4. Преследования Церкви и духовная суть большевизма

Разумеется, большевики видели в Православии своего наиболее опасного противника, считая Церковь духовным стержнем "старого мiра". Сразу после захвата власти, в 2 часа ночи 26 октября 1917 года, Декретом о земле большевики конфисковали все церковные земли. 23 января/5 февраля 1918 года вступает в силу Декрет об отделении Церкви от государства: Церковь лишается прав юридического лица и всего имущества, созданного за предыдущее тысячелетие нашими предками. И сразу же усиливается жесточайшее преследование священнослужителей. Приведем лишь несколько примеров первых лет большевицкой власти[106].

В первую же неделю после Октябрьского переворота был убит первый известный на сегодня священномученик новой эпохи – протоиерей Иоанн Кочуров (31.10./13.11.1917).

В 1918 году, через два дня после издания Декрета об отделении Церкви, в Киеве без суда и следствия убивают митрополита Владимiра – старейшего иерарха Русской Православной Церкви... В феврале расстреляны крестные ходы в Туле, Харькове, Воронеже, Шацке (Тамбовской губернии). Расстреляна толпа верующих при реквизиции имущества Белогорского подворья (Пермская епархия). 7 июня убили епископа Андроника Пермского, который сам рыл себе могилу. 29 июня в реке утоплен епископ Тобольский и Сибирский Гермоген с камнем на шее, а вместе с ним и делегация верующих, просившая о его освобождении. 24 декабря епископа Феофана Соликамского связали за волосы, продели под узел жердь и голым окунали в прорубь, пока тело не покрылось льдом... В декабре в Самаре епископа Исидора предали мучительной смерти, посадив на кол.

В 1919 году в Белгороде епископа Никодима забили железным прутом, тело бросили в выгребную яму и не разрешили хоронить. Архиепископа Воронежского Тихона повесили на царских вратах. В Астрахани с глумлением убили архиепископа Митрофана. В Юрьеве топорами зарублено 17 священников и епископов. Перед убийством большевики глумились над ними: напялили женскую одежду, пытались заставить танцевать, отрезали носы и уши. Убитых бросили на свалку...

В Богодухове монахинь привели на кладбище к вырытой яме, отрезали им груди и истекающих кровью бросили в яму; сверху бросили также живого старика-монаха и засыпали землей, крича, что "справляется монашеская свадьба".

В Херсонской губернии три священника были распяты. Духовник монастыря святой Марии Магдалины был схвачен во время богослужения, его заставили открыть рот и с криком: "Вот тебе святое причастие!" – выстрелили в рот.

Один из номеров "Пермских Епархиальных ведомостей" за 1919 год приводит имена убитых к тому времени в этой епархии – 2 епископа, 36 монахов, 51 священника, 5 диаконов, 4 псаломщика. Против каждого имени указан вид мученической кончины: утоплен, заколот штыками, забит прикладами, задушен епитрахилью, заморожен, изрублен саблями, а чаще всего – расстрелян... Нередко примечание: «сам рыл себе могилу»...

С октября 1918 года началась кампания по вскрытию святых мощей с глумлением над ними (в том числе мощей святого князя Александра Невского, преподобного Сергия Радонежского). Организуются процессии-маскарады, храмы превращают в склады, клубы и даже туалеты.

В рамках антирелигиозной кампании в Свияжске был установлен памятник Иуде, выдавшему Христа на казнь. Присутствовавший при открытии памятника датский писатель Галлинг Келлер сообщал: «Местный совдеп долго обсуждал, кому поставить статую. Люцифер был признан не вполне разделяющим идеи коммунизма, Каин – слишком легендарной личностью, поэтому и остановились на Иуде Искариотском как вполне исторической личности, представив его во весь рост с поднятым кулаком к небу»[107].

Разумеется, такая ненависть к Православию местных исполнителей подкреплялась директивами сверху. Например: «Пенза. Губисполком…провести безпощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города». Или: «…Прекрасный план. Доканчивайте его вместе с Дзержинским. Под видом «зеленых» (мы потом на них и свалим) пройдем на 10 - 20 верст и перевешаем кулаков, попов, помещиков. Премии 100000 руб за повешенного». [108].

Всего в 1917–1921 годах (еще до усиления репрессий в связи с изъятием церковных ценностей в 1922 году) были убиты многие тысячи духовных лиц. Определением Поместного Собора от 5/18 апреля 1918 года ("О мероприятиях, вызываемых происходящим гонением на Православную Церковь") устанавливается день поминовения Новомучеников Российских – воскресенье, ближайшее к 25 января по старому стилю (день убиения митрополита Владимiра).

В отличие от растерянности в дни Февральской революции, теперь возглавление Русской Православной Церкви безкомпромиссно осуждает богоборческий режим, безстрашно давая пастве истинные ориентиры христианской жизни. Огромная заслуга в этом святого Патриарха Тихона.

Мы уже отметили, что в православном государстве есть два главы – Царь и Патриарх, действующие в симфонии, и что этот принцип был нарушен Петром I. И вот, почти одновременно с падением в России одного законного столпа государственности – царской власти, несколько месяцев спустя, 5 ноября 1917 года, в храме Христа Спасителя в Москве восстанавливается другой законный столп – патриаршество на Всероссийском Поместном Соборе, проходившем с 15 августа 1917 по 7/20 сентября 1918 года.

В Москве шли уличные бои между большевиками и сопротивлявшимися им юнкерами, при этом большевики обстреливали из пушек Кремль. В связи с этим 11 ноября Собор выпустил воззвание к народу с такими словами:

«Вместо обещанного лжеучителями нового общественного строения – кровавая распря строителей, вместо мира и братства народов – смешение языков и ожесточенная ненависть братьев... Открыто проповедуется борьба против веры Христовой... Но не может никакое земное царство держаться на безбожии: оно гибнет от внутренней распри и партийных раздоров... На наших глазах совершается праведный суд Божий над народом, утратившим святыню»[109]...

19 января 1918 года Патриарх Тихон выпускает Послание с анафемой большевикам и призывом к сопротивлению:

«Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это – поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню гееннскому в жизни будущей – загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей – земной.

Властию, данною Нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы носите еще имена христианские и хотя по рождению своему принадлежите к Церкви Православной.

Заклинаем и всех вас, верных чад Православной Церкви Христовой, не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какие-либо общения... Зовем всех вас, верующих и верных чад Церкви: станьте на защиту оскорбляемой и угнетаемой ныне Святой Матери нашей... А если нужно будет и пострадать за дело Христово, зовем вас, возлюбленные чада Церкви, зовем вас на эти страдания вместе с собою...

А вы, братие архипастыри и пастыри, не медля ни одного часа в вашем духовном делании, с пламенной ревностью зовите чад ваших на защиту попираемых ныне прав Церкви Православной, немедленно устрояйте духовные союзы, зовите не нуждою, а доброю волею становиться в ряды духовных борцов, которые силе внешней противопоставят силу своего святого воодушевления, и мы твердо уповаем, что враги Церкви будут посрамлены и расточатся силою Креста Христова, ибо непреложно обетование Самого Божественного Крестоносца: "Созижду Церковь Мою, и врата адовы не одолеют ее"»[110].

Послание Патриарха было одобрено Собором. В годовщину Октябрьского переворота Патриарх обращается к Совнаркому:

«Реками политая кровь братьев наших, безжалостно убитых по вашему призыву, вопиет к небу и вынуждает Нас сказать вам горькое слово правды.... Великая наша Родина завоевана, умалена, расчленена, и в уплату наложенной на нее дани вы тайно вывозите в Германию не вами накопленное золото.

Вы отняли у воинов все, за что они прежде доблестно сражались. Вы научили их, недавно еще храбрых и непобедимых, оставить защиту Родины, бежать с полей сражения. Вы угасили в сердцах воодушевляющее их сознание, что "больше сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други свои" (Ин. 15, 13). Отечество вы подменили бездушным интернационалом...

Отказавшись защищать Родину от внешних врагов, вы, однако, безпрерывно набираете войска. Против кого вы их ведете?

Вы разделили весь народ на враждующие между собою станы и ввергли его в небывалое по жестокости братоубийство. Любовь Христову вы открыто заменили ненавистью и вместо мира искусственно разожгли классовую вражду. И не предвидится конца порожденной вами войне, так как вы стремитесь руками русских рабочих и крестьян доставить торжество призраку мiровой революции.

Не России нужен был заключенный вами позорный мир с внешним врагом, а вам, задумавшим окончательно разрушить внутренний мир. ... По вашему наущению разграблены или отняты земли, усадьбы, заводы, фабрики, дома, скот, грабят деньги, вещи, мебель, одежду. Сначала под именем "буржуев" грабили людей состоятельных, потом под именем "кулаков" стали уже грабить и более зажиточных и трудолюбивых крестьян, умножая таким образом нищих, хотя вы не можете не сознавать, что с разорением великого множества отдельных граждан уничтожается народное богатство и разоряется сама страна.

Соблазнив темный и невежественный народ возможностью легкой и безнаказанной наживы, вы отуманили его совесть, заглушили в нем сознание греха; но какими бы названиями ни прикрывались злодеяния – убийство, насилие, грабеж всегда останутся тяжкими и вопиющими к Небу об отмщении грехами и преступлениями... Да, мы переживаем ужасное время вашего владычества, и долго оно не изгладится из души народной, омрачив в ней образ Божий и запечатлев в ней образ зверя...»[111].

Большинство крестьянских восстаний в 1918–1922 годы было соединено с религиозным движением сопротивления, к которому призвал Патриарх Тихон. Уже тогда возникают многочисленные группы "катакомбных" христиан, лишенных связи с руководством Церкви, которым предстоит стать наиболее принципиальной и массовой формой духовного сопротивления народа богоборческому режиму[112].

При этом верующие проявляли массовую жертвенность. Приведем свидетельство, как в Тамбовской губернии крестьяне двинулись на здание ЧК выручать конфискованную икону Вышинской Божией Матери: «Я солдат, был во многих боях с германцами, но такого я не видел. Пулемет косит по рядам, а они идут, ничего не видят, по трупам, по раненым лезут напролом, глаза страшные, матери детей вперед, кричат: "Матушка, Заступница, спаси, помилуй, все за Тебя ляжем"... Страху уже в них не было никакого»[113].

"Нэп" нисколько не смягчил ненависть большевиков к Православию. Наоборот: именно тогда по Церкви был нанесен наиболее циничный удар под предлогом "борьбы с голодом". Голод этот был в основном рукотворный, ибо конфискация "излишков" хлеба продотрядами очень часто не оставляла крестьянам даже семенного фонда; все усугубилось засухой. К весне 1922 года голодали 20 миллионов человек – но поставки хлеба за границу не прекращались.

Православная Церковь сразу основала Комитет помощи голодающим для сбора средств, в том числе ценного церковного имущества – кроме богослужебного. Однако большевики запретили деятельность этого Комитета и решили сами насильственно изъять из храмов все драгоценные предметы, в том числе богослужебные. Инициатива исходила от Троцкого, которого Совнарком еще 12 ноября 1921 года назначил председателем особой "Комиссии Совнаркома по учету и сосредоточению ценностей".

Началось изъятие "драгметаллов" из храмов, включая Кремлевские соборы: срывали ризы с икон и переплеты со Священного Писания, старинные и исторически ценные предметы (дароносицы, кресты, утварь) и даже национальные святыни конфисковывали как простой лом для переплавки, выковыривая драгоценные камни...

Патриарх Тихон в воззвании от 15/28 февраля 1922 года заявил, что изъятие богослужебных предметов «воспрещается канонами Церкви как святотатство». Как в Москве и Петрограде, так и почти во всех губерниях, особенно в Новгородской, Тамбовской, Смоленской, народ выступил в защиту храмов, вокруг которых происходили настоящие схватки; бастовали рабочие заводов и железной дороги, протестовала интеллигенция – то есть сопротивлялись все слои общества; по сообщению ГПУ, «велась погромная антисемитская агитация». И вот, после кровопролитных столкновений 15 марта 1922 года в Шуе, где большевики открыли огонь по верующим, Троцкий 17–20 марта изложил в Политбюро следующий план войны против Церкви:

«В центре и в губерниях создать секретные руководящие комиссии по изъятию ценностей... В состав комиссии привлекаются комиссар дивизии, бригады или начальник политотдела... Строго соблюдать, чтобы национальный состав этих официальных комиссий не давал повода для шовинистической агитации... Одновременно с этим внести раскол в духовенство... В нашей агитации мы ссылаемся на то, что значительная часть духовенства открыла борьбу против преступного скаредного отношения к ценностям со стороны безчеловечных и жадных "князей церкви"...»[114].

Тайный же замысел этой кампании разъяснил Ленин в строго секретном письме членам Политбюро от 19 марта 1922 года:

«Для нас, именно данный момент представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля на голову и обезпечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей, и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешенной и безпощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Именно теперь и только теперь громадное большинство крестьянской массы будет либо за нас, либо во всяком случае будет не в состоянии поддержать сколько-нибудь решительно... горстку черносотенного духовенства...

Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и безпощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий... [выделено нами. – М.Н.]

Официально выступать с какими то ни было мероприятиями должен только тов. Калинин, – никогда и ни в каком случае не должен выступать ни в печати, ни иным образом перед публикой тов. Троцкий... Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу разстрелять, тем лучше»[115].

Итак, большевики стремились «с самой бешеной и безпощадной энергией» разгромить Церковь, а не помочь голодающим. В 1922 году было изъято золота более 33 пудов, серебра – более 23 997 пудов, бриллиантов – 35 670 штук и прочих драгоценностей – всего на сумму более 4,5 млн. золотых рублей. К апрелю 1923 года удалось награбить еще примерно на 3 миллиона рублей[116]. Разумеется, духовную и историческую ценность этих национальных святынь ни в каких цифрах выразить нельзя. Из этих средств на закупку хлеба правительством был затрачен 1 млн. золотых рублей, тогда как американская благотворительная организация АРА в 1921–1923 годах израсходовала на помощь голодающим в России 137 млн. золотых рублей[117]. В том же голодном 1921 году большевицкое правительство израсходовало 1,8 млн. рублей золотом на покупку за границей 60 тысяч комплектов кожаного обмундирования для чекистов, а в 1922 году продало за границу 50 млн. пудов хлеба – хотя голод продолжался[118].

Ленинское "сражение с черносотенным духовенством" в связи с изъятием церковных ценностей вылилось в 1414 столкновений верующих с войсками только к ноябрю 1922 года[119]. Показательные процессы против духовенства прошли в апреле-мае 1922 года в Москве и Петрограде. В числе приговоренных к расстрелу 13 августа был убит митрополит Петроградский Вениамин (Казанский). В тюрьмах и ссылке концу 1924 года находилось около 70 архиереев – более половины оставшегося в живых епископата[120].

Патриарх был в мае 1922 года заключен под домашний арест в Донском монастыре, затем подвергся допросам и шантажу в тюрьме с угрозой новых расстрелов духовенства. Так власти добились от него в июне 1923 года заявления с отмежеванием «как от зарубежной, так и от внутренней монархически-белогвардейской контрреволюции» со словами: «Я отныне советской власти не враг»[121]. Но это не значит, что его удалось сделать "другом" этой власти.

В прежние времена наши святые преподобный Сергий Радонежский и Патриарх Гермоген имели перед собой врага внешнего, четко определяемого (татары, поляки) – и с другой стороны православный народ. Теперь же раскололась активная часть самого российского общества, обманутого посулами врагов и утратившего четкие православные критерии добра и зла. И российская интеллигенция, и значительные массы народа, и Белое движение (к тому времени потерпевшее поражение), и немалая часть самого духовенства – не обрели еще тогда духовного видения причин катастрофы и путей выхода из нее. Поэтому в таких условиях Патриарх был вынужден отказаться от политической борьбы – ради сохранения возможности духовной борьбы за Церковь и за возвращение народа к вере на уроках посылаемых испытаний.

Патриарх Тихон понимал, что революция попущена нам за наши же грехи, по нашей слепоте, поэтому она требует внутреннего изживания, которому Церковь, оставаясь на русской земле под большевицкой оккупацией, могла способствовать, лишь не будучи политически «ни "белой", ни "красной" Церковью» (как он выразился в 1923 году в своем "покаянном" заявлении после освобождения из-под ареста). Но защиту Церкви он считал своей главной задачей и затем неоднократно направлял властям протесты против преследований[122].

Дело усугублялось тем, что одновременно с гонениями на стойкую часть Церкви большевики поощряли так называемое "обновленчество" (во главе с евреем-протоиереем А.И. Введенским, запрещенным в служении), принимавшее «религиозно-нравственную правду октябрьского социального переворота». Оно не только признало богоборческую власть "властью от Бога", но и стремилось "модернизировать" Церковь: в частности, обновленцы предложили снятие монашеских обетов с епископов, второбрачие духовенства, допущение женщин до рукоположения в священный сан, даже пересмотр догматов о грехопадении и искуплении... В мае 1923 года обновленцы провели "второй поместный собор" в захваченном храме Христа Спасителя в Москве и "лишили сана" Патриарха Тихона, завладев к тому времени большей частью храмов (90 % в Петрограде).

Собственно говоря, это была еще одна форма борьбы власти против Церкви: с помощью отступников внутри нее самой. Советская власть оказывает обновленцам всестороннюю поддержку, в том числе репрессиями против истинного духовенства. Обновленцев поддержал и Константинопольский Патриархат – давний инструмент мiровой закулисы (во главе его с начала ХХ века стояли масоны, такие, как патриарх Мелетий, занесенный даже в масонский энциклопедический словарь).

В 1925 году создается "Союз безбожников СССР" под руководством Губельмана-Ярославского, который вошел в "Интернационал пролетарских свободомыслящих". Разворачивается столь кощунственная наглядная агитация против Божией Матери и Христа, что мы не можем ее даже пересказать. В эти же годы (1925–1926) Ватикан пытается через кардинала-иезуита д’Эрбиньи войти в "конкордат" с большевиками против "реакционного" Православия.

Всех этих противников Русской Православной Церкви большевики используют для давления на Патриарха, добиваясь от него еще большей "лояльности". Однако он не сдавался – во многом благодаря стойкости большей части поддерживавшего его народа. Многие верующие считали, что именно чекисты, видя, что от Патриарха никаких существенных уступок более не добиться, помогли ему умереть в марте 1925 года, одновременно опубликовав подложное* "завещание" с призывом к поддержке советской власти. На замену ему в церковное руководство в нарушение канонов выдвигают "лояльных попов" (как выражался Троцкий) и прежде всего сломленного в заключении временного заместителя третьего Местоблюстителя Патриарха Тихона – митрополита Сергия (Страгородского), выпустившего 16/29 июля 1927 года подготовленную ГПУ "декларацию" от имени новосозданного «с разрешения власти» «временного Священного Синода», десять членов которого также подписали этот текст[123]. Хотя еще были живы все три Местоблюстителя, назначенных Патриархом, и митрополит Сергий не мог обходить их законные права.

Если Патриарх Тихон был вынужден заявить лишь об отказе от политической борьбы с советской властью (без призывов к поддержке ее), то митрополит Сергий, отказавшись от аполитичности, призвал (курсив далее наш) «не на словах, а на деле» показать «лояльность к Советской власти», «не только из страха, но и по совести». Он даже заявил о совпадении интересов Церкви и Советской России, «радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот... или просто убийство из-за угла, подобное варшавскому [имеется в виду, что в том же году юноша-эмигрант Б.С. Коверда застрелил в Варшаве советского дипломата Войкова, соучастника убийства Царской семьи. – М.Н.], сознается нами как удар, направленный против нас». Митрополит Сергий выразил богоборческой власти «всемерную благодарность за... внимание к нуждам православного населения» и потребовал от эмигрантского духовенства подписок о «полной лояльности к советскому правительству», главное же – он стал запрещать в служении несогласных с этой "декларацией", а таковых было в Церкви большинство. Это давало повод и власти преследовать их "законно" как контрреволюционеров. Десятки епископов увидели в этом измену Церкви – и вышли из подчинения Сергию.

Так окончательно оформилась Катакомбная Церковь, полностью отрицающая советскую власть и ее нормы (регистрацию новорожденных, прописку, официальную работу, деньги и т.д.). Начало ей положило упомянутое январское воззвание (1918) Патриарха Тихона, а организационную форму ей придал митрополит Иосиф (Петровых), хотя были и не связанные с ним ветви. Это было уникальное духовное явление: длящийся подвиг многолетнего противостояния богоборческому большевизму миллионов православных людей – противостояния до смерти.

Лишь на фоне этих репрессий можно представить себе всю силу веры в России, которая устояла в этом испытании.

Такая ненависть и одержимость, с которой большевики стремились уничтожить Церковь, выдает истинную причину их действий: это была не политическая необходимость, как они утверждали, а сатанинская похоть разрушения. К тому же они выступили не только против заповедей Христа о любви и милосердии («милосердие – измена революции»), но даже против десяти заповедей:

1. Первая заповедь гласит: «Я, Господь Бог твой; чтобы не было у тебя других богов, кроме Меня». – Вместо этого у коммунистов: "бога нет" (а значит нет и абсолютной нравственной точки отсчета, все относительно).

2. Вторая: «Не сотвори себе кумира» (идола). – Вместо этого у коммунистов поклонение марксистским кумирам-богоборцам, чьи имена и изображения покрыли всю землю России. И себя коммунистические вожди видели в роли таких кумиров: уже с 1919 года скульптуры Ленина устанавливались во многих городах России, городок Пришиб переименовали в Ленинск, Гатчину – в Троцк. Из набальзамированного трупа Ленина сделали "мощи" для поклонения, причем православный архитектор Щусев, видимо, намеренно соорудил ему мавзолей по типу Пергамского алтаря, который был центром сатанинского культа; схожая четырехугольная башня описана Геродотом у вавилонян для идола "Вил", которого упоминал пророк Даниил (14: 3–4)[124].

Марксистская партия попыталась противопоставить Православию эрзац собственной "материалистической религии" с революционными "пророками" и "мучениками", революционными праздниками вместо церковных. Вместо церковных Таинств, сопровождавших рождение, жизнь и смерть человека вводились соответствующие атеистические "гражданские" ритуалы... И даже вместо Бога  некоторые большевики-"богостроители" (Луначарский, Базаров, Богданов, Горький) пытались придумать материалистический эрзац и объявили марксизм "религиозной системой".

При этом обожествлялась сама всемогущая "партия чудес", требовавшая беспрекословной веры, что хорошо видно из откровений видного большевика Ю.Л. Пятакова:

«Когда мысль держится за насилие, принципиально и психологически свободное, не связанное никакими законами, ограничениями, препонами, – тогда область возможного действия расширяется до гигантских размеров, а область невозможного сжимается до крайних пределов, падает до нуля. Безпредельным расширением возможного, превращением того, что считается невозможным, в возможное, этим и характеризуется большевистская коммунистическая партия... Это есть черта, глубочайше отличающая нашу партию от всех прочих, делающая ее партией "чудес". Большевизм есть партия, несущая идею претворения в жизнь того, что считается невозможным, неосуществимым и недопустимым...

Ради чести и счастья быть в ее рядах мы должны действительно пожертвовать и гордостью, и самолюбием, и всем прочим... Категория обыкновенных людей не могут сделать мгновенного изменения, переворота, ампутации своих убеждений. Но... мы ни на кого не похожи... Проникаясь мыслью о насилии, мы направляем его на самих себя, и если партия того требует... актом воли сумеем в 24 часа выкинуть из мозга идеи, с которыми носились годами... В прибегании к этому насилию с целью сломать себя и быть в полном согласии с партией и сказывается суть настоящего идейного большевика-коммуниста... Да, я буду считать черным то, что считал и что мне могло казаться белым, так как для меня нет жизни вне партии, вне согласия с нею»[125] (курсив в оригинале).

3. «Не произноси имени Господа Бога твоего всуе». – Вместо этого запрета всем основоположникам марксизма-ленинизма (и особенно Ленину) было присуще кощунственное поношение Бога.

4. «Помни день субботний, чтобы проводить его свято...». В христианскую эпоху таким днем стало воскресенье в память о Воскресении Христа. – Вместо этого коммунисты с 1929 года по 1940-й ввели шестидневку для отмены христианской недели. (Еще идеологи Французской революции с той же целью пытались ввести декады – десятидневки.) В летосчислении выражение "от Рождества Христова" заменили на "нашу эру", на II съезде Союза воинствующих безбожников в 1929 году (под лозунгом "Через безбожие – к коммунизму") попытались вообще ввести новое летосчисление: от Октябрьской революции...

5. «Чти отца твоего и матерь твою...» . – Вместо этого у коммунистов требование отречения от родителей и их предательства ради дела партии (культ Павлика Морозова). Претворяя в жизнь положение "Манифеста" Маркса-Энгельса об «общественном воспитании всех детей», Бухарин в своей "Азбуке коммунизма" утверждает, что право родителей на воспитание детей «с социалистической точки зрения ни на чем не основано», ибо ребенок «принадлежит обществу – человеческому роду»[126].

6. «Не убий». – Вместо этого у коммунистов расстрелы невинных заложников и уничтожение целых сословий. Поэт Багрицкий как всегда откровенен в своем выражении господствующей морали: «А если прикажет солгать, – солги. / И если прикажет убить, – убей»...

7. «Не прелюбодействуй». – Вместо этого коммунисты, напомним, уже в "Манифесте" собирались «ввести вместо лицемерно прикрываемой общности жен официальную, открытую». Декретом о семье и браке, принятым в сентябре 1918 года для "революционизирования семьи" и разрушения "буржуазной морали", отменялся церковный брак и признавался лишь гражданский, для его расторжения было достаточно заявления одного из супругов.

Видная большевичка А.М. Коллонтай учила, что «семья перестает быть необходимостью как для самих членов семьи, так и для государства»[127]; пропагандировала теорию, что в коммунистическом обществе удовлетворить половую потребность будет так же просто, как выпить стакан воды. «Выделение "любящей пары", моральная изоляция от коллектива, в котором интересы, задачи, стремления всех членов переплетены в густую сеть, станет не только излишней, но и психологически неосуществимой... Пролетарская идеология дорожит главным образом тем, чтобы данные свойства [любви]... проявлялись бы в общении не только с одним избранником сердца, но и при общении со всеми членами коллектива... Таков идеал любви-товарищества, который выковывается пролетарской идеологией, взамен... супружеской любви буржуазной культуры»[128].

8. «Не укради». – Вместо этого у коммунистов: "грабь награбленное"; уголовные преступники были провозглашены "социально близкими".

9. «Не произноси на другого ложного свидетельства». – Вместо этого у коммунистов: ради дела коммунизма «надо... пойти на все и всяческие жертвы, даже – в случае надобности – на всяческие уловки, хитрости, нелегальные приемы, умолчания, сокрытие правды...»[129]; «мы говорим, что наша нравственность подчинена вполне интересам классовой борьбы пролетариата»[130] (Ленин).

10. «Не пожелай жены ближнего твоего, не желай дома ближнего твоего, ни поля его... и вообще ничего, что принадлежит ближнему твоему» . – Вместо этого зависть к чужому имуществу была положена в основу марксизма.

Даже если бы коммунистам и удалось построить такими методами обещанное "светлое будущее" – оно было бы рассчитано на глубоко аморальных потомков, готовых оправдать своим земным "раем" все многомиллионные человеческие жертвы, положенные в его фундамент. Однако на таких принципах не могло бы существовать ни одно государство: они являют собой полное беззаконие. В основе всего этого лежит идея, что коммунистическое "добро" может быть осуществлено через временно используемое зло – вот в чем суть обмана сатаною большевиков, искренне поверивших в марксизм. «Марксизм и коммунизм есть наиболее полное выражение еврейского (сатанинского) духа»[131], – считал философ А.Ф. Лосев, хотя, конечно, в царстве самого антихриста этот дух будет выражен еще полнее.

У основоположника марксизма в молодости подражание антихристу выражалось и в откровенной форме, – например, в стихотворении-молитве "Прометей"[132]. Вообще поразительно, сколько проговорок о сатанинской сути большевизма можно найти у большевицких классиков, например, у Маяковского: «Товарищ Ленин, я вам докладываю / не по службе, а по душе. / Товарищ Ленин, работа адовая / будет сделана и делается уже![133] (курсив наш).

Неудивительно, что одним из важнейших символов большевизма стала (видимо, Божиим попущением, для саморазоблачения) введенная Троцким масонская красная пятиконечная звезда в красной армии. Она «относится к общепринятым символам масонства», имеет связь с традицией каббалы и «восходит к "печати Соломона", которой он отметил краеугольный камень своего Храма»[134], – объясняет масонский словарь; в этом восстановленном храме и воссядет антихрист... (Троцкий знал о масонском значении пентаграммы, ибо в течение года изучал масонство в одесской тюрьме: «Думаю, что это имело значение для всего моего дальнейшего идейного развития»[135], – признавал он; затем он получил масонское посвящение в одной из парижских лож, – сообщает масонский источник[136].)

Скрещенные серп и молот (ложный крест), используемые в советском гербе, тоже символичны. Серп – древний символ смерти, ассоциирующийся в Новом Завете с последней "жатвой". Молот в языческих религиях был атрибутом верховного божества грома, молнии и огня, а в Новое время принят масонством как инструмент построения Храма Соломона (в смысле «символической обработки грубого камня» – человеческого материала) и как символ власти мастера ложи[137].

Из всего этого нельзя не видеть, что антихристианский пафос большевизма (изуверские казни духовенства, глумление над иконами и мощами святых, памятник Иуде-предателю) преследовал не цель создания "лучшего строя", а не всегда осознаваемую исполнителями сатанинскую цель кощунственного убийства православной России.

---

---