Митрополит Макарий (в миру Михаил Андреевич Невский, при рождении Парвицкий; 1.10.1835‒1.3.1926) ‒ митрополит Московский и Коломенский (1912‒1917), митрополит Алтайский (с 1920 г.), «апостол Алтая».
Святейший Синод царского времени подчас упрекали во вмешательстве светской власти в дела церковные. Но, вот, в феврале 17-го пришла столь жданная иными либерально настроенными пастырями «свобода», и… поставленный Временным правительством новый обер-прокурор В. Львов начал с того, что «демократично» разогнал всех архиереев, замеченных в сочувствии прежнему «режиму», монархистов и консерваторов. Не стал исключением и московский старец-митрополит Макарий, апостол Алтая, глубоко почитаемый верующими. Владыка был не только беззаконно лишен кафедры и уволен на покой, но и унижен зарвавшимися временщиками. Ему запретили жить и в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре, и в Зосимовой пустыни, отправив в Николо-Угрешский монастырь. В эту обитель митрополита везли тайно, кружным путем, не позволив ему заехать в Первопрестольную и проститься с паствой. Везли ставшего пленником 83-летнего архипастыря в грязном экипаже, запряженном одной чахлой лошадкой.
Лишенный возможности служения, общения со своей паствой Святитель тяжело переживал это и осенью 1917 г. обратился с прошением о рассмотрении его дела к Всероссийскому Поместному Собору. Митрополита Макария поддержали сибирские иерархи, и Собор полностью оправдал апостола Алтая. Решение это, впрочем, не было объявлено всецерковно и мало повлияло на положение владыки. Впрочем, теперь он мог вновь служить и нести слово Божие верующим. Службы бывшего московского митрополита проходили в Угреше по праздничным и воскресным дням при большом стечении народа. Владыка Макарий не отказывал никому, кто искал у него совета и духовного утешения. Среди последних был и будущий священномученик Сергий Мечев, которого Святитель благословил принять священнический сан и заместить почившего отца, о. Алексия, в родном маросейском приходе. Московские батюшки приезжали к владыке со своими прихожанами. «Время было тяжелое, всем нам хотелось укрепиться возле светильника Православия - Владыки Макария, чтобы устоять в истине, если придется подвергнуться испытанию», - вспоминал один из них.
Особое попечение имел митрополит о детях, которые приходили к нему из окрестных сел и даже детского дома, который при советской власти разместился в монастырских стенах. Старец стремился наставлять их в Христовом учении на пороге бесовского торжества, уже наступавшего на Святой Руси…
В Угреше апостола Алтая навещали и архипастыри. Часто бывал уже при жизни почитавший его святым будущий священномученик епископ Серпуховской Арсений (Жадановский). Несколько раз приезжал Патриарх Тихон. После кончины последнего Святителя посетил Местоблюститель патриаршего престола митрополит Петр (Полянский). Владыка Макарий благословил его на тяжелое служение и подарил свой белый клобук в знак особого расположения. Увы, вскоре свщмч. Петр был арестован и в дальнейшем расстрелян, а власть в русской Церкви узурпировали чекисты…
Святитель Макарий не сподобился мученического венца, стяжав святость своей подвижнической жизнью и миссионерской деятельностью. Как и большинство русских архиереев, родился он в крестьянской семье. Отец его был причетником храма с. Шапкино Ковровского уезда Владимирской губернии. Младенца, ставшего 6-м ребенком в семье и пришедшего в этот мир в праздник Покрова, нарекли Михаилом. Мальчик был чрезвычайно слаб и тотчас объявлен «не жильцом». Однако, родители положили его под иконы и вымолили в Небесной Владычицы чудо – ребенок выжил, чтобы служить своей спасительнице и Ее Сыну без малого век…
Семья Парвицких (фамилию-прозвище Невский Михаил получил уже в семинарии) жила крайне бедно, особенно, после того, как сгорел их дом. Однажды в отсутствие родителей дети несколько дней не имели хлеба и питались клевером. Нищета однако, не сломила дух семьи, Парвицкие воспитывали детей в благочестии, учили молитвам, читали Евангелие. Когда Мише исполнилось восемь, семья перебралась в Сибирь, где отрок поступил в Тобольскую семинарию. По ее окончании он мог, благодаря своим успехам, продолжить учебу в академии, но избрал миссионерскую стезю. Считая миссионерство делом, ради которого Господь приходил на землю, будущий владыка провозглашал: «Да не уклонюся от пути миссионерства, мне предназначенного и душою моею от юности излюбленного».
С юных лет обнаружил он дар проповедника, дар убеждения, дар располагать к себе людей – качества, необходимые миссионеру. В возрасте 20 лет Михаил был принят в Алтайскую миссию в звании учителя и миссионерского сотрудника. В ту пору в тонком сне юноше явился сам основатель миссии - преподобный Макарий (Глухарев). Его имя несколько лет спустя он возьмет, принимая постриг.
Но прежде принятия монашества молодой миссионер работал учителем церковного пения в Улалинском училище и служил псаломщиком в церкви. Он изучил язык местных жителей и много путешествовал по отдаленным селам, проповедуя Слово Божие. Жил Михаил, как и другие миссионеры, своим трудом – пек хлеб, колол дрова, выполнял любую тяжелую работу. Сухари и чай – таков был миссионерский рацион. Но к нищете и тяготам ревнующему об апостольском служении юноше было не привыкать.
После принятия пострига в 1861 г. иеромонах Макарий был направлен на миссионерское служение в Чемальский стан. Местных жителей расположил он к себе сперва не словом, а способностью к врачеванию. Сохранились свидетельства чудес, совершенных о. Макарием. Об одном из них писала в 1909 г. А. Макарова-Мирская в книге «Апостолы Алтая»:
«Однажды тяжело заболел мальчик Алас в одном далеком аиле близ озера Канунь. Он бредил, лицо было обезображено, когда отец больного привез к нему о. Макария.
— Оспа, да? — сказал гость, подходя к бредившему ребенку:
— Бедный Алас … закройте вход … вот, я привез масло, святое масло, я помажу его … не совсем открывайте.
Присев у огня, и гладя его горячую головку, священник стал говорить о Рождестве, о тайне искупления — просто, понятно, тихо и спокойно. И старый хозяин юрты, и мать ребенка и больное дитя слушали жадно, пока мальчик не уснул успокоенный, сжимая крест в худенькой смуглой руке.
— Ну, мне надо ехать, — сказал миссионер, — Ему лучше, Кургай, он выздоровеет…
И, склонившись к ребенку, тихо и ровно начавшему дышать, он поцеловал обезображенное, распухшее личико без боязни заразы и вышел спокойный и тихий во мглу морозной ночи, совершив свое дело любви».
Ещё один ребенок был спасен о. Макарием с риском для собственной жизни. Мальчика укусила змея, и иеромонах высосал яд из его ноги. Местные жители предупреждали, что он умрет, если яд попадет ему, но миссионер не думал о своей жизни… И остался жив.
В другой раз по молитвам русского миссионера был исцелен алтаец с безнадежно запущенной гангреной. Несчастный, прослышав о нем, пришел к о. Макарию сам и, выздоровев, принял крещение.
Подобно первым христианам, о. Макарий обращал ко Христу любовью. Однажды два племени сошлись в нешуточной схватке. Уже пролилась кровь, уже были убитые с обеих сторон, когда посреди враждующих возник русский иеромонах с мольбой прекратить взаимное истребление. Сперва аборигены рассердились и начали бить миссионера. Но тот, поверженный на землю, поднялся и смиренно продолжал свою проповедь… И оружие было опущено, и оба племени примирились, и, окружив раненого пастыря, сидели у его ног и плакали, и целовали его руки.
О. Макарий перевел на алтайский Писание и богослужебные тексты, что положило начало алтайской письменности.
Просветитель Алтая близко дружил с просветителем татар - профессором Н. И. Ильминским. Его опыт создания крещено-татарских школ иеромонах Макарий перенес на Алтай. В Чопоше он основал первое училище на семьдесят человек с общежитием. Уже через два года томский губернатор А. П. Супруненко пришел в восторг от успехов учеников и ходатайствовал о награждении руководителя училища орденом св. Анны.
В 1883 г. возведенный в сан архимандрита о. Макарий возглавил Алтайскую миссию. Под его началом оказалась и Киргизская миссия. В 1884 г. он был возведен в сан епископа Бийского. После 36-летнего миссионерского служения, принесшего ему всероссийскую известность, владыка Макарий был назначен епископом Томским. О деятельности его в этой должности свидетельствует послужной список: «При служении Его Высокопреосвященства в Томской епархии с мая 1891 по 1 января 1909 г. открыто в епархии 217 новых приходов, два женских монастыря: Тихвинский в Бийске и Казанский в Барнауле, церковно-приходских школ 229, школ грамоты 767, приходских попечительств 442, центральное попечительство при викарии, Дом трудолюбия при Иоанно-Предтеченском женском монастыре и два приюта для инородческих детей при Алтайской миссии: Чемальский и Чулышманский».
Между тем, надвигалась новая эпоха. Если прежде миссионеру приходилось бороться с язычниками и сектантами, претерпевая от них поношения, побои и покушения (в 1886 г. злодеи сожгли дом архиерея, сам он спасся лишь чудом), то новый век выдвигал новую куда более опасную угрозу – революционеров-богоборцев.
«Что принесет нам новое столетие? – задавался вопросом владыка Макарий в 1890 г. - Ужели оно будет для нас тем роковым временем, когда число отступников превзойдет число верных чад Церкви, когда нечестие наполнит наши города, наши домы, рынки, государственные и общественные учреждения?»
Будучи убежденным монархистом и консерватором, близким другом и постоянным корреспондентом К.П. Победоносцева, апостол Алтая издалека прозревал надвигающиеся на Отечество и Церковь угрозы. «Мы переживаем смутные времена, – говорил он в одной из проповедей. – Бывали на Руси лихолетья, но тогда было не так худо, как теперь. Тогда были все за Бога, все желали знать, что Ему угодно; а теперь – не то. Тогда были за Царя. Теперь опять не то. Теперь слышатся голоса хульные на Бога и замыслы против Помазанника Его... В подметных письмах и листках их мы читаем, что они, как вестники ада, жаждут разрушения, беспорядков... Их желание – все перевернуть, чтобы голова стала внизу, а ноги наверху; чтобы честный человек ждал милости из рук босяка, которого они хотят сделать раздаятелем награбленного ими...»
Переписка владыки Макария с Победоносцевым продолжалась без малого 20 лет. Незадолго до смерти ошельмованный революционерами, отстраненный от дел, забытый практически всеми бывший обер-прокурор писал своему другу: «Вы знаете душу народную, которую разучились ныне понимать многие во власти сущие, и потому послушают Вас люди в Церкви Божией… …Тяжелые дни проживаем мы ныне, русские верные люди, дети своего Отечества, и не видим спасения. Блаженны те, кто не дожили до наших дней. Да поможет Вам Бог переносить страшные тяготы духовные».
Самому владыке Макарию ещё только предстояло испить схожую горькую чашу поношений и предательств.
В 1912 г. 77-летний митрополит был неожиданно назначен на московскую кафедру. Злые языки утверждали, будто это было сделано по протекции Распутина. Однако, владыка прежде не имел никаких контактов с Григорием Ефимовичем. Да и после назначения «контакты» ограничились поздравительной телеграммой целителя царского сына.
Начало клевете и травли Святителя положила «первая русская революция». В эту пору пожилой архипастырь отважно противостоял бесчинствам. Он стал почётным председателем Томского губернского отдела Союза русского народа, выступал с горячими проповедями и воззваниями, публикуемыми правыми изданиями. Среди них особенное распространение получили беседа «О хранении заветов Старины» и воззвание «Объединимся!»
«Мы все стали больны душой, больны нашими дурными привычками, больны нашими нравами, - писал в нем владыка. - Объединимся и будем врачевать, исправлять друг друга. Возвратимся к старым добрым временам. Возвратимся к Церкви. Весь внешний быт наш освятим христианским церковным духом. Оживим нашу приходскую жизнь, привлекая к ней всех числящихся прихожанами Церкви, но не живущими в Церкви. Пусть объединятся около пастыря сперва хотя бы два или три человека. Эти привлекут еще столько же; пусть постепенно растет эта дружина, пока все прихожане станут действительными, живыми членами прихода. Тогда воскреснет древняя приходская жизнь с ее взаимопомощью, с ее самоисправлением, с ее добрыми нравами.
Объединимся около матери нашей – земли русской, твердо оберегая древние устои ее: православие веры, самодержавие царя и единство народной жизни.
Бойся Царя и Бога, и будет тебе повсюду дорога. Таков завет русской старины.
"Бойся, сын мой, Господа и царя; с мятежниками не сообщайся" (Притч.24:21). Так повелевает нам и мудрость Израильского мудреца.
Да воскреснет Бог и расточатся врази Его! Да оживет древняя Святая Русь, и побегут от лица ее ненавидящие ее, да исчезнут они с лица земли русской, как исчезает дым! Как тает воск от огня, так да погибнут грешники – мятежники земли, а праведные – сыны Церкви, истинные дети земли, да возвеселятся пред Богом. Наше знамя, наша хоругвь – вера православная, царь самодержавный и Русь единая, нераздельная. Умрем за это знамя, за эту хоругвь, но никому не отдадим их! В этом да поможет нам Бог!»
В другом воззвании «Опомнимся! Покаемся!» архипастырь указывал:
«Страна наша мятется; все основы ее колеблются. Православию веры, самодержавию Царя и русской народности грозит опасность от того разлада, который охватил страну нашу и стал разъедать религиозную, общественную и государственную жизнь нашего отечества. Разлад производит разделение; от разделения – ослабление, а ослабление приводит к разрушению. Церкви православной грозит опасность от разделения некогда единого православного русского народа на множество еретических сект и раскольнических толков. Все эти секты и толки, не согласные между собой в религиозных верованиях и обычаях, согласны только в одном – во вражде к святой православной Церкви.
И страна русская, как государство, находится в опасности, с одной стороны, от стремления окраин ее к обособлению, с другой – от волнений, происходящих внутри ее, и делений народа на партии. Эти партии, не имеющие почти ничего общего между собой, объединяются также только в одном – во вражде к православию веры, к самодержавию царской власти и к нераздельному единству русского народа как господствующего племени. А там, где вражда, там взаимное истребление. Где вражда, там и разделение, а где разделение, там начало порабощения и уничтожения: «всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет» (Лк.11:17). Все эти секты, эти толки говорят о царстве Божием, толкуют о жизни на небе; и действуют так, как будто члены их хотят наполнить собою ад или готовить для него обитателей, ибо в Царстве Божием нет разделений; на небе нет той вражды, какая существует между сектами и толками и какую питают все они к Церкви православной. Враждебные православию и стремящиеся разрушить существующий государственный строй партии обольщают народ обещаниями обогатить его: они возбуждают его к грабежу и поджогам. Для своих преступных целей они добывают средства грабежом и иными способами, неодобряемыми ни законом, ни совестью, а тем более Евангелием; способами, допускаемыми разве только среди шаек грабителей.
Мнимые народники обещают водворить в стране мир, а поселяют в ней волнения, лишивши народ той спокойной жизни, которой он прежде пользовался. Они обещают водворение порядка, а водворяют нестроение, поставляя для богоучрежденной власти препятствия к отправлению ею своих обязанностей, обеспечивающих порядок».
Эти воззвания припомнили «черносотенному митрополиту» при назначении его на московскую кафедру. Лживая «прогрессивная» печать развернула целую кампанию, обвиняя митрополита в погромной агитации, которая якобы была причиной томского погрома. В 1905 г. обозленные забастовками и прочими революционными безобразиями жители Томска поначалу вышли на улицы с хоругвями и царскими портретами, прося защиты у властей, а у митрополита – отслужить молебен. Молебен митрополит Макарий служить не стал, а лишь благословил патриотическую по виду манифестацию, ещё не зная, что по дороге к его дому толпа уже успела совершить несколько убийств. Владыка попытался прибегнуть к тому же способу, каким когда-то примирил он враждовавшие алтайские племена. Без страха вышел он к людям и начал разговаривать с ними, увещевая и призывая не развязывать усобицу. Однако провокационные выстрелы из окон одного из зданий сорвали эту попытку.
Когда начались погромы, грабежи и пожары, 70-летний архипастырь вновь вышел к толпе, пытаясь остановить ее. Бывший с ним келейник рассказывал: «...Преосвященный подходит к толпе с увещеваниями, но на убеждения его отвечают или молчанием или выражением стыдливости за свои преступные дела. Когда он останавливался у окна, через которое выносились вещи, грабившие переходили к другому окну, когда владыка переходил к этому, они возвращались к первому или к дверям. Так без успеха принужден был святитель вернуться с места погрома».
Заклейменный погромщиком, Святитель Макарий оставался верен себе. И на травлю московских газет отвечал в очередном воззвании, приуроченном к выборам в Государственную думу:
«Не вражду мы проповедуем, но совет даем, как спасать погибающих, вразумлять неразумных. Если враждующие против существующего порядка желают находиться в общении с людьми порядка, именоваться их братьями и согражданами, то они не должны вносить в среду их, в среду народной семьи, своего разномыслия.
Кто желает держаться особых взглядов в отношении к тому, что составляет основу нашей государственной жизни; кто не желает стоять под знаменем православия, самодержавия и русской народности, тот не имеет права именоваться русским; он не брат, не соотечественник русских людей; он – иноземец, только говорящий по-русски и живущий на русской земле. Не нравится ему порядок нашей родной русской старины, пусть идет туда, где ему нравится.
Не русский душой, он никогда не будет своим для истинно русских людей. Кто дружится со врагом семьи, тот и сам враг семьи; кто подает руку дружбы носителю смуты семейной, общественной или государственной, тот и пособник смуты. Это такие простые истины, которые не нуждаются в доказательствах.»
На первопрестольной кафедре владыка Макарий стремился, как и в Сибири, восстанавливать апостольские традиции, древнее благочестие. Прогрессивной публике это было не по душе, митрополит прослыл ретроградом. Но и это непонимание не останавливало подвижника-миссионера. Раньше он просвещал дикарей природных, а теперь пытался просвещать в дикарство впавших. Последнее оказалось куда труднее. Природные дикари были суть теми же детьми, чистым материалом. Впавшие в дикарство были сплошь образованы и обуяны гордостью ума…
Владыка, несмотря на преклонные лета, постоянно ездил по епархии, пекся об образовании – начиная с приходских школ и кончая МДА. Тесные узы связали его с преподобномученицей Елисаветой Феодоровной, в обители которой он часто бывал. Бессменным и верным помощником его стал епископ Арсений (Жадановский). Последний вспоминал о возлюбленном авве:
«Митрополит Макарий неопустительно проходил весь круг суточного богослужения, жил жизнью Церкви, ее молитвословиями и воспоминаниями, свой ум и сердце постоянно держал во святом возвышенном настроении, иначе сказать, всегда духовно бодрствовал, вследствие чего праздных разговоров никогда не вел, «шутований» избегал, телесного расслабления не допускал и не терпел осуждения ближних. За последним недостатком он особенно следил и, если в разговоре замечал его за собой или у других, тот час же прерывал беседу, говоря: «Мы, кажется, впали в осуждение». …
Как Святитель умел духовно бодрствовать, нам довелось быть свидетелем, когда однажды он проводил Страстную седмицу в Чудовом монастыре. Никогда не забуду полученного мною тогда от маститого архипастыря великого урока духовного трезвения.
Владыка умом и сердцем совершенно удалялся от всяких дел и попечений житейских, земных и весь погружался в богомыслие и молитву, что создавало вокруг него таинственную, благодатную атмосферу. Отрадно было в это время с ним молиться и слушать его духовные наставления. Особенно же он бодрствовал последние три дня перед Пасхой: спал только урывками, не раздеваясь, почти ничего не вкушал, выпивая в пятницу лишь один стакан воды, а в субботу довольствуясь небольшим укрухом хлеба и чашкой чая. Тогда же довелось мне принять его исповедь, подробную и смиренную.
Приготовившись таким образом к празднику и пережив со Христом его страдания и крестную смерть, маститый архипастырь встречал Светлое Воскресение с радостным сердцем, а главное, с необыкновенною бодростью: всю Пасхальную неделю он непрерывно служил в главных храмах Москвы, весело славил Воскресшего Христа, повсюду со всеми беседуя и благословляя народ, и это после Великого поста, когда обыкновенно все пастыри чувствуют усталость и стремятся отдыхать. … Своим живым примером он сильно влиял на всех, кто его знал и входил с ним в общение».
Епископу Арсению суждено было закрыть глаза своему наставнику. «Чьи же и какие глаза прикрыл я? – писал он. - Того, кто на своем веку выразил много ласки, привета духовным чадам и особенно детям; того, кто видя красоту природы – неба с миллиардами звезд, землю, изобилующую горами, лесами, долинами, – неоднократно радовался; того, кто обратил к свету Евангелия простых сердцем алтайцев, того, кто составил много полезных поучений, наставлений и переводов на инородческие языки Слова Божия; того, чьи глаза более шестидесяти лет созерцали Тело и Кровь Господни при частом усердном и глубоко проникновенном служении Божественной литургии. Я закрыл глаза Святителя, у которого недостоин лобызать и ноги, так долго потрудившиеся на святительском поприще!»
Митрополит Макарий преставился в 1926 г. Ему было 90 лет. В 1918 г. он вместе с о. Иоанном Восторговым вынашивал планы спасения Царской Семьи. После убийства Государя его келью дважды обыскивали чекисты, изъявшие его обращение к населению с призывом молиться за упокой души Николая II, а также проект создания Союза приходских общин и «Воззвание» к народу по поводу дня памяти патриарха Гермогена, в котором народ призывался «восстать на защиту Святой Церкви от насилия большевиков». Старец-митрополит был арестован, но вскоре отпущен из-за опасений массовых крестьянских волнений в его защиту.
В 1919 г. над угрешским затворником нависла угроза голодной смерти. Игуменья Иулиания (Невакович) свидетельствовала:
«Зимой 1919 года в Храме Христа Спасителя к столику сестёр храма подошёл молодой человек и обратился с просьбой помочь митрополиту Макарию. Из слов его мы узнали, что митрополит, которому было разрешено, не знаю кем, жить в бывшем архиерейском доме монастыря Николо-Угреши, жил, параличный, в неотопленных комнатах, с двумя преданными ему келейниками, из которых один был иеромонах. Все они трое не имели права на продовольственные карточки и голодали. Монастырь же был превращён в детский дом отдыха.
Всегда энергичный ключарь Храма Христа Спасителя о. Александр Хотовицкий тотчас устроил для митрополита сбор продуктов, то есть чёрного хлеба и пшена, — ничего другого в это время не было. Но тут явился вопрос, как эти продукты доставить? Нужно было идти туда пешком, поезда почти не ходили, да и ехать в них было опасно: вас могли принять за так называемого мешочника и арестовать. Монастырь был и далеко от железной дороги. Но нашлись молодые люди из иподиаконов, и стали они ходить по очереди с молодыми людьми общины о. Алексея Мечёва. Возвращались все они в восторге от митрополита, которого возили в кресле. Дух митрополита креп. Привыкший вести молодёжь в Томске, откуда вышло множество архипастырей и пастырей для Сибири, у Владыки был особенный дар привлекать к себе молодёжь».
В 1920-м Святитель добился нового назначения – митрополитом Алтайским. Но указ этот запоздал, владыку разбил паралич. Он сохранил ясность мысли, но оказался прикован к инвалидному креслу. Несмотря на болезнь, митрополит Макарий вставал в половине пятого, читал утренние молитвы, дневной Апостол, Евангелие, толкование, синодик, 3, 6 и 9 часы, садился за работу. В 7 часов молился за Литургией, вычитывая по служебнику все молитвы. После скромного завтрака вновь садился за труды. В течение дня по четкам совершал особое правило, молясь Спасителю, Божией Матери и многим святым, которых особо чтил. После вечерней службы продолжал занятия или читал духовные книги. Спал урывками, прерывая сон ради духовного бодрствования. В полночь вычитывал полунощницу.
В 1925 г. был закрыт Николо-Угрешский монастырь, и последний год жизни старец прожил в с. Котельники, близ алтаря церкви которого и был погребен. Мощи его 30 лет спустя были обнаружены абсолютно нетленными.
«Русское царство, по милости Божией, стоит крепко и будет стоять дотоле, пока народ будет хранить неизменно закон Божий, предания святой старины и уставы Святой Церкви; пока он, подобно предкам своим, готов будет умереть за веру, царя и отечество», - говорил Святитель Макарий и завещал своим духовным чадам, а через них всем нам, всегда следовать долгу и совести:
«Учение здравой науки говорит нам, что в мире нет ничего такого, что существовало бы напрасно, без цели, без надобности. Если телу нашему дано ощущение боли, холода, утомления, то это для того, чтобы мы охраняли тело свое от всего этого, могущего действовать на него разрушительно. Если дан нам внутренний голос, одобряющий доброе и осуждающий злое, то это, конечно, для того, чтобы мы избирали первое и отвергали последнее. Если нам дано чувство правды, требующее наказания за преступление и награды за добродетель, то это свидетельствует, что это чувство не должно остаться неудовлетворенным: преступление должно быть наказано, а добродетель – получить награду. Между тем мы видим, что здесь, на земле закон правды не всегда удовлетворяется; добродетель не всегда награждается, порок не всегда наказывается. Если бы это навсегда осталось так, то можно было бы подумать, что чувство правды, присущее всему человечеству, дано людям бесцельно. А этого никак нельзя допустить, потому что, как сказано выше, в мире нет ничего бесцельного. Значит, чувство правды непременно будет когда-либо удовлетворено. А так как оно здесь, на земле, не всегда удовлетворяется, то, значит, еще будет время, когда последует такое удовлетворение. Следовательно, смертью существование человека не оканчивается: будет посмертная развязка того, что началось, но не кончилось на земле, – праведное воздаяние: праведнику по правде его, грешнику по делам его. Если несомненно – есть Бог, то несомненно и то, что Он правосуден; неправосудный Бог не есть Бог; а если Бог правосуден, то Он непременно воздаст каждому по делам его. Если мы не видим такого воздаяния здесь, на земле, то непременно оно должно быть там, за гробом: Лазарь восприимет за терпение благая, а богатый – за жестокосердие злая.
Итак, совесть есть голос Божий, указывающий нам нравственный закон, одобряющий за исполнение его и обличающий нарушителей его и тем предохраняющий от будущего Страшного Суда и наказания за преступление. Пренебрегать голосом совести значит пренебрегать своим счастием здесь, на земле, которым награждает человека спокойная совесть, и приготовлять себе то неизбежное наказание, которое ожидает в будущей жизни всех, остающихся здесь ненаказанными за грех и неудовлетворившими правде Божией покаянием и теми средствами, какие дарованы людям, по милосердию Божию, для очищения грехов.
Братие, будем хранить совесть свою: нет лучшего покоя, как покой совести; нет большего мучения, как мучение совести».
Елена Семенова
"Русская Стратегия"
ВИДЕНИЕ МИТРОПОЛИТУ МАКАРИЮ
Вскоре после революции 1917 года митрополиту Московскому Макарию, которого Временное правительство лишило кафедры, приснился сон.
«Вижу я – поле, по тропинке идет Спаситель. Я – за Ним, и все твержу: “Господи, иду за Тобой!” – а Он, оборачиваясь ко мне, все отвечает: “Иди за Мной!” Наконец, подошли мы к громадной арке, разукрашенной цветами. На пороге арки Спаситель обернулся ко мне и вновь сказал: “Иди за Мной!” – и вошел в чудесный сад. А я остался на пороге и проснулся.
Заснувши вскоре, я вижу себя стоящим в той же арке. А за нею со Спасителем стоит Государь Николай Александрович. Спаситель говорит Государю: “Видишь, в Моих руках две чаши. Вот эта – горькая, для твоего народа, а другая, сладкая, для тебя”. Государь падает на колени и долго молит Господа дать ему выпить горькую чашу вместо его народа. Господь долго не соглашался, а Государь все неотступно молил.
Тогда Спаситель вынул из горькой чаши большой раскаленный уголь и положил его Государю на ладонь. Государь начал перекладывать уголь с ладони на ладонь и в то же время телом стал просветляться, пока не стал весь пресветлый, как светлый дух. На этом я опять проснулся. Заснув вторично, я вижу громадное поле, покрытое цветами. Стоит среди поля Государь, окруженный множеством народа, и своими руками раздает ему манну. Незримый голос в это время говорит: “Государь взял вину русского народа на себя, и русский народ прощен”».
Этот сон приведен писателем Нилусом в книге "На берегу Божьей реки".
Источник: Книга «Благодатный Царь над Россией». ИД Русский Паломник. Москва, 2005. Из статьи о. Серафима (Роуза).
