«Нога моя ста на правотѣ» (Пс. 25, 12).
I.
Особое слово... Слово, имѣющее большую притягательную силу. Для многихъ, многихъ ‒ святое и дорогое слово, не легко опредѣлимое и, въ то же время, простое и понятное. Отъ нѣкоторыхъ слышимъ укоръ: «Зачѣмъ у насъ на собраніяхъ, въ рѣчахъ, такъ часто бряцаютъ словомъ «Православіе»? Можетъ быть, иногда они и правы въ своемъ протестѣ. Не слѣдуетъ изъ дорогого людямъ понятія создавать боевой, ходкій терминъ, говорить о немъ тамъ, гдѣ оно мало цѣнится, дѣлать изъ него боевой мячъ въ общественныхъ культурно-политическихъ собраніяхъ. Бережно слѣдуетъ хранить это имя, эту нашу словесную святую эмблему.
Говорить о Православіи не значитъ непремѣнно пытаться дать исчерпывающее опредѣленіе. Дѣлиться мыслями о дорогомъ бываетъ потребностью, пріятно ‒ просто «подѣлиться»; никто васъ не осудитъ, если вы только въ идеальномъ свѣтѣ будете говорить о любимомъ.
Скажутъ, не смѣло ли ‒ высказывать свои мысли о немъ? Не нужна ли прежде самому подняться на всю духовную высоту его, чтобы судить о разнообразныхъ сторонахъ его? Можно ли охватить его полноту?
Но развѣ лучше ‒ совсѣмъ не говорить, изъ опасенія сказать не всегда умѣло? И не въ правѣ ли каждый изъ насъ хотя бы такъ судить о немъ, какъ судимъ о величественномъ храмѣ, осматривая его съ погоста и смотря вглубь его, съ его паперти?
II.
Нерѣдко у людей, стоящихъ дальше отъ Церкви, малочувствующихъ дыханіе ея, туманное и расплывчатое представленіе соединяется со cловомъ «Православіе».
«Это нѣчто среднее между католичествомъ и протестантствомъ...»
«Извѣстно: это цезарепапизмъ»!
«Я признаю Православіе, только, конечно, настоящее, не то ‒ семинарское богословіе».
«Вы о какомъ спрашиваете: объ офиціальномъ Православіи»? ‒ отвѣчаютъ вамъ.
О, да, мистика Православія: «сыра земля ‒ Мать Пресвятая Богородица», «Градъ Китежъ», юродивые, «Іисусе Сладчайшій, въ лѣпоту облекшійся» (изъ одного публичнаго чтенія).
«Православіе это соборность, участіе клириковъ и мірянъ въ управленіи церковномъ».
«Вотъ настоящее Православіе: старецъ Зосима у Достоевскаго, «Соборяне» ‒ Лѣскова»...
«Мы должны держаться Православія, потому что оно русское».
«Меня интересуетъ новое въ Православіи, напр., ученіе о Софіи ‒ Соловьевъ, Булгаковъ, Бердяевъ, а такъ вообще это скучно».
III.
И правда: что такое Православіе? Какой отличительный, существенный его признакъ:
Консерватизмъ ли, сберегающій въ чистотѣ ученіе семи вселенскихъ соборовъ?
Суровость ли, выраженная въ постахъ и длинныхъ богослуженіяхъ?
Разнообразіе ли формъ Богопочитанія, соотвѣтствующее потребностямъ духовной жизни человѣка? Народность ли его, легко придающая религіи національный колоритъ?
Почему говорятъ: «это православно, а вотъ это у васъ или у нихъ неправославно»?
Предполагаются какіе-то принципы для этихъ отвѣтовъ. Каковы они? На историческомъ ли основаніи (такъ, молъ, въ «исторіи Православной Церкви») или на идеологическомъ («это соотвѣтствуетъ православной идеѣ») рѣшаются эти вопросы?
IV.
Итакъ, сначала о самомъ терминѣ.
Съ какого времени существуетъ слово «Православіе»? «Вотъ вы сказали о древнемъ Православіи: но вѣдь Православія до раздѣленія Церквей не было»? говорятъ вамъ.
«Напрасно вы такъ думаете», отвѣчаете вы.
Какъ только обнаружилась въ Церкви Христіанской необходимость оберегать истину отъ возникшихъ заблужденій, (а заблужденія возникали уже въ апостольскій вѣкъ), появилось понятіе «праваго исповѣданія истины», какъ это мы слышимъ въ литургической молитвѣ, идущей отъ древней Церкви, о епископствѣ «право правящемъ слово истины» (ср. 2 Тим. 2, 15). Кристаллизовалось это выраженіе въ одно слово при тяжелыхъ аріанскихъ волненіяхъ въ Церкви. Св. Аѳанасій Великій почти всю свою жизнь посвятилъ защитѣ Православія отъ аріанства. Св. Епифаній называетъ Аѳанасія Великаго «отцомъ Православія». Исидоръ Севильскій въ книгѣ «Начала» говоритъ: «Православный есть тотъ, кто право вѣруетъ и сообразно съ такимъ вѣрованіемъ правильно живетъ». Великіе восточные Отцы Церкви VI-го вѣка вообще постоянно пользуются этимъ именованіемъ; а св. Григорій Богословъ употребляетъ его въ сочетаніи словъ, столь часто повторяемомъ въ наши дни, именно: «страждущее Православіе» (Слово 6-ое св. Григорія Богослова).
Послѣ шестого вселенскаго собора, когда возникли споры объ иконопочитаніи и, такимъ образомъ, о внѣшнихъ формахъ богопочитанія, понятіе «Православія» расширилось на весь кругъ христіанскаго богословія и богослуженія. До раздѣленія Церквей «ортодоксія» ‒ православіе мыслилось необходимымъ признакомъ истиннаго христіанства и на Востокѣ, и на Западѣ. Когда произошло отпаденіе Римской церкви отъ единства церковнаго, оба классическія, скажемъ лучше ‒ древне-церковныя понятія: а) «православный» и б) «каѳолическій-вселенскій» сохранились и на Востокѣ и на Западѣ; но при этомъ сохранились такъ, что одно стало доминировать здѣсь, а другое тамъ; каждое стало своего рода знаменемъ Церкви, выражавшимъ идею ‒ стремленіе Церкви: на Востокѣ ‒ «Православіе» т. е. забота о сохраненіи ‒ прежде всего ‒ чистоты исповѣданія; на Западѣ «Вселенскость ‒ католичество-каѳоличность», какъ выраженіе идеи мірового распространенія или вѣры въ міровое призваніе. Именованіе Церкви Христовой «каѳолической» осталось, конечно, и на Востокѣ, какъ она именуется и въ Символѣ Вѣры (въ славянскомъ переводѣ ‒ «соборную»), но здѣсь, на Востокѣ, это именованіе сохранило то мѣсто въ ряду другихъ необходимыхъ признаковъ Церкви: «единой», «святой», «апостольской», какое получило на второмъ Вселенскомъ соборѣ, т. е. не будучи выдѣляемо въ особое, доминирующее надъ другими признаками положеніе.
Русскій цародъ принялъ «Православіе», какъ истинное ученіе Христово, сохраняющееся въ Церкви Христовой, представленной на землѣ четырьмя древними восточными Патріархатами.
V.
Такъ какъ мы, русскіе, приняли христіанство въ періодъ, когда уже фактически совершилось отдѣленіе Запада отъ Церкви Восточной, то для насъ въ обиходной рѣчи понятія: «истинная Церковь» и «Православіе» имѣютъ не только одинъ и тотъ же объемъ, но какъ бы имѣютъ одно и то же содержаніе: истинная Церковь есть Православіе, и Православіе есть истинная Церковь. Но такъ какъ Церковь это люди, а Православіе ‒ вѣра и богопочитаніе, то все же необходимо, когда говоримъ спеціально о Православіи, различать эти два понятія. Церковь ‒ «кто?», Православіе ‒ «что?» и «какъ?» Церковь ‒ домъ Божій или семья Божія; Православіе ‒ цѣнности ея, духовное богатство.
Ведя рѣчь о православномъ и неправославномъ, надо сдѣлать еще одну оговорку. Дѣло въ томъ, что еще въ первомъ тысячелѣтіи, до печальнаго факта раздѣленія церквей, и Востокъ и Западъ получили большое число такихъ особенностей, которыя зависѣли отъ причинъ не вѣроисповѣднаго значенія, а отъ географическихъ и другихъ условій, отъ разницы культуръ греческой и римской. Географическая отдаленность Запада отъ Востока, раздѣленныхъ Средиземнымъ моремъ, препятствовала однообразію въ формахъ богослуженія и въ другихъ сторонахъ церковнаго быта. Греческій языкъ, господствовавшій на Востокѣ, и латинскій, ставшій культурнымъ языкомъ Запада, увеличивали эту обособленность.
Такъ появились еще до отдѣленія Рима въ двухъ частяхъ Церкви своеобразныя черты, не зависѣвшія по существу отъ сохраненія истины или уклоненія отъ нея. Во второмъ тысячелѣтіи, поскольку эти черты продолжали существовать, онѣ уже стали представляться характерными, отличительными для того и другого вѣроисповѣданія. И теперь нужно уже нерѣдко усиліе для того, чтобы опредѣлить, зависитъ ли та или другая особенность отъ духа римскаго католичества или православія, или же это только результатъ причинъ этнографическаго, лингвистическаго или другого характера.
И всетаки нужно признать, что почти каждая, даже не существенная особенность того или другого исповѣданія какимъ-то своимъ угломъ входить въ самый духъ своей Церкви. Любая частность, пусть она не коренится въ міровоззрѣніи, все же соотвѣтствуетъ ему: въ одномъ случаѣ соотвѣтствуетъ православному, въ другомъ ‒ католическому или какому-либо иному!
VI.
«Духъ Православія»: это часто употребляемое выраженіе указываетъ на внутреннее единство, гармонію, обнаруживающіяся въ немъ. Трудно уловить этотъ духъ, опредѣлить его, сказать, въ чемъ онъ состоитъ. Такъ же, а можетъ быть труднѣе, чѣмъ опредѣлить духъ протестанства и католичества. Но мы вправѣ поставить вопросъ по иному: отъ чего зависитъ духъ Православія, какъ онъ создается? Есть ли онъ среднее изъ суммы многочисленныхъ признаковъ православнаго исповѣданія, подобно тому, какъ говорятъ о духѣ города или страны, или онъ есть выраженіе идеи, лежащей въ самой основѣ Православія? Иначе говоря, представляетъ ли само Православіе сумму исторически накопленнаго духовнаго знанія и опыта или, въ своемъ существѣ, оно само есть идея ‒ рядъ идей, служащихъ для всей полноты Православія тѣмъ, чѣмъ корень служитъ для ствола и вѣтвей?
Уже само слово: «Православіе» говоритъ объ идеѣ и называетъ ее. О какой идеѣ? Формулировать ее можно по разному, но приведенная нами историческая справка о древнемъ употребленіи этого термина и филологія слова говорятъ, что этой идеей, прежде всего, является правда: исканіе правды и вѣрность ей, охрана ея. «Познайте истину, и истина свободитъ вы». «Ищите прежде Царствія Божія и правды Его, и сія вся приложатся вамъ».
Исканіе Истины и вѣрность ей ‒ вотъ основной признакъ Православія. И этотъ принципъ истины въ Церкви Православной, въ ея исторіи, въ ея дѣяніяхъ всегда признавался (и былъ дѣйствительно) основнымъ, рѣшающимъ, кардинальнымъ. «Не вселенскость, а истина». Ни опасенія раскола церковнаго, ни авторитетъ іерархическій, научный, богословскій или какой-нибудь иной, ни давленіе государственной власти, даже авторитетъ собора ‒ ничто не останавливало той стихіи въ Церкви, которая, какъ сильное морское теченіе, неудержимо стремилась всегда до конца къ выясненію и торжеству христіанской истины. Такъ это было въ эпоху моноѳелитства, когда преп. Максимъ Исповѣдникъ не отказался отъ защиты православнаго ученія, даже видя въ числѣ своихъ противниковъ трехѣ патріарховъ и императора; такъ было и въ столѣтній періодъ иконоборчества.
VII.
«Ищи́те прежде правды Божіей».
Такъ что же Православіе? Искомое или уже данное? Цѣлъ, вѣчно уходящая впередъ или достигнутая? Гдѣ его искать: въ будущемъ или прошедшемъ?
Православные образы святыхъ и Богоматери, видъ православнаго храма, уставъ православной благочестивой жизни, аскетика, догматика, богослуженіе, этика, обычаи и обряды ‒ развѣ все это не «данное», развѣ это не богатство достигнутаго, развѣ не выраженіе уже воплощенной идеи?
Православіе осуществлено. Въ очень большой степени оно приняло статическія, твердыя формы.
Это понятно. Вторую тысячу лѣтъ переживаетъ Церковь, несущая и хранящая Православіе. Христіанское сознаніе внушаетъ намъ уже все чаще, что мы ближе къ концу исторіи, чѣмъ къ ея началу. Весь опытъ Боговѣдѣнія, духовной жизни данъ уже намъ въ жизни и твореніяхъ Святыхъ Церкви Христовой, въ ея исторіи и ея уставахъ.
И намъ остается углубляться внимательнѣе въ настоящее или вглядываться взоромъ въ прошедшее для того, чтобы изучать родное Православіе.
VIII.
Православіе ‒ передъ нами, у насъ, оно уже дано, имѣетъ свое готовое содержаніе и формы. Но религія есть жизнь. И Православіе не предcтавляетъ собою накопленія готовыхъ отвѣтовъ на всѣ могущіе волновать насъ вопросы: оно само есть жизнь, оно само ставитъ передъ нами проблемы, рѣшенія которыхъ ‒ по голосу нашего христіанскаго сознанія и совѣсти ‒ требуетъ отъ насъ. Поэтому Православіе есть не только данное, но и всегда искомое.
Каждый день ставитъ передъ нами вопросъ: какъ поступить? И несмотря на опытъ не только нашъ личный, но и богатый опытъ прежнихъ поколѣній, жизнь постоянно ставить насъ передъ дилеммой: гдѣ дорога, куда идти? Гдѣ правда, гдѣ лучше?
Мнѣній много: истина одна. Принявъ въ руководство мысль дѣйствовать такъ, какъ велитъ наша совѣсть, мы все еще не разъ колеблемся: а какъ же слѣдуетъ поступить по правдѣ, по Божьему: какъ лучше?
Такъ бываетъ и въ вѣрѣ, въ христіанскомъ дѣлѣ, въ церковной жизни. Есть догматика, каноны, христіанская этика, опытъ Церкви: однако, какъ часто можно слышать вопросъ: православно ли то или другое? Какое рѣшеніе, какой поступокъ соотвѣтствуетъ духу Православія? На вопросъ: «что православно?» ‒ отвѣтъ готовъ: «православно то, что наилучше». Но не всегда ясно: что наилучше?
И вотъ здѣсь мы прислушиваемся къ голосу той православной стихіи, въ которой духовно живемъ или, по крайней мѣрѣ, съ которой всегда соприкасаемся, и, погружаясь въ нее глубже, находимъ настоящій православный отвѣтъ, согласный съ голосомъ нашей совѣсти и нашего разума. Этотъ отвѣтъ раждается интуитивно, но онъ долженъ быть подтвержденъ канонами Церкви, Евангеліемъ, общимъ преданіемъ Церкви. Истина, раждающаяся въ тайникахъ души, должна быть истиною и при свѣтѣ дня.
Такъ получается рядомъ съ терминомъ «Православіе» другой терминъ: «православность». Онъ обозначаетъ ту трудно опредѣлимую словами линію, которая относится къ частностямъ церковной жизни: къ музыкѣ, къ церковному чтенію, иконописи, къ обрядамъ.
IX.
Православіе ‒ не только нѣчто данное, но и нѣчто искомое.
Какъ много волненій пережила Церковь, пока она установила ту цѣлость христіанскаго міровоззрѣнія, которую мы теперь принимаемъ въ готовомъ видѣ какъ православное исповѣданіе вѣры!
Какими потрясеніями, жертвами сопровождался періодъ догматическихъ споровъ! Какими, наконецъ, потерями ‒ потерями цѣлыхъ областей и народовъ, оставшихся въ ересяхъ и въ расколѣ, оплатила Церковь отстаиваніе правды христіанской и церковной!
Такъ на дѣлѣ оправдала Церковь исповѣданіе, на ея хоругви начертанное: «Православіе».
Это не значитъ, что Церковь равнодушна къ земной каѳоличности: къ потерѣ или сохраненію въ себѣ своихъ членовъ, или равнодушна къ распространенію Евангелія до концовъ вселенной, что она мало дорожитъ единствомъ, что она не скорбитъ объ отпаденіяхъ отъ единства, что она замыкается въ себѣ, что она не стремится занять первое мѣсто, которое но праву ей принадлежитъ среди христіанскихъ исповѣданій.
Но сама дѣйствительность, исторія потребовала отъ Церкви именно служенія Православію: борьбы за христіанскую истину. И въ эту борьбу уходили духовныя силы одного за другимъ поколѣній Церкви на Востокѣ въ первомъ тысячелѣтіи ея исторіи.
«Ищи́те прежде Царствія Божія и правды Его, и сія вся приложатся вамъ». Окончательная побѣда, торжество въ духовной области принадлежитъ не тому, кто обладаетъ силой, массой, средствами борьбы, талантами, а тому, кто несетъ правду. Истина даже до послѣдняго момента можетъ пребывать въ меньшинствѣ и въ тѣни. Въ ходѣ длительнаго процесса, въ ходѣ міровой исторіи насъ не должно ослѣплять ни количественное превосходство ‒ чужое или наше ‒ въ тотъ или другой историческій періодъ, ни внутренняя или внѣшняя организація, ни другія видимыя преимущества. «Сила Божія въ немощи совершается». Побѣду даетъ послѣдній моментъ. А до наступленія этого послѣдняго момента важно сохранять и уберечь свой стягъ, соблюсти истину, сохранить «Православіе».
И мы знаемъ, что ереси и всякаго рода неправославіе ‒ дѣло не только прошлаго. Ереси и неправовѣріе могутъ быть и въ будущемъ. И Церкви предстоитъ всегда стоять бдительно на стражѣ какъ противъ ересей, идущихъ извнѣ, такъ еще болѣе противъ лжеученій, возникающихъ внутри, среди членовъ самой Церкви.
X.
Достаточно не удержать руль, слегка лишь измѣнить направленіе, ‒ и тогда неизбѣжно слѣдуетъ уклоненіе отъ цѣли, сначала незамѣтное а со временемъ все увеличивающееся. Поэтому, дорожа правильностью, нужно провѣрять себя. У мастеровъ-ремесленниковъ существуютъ «правила», по которымъ они выравниваютъ теряющіе должную форму предметы. Такія правила, или правила, имѣетъ и Церковь. По гречески они называются «канонами» (канонъ ‒ правило, образецъ: терминъ, употребляемый ап. Павломъ въ посланіяхъ: Гал. VI, 16; Филип. III, 16). Устройство Церкви, ея законы опредѣляются правилами св. Апостоловъ, правилами св. Отецъ, правилами Соборовъ церковныхъ, или канонами Церкви. Христіанинъ въ своей личной духовной жизни руководится и выправляетъ себя «молитвеннымъ правиломъ»: утреннее, вечернее, правило ко св. Причащенію и др. Задача этого правила не въ томъ только, чтобы удерживать человѣка въ молитвенной дисциплинѣ и побуждать къ молитвенному усердію: оно имѣетъ широкое значеніе. Содержаніе образцовыхъ святоотеческихъ молитвъ «правила» выравниваетъ нравственное сознаніе человѣка и его взглядъ на самого себя, указываетъ ему, чего и какъ ему нужно просить у Господа, какъ вѣровать, какъ приносить покаяніе и какъ воспитывать себя духовно.
Равнымъ образомъ въ подобныхъ нормахъ ‒ правилахъ нуждается и церковное творчество и искусство: оно должно быть удерживаемо въ правильномъ руслѣ строя и преданія церковнаго. Такъ это и есть. Не даромъ опредѣленный рядъ церковныхъ пѣснопѣній получилъ именованіе «каноновъ»; и эти группы пѣснопѣній церковныхъ какъ разъ особенно извѣстны богатствомъ мыслей и выраженій, художественностью формъ, несмотря на строгое соблюденіе правилъ ихъ построенія. И православная живопись и зодчество имѣютъ свои церковные «каноны», по вѣрности которымъ часто опредѣляется ихъ церковно-историческая цѣнность.
XI.
«Сохранить», «уберечь», «быть вѣрными преданію Церкви» ‒ не культивированіе ли это консерватизма? Не характеренъ ли для Православной Церкви застой, взглядъ: «наши дѣды такъ жили и спасались, съ тѣмъ же хотимъ и мы оставаться. Намъ ничего новаго не нужно»?
Въ консерватизмѣ упрекаютъ Православную Церковь нерѣдко.
Правда, очень часто говорятъ и наоборотъ. Не обвиняютъ ли, напримѣръ, протестанты православный Востокъ въ томъ, что онъ въ своемъ церковномъ развитіи пошелъ слишкомъ далеко впередъ, вводя новое и новое въ область церковныхъ понятій и обычаевъ, отъ чего якобы необходимо вернуться назадъ къ старому и первоначальному строю первыхъ вѣковъ христіанства?
Но этотъ консерватизмъ Церкви не диктуется ли логикой истекающаго тысячелѣтія? Если суждено быть когда-либо возсоединенію Церквей, то на какой основѣ можетъ оно состояться, какъ не на взаимномъ признаніи догматическихъ и каноническихъ положеній, общихъ обѣимъ Церквамъ Востока и Запада до начала разрыва? И Церковь Православная, ничего не измѣнившая въ своемъ догматическомъ исповѣданіи и каноническомъ строѣ, въ любой моментъ готова къ принятію возсоединенія на этой единственно возможной основѣ.
И въ то же время Церковь второго тысячелѣтія есть непрестанное движеніе впередъ. Православіе не статично, а динамично. О православномъ Востокѣ, пробывшемъ въ плѣну у магометанскихъ народовъ болѣе тысячи лѣтъ, трудно сейчасъ говорить. Но въ славянскихъ странахъ, вслѣдъ за рожденіемъ ихъ въ христіанствѣ, эта динамика выразилась въ созданіи церковно-славянскаго языка, въ свободномъ сочетаніи христіанства съ народнымъ характеромъ, въ обрядовыхъ реформахъ, въ развитіи иконописанія и церковнаго пѣнія, въ прославленіи новыхъ святыхъ, въ составленіи новыхъ молитвъ и пѣснопѣній, а главное ‒ въ силѣ духа, то глубоко въ тайникахъ скрытаго, то раскрывающагося въ своемъ величіи въ соотвѣтствующіе моменты жизни Церкви Христовой.
XII.
«Ищи́те прежде Царствія Божія и правды Его».
Исканіе правды, какъ основной принципъ, внушаетъ на первый взглядъ предположеніе, что Православіе преподносится нашему сознанію какъ сила познавательная, какъ мысль, какъ дѣятельность ума, хотя бы и благочестиваго, какъ нѣчто отъ «раціо».
Но какъ разъ именно «Православіе» отметаетъ разсудочность, раціонализмъ. Изъ трехъ крупныхъ вѣроисповѣданій, православное вѣроисповѣданіе наименѣе раціоналистично.
И носитъ оно имя не «правомыслія», а «православія», т. е. прославленія Божія, въ которомъ, вообще говоря, главное мѣсто всегда и вездѣ занимаетъ молитва.
Уже отсюда видно, что носитель православнаго духа ‒ не умъ, а сердце.
И дѣйствительно, понятіе «сердце» занимаетъ въ православной психологической терминологіи первое мѣсто. Кромѣ того, это слово имѣетъ гораздо болѣе глубокій смыслъ, чѣмъ въ нашей обыденной рѣчи. Это не органъ «чувства», какъ мы привыкли говорить, а та таинственная область души, посредствомъ которой мы въ наибольшей степени соприкасаемся съ Богомъ, но которая можетъ оказаться и подъ вліяніемъ темной силы: область, въ которую входитъ и т. наз. подсознаніе и интуиція: область не изслѣдуемая нашимъ умомъ, ибо умъ представляетъ собой какъ бы надстройку надъ ней. Поэтому въ твореніяхъ православныхъ Отцевъ Церкви и подвижниковъ говорится, такъ же какъ и въ Словѣ Божіемъ, о «помышленіяхъ сердца» и о «пожеланіяхъ сердца» наряду съ «пожеланіями ума» и «мыслями ума».
XIII.
«Блажени алчущіе и жаждущіе правды». Русскій языкъ хорошо выражаетъ понятіе «правды». Правда» это, во-первыхъ, истина, въ противоположность лжи, во-вторыхъ, нравственный законъ, справедливостъ, въ противоположность обидѣ, безправію. Но славянскій языкъ выражаетъ его еще лучше, еще полнѣе: къ этимъ двумъ значеніямъ онъ присоединяетъ новое значеніе: правда Божія ‒ «оправданіе» отъ Бога иначе говоря, любовь Божья, оправданіе не въ смыслѣ судебномъ, а въ значеніи неизреченной милующей любви Божіей.
Правда ‒ истина, какъ правое исповѣданіе вѣры и какъ соотвѣтствіе словъ мыслямъ человѣка; правда нравственная, какъ соотвѣтствіе поступковъ веленіямъ христіанской совѣсти, и правда благодатная ‒ отданіе себя спасающей милости Божіей ‒ создаютъ праведность какъ объединеніе всѣхъ «правдъ», т. е. то состояніе христіанской личности, когда человѣкъ самъ становится «праведнымъ». Кротость, чистота души, молитвенность, то что выражено у Апостола въ словахъ: «сокровенный сердца человѣкъ въ нетлѣнной красотѣ кроткаго и непорочнаго духа» ‒ вотъ типъ православнаго христіанина, какъ онъ данъ не въ умозрѣніи и идеалѣ отвлеченномъ, а въ быту русскаго, принявшаго Православіе съ Востока, вѣрующаго народа подъ характернымъ наименованіемъ «праведника».
И съ этимъ понятіемъ также обычно соединено исканіе. Не одно «благочестіе» и не просто «добродѣтельность» характеризуетъ праведника (добродѣтельныхъ народъ называетъ «хорошими людьми»): а «исканіе спасенія во Христѣ», принятіе на себя подвига, отказъ отъ своего, отказъ отъ благъ жизни, пренебреженіе своими правами, сопровождаютъ то неустанное «алканіе и жажду правды», за которыми открывается человѣку зрѣніе Царства Небеснаго; наконецъ, борьба за правду Христову, стояніе за нее до конца, безъ компромиссовъ, безъ сдѣлокъ съ совѣстью.
Истинное Православіе есть непрестанное движеніе впередъ не только въ цѣломъ, но въ индивидуальномъ своемъ проявленіи.
XIV.
«Православіе»: если первая половина слова говоритъ о правости, правильности, правдѣ, требуемыхъ отъ христіанина, то вторая зоветъ къ славѣ Божіей. «Слава Божія» ‒ это вторая идея, заключенная въ словѣ «Православіе». Она внушаетъ намъ, что всѣ стороны христіанства: міровоззрѣніе, отношеніе къ людямъ, личное спасеніе ‒ покрываются и объединяются главнымъ, именно прославленіемъ Бога.
Если «слава Божія», то, значитъ, богослуженіе, молитва лежитъ въ центрѣ православнаго вниманія.
Но, конечно, слава Божія заключается не только въ богослуженіи. «Прославляйте Бога въ тѣлахъ вашихъ и душахъ вашихъ, которыя суть Божіи». Это значитъ: нравственная жизнь, нравственная чистота есть не только условіе богоугодной молитвы, но сама по себѣ она есть прославленіе Бога, богослуженіе.
Далѣе, богомысліе, созерцаніе умомъ и сердцемъ благости, милосердія, премудрости и всемогущества Божія и преклоненіе сердца и ума передъ тайнами величія и человѣколюбія Божія есть такое же прославленіе Бога.
Однако въ основѣ Православія остается прославленіе богослуженіемъ молитвеннымъ. И это потому, что православная молитва ‒ богослуженіе церковное ‒ объединяетъ все. Она ‒ воздухъ Православія. Чтобы въ этомъ убѣдиться, достаточно войти въ содержаніе православнаго богослуженія.
XV.
«Непрестанно молитеся», поучаетъ Апостолъ. Этимъ онъ внушаетъ намъ необходимость трезвенія души посредствомъ постояннаго памятованія о Богѣ. Этотъ завѣтъ Апостольскій исполняется какъ въ молитвѣ отдѣльныхъ христіанъ, такъ и въ общественномъ богослуженіи. Ученіе о личной непрестанной молитвѣ ‒ основа науки святыхъ подвижниковъ Церкви о спасеніи. Образецъ ея: «Господи, Іисусе Христе, Сыне Божій, помилуй мя», или краткое: «Господи, помилуй» ‒ это не просьба Отцу Небесному о своихъ нуждахъ, а покаяніе и сокрушеніе о грѣхахъ передъ нашимъ Спасителемъ.
Общественная молитва, какъ она предписывается въ Православіи совершеннымъ и полнымъ уставомъ церковнымъ, создавшимся въ монастыряхъ, распредѣлена такъ, что она совершается почти непрерывно, въ храмѣ ли или переносимая въ кельи, днемъ и ночью, и въ старину были храмы монастырскіе съ «неусыпаемымъ» богослуженіемъ. Часы 1, 3, 6, 9-й ‒ часы дня ‒ смѣнялись междочасіями; въ повечеріи, полунощницѣ и утрени проходила ночь.
И хотя жизнь съ ея требованіями и препятствуетъ приблизиться въ приходскихъ условіяхъ, да въ большинствѣ случаевъ и въ монастырскомъ быту, къ уставному идеалу, однако, православное богослуженіе характеризуется своей продолжительностью и содержательностью.
«Молитесь другъ за друга». Память Церкви о входящихъ въ нее членахъ поддерживается путемъ постояннаго поминовенія по именамъ за богослуженіями лицъ, духовно близкихъ молящимся, хотя и отдаленныхъ часто огромнымъ пространствомъ отъ нихъ, особенно ‒ страждущихъ, больныхъ, находящихся въ путешествіи. Память эта не прекращается и по смерти, и часто молитва объ усопшихъ продолжаетъ возноситься не только черезъ десятки, но черезъ сто лѣтъ, послѣ ихъ кончины: такъ продолжается черезъ Церковь общеніе съ усопшими отцами и братьями въ молитвѣ нашей о нихъ и въ невидимой для насъ взаимной молитвѣ ихъ о насъ.
XVI.
«Ѣдите ли, или иное что дѣлаете, все во славу Божію творите».
«Всe хорошо, и ничего не предосудительно, если принимается съ благодареніемъ, ибо освящается словомъ Божіимъ».
Эти апостольскія слова объясняютъ намъ, почему въ православномъ строѣ жизни церковная молитва такъ часто выходитъ за предѣлы храма и, такъ сказать, входитъ въ самую гущу народнаго быта.
Многимъ неправославнымъ это освященіе природы и быта казалось и кажется чѣмъ-то языческимъ, остатками дохристіанскихъ обычаевъ и обрядовъ. Но эта близость къ жизни лежитъ въ духѣ Православія. Торжественныя освященія воды съ выходомъ на источники въ дни праздника Крещенія, въ Преполовеніе и 1-го августа; освященіе полей весной, стадъ, освященіе домовъ и всѣхъ хозяйственныхъ помѣщеній святой водой; освященіе снѣдей на св. Пасху; освященіе фруктовъ, начатковъ овощей, цвѣтовъ, начатковъ полевыхъ злаковъ послѣ жатвы; святыя иконы и знаменіе Креста Гоподня ‒ въ домахъ, на перекресткахъ улицъ, на площадяхъ, на воротахъ: все это примѣры освященія Церковью всей жизни внѣ храмовъ. Общественной молитвой благословляется весь земной путь христіанина отъ дня его рожденія. Молитва въ первый день по рожденіи, съ нареченіемъ имени, крещеніе, молитвы въ сороковой день, моленіе передъ началомъ всякаго добраго дѣла, передъ путешествіемъ, въ болѣзни, благодарственныя моленія и другія входятъ въ обиходъ церковно-бытовой.
XVII.
«Благослови, душе моя, Господа и вся внутренняя моя ‒ имя святое Его»!
«Всякое дыханіе да хвалитъ Господа»!
Эти двѣ мысли псалмопѣвца воплощаются въ Православіи въ наиболѣе полномъ видѣ.
«Вся внутренняя моя» благословляйте Господа: всѣ способности и таланты призываются и привлекаются къ прославленію Бога.
И потому мы не только мыслью обращаемся къ Богу, но славимъ Его рѣчью, не только рѣчью, но и пѣніемъ; не пѣніемъ только, но и живописью и другими благообразными искусствами. Мозаика и фрески, ткани и золотое шитье, рѣзьба и умѣренная скульптура-рельефъ, поскольку она своею тѣлесностью не закрываетъ духа, ювелирное искусство, архитектурное искусство и другія проявленія человѣческаго таланта находятъ себѣ мѣсто въ прославленіи имени Божія и святыхъ Его.
И въ рукахъ православнаго христіанина вся природа, «всякое дыханіе» хвалитъ Господа.
Освященіе воды, свѣтъ свѣчи въ рукахъ молящагося, ѳиміамъ благовонныхъ веществъ, вербочка въ день Входа Господня въ Іерусалимъ и цвѣты въ день Пятидесятницы ‒ эти дары природы призываются быть органами и нашей хвалы Бога.
Келлійка или скитъ монастырскій въ таинственной глубинѣ лѣса, часовенка или крестъ надъ источникомъ, паломничество за десятки и сотни километровъ ‒ все это есть то общеніе человѣка съ природой, когда они соединяются въ общей радости преклоненія передъ творческой и промыслительною благостію Божіей.
Но увы, нынѣ все это на нашей Русской Родинѣ разрушено, изгнано, осмѣяно! Общественная молитва зажата въ стѣнахъ немногихъ храмовъ. Свобода ли это религіозной жизни?
XVIII.
Внѣшность. Напрасно было бы говорить о какой-то особой «приверженности» православныхъ къ внѣшности, къ обряду. Обрядъ есть необходимая принадлежность Богопоклоненія. Какъ можетъ быть «Богопоклоненіе» безъ «поклоненія»?
Богослуженіе Православной Церкви характеризуется одухотворенностью, полнотой, духомъ соборности и, вмѣстѣ съ тѣмъ, разнообразіемъ внѣшняго выраженія.
«Развѣ вы не знаете, что тѣла ваши суть храмъ живущаго въ васъ Духа»? ‒ спрашиваетъ Апостолъ. Тѣло не предназначено только лишь для удовлетворенія своихъ тѣлесныхъ потребностей: оно орудіе души, и оно должно быть привлечено къ прославленію Бога вмѣстѣ съ душой. Образцомъ, выражающимъ духъ православнаго обряда, является восточно-христіанская икона. Въ ней тѣлесное изображено въ такихъ тонкихъ и условныхъ чертахъ, что оно отступаетъ на второй планъ передъ выраженіемъ духовности ликовъ. Но при этомъ обрядъ въ Православіи полонъ и смѣлъ, онъ не связываетъ пугливо движеній, не глушитъ состояній духа, разностороненъ и естествененъ. Такимъ мы его видимъ въ воздѣяніи рукъ священнослужителями, въ крестномъ знаменіи и благословеніи, въ паденіяхъ ницъ, въ лобызаніи святыхъ предметовъ.
Внѣшняя, обрядовая сторона богослуженія сложилась постепенно, исторически. Но достойно вниманія, какъ въ ней отражается образъ небесной Церкви, данный въ Откровеніи Іоанна Богослова. Какъ будто бы земное богослуженіе нарочно устраивалось по этому образцу.
Такая мысль приходитъ, когда читаемъ въ Откровеніи о семи золотыхъ свѣтильникахъ; о двадцати четырехъ старцахъ, облеченныхъ въ бѣлыя одежды; о золотыхъ вѣнцахъ на головахъ ихъ, которые они, покланяясь, полагаютъ предъ престоломъ Божіимъ; золотыхъ чашахъ, полныхъ ѳиміама, и о возносящемся дымѣ ѳиміама съ молитвами святыхъ; о семи Ангелахъ, поющихъ пѣснь Моисея, облеченныхъ въ чистыя и свѣтлыя льняныя одежды и опоясанныхъ по персямъ золотыми поясами; о храмѣ, наполненномъ дымомъ славы Божіей; о печати ‒ знаменіи креста ‒ на челахъ тысячъ запечатлѣнныхъ рабовъ Божіихъ.
XIX.
Монастырь ‒ пѣстунъ, или воспитатель Православія. Въ древнихъ монастыряхъ Востока: Египта, Палестины, Сиріи, Константинополя сложился весь строй Православной духовной жизни. На Аѳонѣ и въ русскихъ монастыряхъ переключился онъ на славянскую почву. «Типиконъ», или иначе ‒ богослужебный Уставъ, представляетъ собой на дѣлѣ не только уставъ богослуженія, но и уставъ монастырской жизни. Онъ ставить какъ бы знаки равенства между понятіями: богослуженіе ‒ жизнь въ Богѣ ‒ жизнь иноческая. Оттого, на первый взглядъ, Православіе отличается монастырской суровостью, строгостью требованій.
Возьмемъ, хотя бы узаконенные канонами посты.
Православіе внушаетъ христіанину безпощадное отношеніе къ своимъ порокамъ, къ своимъ природнымъ и пріобрѣтеннымъ дурнымъ склонностямъ, зоветъ къ подвигу покаянія, такому, который бы потрясъ все его существо, далъ бы почувствовать всю глубину паденія; «студными окаляхъ душу грѣхми и въ лѣности все житіе мое иждихъ»; чтобы вопль души: «помилуй мя, Боже, помилуй мя» исходилъ изъ всего его существа; чтобы всѣмъ своимъ существомъ онъ понялъ, гдѣ якорь его спасенія: вся его надежда въ неизреченной любви и милосердіи Божіемъ.
И въ этой надеждѣ печаль смѣняется радостію. И если глубока въ Православіи скорбь о грѣхахъ, то радость о Господѣ гораздо сильнѣе. Вѣдь наша немощь не въ состояніи побѣдить Божіей силы и Божіей любви. Оттого въ Православіи радостное, и даже ликующее состояніе доминируетъ, торжествуетъ и побѣждаетъ всякую скорбь.
Самое начало покаянія несетъ въ себѣ ясное зерно радости: «веселое время начнемъ покаянія» ‒ поется въ началѣ поста. А своего кульминаціоннаго пункта достигаетъ радость въ пасхальную ночь и во весь свѣтлый праздникъ Пасхи, Воскресенія Христова. И такъ какъ празднованіе Воскресенія Христова распространяется на всѣ воскресные дни года, то поэтому торжествующій тонъ въ храмѣ господствуетъ, и бодрящее настроеніе изъ храма христіанинъ выноситъ съ собою въ жизнь.
Такъ создается размахъ и полнота и высокій строй православной церковной жизни.
XX.
Растеніе растетъ снизу вверхъ. Идея органическаго роста нераздѣльна съ духомъ Православія. Она выражается и въ православномъ пониманіи спасенія человѣка. Въ центрѣ вниманія христіанина лежитъ не «удовлетвореніе правдѣ Божіей», не «усвоеніе заслугъ», а возможность и необходимость личнаго духовнаго роста, достиженіе чистоты и святости. Искупленіе человѣка, привитіе его къ Тѣлу Христову ‒ это условія, при которыхъ возможно начать этотъ ростъ. Благодатныя силы Св. Духа, какъ для растенія ‒ солнце, дождь и воздухъ, взращиваютъ духовный посѣвъ. Но само возрастаніе есть «дѣланіе», трудъ, длительный процессъ, внутренняя работа надъ собой: неустанная, смиренная, упорная. Возрожденіе ‒ не мгновенное перерожденіе изъ грѣшника въ спасеннаго, а фактическое измѣненіе духовной природы человѣка, измѣненіе содержанія самыхъ тайниковъ его души, содержанія мыслей, представленій и желаній, направленія чувствованій. Эта работа отражается и на тѣлесномъ состояніи христіанина, когда тѣло перестаетъ быть повелителемъ для души, а возвращается къ служебной роли исполнителя велѣній духа и смиреннаго носителя безсмертной души.
XXI.
Дерево растетъ снизу вверхъ. Питаясь черезъ корни, оно развѣтвляется вширь и образуетъ вершину, гармонически располагающуюся, хотя оно и не имѣетъ одного объединяющаго пункта на своемъ верху.
Таковъ и самъ внѣшній строй Православной Церкви на землѣ. Такова и вся структура Православія: Церкви-приходы; помѣстныя Церкви; патріархаты ‒ рядъ автокефальныхъ Церквей.
Весь административный строй земной Церкви соотвѣтствуетъ ея органическому росту: каждая ея вѣтвь, не отрываясь отъ ствола, растетъ въ сторону отъ ствола. Такъ создаются взаимныя отношенія помѣстныхъ Церквей: Церкви ‒ матери, дочери ‒ Церкви, сестры ‒ Церкви: Божья, Христова семья.
XXII.
Православіе глубоко народно. Всѣ окончательныя рѣшенія давались въ его исторіи голосомъ всей Церкви. Соборы вселенскіе и помѣстные были выраженіемъ не ученія одной іерархіи, а вѣры всей Церкви. Оттого бывало, что истину отстаивали простые монахи, иногда даже вопреки точкѣ зрѣнія первенствующихъ епископовъ, и Церковь признавала за первыми голосъ правды, какъ это было во время ереси моноѳелитства или въ періодъ иконоборчества, или въ Юго-западной Руси конца XVI вѣка.
Но быть народнымъ не значитъ быть демократическимъ по формѣ правленія. Управляетъ Церковію не народное представительство, а іерархія, и управляетъ на основаніи твердыхъ и ясныхъ церковныхъ каноновъ. Полагать, что православная «соборность» состоитъ въ томъ, чтобы міряне управляли Церковью наряду съ епископами, значитъ совсѣмъ не понимать ни духа Православія, ни смысла термина «соборность».
Быть народнымъ не значить также быть низкой культуры. И Православіе, будучи въ своей исторіи всегда народнымъ по духу, не можетъ быть трактуемо какъ выраженіе примитивности, какъ простонародное преломленіе христіанской религіи. Православіе впитало въ себя благородныя стороны высокой эллинской культуры, полученной въ наслѣдство Византіей. Краснорѣчіе, высшіе образцы котораго мы имѣемъ у святителей IV вѣка христіанства, философія и наука, особенно выразительно представленныя въ христіанствѣ Востока Василіемъ Великимъ и Оригеномъ, поэзія отъ времени Григорія Богослова узоромъ входящая въ развивающееся восточное богослуженіе, Константинопольская святая Софія ‒ верхъ древняго архитектурнаго искусства, осмогласіе Іоанна Дамаскина, иконописаніе Востока, фрески и мозаики константинопольскихъ храмовъ ‒ все это примѣры высокой культуры восточнаго христіанства. И лишь ночь Ислама, залившаго православный Востокъ на болѣе чѣмъ тысячелѣтній періодъ, остановила тамъ, на Востокѣ, этотъ потокъ христіанизаціи культуры.
Православіе, какъ извѣстно, было культурнымъ двигателемъ и въ нашей родной исторіи.
XXIII.
Православіе ‒ сверхнаціонально. Оно не русское, такъ же, какъ и не сербское или греческое исповѣданіе, а христіанское. И однако оно свободно впитываетъ въ себя стихію національную, сживается съ психологіей даннаго народа. Церковь болѣетъ горестями народа и радуется его радостями, и въ единеніи Церкви и народа создается его исторія. Какъ тѣсно сплелась исторія народа съ дѣятельностью духовенства и Церкви въ сербскомъ народѣ! И о русской Церкви, о ея созидательной работѣ, не могутъ умолчать сами противники христіанства, когда они говорятъ о прошломъ русскаго народа.
Но въ этой области мы встрѣчаемся съ соблазномъ. Видя, какъ много услугъ оказала и можетъ оказать Церковь государству и народу, народные и государственные дѣятели не разъ хотятъ поставить Церковь и религію на «услуги» народу и государству. Они цѣнятъ религію, посколько она, по ихъ понятіямъ, соціально или политически нужна и полезна, и этимъ унижаютъ Церковь и религію, даже тормозятъ ея дѣйственность и свободу и тѣмъ вредятъ своему же дѣлу. Потому-то Матери-Церкви не всегда легко признаютъ самостоятельность національныхъ церквей, въ особенности въ молодыхъ государствахъ. Всегда нужно остерегаться этой тенденціи использовать религію, хотя бы и въ созидательныхъ, но не прямыхъ ея цѣляхъ; нельзя требовать отъ нея, вмѣсто задачъ вѣчности, служенія временнымъ цѣлямъ.
XXIV.
Недостаточность знанія пробивается въ тѣхъ поверхностныхъ сужденіяхъ, какія нерѣдко высказываются о Православіи, и въ выраженіяхъ вродѣ тѣхъ, какіе приведены нами вначалѣ (въ § 2).
Православіе цѣлостно и едино. Нѣтъ двухъ Православій: истиннаго ‒ внутренняго и «офиціальнаго» ‒ внѣшняго, есть лишь внутренняя и внѣшняя стороны, при чемъ на внѣшней, конечно, отражаются данныя условія жизни, въ особенности государственныя. Но подлинная жизнь Православія сосредотачивается въ глубинной, внутренней его части.
Сѵнодальное или патріаршее управленіе въ Церкви, полной или неполной внѣшней свободой пользуется она въ государствѣ, или вовсе лишена ея, предоставляется ли ей право вліянія или нѣтъ, находится ли она подъ контролемъ, подъ давленіемъ или въ гоненіи: все это относится къ сторонѣ внѣшней ея жизни. Она отражается на внутренней. Но это отраженіе не параллельно, не закономѣрно и не поддается поверхностному наблюденію.
Нѣтъ офиціальнаго, якобы сухого и скучнаго, и какого-то другого богословія: все богословіе полно жизни, но къ занятію имъ нужно быть духовно подготовленымъ. Неправы тѣ, кто пренебрежительно относятся къ нашей богословской наукѣ прошлаго, называя ее «семинарской». Ставятъ ей въ укоръ тѣни схоластики: но онѣ явились неизбѣжной данью эпохѣ; ставятъ въ вину въ прошломъ нѣкоторыя вліянія чужихъ вѣроисповѣдныхъ системъ, но забываютъ, что не такъ легко было найти новыя совершенно самостоятельныя формы строго православныхъ формулировокъ, долженствовавшихъ замѣнить собою привычную и укрѣпившуюся многовѣковую традицію западнаго богословствованія.
Не спасительно и не нужно искать «новинокъ» въ догматикѣ, какъ это случается въ наше время. Православному богомыслію чужда идея «развитія догматовъ», оно не знаетъ «закона догматическаго развитія». Задача догматики нашего времени не въ томъ, чтобы дѣлать «открытія». Задача эта ‒ та же, что и въ прошломъ, та же, что и всегда: приблизить насъ къ великимъ и сокровеннымъ истинамъ вѣры, уяснить ихъ намъ и дать, полную, стройную и строго правильную систему христіанскаго ученія.
Православіе самобытно. И оно не можетъ быть инымъ, такъ какъ оно изначально, оно первоначально. Оно основное и прямое русло рѣки христіанства. Поэтому нельзя о немъ говорить, какъ о чемъ-то среднемъ между католичествомъ и протестанствомъ. Даже уже и потому нельзя допустить такого выраженія, что само протестанство существуетъ всего лишь четыре столѣтія, потому такое выраженіе исторически абсурдно.
Православіе духовно. Оно есть таинственная жизнь въ Богѣ. Но къ нему мало подходитъ слово «мистично», въ томъ пониманіи мистицизма, какъ оно часто встрѣчается въ сектантствѣ на Западѣ. Православію чужды болѣзненныя проявленія мистицизма.
Въ русской религіозной жизни явились три нездоровыя теченія, отвергнутыя Православной Церковію: старообрядчество, русскія раціоналистическія секты и русскія мистическія секты. Изъ-за того, что онѣ ‒ всѣ три ‒ отвергнуты, видимъ, что Православію чужды и религіозный сухой раціонализмъ, и болѣзненный мистицизмъ и, наконецъ, старообрядчество, какъ принципъ церковной жизни. Эти крайности несвойственны Православію не только Русской Церкви, но Православію вообще, во всякомъ народѣ и во всякое время.
XXV.
Высокое въ молитвѣ, глубокое въ богословіи, радостное в подвигѣ, чистое въ радости, совершенное въ нравственномъ ученіи, полное въ способахъ хвалы Божіей ‒ Православіе, тѣмъ не менѣе, не оказывается самой многолюдной религіей міра и не является господствующимъ среди христіанскихъ исповѣданій нашего времени. Близко лежащій къ православнымъ странамъ Европейскій Западъ до половины XIX столѣтія почти не зналъ, не хотѣлъ знать Православія: одни его унижали и игнорировали (въ средѣ католической), другіе считали полуязычествомъ (въ средѣ ‒ протестантской). Нужно было прійти внѣшнему умаленію Православной Церкви, чтобы глазамъ западнаго міра вдругъ открылись сила и духовное богатство Православія, какъ это мы начинаемъ наблюдатъ сейчасъ.
Православіе и не ждетъ для себя видимаго торжества и господства въ мірѣ. Судьбы Церкви Христовой, начертанныя въ Откровеніи св. ап. Іоанна Богослова, не предвѣщаютъ этого. Тайнозритель-апостолъ предостерегаетъ ангеловъ-предстоятелей церквей отъ торжествующей самоувѣренности, предрекаетъ страданія и испытанія и все большее и большее устремленіе силъ ада на Церковь Христову къ концу міра и зоветъ къ терпѣнію, къ подвигу, къ стоянію до конца и къ смиренію.
XXVI.
«Здѣсь есть терпѣніе святыхъ» (Откр. 14, 12).
На наше время выпали исключительныя испытанія, обрушившіяся на Церковь извнѣ и снаружи. Безмолвствуетъ страждущая подъ игомъ коммунизма Церковь на нашей родинѣ, и ея именемъ дерзаютъ говорить чуждыя ей лица, подголоски коммунизма. Въ смятеніи находятся братскія церкви въ славянскихъ странахъ, захваченныхъ тѣмъ же бѣдствіемъ. Въ эмигрантской средѣ ‒ самочинныя «автокефальныя» національно-церковныя образованія. Раздѣленія въ русской православной большой зарубежной семьѣ. Расхищается само понятіе Православія: этимъ именемъ прикрываются общества, завѣдомо уходящія отъ подлиннаго Православія, и учителя, искажающіе Православіе. Все это способно вводить въ уныніе и вызвать тревогу: не грозитъ ли намъ разбиться на многочисленныя секты, какъ это случилось въ протестантствѣ?
Нѣтъ, ибо знаемъ: Христосъ со Своею Церковію. «Азъ съ вами во вся дни». Если рѣка, задержанная въ своемъ теченіи, разольется такъ, что не видно ея русла, и вода пойдетъ по боковымъ рвамъ и извилинамъ, то не значитъ это, что рѣка не пойдетъ по своему руслу, что она потеряла его. Такова и историческая рѣка Православія: ея русло глубокое и теченіе прямое. Протестантство раздробилось потому, что оно не имѣло своего русла ‒ церковной традиціи. Не нарушится единство Православія. Но жалки тѣ, кто оторвется отъ единства церковнаго, сохраняемаго чрезъ родныя помѣстныя Церкви, и застрянетъ въ своихъ извилинахъ.
Въ наши дни нашъ общій долгъ въ зарубежьи ‒ быть вѣрными: не измѣнить Христу, Церкви вселенской, Священному Сѵноду Зарубежной Русской Церкви, христіанскимъ обѣтамъ, святымъ завѣтамъ отцовъ, страдающимъ братьямъ; держать прямо направленіе и твердо кормило: таковъ простой и ясный православный путь.
XXVII.
«Работайте Господеви со страхомъ и радуйтеся Ему съ трепетомъ». Не чувство превозношенія, а чувство страха, одновременно съ радостью, наполняетъ сердце православнаго христіанина. Вамъ вручена драгоцѣнностъ: достаточно ли бережно вы несете ее? Достойны ли вы ея? Сознаете ли всю свою отвѣтственность?
«Только бы намъ и одѣтымъ не оказаться нагими», ‒ говоритъ Апостолъ (2 Кор. V, 3). Не грозитъ ли эта опасность и намъ? Не для насъ ли это предостереженіе написано? Не сознаніе, что мы содержимъ Православіе, насъ спасетъ. Мы должны быть духомъ облечены въ него черезъ исполненіе его.
Быть одѣтыми и не оказаться нагими ‒ это значитъ не только принадлежать, но имѣть одѣяніе вѣры, истины, любви, чистоты, смиренія и непревозношенія, одѣяніе благодати Божіей; это значитъ, говоря словами того же Апостола, жить такъ, чтобы «проповѣдуя другимъ, самому не оказаться недостойнымъ».
ТАКОЕ ОДѢЯНІЕ ВЪ ПРАВОСЛАВІЕ ДАРУЙ НАМЪ, ГОСПОДИ!
Источникъ: Прот. Михаилъ Помазанскій. О жизни, о вѣрѣ, о Церкви. Сборникъ статей (1946–1976). Выпускъ первый: Жизнь въ Церкви. ‒ Jordanville: Типографія преп. Іова Почаевскаго. Holy Trinity Monastery, 1976. ‒ С. 5-23.
