 700 тысяч рублей, а после его смерти потратила на дела христианской благотворительности колоссальную по тем временам сумму – около 25 миллионов рублей. Перед смертью она приняла тайный постриг под именем Агнии. Умерла она в 1848 году в келье настоятеля Юрьева монастыря. Похоронили ее рядом с Фотием.
В годы богоборческой власти Юрьев монастырь был разорен, в 1932 году усыпальница Фотия и Орловой-Чесменской была вскрыта, а их останки разметаны по всему склепу. По преданию, верующие сохранили прах Фотия и погребли его в отдельной могиле, которая сохранилась по сей день.
Аркадий Минаков
Источник
См. также:
1.08.1822 (14.08). - Рескрипт Императора Александра I о запрещении масонских лож в России
