Указанные выше формальные противоречия (между писаным и неписаным законом) могут возникнуть лишь при рассмотрении "буквы" отдельных статей Законов в отрыве от их совокупного смысла и главное - от их духа, что и делают сторонники кирилловской линии. Как можно видеть из всех их опровержений, водораздел между нашей и их позицией состоит не столько в разном толковании законов о престолонаследии, сколько в разном отношении к сути православной монархии.
Как же далеко надо было уйти от понимания ее и охраняющих ее законов, чтобы заявить, как это сделал официальный представитель Кирилловичей, что, помимо принципа первородства, никаких дополнительных требований к наследнику Престола закон не предъявляет. «Нарушение им каких бы то ни было иных норм можно рассматривать как печальное событие, как Божие попущение, но на правах его это не отражается» - «что бы он ни натворил!»...
То же самое утверждает глава прокирилловской партии РХМС А.Н. Закатов: «Точно так же, как нельзя отречься от собственного отца, даже если он нарушает Божественные заповеди, для человека недопустимо восстать против Законного Царя, какие бы проступки он не совершил. Об этом прекрасно написал Царь Иоанн Грозный в своих письмах изменнику А. Курбскому».[206] (Как можно видеть, для Закатова не являются авторитетами ни митрополит Филипп, выступивший против произвола Грозного и причисленный к лику святых, ни преп. Иосиф Волоцкий, чье поучение мы приводили выше; да и в Евангелии наш оппонент не заметил слов Самого Христа: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня» - Мф. 10, 37; 19, 29.)
Есть у Закатова и такие заявления: «Получение Царственного достоинства осуществляется только через кровь - священную Царскую Кровь... Православная Церковь чтит Царя как Власть от Бога даже в том случае, если Царь не исповедует Православие... Наиболее ярким примером в этой тонкой области православной жизни стало поведение Святителя Николая (Касаткина) Архиепископа Японского, благословившего во время русско-японской войны православное духовенство Японии служить молебны о даровании победы японской императорской армии»...[207]
Здесь не место обсуждать чисто пастырское решение свт. Николая в отношении к личной совести своих клириков-японцев - по аналогии с отношением апостолов к почитанию современных им еще языческих императоров Рима (это уважение принципа власти как меньшего зла в сравнении с хаосом безвластия). Но показательно, что эти примеры с нехристианской Японией и дохристианским Римом кирилловцы выдвигают сегодня в тысячелетней православной России... То есть, если в первом случае нормой была окружающая языческая государственность и речь шла о выборе христианами меньшего зла в тех условиях, в надежде на будущую победу Православия, -то теперь нам хотят навязать как норму отступление от достигнутой высоты Православия к облегченным требованиям "постхристианской" декоративной монархии.
Показательно и заявление главного кирилловского "родослова" Думина, что не «глубоко символичный» (всего лишь!) обряд Помазания на Царство, «а наследственное право дает старшему в роде Романовых императорский титул и власть»... О духовных же требованиях к монарху Думин вопрошает: «где тот безгрешный, способный быть здесь судьею?» - такой вопрос можно поставить лишь при забвении, что к этому способна и обязана Церковь, связанная с монархом в принципе "симфонии".
...Впрочем, как мы уже отметили, верного понимания этого, как и ответственности монаршего служения, не было и у дореволюционных предшественников нынешних кирилловцев - у значительной части русского общества, в том числе в правящем слое и даже в самой Династии. Отсюда и их собственные нарушения законов (см. с. 69-74), и их непонимание царской непоколебимости Николая II в самых принципиальных вопросах (о сути православного самодержавия, о законодательных полномочиях либеральствующей Госдумы, об ограничениях прав антихристианского иудаизма и др.). Отсюда же проистекают и разные отношения членов Особого совещания к незаконному браку Кирилла и связанные с этим сомнения о возможности его принудительного (а не "добровольного") лишения прав на Престол, что отразилось в "Мемории".
Нельзя не видеть, что многие сановники, не будучи ни юристами, ни знатоками церковных канонов и теории монархической государственности, попросту недостаточно разобрались в столь необычном деле. В частности, в "Мемории" налицо противоречивое отношение к факту нарушения Кириллом и его отцом статьи 185 - не все участники Совещания точно помнили обстоятельства, не все вникли в тонкости законов, не все учитывали церковные правила, не все понимали даже духовный смысл таинства Помазания на Царство...
И это характерно как раз для тех членов Совещания, которые, по утверждению Думина, осмелились оспорить резолюцию Государя о принудительном лишении Кирилла прав престолонаследия; это мнение продавливалось министром иностранных дел А.П. Извольским. Думин противопоставляет этот фланг «меньшинству, готовому выполнить любое желание Государя» (хотя в числе этих "услужливых" были наиболее компетентные члены Совещания: министр юстиции Щегловитов и глава правительства Столыпин). Однако причины смелости "правдолюбца" Извольского, которого Думин ставит в пример, раскрываются в воспоминаниях этого деятеля в ином виде.
Причины эти - в либерально-западническом отношении Извольского к монархии и монарху, о котором он писал, что «образование Николая II не превосходило уровня образования кавалерийского поручика», что он был лишен «моральной твердости», поэтому имел «склонность к мистике и вере в чудесное», находясь под влиянием Распутина и «религиозной истерии» Царицы, у которой «преувеличенный мистицизм вызывался патологическими причинами»; тогда как своим достоинством Извольский считает «склонность к либеральным и конституционным идеям», из-за чего правые круги видели в нем «чуть ли не сообщника революционеров».[208] Неудивительно, что именно Извольский сыграл огромную роль в вовлечении России в гибельный союз с предательской масонской Антантой и что сын его, Г.А. Извольский, фигурирует в масонском словаре Берберовой.
Поэтому взвешивать подобные мнения чисто количественно - так же неверно, как арифметическим большинством малообразованных нецерковных избирателей определять, есть ли Бог. И вот такое недопонимание со стороны бюрократической верхушки, также способствовавшее падению православной монархии (о чем предупреждал Тихомиров), а потом проявившееся и в кирилловском движении в эмиграции, - кирилловцы тоже толкуют как "принципиальное поведение" и "аргумент" в свою пользу.
Они с радостью хватаются за любое подобное "подтверждение", независимо от его мотивов и компетентности. Особенно очевидно это в оправдании февральской измены Кирилла: приводятся поздние "свидетельства" сторонников "Императора Кирилла I", будто он стремился «помочь наведению порядка»... - Но как совмещается с этим его призыв к другим войскам «присоединиться к новому правительству» и участие кирилловской воинской части в охране арестованных сторонников монархии? Ведь Дума была официально распущена 26 февраля и в ее здании 28 февраля образовался штаб революции - незаконный "Временный Комитет" Госдумы из масонов-заговорщиков; в здании Думы уже содержались арестованные министры царского правительства. Не говоря уже об антимонархических интервью с очернением Царской Семьи (вот еще одно, в котором Кирилл риторически вопрошает: «Я не раз спрашивал себя, не сообщница ли Вильгельма II бывшая императрица...»).[209]
Наконец, в виде последнего аргумента кирилловцы теперь используют и такой: «а ведь и другие-то грешили»... - как будто чужой грех оправдывает собственные грехи. Грех устраняется только покаянием, однако ни в своих грехах против Православия, ни в государственной измене Кирилл и его потомки ни разу не покаялись, а утверждают их "правомерность" и строят свои притязания на все новой лжи.
В этой связи "Вице-директор Департамента Герольдии Российского Дворянского Собрания" О.В. Щербачев пытается даже уравнять предательство Кирилла - с насильственно вырванным отречением Государя, преданного Кириллом и почти всем окружением. Мол, поскольку и Государь не имел юридического права на отречение, поэтому «не нам судить их. Здесь мы выходим из сферы закона и, как и Петр, вымаливаем прощение», ибо даже «апостол Петр трижды отрекся от Христа» - !..[210]
В том-то и дело, что Петр искренне покаялся в той своей слабости и затем запечатлел верность Христу своей жизнью как апостол. Государь Николай II от Христа не только не отрекался, но взошел на свою Голгофу как преданный всеми Помазанник Божий, которого следует не "судить" (?!), а почитать как святого Царя-Мученика. В те дни ему не в чем было каяться: его смиренное отречение было последним актом его служения Божией воле - для вразумления русского народа на предстоящем пути страданий... Те, кто упрекает Государя в "безволии", не чувствуют мистического уровня происшедшего (ведь и Христос смиренно предал себя в руки палачей - для спасения рода человеческого на мистическом уровне, в Своем Воскресении). Вот в чем смысл святости последнего Царя - Помазанника Божия, давно прозревавшего эту тайну о своей мученической судьбе (см. с. 76-77).
И не Царь нарушил клятву Собора 1613 г., не он (подобно брату, Кириллу и другим членам Династии) передал решение на "многомятежную" волю учредительного собрания. Заметим, что измена Кирилла могла быть одним из психологических инструментов в давлении заговорщиков и на Царя, и на его брата. Кирилл же и его потомки, вместо покаяния, всегда настаивали на своей непогрешимой "легитимности", оправдывая все грехи в своем роду, а тем самым вновь и вновь принимая их на себя и умножая.
На с. 263 мы уже показали, как Щербачев искажает наши слова о том, что «Государь не имел права прощать» Кирилла, отрезая окончание этой фразы (см. с. 27, 28, 62) и утверждая, что Государь «обязан... снисходить иногда к слабостям и грехам своих подданных», ибо «несть человек, который жив будет и не согрешит».
Да, Государь может милостиво прощать грехи своих подданных, снисходя к личным человеческим слабостям, но он не вправе отменять само понятие греха и снисходить к нарушению соответствующих церковных канонов - как того хотели бы кирилловцы. Вспомним, что в этой связи первое Высочайше учрежденное совещание высказалось единогласно и однозначно: «Изъявление царствующим Императором соизволения на вступление лиц Императорской фамилии в брак, противный каноническим правилам Православной Церкви, представлялось бы несовместимым с соединенными с Императорским Всероссийским Престолом защитою и хранением догматов господствующей Церкви» (это место в "Журнале" совещания подчеркнуто красным карандашом).
Это же совещание предусмотрело и возможность «в путях Монаршей милости» даровать потомству Кирилла «положение и титул Князей Императорской крови с титулом Высочества, но, конечно, без прав на престолонаследие» (подчеркнуто в оригинале рукою Государя) -что и было сделано Указом от 15 июля 1907 года. В результате этого Указа брак Кирилла стал признанным -но не перестал от этого быть трижды незаконным: с точки зрения Основных законов (ст. 183 и 134), гражданского и церковного законодательства - со всеми вытекающими из этого последствиями.
Исходя из этого, совершенно правы были те члены второго Совещания (Столыпин, барон Фредерике, барон Будберг и Щегловитов), которые заявили: «Высочайшее признание утраты Его Императорским Высочеством [Кириллом] принадлежащего ему по рождению права на наследие Престола является ... естественным и необходимым последствием совершенного Великим Князем поступка - вступления в недозволенный Вашим Величеством и запрещенный церковью брак с двоюродною своею сестрою. Действительно никакому сомнению не подлежит, что при таких условиях Великий Князь Кирилл Владимирович не может наследовать Императорский Всероссийский Престол. Положение это вытекает из прямого смысла статьи 64 основных государственных законов, в силу коей Император, яко Христианский Государь, есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры и блюститель правоверия и всякого в Церкви святой благочиния. Отсюда ясно, что Всероссийским Императором никогда не может стать Член Императорского Дома, состоящий в браке, противном каноническим правилам Православной церкви, защита и хранение догматов коей составляет высокую, сопряженную с Императорским саном, обязанность.»
Этой сути дела не могут отменить никакие рассуждения о пресловутой церковной "икономии": мол, есть такие церковные правила, «соблюдение которых является скорее исключением, чем нормой»... Куда нас заведут кирилловцы с таким либерально-обновленческим подходом к Православию?
[206]. Закатов А. Смысл коронации... С. 4.
[207]. Там же.
[208]. Извольский А.П. Воспоминания. М. 1989. С. 158-177.
[209]. Петроградская газета. 1917. 9/22 марта.
[210]. Щербачев О. Император Кирилл I и Закон о престолонаследии // Дворянское Собрание. М. 1997. № 6; Дворянский Вестник. М. 1997. № 2(33).
———————————— + ————————————
назад вверх дальше
——————— + ———————
ОГЛАВЛЕНИЕ
——— + ———
КНИГИ
