К началу 1940-х на территории СССР уже более 20 лет осуществлялись гонения на Церковь, оказавшиеся как по своей жестокости, так и по своей масштабности поистине беспрецедентными в мировой истории христианства. Результатом этих гонений стало практически полное уничтожение крупнейшей Поместной Церкви православного мира.
В 1941 г. на территории СССР в границах до сентября 1939 г. из насчитывавшихся в 1914 г. 67 108 церквей и часовен действующими оставались около 350, из насчитывавшихся в 1914 г. 64 правящих архиереев и 66 140 приходского духовенства осуществляли своё служение 4 архиерея и не более 500 священнослужителей, около 1 000 монастырей были закрыты и монастырская жизнь была полностью ликвидирована, насчитывавшая в 1914 г. 4 духовные академии, 57 семинарий, 185 духовных училищ система духовного образования также подверглась полному уничтожению.
По данным комиссии по реабилитации жертв политических репрессий при президенте РФ только за период 1937-1941 гг. было репрессировано 175 800 представителей православного духовенства, из которых расстреляно было 700. Следует отметить, что наряду с православными священнослужителями, монахами и монахинями эти цифры включают в себя псаломщиков, послушников и послушниц, церковных старост, многих членов семей духовенства, а также представителей немногочисленного обновленческого духовенства и тем самым дают основание утверждать, что политика церковного геноцида обрушивалась не только на духовенство, но и на мирян. Согласно планам сталинского руководства, к концу 1942 г. в стране должны были исчезнуть любые формы организованной религиозной жизни.
[Примечание МВН: Согласно данным ельцинской Комиссии при президенте РФ по реабилитации жертв политических репрессий, только в 1937–1938 гг. было расстреляно 106 800 священнослужителей. Ниже график из статьи Н.Е. Емельянова "Оценка статистики гонений на Русскую Православную Церковь" (Св.-Тихоновский богословский институт).]
Поэтому вполне закономерно, что в трагическом контексте происходивших гонений на Церковь нападение нацистской Германии на СССР 22 июня 1941 г. не могло быть воспринято однозначно представителями русской церковной иерархии.
Так, уже неоднократно ощущавший на своём личном опыте антихристианскую политику нацистских властей в Германии, но одновременно мучительно переживавший гораздо более трагическую судьбу Церкви в России архимандрит Иоанн (Шаховской) в первые дни войны Германии с СССР выразительно отозвался на происшедшие события:
"Кровь, начавшая проливаться на русских полях с 22 июня 1941 г., есть кровь, льющаяся вместо крови многих и многих тысяч русских людей, которые будут скоро выпущены из всех тюрем, застенков и концлагерей Советской России. Одно это уже исполняет сердце радостью. Лучшие русские люди будут скоро отданы России, лучшие пастыри будут отданы Церкви... Промысел избавляет русских людей от новой гражданской войны, призывая иноземную силу исполнить своё предназначение. Кровавая операция свержения III Интернационала поручается искусному и опытному в науке своей германскому хирургу. Лечь под его хирургический нож тому, кто болен, – не зазорно... Обессиленные и закрепощённые по лагерям, заводам и колхозам русские люди были бессильны подняться против международной атеистической силы, засевшей в Кремле. Понадобилась профессионально-военная, испытанная в самых ответственных боях, железноточная рука германской армии... Новая страница в русской истории открылась 22 июня 1941 г. в день празднования русской Церковью памяти "Всех Святых – в земле Русской просиявших". Не ясное ли это, даже для слепых, знамение того, что событиями руководит Высшая Воля? В этот чисто русский (и только русский) праздник, соединённый с днём воскресения, началось исчезновение демонских криков "интернационала" с земли Русской... Скоро; скоро русское пламя взовьётся над огромными складами безбожной литературы. Мученики веры Христовой, и мученики любви к ближнему, и мученики правды человеческой выйдут из своих застенков... Откроются осквернённые храмы и освятятся молитвой. Священники, родители и педагоги будут вновь открыто учить детей истине Евангелия... Это будет та "пасха среди лета", о которой 100 лет тому назад, в прозрении радостного духа, пророчествовал великий святой Русской земли, преподобный Серафим Саровский. Лето пришло, близка русская Пасха" [1].
Однако переживавший, казалось бы, полное крушение своей исполненной компромиссов с богоборческим государством политики, которая оказывалась не способной предотвратить уничтожение Церкви, митрополит Сергий (Страгородский) уже 22 июня 1941 г. после совершения Божественной литургии в Богоявленском соборе в Москве составил послание к своему немногочисленному остававшемуся на свободе духовенству и пастве совершенно иного содержания:
"Фашиствующие разбойники напали на нашу родину. Попирая всякие договоры и обещания, они внезапно обрушились на нас, и вот кровь мирных граждан уже орошает родную землю. Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла шведского, Наполеона. Жалкие потомки врагов православного христианства хотят ещё раз попытаться поставить народ наш на колени перед неправдой, голым насилием принудить его пожертвовать благом и целостью родины, кровными заветами любви к своему отечеству... Вспомним святых вождей русского народа, например, Александра Невского, Дмитрия Донского, полагавших свои души за народ и родину... Православная наша церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла, и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг... Нам, пастырям Церкви, в такое время, когда отечество призывает всех на подвиг, недостойно будет лишь молчаливо посматривать на то, что кругом делается, малодушного не ободрить, огорчённого не утешить, колеблющемуся не напомнить о долге и воле Божией. А если, сверх того, молчаливость пастыря, его некасательство к переживаемому паствой объясняется ещё лукавыми соображениями насчёт возможных выгод на той стороне границы, то это будет прямая измена родине и своему пастырскому долгу... Положим же души своя вместе с нашей паствой. Путём самоотвержения шли неисчислимые тысячи наших православных воинов, полагавших жизнь свою за родину и веру во все времена нашествия врагов на нашу родину. Они умирали, не думая о славе, они думали только о том, что родине нужна жертва с их стороны, и смиренно жертвовали всем и самой жизнью своей. Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ нашей родины. Господь нам дарует победу" [2].
Советские власти разрешили митрополиту Сергию огласить текст этого послания в храмах лишь 6 июля 1941 г., спустя два дня после того, как советские граждане, наконец, услышали выступление 12 дней безмолвствовавшего Сталина.
К концу 1942 г. германскими вооружёнными силами была оккупирована территория СССР, на которой находилось около 75 млн советских граждан. Оккупационный режим на обширной территории СССР, занятой германскими войсками, первоначально находился под контролем военной администрации, которая по мере дальнейшего продвижения линии фронта передавала управление представителям министерства восточных территорий, действовавшим в тесном сотрудничестве с имперской службой безопасности.
Именно военная администрация, состоявшая из офицеров Вермахта, нередко благожелательно настроенных к перспективе религиозного возрождения на оккупированных территориях, оказывала наибольшее содействие стихийно и широко проявлявшемуся среди населения стремлению восстанавливать церковную жизнь прежде всего посредством открытия приходских храмов. Так, например, уже через две недели после взятия в июле 1941 г. германскими войсками Смоленска был ликвидирован атеистический музей, располагавшийся в Смоленском Успенском соборе. А 10 августа в возвращённом Русской Православной Церкви соборе в день памяти Смоленской иконы Божией Матери, именуемой "Одигитрия", был отслужен молебен перед найденным накануне немецкими солдатами и установленным в соборе чудотворным списком этой иконы, перед которым в 1812 г. молился на Бородинском поле генерал-фельдмаршал М.И. Кутузов [3].
Точно так же в июле 1941 г. в Пскове после ликвидации немецкими оккупационными властями антирелигиозного музея, находившегося в Троицком соборе Псковского кремля, этот древний храм был передан Русской Православной Церкви, а 22 марта 1942 г. в соборе была торжественно установлена привезённая немецкими солдатами из закрытого и осквернённого коммунистами Тихвинского монастыря чудотворная Тихвинская икона Божьей матери [4].
Всего на территории, занятой германскими войсками, за период оккупации было открыто около 10 тысяч храмов. Так, например, только на территориях Ленинградской, Новгородской и Псковской областей было открыто 470 храмов, Курской области – 332 храма, Ростовской области – 243 храма, Краснодарского края – 229 храмов, на территории Украины в целом было открыто около 5,4 тысяч храмов [5].
В своём обращении к пастве 17 октября 1942 г. по случаю годовщины вступления германских войск в Таганрог епископ Иосиф (Чернов) подчёркивал: "Год тому назад, под грохот германской артиллерии... палачи русского народа навсегда бежали из Таганрога, в город вступили рыцари германской армии. Под их защитой мы, христиане, подняли поверженный крест, стали восстанавливать разрушенные храмы. Возродилось прежнее чувство веры, ободрились пастыри церкви и снова понесли людям живую проповедь о Христе. Всё это стало возможным только под защитой германской армии. Слава доблестной и победоносной германской армии" [6].
При этом прежде всего военная администрация, как это показывает, например, деятельность Псковской Духовной Миссии, разрешала русскому православному духовенству такие формы просветительско-миссионерского и социального служения, как преподавание Закона Божия в приходских и общеобразовательных школах, создание детских садов и детских приютов, катехизация взрослых, просветительская работа духовенства с учителями, предоставление духовенству возможности осуществлять свою миссионерскую деятельность на радио. Ничего подобного не допускалось коммунистическим режимом в СССР не только в довоенный, но и в течение всего послевоенного периода вплоть до 1989 г.
Определявшаяся директивами министерства восточных территорий и имперской службы безопасности религиозная политика гражданской администрации предполагала по крайней мере временное продолжение деятельности открывавшихся храмов, хотя и оказывалась более сдержанной по сравнению с политикой военной администрации. Так, в циркуляре 2 июля 1941 г. начальника имперской службы безопасности Р. Гейдриха подчёркивалось: "Против стремления Православной Церкви утвердить своё влияние в массах ничего предпринимать не следует. Напротив, его необходимо, насколько возможно, поощрять, при этом с самого начала следует настаивать на принципе отделения Церкви от государства и препятствовать возникновению единой церкви".
Впрочем, в перспективе нацистское руководство предполагало возможность осуществления идеологического контроля над деятельностью православного духовенства. "Несомненно то, что стремящимся к религии массам оккупированных бывших советских областей надлежит снова дать какую-то форму религии, – писал в секретной директиве о религиозной политике на Востоке от 31 октября 1941 г. Р. Гейдрих. – ...Крайне необходимо воспретить всем попам вносить в свою проповедь оттенок вероисповедания, и одновременно позаботиться о том, чтобы возможно скорее создать новый класс проповедников, который будет в состоянии после соответствующего, хотя и короткого обучения толковать народу свободную от еврейского влияния религию. Ясно, что заключение "избранного Богом народа" в гетто и искоренение этого народа... не должно нарушаться духовенством, которое, исходя из установки Православной Церкви, проповедует, будто исцеление мира ведёт своё начало от еврейства" [7].
Митрополит Виленский и Литовский Сергий (Воскресенский, московский Экзарх прибалтики), с членами эмигрантской Псковской православной миссии и немецкими офицерами. 1941 г. Митрополит при этом оставался в советской юрисдикции, и почти никто из духовенства Миссии вначале не принадлежал к РПЦЗ.
Особенно активную роль в возрождении церковной жизни на оккупированной территории довелось сыграть митрополиту Сергию (Воскресенскому), являвшемуся экзархом в Прибалтике Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского). Оставшись в июле 1941 г. при отступлении советских войск в Риге, митрополит Сергий (Воскресенский) заявил о своей лояльности немецким оккупационным властям и возглавил при их поддержке Русскую Православную Церковь в Прибалтике и на Северо-Западе, сохранив при этом юрисдикцию Московской Патриархии. Легальное существование на оккупированной территории всё более увеличивавшейся епархии митрополита Сергия вынуждало его периодически подобно всем представителям церковной иерархии в оккупации включать в свои послания и проповеди заявления политического характера.
В одной из своих воскресных проповедей 14 марта 1943 г. митрополит Сергий подчёркивал: "Борьба, предпринятая Германией против большевизма, вошла в решительную стадию. Ничего не может быть страшнее господства коммунизма. Если он победит, население многих стран будет обречено нечеловеческими страданиям и даже уничтожению. Чтобы предотвратить эту грозную опасность, необходимо напряжение и полное объединение всех имеющихся сил. Теперь не время спорить о том, как в будущем создастся наша национальная, социальная и культурная жизнь. Если горит дом, то не спорят о том, как после пожара удобнее разместиться в его комнатах, а немедленно приступают к тушению огня. Точно так же и мы стоим перед задачей победить любой ценой. Поэтому каждый из нас обязан следовать указаниям властей и приложить все свои силы в борьбе с большевизмом. Обратимся с молитвой ко Всемогущему, чтобы Он помог навсегда и всюду преодолеть это зло и, прежде всего, в сердцах людей" [8].
Но даже на архиерейском совещании в Риге 23 июля 1942 г., где митрополиту Сергию пришлось критиковать прокоммунистическую политическую позицию Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского), он всё же сумел сохранить юрисдикционную принадлежность своей епархии к Московской Патриархии и отстоять своё право возносить за архиерейским богослужением имя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия. При этом, неизбежно осложняя своё политическое положение, митрополит Сергий (Воскресенский) продолжал убеждать германские власти в целесообразности поддерживать находившиеся на оккупированной территории епархии и приходы Московской Патриархии.
Одним из наиболее значительных и успешных епархиальных начинаний митрополита Сергия следует признать деятельность Псковской Духовной Миссии, возродившей менее чем за три года на территориях Ленинградской, Новгородской, Псковской и Великолукской областей практически полностью уничтоженную коммунистами церковную жизнь. Напутствуя первую группу миссионеров, митрополит Сергий подчёркивал, что им предстоит осуществлять своё служение в стране, "где на протяжении более 20 лет религия самым безжалостным образом отравлялась и преследовалась, где народ был напуган, принижен, угнетён и обезличен. Придётся не только налаживать церковную жизнь, но и пробуждать парод к новой жизни от долголетней спячки, объясняя и указывая ему преимущества и достоинства новой, открывающейся для него жизни".
Начав свою деятельность в августе 1941 г. в составе 14 священнослужителей и псаломщиков на огромной территории, где проживало 2 миллиона населения и действовало лишь несколько храмов, Псковская Духовная миссия, с октября 1942 г. возглавлявшаяся протопресвитером Кириллом Зайцом, в начале 1944 г. смогла открыть более 400 приходов, в которых служили около 200 священников [9].
Находившиеся на территории Прибалтийского экзархата монастырские обители, в том числе такие как Псково-Печерский и Виленский Свято-Духов монастыри, получили возможность не только пополнять ряды своих насельников, но и осуществлять миссионерско-пастырскую деятельность по отношению к местному населению, оказывать гуманитарную помощь военнопленным. При этом на территории, не подвергавшейся нацистской оккупации, ни один из всех закрытых к 1935 г. монастырей так и не возобновил своей деятельности в течение всего периода войны.
Сделавший возможным в течение трёх лет поразительное по своим масштабам и пастырским достижениям возрождение русской церковной жизни на территории Прибалтики и российского Северо-Запада, до конца остававшийся русским патриотом митрополит Сергий (Воскресенский) был убит 28 апреля 1944 г. по дороге из Вильнюса в Каунас диверсионно-террористической группой, состоявшей из сотрудников НКВД.
Конечно, получившие еще недавно немыслимые возможности для возрождения церковной жизни в России представители русской церковной иерархии в течение всего периода оккупации вынуждены были озвучивать в церковных проповедях и епископских посланиях некоторые лозунги нацистской пропаганды, а германские спецслужбы неоднократно проявляли стремление использовать православное духовенство в своей деятельности.
Но, в ещё большей степени и в ещё более продолжительное время, русскому православному духовенству, пытавшемуся существовать легально в условиях тоталитарного коммунистического режима, приходилось в своей проповеднической и церковно-политической деятельности озвучивать основные установки советской пропаганды. Хотя обличение православными священнослужителями "происков мирового империализма", впрочем, всегда позволявшего весьма свободно существовать Православной Церкви в среде Русского Зарубежья, вряд ли могут считаться более оправданными, чем выражение радости по поводу "поражений иудо-большевизма", четверть века действительно пытавшегося уничтожить церковную жизнь на русской земле.
Точно так же попытки немецкой СД поставить под контроль деятельность православного духовенства на оккупированной территории не могли идти ни в какое сравнение с функционировавшей в течение десятилетий под руководством НКВД-МГБ-КГБ системой тотального контроля над всеми проявлениями церковной жизни в СССР.
Возрождение церковной жизни на оккупированной территории СССР стало возможным отнюдь не в связи с тем, что политика нацистского режима была направлена па восстановление основополагающих духовно-исторических начал жизни русского народа, и, конечно же, не в связи с тем, что русское православное духовенство пошло по пути "измены Родине", которой оно к этому времени самоотверженно служило уже на протяжении более 900 лет и которую к этому времени уже четверть века пыталось уничтожать коммунистическое государство.
Главной причиной русского церковного возрождения периода II мировой войны было то, что в условиях даже кратковременного исчезновения богоборческого коммунистического режима, насильственно лишавшийся возможности исповедовать веру своих предков русский народ проявил поразительную готовность вновь обратиться к этой вере, а прошедшие через невиданные в русской истории гонения и оставшиеся в живых немногочисленные православные пастыри в тяжелейших условиях нацистской оккупации смогли взять на себя подвижническое бремя нового Крещения Руси.
Источник: Посев. 2005. N 9. С. 18-21.
Примечания
[1] Иоанн (Шаховской). Близок час//Церковно-исторический вестник. – 1998. – N 1, – с. 81-82.
[2] Послание митрополита Сергия от 22 июня 1941 г. Правда о религии и России. – М., 1942, с. 15-17.
[3] Ковалёв Б.Н. Нацистская оккупация и коллаборационизм и России. 1941-1944. – М., 2004, с. 453.
[4] Там же, с. 437.
[5] Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве. (Государственно-церковные отношения и СССР и 1939-1964 годах). – М, 1999, с. 170, 182.
[6] Корнилов А.А. Преображение России. О православном возрождении па оккупированных территориях СССР (1941 – 1944 гг.). – Нижний Новгород, 2000, с. 19-20.,
[7] Шкаровский М.В. Указ, соч., с. 140.
[8] Корнилов А.А. Указ, соч., с. 62-63.
[9] Шкаровский М.В. Указ, соч., с. 151, 154.
Подробнее на эту тему:
М.В. Назаров. Русская Зарубежная Церковь и эмиграция в годы Второй мировой войны
В.Ю. Даренский. Двойственное отношение Русской Православной Церкви к Великой Отечественной Войне. С комментарием М.В. Назарова
4.09.1943. - Встреча Сталина с высшими церковными иерархами – тактический поворот в церковной политике богоборческого государства
М.В. Назаров. Послевоенные репрессии: Церковь Сталину больше не нужна
Следует также отметить, что политика Рейха на оккупированных территориях в ходе войны претерпевала изменения: от первоначальной нацистской трактовки унтерменшей (в "Майн Кампф") – к последующим инструкциям об уважительном отношении к мирному населению (опять-таки по инициативе военного командования в противоречие с гитлеровской идеологией). Об этом, со ссылками на документы и публикации немецких и российских историков, говорится в 24 главе книги "Русские и немцы в драме истории": 24. "План Ост" и жизнь под немецкой оккупацией.)
Ниже отрывок из главы 25. РПЦЗ и Русское Освободительное Движение, КОНР и РОА, выдачи антикоммунистов на расправу в СССР – об отношении РПЦЗ к немецкой оккупационной политике и к попытке русских антикоммунистических сил создать независимую русскую "третью силу".
+ + +
...Вместе с реабилитацией Сталиным русского патриотизма и Церкви в 1943 году наметились также признаки грядущего поражения Третьего Рейха на фронте, этим и объяснялись предпринятые тогда изменения в немецкой оккупационной политике и в отношении к русскому народу, описанные в предъидущей главе. Они коснулись и деятельности Русской Зарубежной Церкви, которой было разрешено расширить свою деятельность.
Для Русской Зарубежной Церкви и в годы войны главными были не политические соображения, а духовные, пастырские. Она почти не имела доступа к соотечественникам на родине (гитлеровские власти запрещали эмигрантам ездить на оккупированные российские территории), но не могла оставить на произвол судьбы миллионы русских людей, оказавшихся к западу от линии фронта. Она не могла быть равнодушной к их надеждам и усилиям, к их выбору меньшего зла. Зарубежная Церковь получила разрешение окормлять "остовцев" и прилагала огромные усилия для спасения советских пленных, от которых Сталин отказался как от "изменников Родины".
Разумеется, Церковь не могла оставить вне своего попечительства и зарождавшееся вопреки воле Гитлера Русское Освободительное Движение. К тому же и со стороны недавних советских людей имелся большой ответный интерес к эмигрантам. Так, по словам Кромиади, генерал Власов придавал первой эмиграции «большое значение. В предстоящей антикоммунистической борьбе он отводил ей место как носительнице старых традиций русского народа и его моральных устоев, культурных и религиозных идей, попранных коммунистами. В его представлении старая эмиграция должна была служить связующим звеном между прошлой исторической Россией и теперешней. К тому же привлечение старой эмиграции на борьбу против большевиков вместе с новой означало использование всех наших возможностей, ибо практически в общем деле обе эмиграции дополняли друг друга» (Кромиади К. За землю, за волю... С. 113).
Венское совещание 1943 года
Следует напомнить, что во время войны возглавление Зарубежной Церкви оставалось в Сербии, причем митрополит Анастасий вел себя по отношению к немцам совершенно независимо. Например, он воспротивился попытке немцев расколоть Сербскую Церковь и запретил в служении русского епископа, возглавившего раскольничью Хорватскую Церковь. Как позже говорил сербский Патриарх Гавриил: «Митрополит Анастасий с великой мудростью и тактом держался при немецкой оккупации, был всегда лояльным к сербам, из-за чего не пользовался доверием немцев и несколько раз подвергался оскорбительным обыскам» (Православная Русская Зарубежная Церковь. Монреаль. С. 17).
В связи со сталинским поворотом в церковной политике в сентябре 1943 года, 21 октября в Вене было созвано Архиерейское совещание иерархов Православной Русской Церкви за границей. В нем приняли участие 14 человек – митрополиты Анастасий, Серафим (Ляде) Берлинский и Германский, Серафим (Лукьянов) Парижский, епископы Пражский Сергий, Потсдамский Филипп, Венский Василий, секретарь Синода Г. Граббе, настоятель братства преп. Иова архим. Серафим, 4 священника из Германии и Бельгии, а также из Белоруссии – архиепископ Гродненский и Белостокский Венедикт (Бобковский) и епископГомельский и Мозырский Григорий (Боришкевич, хиротония которого была совершена на этом совещании) ‒ это стало первым за годы войны случаем допущения на совещания иерархов РПЦЗ архиереев с оккупированных восточных территорий.
На совещании было вынесено постановление, что избрание патриарха в Москве незаконно.
«Избрание Митрополита Сергия на Престол Патриарха Московского и всея Руси является актом не только неканоничным, но и нецерковным, политическим, вызванным интересами советской партийной коммунистической партии и ея возглавителя диктатора Сталина, переживающих тяжёлый кризис во время войны и нуждающихся в помощи ненавистной им и ещё недавно гонимой ими Православной Церкви.
Советская коммунистическая партия и Сталин в своём отношении к религии и Церкви Христовой по существу нисколько не изменились. Религия по-прежнему является для них «опиумом для народа», и по миновании надобности в помощи Церкви они не приминут возобновить вновь открытое гонение на верующих и духовенство в России. В своём заявлении по радио Сталин в целях укрепления своей тиранической власти хочет только показать миру, что советская коммунистическая партия и он, как ея возглавитель, дают свободу Церкви, идя, якобы, искренно навстречу страждущему русскому народу в его устремлениях к Богу. Он протягивает свои руки к своим пленникам Иерархам Русской Церкви, признавшим под его давлением богоборческую власть законной и народной, предлагает им мнимый мир и лукавый поцелуй, способствует поставлению Патриарха. Но верить ему нельзя – он не покаялся и вместе со своей советской коммунистической партией остаётся по-прежнему жаждущим мiровой коммунистической революции с уничтожением христианства и всякой религии. Он только временно надел на себя маску союзника Церкви.
Избрание Патриарха и созыв Синода нужны Сталину и его партии как средство для политической пропаганды. Патриарх в его руках лишь игрушка, подсобное оружие в его хитроумных комбинациях. Он будет делать с ним что хочет. Пока не было войны, в России невозможно было избрание Патриарха и организация Синода. Но когда над коммунистами нависла смертельная опасность, тогда оказалась полная возможность сделать это самым быстрым и упрощённым способом. Не был созван канонический, полный Собор Русской Церкви, предусмотренный постановлением Всероссийского Собора 1917‒18 г.г. (ст. 1), хотя бы из одних епископов. Не приглашены были епископы-исповедники, страждущие за веру в ссылках и тюрьмах. Не была представлена Церковь-мученица, скрывающаяся в «катакомбах» Советской России. Собрано было лишь ничтожное количество епископов, подчинившихся богоборческому правительству и не могущих быть выразителями воли всей Русской Церкви. Избран в Патриарха иерарх, уже давно преклонившийся перед сатанинской властью, заявивший ещё в 1927 г. от лица Церкви, что радуется успехам этой власти и что гонений в Советской России на Церковь нет (заявление иностранным корреспондентам в 1930 г.), хотя теперь сам Сталин признался, что Советское правительство до сих пор лишало русский народ его Церкви и свободы вероучения. И первым деянием новой высшей церковной власти были кощунственно политическия постановления об установлении особаго моления об открытии т.н. "второго фронта" и об анафематствовании всех русских людей, борющихся против коммунистов и большевицкой власти.
Давление этой сатанинской власти на покорную ей иерархию вне всяких сомнений. Неканоническое и нецерковное избрание Патриарха, произведённое в интересах богоборческого правительства, является не менее опасным для Церкви, чем открытое на неё гонение. Оно чревато тяжёлыми последствиями. Оно унижает авторитет Церкви и ея иерархов; оно ставит их в служебное положение перед слугами диавола, наносит новые раны Церкви-мученицы в лице ея по-прежнему гонимых исповедников и создаёт новую смуту в церковной среде...
В виду изложенных соображений Совещание епископов заграничной части Русской Церкви, всегда верной своей Матери-Церкви и никогда не порывавшей с нею духовного общения, по долгу своей епископской совести не находит возможным признать Митрополита Сергия каноническим, законным Патриархом Всероссийской Церкви и возносить за него моления, как за ея главу.
Управление заграничной частью Русской Церкви должно поэтому оставаться неизменным, согласно постановлению Собора Епископов 1927 г., основанном на указе Святейшего Патриарха и Св.Синода от 7/20 ноября 1920 г. впредь до установления нормальных сношений с Россией и установления в ней истинной свободы веры...»
(«Церковная жизнь», №7‒8, 1984 г., с.152‒154)
Однако, кроме этого непризнания, план германских властей относительно дальнейшего пропагандистского использования РПЦЗ потерпел неудачу, русские архиереи буквально выставили с совещания немецких наблюдателей из СД, вызвав их возмущение (Шкаровский М.В. Нацистская Германия и Православная Церковь. М., 2002. С. 212-213, 236-239). Из документов и переписки немецких инстанций, опубликованной Шкаровским и Никитиным, очевидно, что у них не было возможностей влияния на зарубежный Синод.
Кроме того, Венское совещание направило докладную записку германскому правительству с критикой его политики на оккупированных территориях в России; никаких приветствий Гитлеру не было (Граббе Г., протопресв. Церковь и ее учение в жизни. Монреаль, 1970. Т. II. С. 172; Шкаровский М.В. Нацистская Германия и Православная Церковь. М., 2002. С. 237; Никитин А.К. Политика нацистского режима в отношении Русской православной общины в Германии (1933-1945 гг.). М., 1998. С. 27; ЦХИДК. Ф. 1470, оп. 2, д. 17, л. 122).
Секретарь Одесской митрополии РПЦ МП, преподаватель духовной семинарии о. Андрей Новиков, исследовавший эту тему, пишет: «С апреля 1942 года и до конца войны иерархи РПЦЗ уже не называли Гитлера или немецкую армию "борцами с коммунизмом" – даже Троицкий, везде выискивавший подобный "компромат", не может привести ни одного такого или похожего высказывания». Во время богослужений в Зарубежной Церкви молились не о «победе Гитлера», а о «помощи Божией для освобождения Родины от большевицко-коммунистического ига» и о прекращении войны: «Еще молимся о еже утолити вся крамолы, нестроения, раздоры же и кровопролитные брани, грех ради наших сущия, и прекратити вскоре брань, и мир всему мiру даровати...» (Православная Русь. 1943. № 9-10).
Спасибо большое, очень важная тема.