Подготовительные тексты для планируемой книги "Русские и немцы в драме истории". Предварительное изложение глав публикуется для обсуждения с целью их последующего уточнения и определения структуры книги. Автор будет благодарен за указания на погрешности и за советы.
Вступление с разъяснением цели книги: "О месте немецкого и русского народов в Божием Промысле".
1. Русские и немцы. О влиянии языческого наследия на наши национальные характеры.
2. О различиях в христианизации германцев и славян
3. Роль Римской империи и ее наследия в германской и в русской государственности
4. Движущая сила "Возрождения", Реформации и капитализма
5. "Просвещение", масонство, Французская революция. Англосаксы и Америка... Часть 1.
5. "Просвещение", масонство, Французская революция. Англосаксы и Америка... Часть 2 (окончание главы)
6. Петровское окно в Европу, женский век "Просвещения" и масонство в России
7. Философия "немецкого идеализма", "романтизм и "антисемитизм" в Германии
8. Европейские революции и удерживающая Россия
9. Немецкая философия и романтизм в России, западники и славянофилы
10. Роль России в объединении Германии, русский национализм и немецкий национализм
11. Революционные движения в Германии и в России. Маркс и Ницше
12. Подготовка и развязывание демократической Великой войны ‒ "новой эпохи в истории мiра"
13. Как начало Великой войны было воспринято в Германии и в России
14. «Царская Россия ‒ единственная страна, против которой надо вести войну»
15. Как большевики захватили власть
16. Белое движение, Антанта и Германия
17. Берлин ‒ первая столица русской эмиграции, шок Генуи и Рапалло
18. Идеологические выводы русских и немцев из Великой войны
19. Как и для чего Гитлер получил власть. Причины и суть германского национал-социализма
20. Кто финансировал Гитлера. Размежевание в мiре и в русской эмиграции накануне Второй мiровой войны
21. Советско-германские отношения в 1933‒1941 гг. и начало Второй Мiровой войны
22. Начало советско-германской войны
23. "Вторая гражданская война" в рамках Второй мiровой
"План Ост"
Часто упоминаемый в осуждении гитлеровских преступлений на оккупированных советских территориях "План Ост" по их колонизации, не был найден в виде официально провозглашенной программы или директивы. Это признает даже проеврейская Википедия. По причине отсутствия официально утвержденного "Плана Ост" многие апологеты Гитлера утверждали, что это советский миф. Тем не менее, Википедия добавляет (со ссылками на источники):
«Однако его содержание отражено в сохранившихся критических замечаниях Имперского министерства восточных оккупированных территорий. В одном случае речь идёт о записанном по памяти протоколе заседания о "Вопросах германизации", на котором присутствовали представители служб "восточного министерства" и СС 4 февраля 1942 года. В другом случае это подробная записка от 27 апреля 1942 года "Замечания и предложения по генеральному плану Ост рейхсфюрера СС", которая специально посвящена концепции главного управления имперской безопасности. Автором документов в обоих случаях был заведующий расово-политическим отделом Восточного министерства д-р Эрхард Ветцель.
Сохранился также меморандум оберфюрера СС профессора Конрада Мейера "Генеральный план Ост ‒ правовые, экономические и территориальные основы строительства на Востоке" от 28 мая 1942 года. Приобщенный американцами к материалам следствия по делу Мейера, он оказался долгое время недоступен немецким историкам, которые, однако, знали о его существовании и содержании. Впоследствии документ был передан в Федеральный архив Германии. В 2009 году его полностью опубликовали на сайте Берлинского университета имени Гумбольдта: Generalplan Ost. Rechtliche, wirtschaftliche und räumliche Grundlagen des Ostaufbaus. Vorgelegt von SS-Oberführer Professor Dr. XX, Berlin-Dahlem, 28.Mai 1942».
О судьбе авторов упоминаемых документов Википедия пишет, что они в конце войны попали в плен и предстали перед судом в Западной зоне Германии. В отношении меморандума Ветцеля, который он написал 25 ноября 1939 года, прокуратура заметила: «Хотя содержание меморандума является омерзительным и свидетельствует о низких и беспощадных взглядах, из него не явствует уголовно наказуемое преступление»... В том, что касается [других] документов, которые он не мог бы отрицать, он естественно сошлется на приказы и распоряжения своих начальников».
Мейер-Хетлинг в октябре 1947 года предстал перед Американским военным трибуналом в Нюрнберге. Трибунал «определил, что Генеральный план "Ост" Мейер-Хетлинг разрабатывал в соответствии со своими должностными обязанностями руководителя отдела планирования, что сам план не предусматривал совершения каких-либо преступлений, что Генеральный план "Ост" никогда не был принят, и не было предпринято ничего, чтобы реализовать предложения Мейер-Хетлинга. Суд подчеркнул, что он не несёт ответственность за политику Гиммлера на Востоке и не ответственен за те меры, которые он не предлагал. В результате, суд оправдал его по 2 из 3 пунктам обвинения (преступления против человечности и военные преступления), признал виновным по третьему пункту обвинения (членство в преступной организации) и 10 марта 1948 года приговорил к 2 годам и 10 месяцам тюрьмы, после чего он был освобождён с учётом срока, проведённого в заключении».
Тем не менее, несмотря на отсутствие официального "Плана Ост", восточное министерство Розенберга ставило себе именно такую цель, которая была очевидна в оккупационной практике. Кроме того, политика колонизации восточных земель была в первый период "блицкрига" отражена во многих приказах германских военных властей.
Директивы Вермахта
Немецкий историк Вольфрамм Ветте, старший научный советник Военно-исторического научно-исследовательского института в Потсдаме и заведующий отделом Института международных экономических и политических исследований РАН в Москве, подробно рассматривает характер нацистских преступлений на оккупированных советских территориях в статье "Образ врага: расистские элементы в немецкой пропаганде против Советского Союза" (источники цитируемых далее документов указаны в у Ветте).
«Была ли мотивация преступников обусловлена нацистской пропагандой или были другие факторы, например, военная дисциплина, общий верноподданнический склад мышления, вера в фюрера, приспособленчество к обстановке в армии?»
Ветте подчеркивает, что исходной точкой восточной политики были взгляды Гитлера, изложенные в книге "Майн Кампф":
«Гитлер изложил в ней свои взгляды на неспособность русского народа к самостоятельной государственности и к политике вообще и объяснил этот недостаток расовыми свойствами. Напротив, образ немцев как качественно высшего арийского расового ядра представлял для Гитлера "историческое" оправдание его программы насильственного захвата земель на Востоке.
Гитлер придерживался представления, что в ходе большевистской октябрьской революции 1917 г. евреи смогли установить в России свою систему господства... По этой причине он и сконструировал комбинированный "образ врага" в лице "еврейского большевизма" [точнее в тогдашнем употреблении был термин: "жидобольшевизм". ‒ М.Н.]...
По окончании завоевания страны на Востоке численность славян должна быть сокращена, а выжившие должны были стать рабами "германских господ". Чтобы они не роптали под этим новым господством, их культурный уровень должен был впредь удерживаться на низком уровне...».«Эта война [на востоке] изначально рассматривалась не как военный конфликт традиционного образца, ведущийся по правилам международного военного права и согласно традициям "рыцарской борьбы", а как расово-идеологическая война на уничтожение, в которой эта принятая система правил теряла силу», ‒ отмечает Ветте.
(В коллективном сборнике: Россия и Германия в годы войны и мира (1941‒1945). М., 1995)
В первый период наступательных действий на Украине и в Белоруссии, как отмечалось в донесениях передовых частей немецкой армии: «Большинство русского населения отрицательно относится к большевистской системе и, по утверждению ОКВ [Oberkommando der Wehrmacht ‒ Верховное командование Вермахта], будет испытывать "радость и благодарность" по отношению к германским освободителям». В то же время с первых дней войны все военные части Вермахта получили устный приказ расстреливать политруков, а зондеркоманды СС расстреливали евреев, в том числе гражданское еврейское население, не успевшее эвакуироваться. В этом эсэсовцам охотно помогали полицейские отряды украинских националистов, избавляя оккупантов от "грязной работы".
Знаменитая немецкая листовка, сбрасывавшаяся с самолетов на советские позиции. Русские эмигранты возмущались халтурностью такой немецкой пропаганды. В частности, член НТС А. Казанцев писал: «Во время моего первого визита в отдел пропаганды Вермахта я увидел в одной из проходных комнат во всю стену на транспаранте крупными буквами написанные слова: «Бей жида, политрука – рожа просит кирпича!»… После узнал, что этот «лозунг», оказывается, печатается самыми крупными буквами на каждой листовке, предназначенной для Красной Армии. По мысли немецких пропагандистов, этот несусветный и безграмотный бред должен был звучать как девиз, под которым культурная Европа идет в свой крестовый поход против коммунизма. Этот бред в качестве «руководящего лозунга» годами, чуть ли не до самого конца войны, перебрасывался на «ту» сторону» (Александр Казанцев. "Третья сила". Франкфурт-на Майне: Посев, 1974).
Немецкий генералитет, в значительной массе состоявший из аристократии, не соглашался с таким расово-геноцидным характером ведения войны, предписываемым политическим руководством Рейха. Военные понимали, что это вызывает озлобление оккупируемого населения, и партизанщина в тылу может ослабить снабжение армии. Кроме того, такая политика приведет к экономической разрухе.
В частности генерал-лейтенант Ханс Лейкауф в декабре 1941 года писал своему вышестоящему начальнику в ОКВ:
«Следует ясно себе представлять... Если мы перестреляем евреев, дадим погибнуть военнопленным, предоставим значительной части населения крупных городов умереть с голоду, а в будущем году потеряем от голодной смерти еще часть сельского населения, остается открытым вопрос: кто же, собственно, должен создавать материальные ценности? Нет сомнения, что с учетом нехватки рабочей силы в германском Рейхе ни сейчас, ни в обозримом будущем в нашем распоряжении не будет достаточного количества немцев. Но если работать должны украинцы, то необходимо сохранять их в хорошей физической форме...»
Однако «Отдел ОКВ, занимавшийся пропагандой в армии, не мог, даже если бы и хотел, обойти установки Гитлера и Геббельса, ни противоречить процитированным выше указаниям и директивам высшего начальства». В статье Ветте упомянуты некоторые жесткие приказы руководства Вермахта в этот начальный период войны, которые призывали солдат «проявлять полное понимание необходимости суровой, но справедливой кары в отношении недочеловека-еврея... суровой кары над еврейством, духовным носителем большевистского террора». Они были призваны «предотвратить и подавить угрызения совести и чувства стыда, которые могли возникнуть в ходе расово-идеологической войны на уничтожение».
Рассматривая изданную в 1942 году Главным управлением СС иллюстрированную брошюру "Унтерменш", Ветте отмечает: «Ни у кого до Гитлера не возникла идея связать антиславизм с антисемитизмом», хотя «в этой инструкции по геноциду "недочеловек" вполне намеренно нигде точно не определен. Он выступает как само зло как таковое, которое должно быть уничтожено. "Недочеловеком" может быть еврей, славянин, цыган или кто угодно».
Таким образом, если в основе этого и заключался расовый подход, то в гитлеровской практике мы не можем не видеть того, что в представлении нацистских идеологов "низшая раса" славян отличалась от "низшей расы" евреев. Соответственно и Ветте пишет, что в нацистской трактовке русские были лишь «подходящим инструментом в руках вечного жида, мастера организации массовых убийств».
Напомню, что А. Розенберг в своей программной книге "Миф ХХ века" видел причину "рабской слабости" русских, позволивших себя оккупировать еврейством, в "страдальческом христианстве", которое превратило русских в покорную безвольную "расу". (Соответственно Розенберг и Гитлер третировали и своих христиан-немцев, осуждавших стерилизацию и эвтаназию "неполноценных членов общества", и нацисты ставили себе цель реформировать немецкое христианство в "новое", "положительное", волевое, точнее: в один из утилитарных инструментов государства, необходимый ему на первое время.) При этом, как ни покажется странным, в биологическом расовом отношении гитлеровцы находили в русских пригодный материал для выборочного онемечивания русских детей, внешне ничем не отличающихся от немцев. То есть в этом можно видеть не вполне расовый кровно-биологический критерий в отношении славян, а скорее культурно-политический и националистический, который нацистские идеологи тоже вкладывали в свое понимание "расы". Славяне воспринимались ими прежде всего как помеха в расширении великой немецкой нации на восток, как ненужная "мебель" на собственной земле, которая должна принадлежать немцам.
Тогда как в евреях такой пригодный биологический материал категорически отрицался, в них нацисты видели именно неисправимо испорченную биологическую "низшую расу" с характерными природными свойствами вырождения, паразитарности и хищнического стремления к господству над всеми другими народами (что было издавна очевидно в финансах), поэтому планировали полное избавление от них. То есть евреев они воспринимали и как внутреннюю опасность для Германии, и как влиятельного соперника в мiровом масштабе. Также и цыган нацисты считали "паразитарным народом" по их природе, но на самых низах общества как его никчемный балласт и "мусор": "бездельники, попрошайки, мошенники, нечистоплотные" ‒ и они тоже подлежали полному вычищению наравне с "неполноценными" немцами (то есть и тут расовая причина смешана с социальной).
Ветте отмечает, что в ходе войны, по мере всё более очевидного провала блицкрига, характер приказов Верховного военного командования Вермахта смягчался.
«У армейских пропагандистов был еще один мотив, чтобы в дальнейшем дистанцироваться от унизительной антиславянской пропаганды. Они знали, что Красная армия еще в 1941 г. использовала нацистскую расовую пропаганду, чтобы настроить своих солдат против немцев. В пропагандистской брошюре под названием "Гитлер ‒ злейший враг славян", выпущенной Главным политическим управлением Красной армии... говорилось: "Кровожадный гитлеризм приступил к массовому истреблению и порабощению славян"...
Этот опыт и критерии военной целесообразности вошли в "Директиву по ведению активной пропаганды в Советской армии", выпущенной 1 сентября 1942 г. отделом армейской пропаганды в ОКВ. В ней говорилось: "Советский солдат должен быть с помощью пропаганды привлечен на нашу сторону. Следует избегать всего, что может оттолкнуть его и тем самым облегчить работу вражеской пропаганде... Германский Вермахт и его союзники воюют не против народов Советского Союза, а против еврейско-большевистской системы эксплуатации и террора"...
Затем, в начале 1943 г., новая линия возобладала и в "главной" пропаганде. Геббельс выпустил предписание "Об обращении с европейскими народами", в котором запретил пропагандистам "прямо или косвенно унижать представителей восточных народов и оскорблять их чувство собственного достоинства... Нельзя квалифицировать этих людей... как бестий, варваров и т.п. и после этого ожидать, что они будут заинтересованы в победе Германии". Как отметил генерал-губернатор Польши Ганс Франк, это была "прямо-таки декларация радикального поворота", ведь она показала, что с "нынешней системой истребления, эксплуатации и дискриминации должно быть покончено"...».
Руководитель армейской пропаганды в ОКВ генерал-майор фон Ведель после войны тоже критиковал «роковые последствия» расистской восточной политики, тогда как армейская пропаганда «хотела считаться с населением оккупированных территорий» и даже была склонна видеть в русском народе своего «антибольшевицкого союзника». «Везде, где только можно, вспоминал Ведель, предпринимались попытки смягчить "особую остроту" нацистской пропаганды, не вступая, правда, в открытую борьбу с министром пропаганды». Историк Ветте считает это самооправданием задним числом, однако признает, что «главным образом соображения военной целесообразности заставили армейских пропагандистов, начиная с весны 1942 г., более сдержанно обращаться с такими понятиями, как "человек-гоподин" и "недочеловек"...».
«В жилах русских течет много крови викингов»
Еще более очевидными эти изменения стали в последний период войны, опять-таки по инициативе военного командования. Не так давно Центральный архив Минобороны РФ и Германский исторический институт в Москве опубликовали архивы гитлеровского Вермахта за 1944 год. В них собраны немецкие донесения, допросы и письма, которые удалось захватить советским военным разведчиками на поле боя.
Пауль Людвиг Эвальд фон Клейст (Paul Ludwig Ewald von Kleist 1881‒1954) ‒ генерал-фельдмаршал.
Руководитель проекта по оцифровке трофейных архивов ‒ представитель Германского исторического института в Москве Маттиас Уль показал автору газеты "Комсомольская правда" Александру Бойко оригинал приказа 1943 года Главнокомандующего армейской группой "А" генерал-фельдмаршала Эвальда фон Клейста. Того самого Клейста, что в 1941 году своей танковой армией взял в окружение под Киевом 5 советских армий и 600 тысяч советских солдат и офицеров. Затем он был причастен к заговору против Гитлера 20 июля 1944 года, но избежал казни из-за отсутствия прямых улик, хотя из армии был уволен.
«"Исход зимних операций вызвал у гражданского населения недоброжелательное к нам отношение. Мы должны еще сильнее, чем раньше, добиваться положительного отношения населения к нам. Безразличное или враждебное отношение означает усиление деятельности банд, ограничивает число желающих добровольцев поступать на службу Германии", ‒ с таких слов начинается приказ.
Далее немецкий фельдмаршал указывает, что с жителями, которые находятся на территориях, занятых его войсками, следует "обращаться, как с союзниками".
"Надлежит создать социальное обеспечение, которое в первую очередь должно охватить беременных женщин, нетрудоспособных, детей, снабдить больницы лекарствами, а матерей и детей ‒ молоком", ‒ говорится в документе.
А еще фельдмаршал планировал развивать на занятых им территориях среди крестьян мелкое предпринимательство, сельское хозяйство, поощрять их скотом, и предупреждал, что сборы с крестьян "не должны были превышать того, что забирали большевики".
"Ни при каких обстоятельствах не следует отбирать у крестьян последнюю корову, свинью или овцу", ‒ приказывал Клейст. Кстати, впоследствии он оказался единственным гитлеровским фельдмаршалом, которому позволили умереть в советской тюрьме собственной смертью (в 1954 году ему было 73 года).
[Фельдмаршал фон Клейст (1881‒1954) в 1945 году был пленен американцами, однако передан Югославии и в 1948 году приговорён там к 15 годам каторжных работ. В марте 1949 года по требованию СССР отправлен туда, где в 1952 году был приговорен к 25 годам заключения. Вину не признал. Умер во Владимiрской тюрьме, похоронен на Князь-Владимирском кладбище у тюремной стены. ‒ М.Н.]
А вот на пожелтевшем листке Памятка для войск: "Десять заповедей при обращении с русскими". Ее военные разведчики захватили в январе 1944-го вместе "языком" у деревни Мяклово Витебской области. Памятка больше похожа на сборник заповедей Божиих, но для немецких солдат:
"не будь заносчив с русским",
"будь с ним справедливым",
"хвали, если он хорошо работает",
"не бей его, не вешай, как это делали при царе",
"не обращайся с русским, белорусом, украинцем, как с человеком второго сорта",
"будь вежлив с женщинами",
"не отнимай продукты и вещи, как комиссары",
"критика к русским должна быть справедливой",
"предоставить абсолютную свободу к выбору религии",
"не кричи и не ругайся на русского"...»
Особое внимание публикатор этих документов Александр Бойко обращает на пункт 5:
«"Русские, особенно белорусы, украинцы и северные великоруссы принадлежат к семье арийских народов. В их жилах течет много крови викингов, чем они очень гордятся. Русские знают, что они во многом не достигли ступеней западно-европейской культуры, но на протяжении веков они стремятся к этому, и не без успеха", ‒ говорится в инструкции. Есть там и объяснение тому, почему еще они не достигли этих самих ступеней: "не презирай русских только потому, что они по условиям климата, благодаря Советскому режиму и военным событиям выглядят бедно и оборвано"...».
Немецкий автор этого документа, видимо, вспомнил о древней племенной общности происхождения германцев и славян... Это уже был 1944 год, когда произошло изменение отношения Вермахта к русскому населению.
Разумеется, в этой инструкции удручает дремучее невежество столь неожиданного "защитника русского народа": «Царская система была ненавидима, ненавидится и сейчас потому, что тогда наказание кнутом и казнь через повешение были обычными явлениями. Большевики, учитывая этот факт, строго запретили применение телесных наказаний и смертную казнь через повешение». ‒ Даже не верится, что немецкий офицер ничего не знал о системе наказаний в царской России и о ее культуре, «не достигшей европейских ступеней» и о строгом "гуманизме" большевиков с их размахом красного террора...
Далее Александр Бойко спрашивает немецкого историка:
«‒ Что же это такое Матиасс? С чего такие перемены?
‒ У Третьего рейха была техника, оружие, но вот воевать уже было некому, ‒ говорит нам германский историк. ‒ Потери на Восточном фронте были колоссальными и невосполнимыми. В 1943 году, после Сталинградской битвы немецкому генералитету стало ясно, что война будет затяжная, и понадобится все больше человеческих ресурсов. Немцам нужны были помощники из местного населения, чтобы создать из них этнические подразделения. Но то, что получалось с венграми и румынами, с советскими гражданами повторить не выходило. Наступил перелом в войне. Набрать добровольцев, желающих служить интересам Германии становилось все сложнее. Например, в 1944 году советские военные разведчики захватили в Крыму уникальный документ подписанный замкомандира дивизии генерал-лейтенантом Рейнгадтом "О порядке использования рабочей силы". В нем генералы Вермахта требовали отправить всех здоровых крымчан для службы в Германию, но запрещали своим солдатам и офицерам проводить "дикие эвакуации", так как после этого здоровые мужчины уходили в банды, и требовали "избегать термина ‒ эвакуация лиц, пригодных к военной службе", предлагая использовать термин "выделение рабочей силы для борьбы против большевизма". Служить в Германию уже приглашали семьями.
‒ А о чем в 1944 году думали рядовые немцы в окопах?
‒ Есть среди документов интересная аналитическая справка. В ней немецкий военный психолог рассказывает о разговорах среди солдат. В тот момент, когда их гнали из Крыма, они рассуждали о возмездии, которое их постигнет... Примерно в это время среди немецких военнослужащих распространяли приказ о приговоре обер-фельдфебелю, который на оккупированной территории получил в распоряжение лесопильный завод. Немец стал мучить и грабить местных жителей, и они ушли в партизанский отряд. За это фельдфебель был осужден немецким военно-полевым судом к 4 годам тюрьмы. Отмечу, что к концу войны в немецкую армию были готовы брать... даже военнослужащих Красной армии. [Маттиас Уль, видимо, имеет в виду разрешение на формирование двух дивизий РОА, ибо советские военнослужащие еще в 1941 году в большом количестве привлекались во вспомогательные части Вермахта. ‒ М.Н.] Таковым стало положение германских войск ‒ фатальным. Война ими была уже фактически проиграна...»
Источник: https://www.kp.ru/daily/26545/3562241/
Кроме того, нисколько не отрицая преступность гитлеровского режима, для понимания действительного облика оккупации следует учитывать и неоднородное отношение различных слоев немецкого общества к Гитлеру. Ему к началу войны еще не удалось унифицировать свой народ по советско-тоталитарному образцу, и в отличие от членов нацистской партии многие предприниматели, аристократия, духовенство, офицерство критически относились к гитлеровской идеологии ‒ и это тоже стало сказываться. Неудивительно, что, помимо 20 июля 1944 г., было около 40 (!) покушений на Гитлера, предпринятых немецкими офицерами.
Подарок Гитлера Сталину
Плакат (1942 год).
Художник Нестерова-Берзина М. А.
Однако подобные "умеренные" распоряжения Вермахта об отношении завоевателей к русскому населению, к сожалению, начали появляться слишком поздно. Нацистская идеология "унтерменшей" с соответствующими репрессиями на оккупированных немцами территориях была огромным подарком Гитлера Сталину и его наследникам, хотя, разумеется, эти преступления сильно преувеличивались с целью демонизации врага. Этот прием, разумеется, применялся воюющими сторонами почти во всех войнах, однако СССР в итоге утвердил этим еще и искажение всей сущности Второй мiровой войны, что было на руку ее инициаторам и до сих пор препятствует осознанию ее причин и итогов нашим народом.
Илья Эренбург прославился призывом:
«Мы поняли: немцы не люди. Отныне слово "немец" для нас самое страшное проклятье. Отныне слово "немец" разряжает ружьё. Не будем говорить. Не будем возмущаться. Будем убивать. Если ты не убил за день хотя бы одного немца, твой день пропал. Если ты думаешь, что за тебя немца убьёт твой сосед, ты не понял угрозы. Если ты не убьёшь немца, немец убьёт тебя. …. Если ты не можешь убить немца пулей, убей немца штыком. Если на твоём участке затишье, если ты ждёшь боя, убей немца до боя. … Если ты убил одного немца, убей другого — нет для нас ничего веселее немецких трупов. Не считай дней. Не считай вёрст. Считай одно: убитых тобою немцев. Убей немца! — это просит старуха-мать. Убей немца! — это молит тебя дитя. Убей немца! — это кричит родная земля. Не промахнись. Не пропусти. Убей!»...
В советских газетах публиковалась фальшивая так называемая "Памятка немецкому солдату", которую каждый военнослужащий Вермахта якобы держал под обложкой своей солдатской книжки:
«Помни и выполняй:
1) ... Нет нервов, сердца, жалости — ты сделан из немецкого железа. После войны ты обретешь новую душу, ясное сердце — для детей твоих, для жены, для великой Германии, а сейчас действуй решительно, без колебаний...
2) ... У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание, убивай всякого русского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик. Убивай, этим самым спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее своей семьи и прославишься навек.
3) Ни одна мировая сила не устоит перед германским напором. Мы поставим на колени весь мир. Германец — абсолютный хозяин мира. Ты будешь решать судьбы Англии, России, Америки. Ты ‒ германец: как подобает германцу, уничтожай все живое, сопротивляющееся на твоем пути, думай всегда о возвышенном ‒ о фюрере, и ты победишь. Тебя не возьмет ни пуля, ни штык. Завтра перед тобой на коленях будет стоять весь мир».
Примерно в таком виде этот "документ" десятилетиями путешествует по советским мемуарам, историческим книгам и газетным статьям, а теперь перекочевал и в Интернет, и каждый совпатриот не устает его цитировать. Немецкий первоисточник никогда не указывается. В данном случае единственный "первоисточник" ‒ это газета "Красная звезда" от 29 октября 1941 г.:
Эту фальшивку из "Красной звезды" цитировал Сталин 6 ноября 1941 г. на торжественном заседании по поводу 24-ой годовщины большевицкого переворота.
Зарубежные корреспонденты, аккредитованные в Москве, усомнились в том, что "Памятка германского солдата" существует в действительности, и попросили предъявить оригинал. Поскольку такового не имелось, в 7-м отделении политотдела пояснили, что, руководствуясь инструкциями, "Памятку" тут же сожгли. Эта страшная "Памятка" была бы важнейшим "документом" на Нюрнбергском процессе, но она там не упоминалась. Нет ее и в немецких архивах. (Подробнее: Еще о контрпродуктивности советских фальсификаций истории ВОВ и их защиты властями РФ.)
А вот письмо Горбачеву немецкого лейтенанта в отставке Хайнца Унру.
«В январе 2008 г. я прочел в моей ежедневной газете обсуждение книги Михаила Горбачева "Воспоминания". С некоторыми местами в этой книге я был совершенно не согласен, поскольку я, будучи свидетелем того времени, знаю это лучше. В 1942 г. я был вместе с моей воинской частью, танковым гренадерским полком 3, принадлежавшем 3-й танковой дивизии, под командованием гаумтмана Бёзанга расквартирован в селе Привольное в доме семьи Горбачевых... У меня были хорошие, даже дружественные отношения не только с Вашей доброй матушкой, но и с другими жителями деревни.
Наш командир, гауптман Бёзанг (погиб в 1945 году) считал себя ответственным за жителей деревни... Как с нашей стороны, так и со стороны жителей деревни не было враждебного настроя, вследствие чего не было и партизан. Ещё сегодня я с величайшим уважением думаю о женщинах и матерях, которые вынуждены были влачить в ужасных условиях своё жалкое и горемычное существование.
Причиной этих ужасных жизненных условий были не действия немецких оккупантов. Нет, они были результатом советской политики. Ни в одной другой европейской стране я не встречал столько бедности, убогости и несправедливости, как в так называемой "стране рабочих и крестьян". Жители деревни рассказывали нам, что Красная армия при своём отступлении применила тактику выжженной земли. Это означает, что при отступлении по сталинскому приказу в деревне были реквизированы и уничтожены все продовольственные запасы.
То обстоятельство, что мы вынуждены были жить вместе с жителями деревни в самых стесненных условиях (позже наши противники на западе, так же, как и на востоке [уже оккупированной Германии. – Прим. переводчика] изгоняли жителей из их домов), дало нам уникальную возможность познакомиться с тяжелым бытом местных жителей, это же обстоятельство вынудило нас делить с ними нашу пищу.
Мы узнали от замученных жизнью людей (в деревне ведь было больше женщин, чем мужчин), что ГПУ арестовало или убило по одному или более членов их семей. Я могу заверить Вас, господин Горбачев, что нам, молодым солдатам, никто и никогда не внушал, что мы должны вести себя как "представители расы господ" [в тексте используется слово Herrenmenschen. - Прим. переводчика]. А Ваша мама осталась в моей памяти как сердечная, добрая женщина...»
Источник: "Soldat im Volk" - Juli/August 2010. Verband deutscher Soldaten e.V., Rheinallee 55, D-53173 Bonn. karl-heinz.heubaum@t-online.de
Написано 19 октября 2010 года.
http://www.widerhall.de/57wh-gor.htm
У дома семьи Горбачевых в 1942 г.
Напомню, что Ставропольский край находился под немецкой оккупацией с августа 1942 года по январь 1943-го ‒ это уже был период отмеченного историком В. Ветте начавшегося смягчения директив Вермахта в отношении русского населения. Наверное, и в это время далеко не все германские оккупанты вели себя так порядочно ‒ это часто зависело от их командиров. Но это свидетельство немецкого солдата о пятимесячной оккупации села Привольное Медведенского района Ставропольского края точно соответствует воспоминаниям писателя Бориса Ширяева о пребывании немецких оккупантов на Ставрополье.
В письме немецкого солдата Горбачеву немецкий лейтенант упоминает "Памятку" поведения оккупационной армии. Ниже приводится фотография немецкой солдатской книжки с вклеенной в нее памяткой:
Десять Заповедей
по ведению войны немецким солдатом.1. Немецкий солдат воюет по-рыцарски за победу своего народа. Понятия немецкого солдата касательно чести и достоинства не допускают проявления зверства и жестокости.
2. Солдат обязан носить обмундирование, ношение иного одеяния допускается при условии использования различаемых издалека отличительных знаков. Ведение боевых действий в гражданской одежде без использования отличительных знаков запрещается.
3. Запрещается убивать противника, который сдается в плен, данное правило также распространяется на сдающихся в плен партизан или шпионов. Последние получат справедливое наказание в судебном порядке.
4. Запрещаются издевательства и оскорбления военнопленных. Оружие, документы, записки и чертежи подлежат изъятию. Предметы остального имущества, принадлежащего военнопленным, неприкосновенны.
5. Запрещается ведение безпричинной стрельбы. Выстрелы не должны сопровождаться фактами самоуправства.
6. Красный крест является неприкосновенным. К раненому противнику необходимо относиться гуманным образом. Запрещается воспрепятствование деятельности санитарного персонала и полевых священников.
7. Гражданское население неприкосновенно. Солдату запрещается заниматься грабежом или иными насильственными действиями. Исторические памятники, а также сооружения, предназначенные для богослужений, здания, которые используются для культурных, научных и иных общественно-полезных целей, подлежат особой защите и уважению. Право давать рабочие и служебные поручения гражданскому населению, принадлежит представителям руководящего состава. Последние издают соответствующие приказы. Выполнение работ и служебных поручений должно происходить на возмездной, оплачиваемой основе.
8. Запрещается приступ (переход или перелет) нейтральной территории. Запрещается обстрел, а также ведение боевых действий на нейтральной территории.
9. Немецкий солдат, попавший в плен и находящийся на допросе, должен сообщить данные касательно своего имени и звания. Ни при каких обстоятельствах он не должен сообщать информацию относительно своей принадлежности к той или иной воинской части, а также данные, связанные с военными, политическими или экономическими отношениями, присущими немецкой стороне. Запрещается передача этих данных даже в том случае, если таковые будут истребоваться путем обещаний или угроз.
10. Нарушение настоящих наставлений, допускаемое при исполнении служебных обязанностей, карается наказанием. Донесению подлежат факты и сведения, свидетельствующие о нарушениях, которые допускаются со стороны противника в части соблюдения правил, закрепленных в пунктах 1-8 данных наставлений. Проведение мероприятий возмездного характера допускается исключительно в случае наличия прямого распоряжения, отданного высшим армейским руководством».
(Источник)
Записи в солдатской книжке 1943‒1944 годов также указывают на второй период оккупации, когда из практических соображений военное командование решило более выгодным не озлоблять оккупированное население, а использовать в своих целях.
Как бы то ни было, верить советской пропаганде невозможно после всех нагроможденных ею гималаев вранья. Известно немало примеров даже фальшивых фотографий, например, в материалах "Фотомонтаж как инструмент пропаганды в Великой Отечественной войне" и "Долой фальсификаторов исторіи!".
Вот пример фальшивки. Судя по теням на теле и волосах казнимой, солнце находится спереди и слева от наблюдателя. Однако тень, отбрасываемая столбом, свидетельствует о том, что солнце находится сзади и слева от наблюдателя, и она какая-то очень тонкая, а тень от человека на тротуаре неестественно короткая. Это грубый фотомонтаж с вмонтированными виселицей, обнаженной натурой, двумя офицерами и солдатом в каске. И подобных фальшивок десятки, если не сотни.
Сравнение демографических потерь
Демонизация опасного врага пригодилась в СССР и в дальнейшем. В СССР было принято все военные разрушения городов как и массовые захоронения расстрелянных энкведистами людей сваливать на немцев (наиболее известный пример: Катынь). На них же возложили вину за огромное число жертв советского гражданского населения (27 миллионобыло признано при Горбачеве).
Согласно научным источникам, Германия потеряла во Второй мiровой войне в общей сложности только 7 миллионов человек (военных и гражданских). Потому что Красная армия была менее жесткой к оккупантам?
Причем действительную цифру потерь в СССР скрывали и лишь 14 февраля 2017 года на парламентских слушаниях в Государственной Думы сопредседатель движения "Бессмертный полк России" депутат Думы Николай Земцов заявил, что по обнаруженным данным Госплана потери Советского Союза во Второй мировой войне составляют 41 миллион 979 тысяч, а не 27 миллионов, как считалось ранее. Общая убыль населения СССР 1941‒1945 годы ‒ более 52 миллионов 812 тысяч человек. Из них безвозвратные потери в результате действия факторов войны — более 19 миллионов военнослужащих и около 23 миллионов гражданского населения. (В эти цифры, надо полагать, входит общее уменьшение численности населения СССР за время войны, они соответствуют расчетам эмигрантского проф. Курганова на основании советских данных: 44 миллиона.)
Официальная же историография в РФ все еще пытается замолчать и занизить эту страшную цифру, "объясняя" исчезновение в демографической статистике огромной массы гражданского населения СССР "зверствами фашистов".
Кающийся немецкий историк В. Ветте тоже пишет: «Исторические исследования этой программы уничтожения, направленной против славянского "расового врага", пока не проводились с той же интенсивностью, как в отношении геноцида евреев. Этот "другой холокост", жертвами которого были славяне России, имел количественно еще более огромные масштабы, чем геноцид евреев... Число тех советских граждан-славян, гибель которых ‒ вне поля боя ‒ была или намеренно организована, или с одобрением воспринята немцами, вероятно, значительно выше, чем число систематически уничтоженных евреев. Военно-статистические исследования, правда, пока не выявили надежных данных по этому вопросу».
Тут уважаемый историк несколько ошибается, потому что научные исторические исследования еврейского Холокоста во всем западном мiре запрещены под угрозой уголовного наказания ‒ предписано верить в круглую священно-символическую цифру для евреев: 6.000.000 жертв. А с жертвами на советской стороне ровно наоборот: они властью приуменьшаются и точное их число засекречено, потому что огромные потери уже только военнослужащих (более 19 миллионов) объясняются безжалостным использованием их как "пушечного мяса", что очевидно из многих воспоминаний фронтовиков (например, В.П. Астафьева, Н.Н. Никулина).
В частности, известный писатель Виктор Петрович Астафьев (1924‒2001), фронтовик, Герой Социалистического труда, лауреат 5 Государственных премий, писал одному своему адресату:
«... Советская военщина — самая оголтелая, самая трусливая, самая подлая, самая тупая из всех, какие были до неё на свете. Это она «победила» 1:10! Это она сбросала наш народ, как солому, в огонь — и России не стало, нет и русского народа. То, что было Россией, именуется ныне Нечерноземьем, и всё это заросло бурьяном, а остатки нашего народа убежали в город и превратились в шпану, из деревни ушедшую и в город не пришедшую.
Сколько потеряли народа в войну-то? Знаете ведь и помните. Страшно называть истинную цифру, правда? Если назвать, то вместо парадного картуза надо надевать схиму, становиться в День Победы на колени посреди России и просить у своего народа прощение за бездарно «выигранную» войну, в которой врага завалили трупами, утопили в русской крови. Не случайно ведь в Подольске, в архиве, один из главных пунктов «правил» гласит: "Не выписывать компрометирующих сведений о командирах Совармии"...».
(Виктор Астафьев. "Нет мне ответа… Эпистолярный дневник. 1952—2001 годы". Из письма от 13 декабря 1987 г.)
А в области потерь гражданского населения честными учеными только десять лет назад опубликованы правдивые цифры, свидетельствующие, что сверхнормативная смертность (то есть сверх расчетной естественной смертности) на советской стороне в годы войны превосходила таковую на оккупированных немцами территориях. 25 июня 2013 года российский Институт Демографии НИУ ВШЭ (ИДЕМ) опубликовал в электронном журнале "Демоскоп" статистическое и демографическое исследование "Подробно о потерях Великой Отечественной" ‒ см. анализ этих данных в статье иерея Николая Савченко "Потери ВОВ в зеркале демографии".
Итоговый результат таков: на занятых гитлеровцами землях погибло или умерло сверхнормативно 4,05 млн. мирных жителей (женщины, дети, старики, без учета мужчин). Среди них было примерно 2,1 млн. мирных жителей еврейской национальности. Таким образом, нееврейские жертвы мирного населения на оккупированных землях – это около 1,95 млн. человек. Причем не все они стали жертвами террора оккупантов ‒ среди них были и умершие сверх обычной мирной смертности в результате ухудшения условий жизни, и погибшие в ходе военных действий (штурмы, артобстрелы и бомбежки населенных пунктов).
На тыловых же территориях СССР сверхсмертность мирного населения (женщины, дети, старики, без учета мужчин) составила 3,34 млн. человек ‒ величина примерно в 1,5 раза большая, нежели потери нееврейского населения оккупированных областей. Столь высокая смертность в советском тылу объяснима, конечно, не только репрессиями, но и недоеданием, крайне тяжелыми жилищными условиями, отсутствием полноценной медицинской помощи, непосильным физическим трудом, к которому были привлечены миллионы женщин и подростков.
Жизнь под немецкой оккупацией
Жизнь населения под немецкой оккупацией была иной, чем ее картина, полная ужасов, голода, пыток героических комсомольцев-"антифашистов" и расстрелов, до сих пор сохраняющаяся (точнее сохраняемая властью) в представлении наших соотечественников. Она отличалась от довоенной советской жизни как в лучшую сторону, так и в худшую: люди освободились от идеологической богоборческой несвободы, от двоемыслия и от постоянной угрозы репрессий в случае доносов, но и свободу, разумеется, не обрели, выживая в новых для себя чужеземных ограничениях со стороны новых господ. К тому же в большинстве оставленных советскими войсками городов жизнь гражданского населения начиналась в условиях разрухи и голода, так как при отступлении специальными частями НКВД производилось уничтожение всей жизнеобезпечивающей инфраструктуры.
Известен приказ Сталина от 17 ноября 1941 года № 428 об уничтожении населенных пунктов в тылу немецких оккупантов. Помимо этого приказа, с самого начала войны советские войска НКВД при отступлении повсеместно уничтожали мосты, заводы, электростанции, водоснабжение, продовольственные склады в оставляемых городах, когда успевали это сделать, а также расстреливали всех заключенных в местных тюрьмах, в том числе в следственных, где вина арестованных не была доказана даже советской юстицией. Показательны, в частности взрывы в Киеве заранее заминированных Крещатика и Киево-Печерской Лавры специально оставленной агентурой (разумеется, впоследствии эти взрывы приписали немцам, о чем в Лавре у взорванных храмов были установлены таблички).
Оккупированному населению приходилось страдать от голода и холода, от невозможности себя прокормить... Ниже отрывок из открытого письма протоиерея Василия Ермакова председателю ЦК КПРФ Г.А. Зюганову:
«... Я испытал на себе приказ главного "кощея-генсека": ни грамма хлеба, ни литра горючего врагу. Мы были брошены коммунистами на верную смерть в оккупации. Что не смогли увезти при бегстве ‒ сжигалось. Жгли вагоны с мукой, с песком, с сухарями. Соль обливали бензином, гнали скот на восток, а немцы убивали с воздуха этот скот. Жгли скирды на полях, но не отдавали народу, семьям, чьи мужья сражались на фронте. И не было бы Ленинградской блокады, если бы секретари обкома при подходе немцев отдали продукты населению, а не хранили в Бадаевских складах. Это было сплошное убийство россиян, оказавшихся в оккупации по воле коммунистов».
Протоиерей Василий Ермаков,
настоятель храма прп. Серафима Саровского,
г. Санкт-Петербург, 9 ноября 2003 года
http://ricolor.org/about/3/pisma/1/
В своих воспоминаниях послевоенный руководитель НТС Е.Р. Романов-Островский рассказывал, что бегство советской власти от подошедших к Днепропетровску немцев воспринималось людьми как сползание с города некоей темной тучи, от чего становилось даже легче дышать.
«Какой будет немецкий режим – толком никто не знал, но какой был советский – знали хорошо. Не надо забывать, что со времени жестокого искусственного голода, насильственной коллективизации (которая только на Украине стоила жизни 6 миллионам человек), кровавой чистки 1937‒1938 годов, прошло лишь несколько лет, всё было свежо в памяти людей. Только преступная и бездарная политика Гитлера повела к постепенному перелому в народном сознании. Да и то, неприятие советского режима, даже, несмотря на гитлеровские зверства, сохранилось до конца войны.
Перед оставлением Днепропетровска группы "истребителей" разъезжали на грузовиках и поджигали оставшиеся объекты; так подожгли находившийся близ нашего дома хлебный завод. Поджигали и уезжали дальше ‒ спешили на другую сторону Днепра. Завод сразу же потушили поднятые сторожем завода окрестные жители: "Мы же без хлеба будем сидеть!"
В последние дни перед оставлением города в нем почти не было войск, были только спецчасти, которые подрывали заводы, жгли, что можно... Причем, когда громили те или иные склады, то там обнаруживались продукты, которых люди не видели уже десятки лет, со времен нэпа, к примеру, сладкое сгущенное молоко. Люди брали это, как свое. Конечно, это не был справедливый дележ, потому что, кто был энергичней, тот хватал больше; интеллигенция вообще в этом мало участвовала. Но бандитизма, грабежей квартир, личного имущества, актов мести, чтобы кто-то кого-то убивал, сводя старые счеты, ‒ ничего этого не было...
Там перед каждым домом были дворики, в них скамеечки, на которых вечерами сидели жители и переговаривались через палисадники. В темноте светилось зарево от подожженного завода или другого, что горело. И вот те разговоры, которые велись между рабочими, они-то и передавали это ощущение, что советская власть наконец-то уходит и уходит навсегда. Порою слышались ироничные смешки, не было подавленности и страха, было ожидание чего-то нового. По крайней мере, людям казалось, что худшего, чем при большевиках, быть просто не может...»
Собралась инициативная группа его знакомых, которые организовали подобие местного самоуправления для восстановления взорванных электростанции, пекарни, медицинских учреждений в надежде на содействие немецкой военной комендатуры. И комендатура тоже в этом была заинтересована. «Быстро восстановили электростанцию, восстанавливали, насколько это возможно, нормальную жизнь города, открывались парикмахерские, сапожные мастерские, ресторанчики, разные магазины. Когда воссоздавалось все это, кто-то брал на себя организацию, привлекал на помощь друзей. Так и мне предложили участвовать в издании газеты...»
(Е.Р. Романов. В борьбе за Россию. М., 1999).
Комедатура, однако, разрешила выпускать местную газету только на украинском языке, который никому не был там нужен. (Хотя в целом под оккупацией выходило много "коллаборационистских" газет на русском языке ‒ обзорные исследования об этом опубликованы в интернете, хотя и весьма поверхностные в совпатриотическим духе.) Постепенно город стал оживать: на рынке можно было купить продовольствие, были открыты церкви, стала налаживаться даже культурная жизнь. Репрессии поначалу обрушились только на евреев, затем стали доходить слухи об ужасном обращении с советскими пленными ‒ и всё это произвело на людей шок. А когда прибыли тыловые части Восточного министерства, стало очевидно, что им не нужно ни русское самоуправление, ни даже украинское сепаратистское: поддержка украинства ими проводилась лишь для разъединения народа, в том числе Церкви.
Этих тыловиков фронтовые части Вермахта называли "гольдфазанами" (по цветам их униформы) и относились к ним с презрением, свидетельствовал Борис Ширяев, описывая ситуацию в Мелитополе:
«Серый армейский "униформ" уже давно уступил здесь место элегантному коричневому мундиру гражданской администрации. Количество всевозможных абтайлунгов и бюро превосходит даже нормы советской бюрократии. Чтобы получить литр смазочного масла или кило гвоздей прямым путем нужно не меньше десяти штемпелей и подписей, за "мзду" — мгновенно. Торгуют не только продовольствием, но разрешениями на провизию, на отъезд в Германию и наоборот — освобождениями от вербовки туда же на работу... торгуют и товарами немецкого интендантства: полотнами, обувной кожей, медикаментами.
Армия видит эту свистопляску и философски констатирует:
— У нас первый разряд людей — на фронте, второй — в промышленности, а здесь — третий.., но глухое раздражение против "гольдфазанов" неуклонно нарастает. При отступлении оно нашло выход: комендатура "забыла" не успевших удрать заранее чинов гражданского управления, и часть их, попав в плен к красным, была перевешана.
"Гольдфазаны" действуют строго по инструкциям Восточного министерства: прежде всего всемерное поощрение самостийных тенденций, хотя Мелитополь причислен к Крыму, а эта жемчужина лишь манит петлюр всех рангов, но им не обещана, — нужна самому Рейху. Но искоренять русское начало нужно уже теперь. Поэтому магистрат украинский, театр также, в суде, — у гражданского управления есть и свой суд для мелких жуликов и гражданских тяжб, — делопроизводство на "мове", но газета русская, выяснилось, что украинскую никто не понимает, а пропаганда нужна.
Охарактеризовав "гольдфазанов" как людей третьего сорта, германские армейцы не погрешили против истины. Состав наводнивших Малороссию чиновников Розенберга был в основном таков: верхи состояли из партийных нацистов, но взятых не из крепкого волевого ядра партии, а из примазавшихся к ней бюрократов и авантюристов, низы — из работников, выделенных учреждениями по процентной норме в порядке мобилизации. Ясно, что ни одно учреждение не желало расставаться с лучшими служащими и давало отброс. Политическая и чисто деловая организационная безграмотность «гольдфазанов», их полное незнание России, не только её внутренней, духовной жизни, но и её экономики, даже элементарной географии превосходили всякую меру. Именно из их среды вытекал тот нелепый курс немецкой восточной политики, который создал партизанщину и, быть может, более чем высадка в Нормандии, способствовал разгрому германского восточного фронта. Характерно, что в местностях, находившихся под управлением военного командования, как правило, партизанщины не было. Она возникала лишь с переходом власти к гражданскому управлению и прогрессивно усиливалась по мере отдаления от фронта.
Не было в среде розенберговцев и того высокого патриотизма, который стимулировал все действия армии, непоколебимого сознания своего долга, готовности к подвигу. Шкурничество, шиберство доходили здесь до невероятного цинизма. На востоке германская армия не только не имела обеспеченного тыла, но была принуждена вследствие действий восточного министерства выделить значительные силы для защиты "тылового фронта"...»
Борис Ширяев. "Ставрополь-Берлин" (главы I-III и далее с продолжениями).
Романов и другие пережившие оккупацию тоже говорили, что репрессии немцев против мирного сельского населения в основном были там, где партизаны нападали на оккупационные власти и вызывали этим устрашающие карательные акции "возмездия поддерживающим партизан селам". Иногда под видом немецких карателей действовали забрасываемые в немецкий тыл советские диверсанты в немецкой форме, именно для озлобления населения, побуждая его уходить к партизанам для отмщения. Пережившая оккупацию сестра моей бабушки рассказывала, что у них в Полтавской области не было ни партизан, ни карателей, единственное проявление насилия ‒ немцы заставляли сельчан зимой расчищать дороги от снега.
Наболее подробное свидетельство о жизни под немецкой оккупацией Борис Ширяев в своих воспоминаниях дал о Ставрополе, который был взят немцами без боя, как и Мелитополь и многие другие города (см. также в главе 18 воспоминание Эрнста Юнгера о Ставрополе, куда он ездил к возглавлявшему там военную власть генерал-фельдмаршалу фон Клейсту).
О жизни в оккупации изданы также работы историков К.М. Александрова (С.-Петербург), В.С. Батшева (Франкфурт-на-Майне), Михаила Близнюка (о русской культурной жизни на оккупированных территориях) и другие материалы, некоторые свидетельства оттуда использованы на сайте РИ: Под немцами. Воспоминания, свидетельства, документы. Обзор публикаций.
Про феномен Локотской республики на Брянщине я уже упомянул, тут подробно: Локотская «республика» 1941‒1943.
Позже, возможно, добавлю здесь отрывки из этих свидетельств. Сейчас приведу некоторые выводы.
«На Западе немцы-оккупанты застали сохранившимися все формы общественно-административного устройства, не прервавшуюся экономическую деятельность и не остановившуюся социально-культурную жизнь. Мэры и министры, сенаторы и академики, администрация и полиция — все и всё оставалось на месте.
В Советском Союзе наоборот – вступлению противника предшествовало полное разрушение всех форм общественной жизни, всех видов административного управления. Сбежали представители комиссариатов, члены ЦК, обкомов и других партийных организаций, удрали работники госбезопасности, поспешно эвакуировался административно-технический персонал заводов и предприятий. Принудительно вывозились представители высшего слоя интеллигенции (артисты, ученые, писатели и пр.).
Архивы – сжигали, учреждения – уничтожали, фабрики и заводы - взрывали и вывозили, запасы продовольствия – ликвидировали. Пути сообщения и средства связи прерывались.
В этих условиях, если бы оставшееся население не сорганизовалось, не создало свои управленческие структуры и не противопоставило бы их аппарату оккупанта, задача властвования и полного подавления сопротивления на занятых территориях для гитлеровского режима не составили бы никаких трудностей. Отсутствие государственного самоустремления населения облегчило бы задачу превращения захваченной территории в область с чисто колониальным режимом.
Но превращение захваченной территории в колонию не осуществилось!
Создание органов самоуправления, не признать которых немцы не могли, а тем более, не считаться с ними в дальнейшем, уже было первым актом самоопределения и самоутверждения населения. Сам же факт признания органов самоуправления был первой уступкой нацизма, его первым отступлением от прокламированной ранее политики на Востоке».
(Владимир Батшев. Освобожденная или оккупированная территория?, май 2007 г.)
«Представители советской власти, возвращавшиеся следом за наступавшими с Востока войсками, грозно вопрошали в освобожденных районах присмиревшее местное население: Как смели жить без нее? Как смели пахать и сеять? Как смели ходить по земле, как смели готовить пищу, нянчить детей и спать по ночам? Как смели стирать белье, топить печи и выносить сор? Как смели кормить козу и делать запасы на зиму? Как смели дышать одним воздухом с теми, с кем, она, советская власть, воюет? А ну, кто тут живой остался? Кто не пошел в партизаны, кто надеялся без нас прожить? Кто мечтал, что мы не вернемся, кто тут радовался, что нас прогнали? Кто растаскивал без нас колхозы, кто сдавал немцам сало, кормил фашистских захватчиков? Кто заимел козу, выкармливал поросенка, кто держал без нас курицу, развивал частнособственнический инстинкт? Кто тут торговал на базаре? Кто открыл сапожную мастерскую? Кто спекулировал немецкими эрзацами, реставрировал капитализм? Кто подоставал с чердаков иконы, ремонтировал церкви, шил попам рясы, разводил религиозный дурман? Кто без нас тут открывал школы, кто вымарывал из букварей слово “Сталин”? Кто работал в больницах, лечил изменников родины? Кто служил в горуправах, холуйствовал перед оккупантами? Кто тут рвал сталинские портреты, кто ругал советскую власть, издавал грязные газетенки, восхвалял фашистское иго, утверждая, будто немцы сильнее нас? Кто пошел в полицейские отряды, стрелял в славных представителей советской власти, защищал фашистское отребье?..»
(Редлих Р.Н. Предатель. Роман. Мельбурн, 1981).
Поэтому всем таким "коллаборантам" грозила кара советских освободителей. Понимая это, немцы помогали эвакуации тех, кто опасался оставаться на освобождаемых территориях. В частности, вот свидетельство В.П. Андриановой, которая во время оккупации выступала в местном театре.
«На спектакли приходили как жители Орла, так и немецкие солдаты и офицеры. В дом, где жила Вера с матерью, подселили немецкого офицера. Как-то раз он заметил, что они рубят картофельную кожуру. "Разве у вас есть свинья?" — удивился офицер. Ему ответили, что лепешки из отрубей они готовят для себя. На следующий день денщик офицера принес им буханку хлеба, и так продолжалось до тех пор, пока он оставался у них на постое... Семнадцатилетняя Вера была очень красивой девушкой, и я поинтересовался у нее, не было ли со стороны немцев посягательств на ее честь. "Как можно! – всплеснула руками моя собеседница – ничего подобного даже близко не было!".
Оккупация Орла продолжалась 22 месяца — с октября 1941 по август 1943 года. Когда войска Красной армии стали приближаться к Орлу, Веру Петровну вызвали в комендатуру и предложили выехать в Германию с возможностью продолжать заниматься там балетом... Вера отказалась, сославшись на то, что не может оставить свою мать. Ей ответили, что она может взять мать с собой. Она все равно отвергла предложение и рассказала эту историю дома, когда в гостях была ее бабушка. Бабушка, пережившая революцию и большевицкие репрессии, буквально набросилась на нее: "Дура, идиотка! Тебя НКВД точно арестует за то, что ты тут при немцах танцевала! Беги немедленно в комендатуру!" Вера послушалась. Вдали уже была слышна канонада, но комендатура еще работала. Ей сказали, чтобы они с матерью были готовы к 4 часам утра. Как и было обещано, в назначенный час за ними пришла машина, и они двинулись на запад с отступавшими немецкими войсками. Меня поразила картина, которую нарисовала Вера Петровна. Дорога была забита немецким транспортом, но поля по обе стороны были черны от людей, которые пешком отступали вместе с немцами. Это были беженцы, не желавшие вновь становиться советскими гражданами...»
(Публикация журналиста Е.С. Соколова, Монреаль)
(Моя родственница с материнской стороны ‒ тетя Паша, мать моей троюродной сестры ‒ работала при оккупации в аптеке и получила за это 10 лет лагеря в Воркуте, откуда вернулась с туберкулезом...)
Так возникла вторая волна русской эмиграции численностью примерно от полумиллиона до миллиона беженцев. Она могла быть в несколько раз большей, но около 5 миллионов беженцев и "остовцев" были после войны с помощью демократических союзников выловлены и репатриированы в СССР.
Далеко не все "остовцы" захотели вернуться в СССР, понимая, что их ждет наказание, несмотря на принудительные отправки их на работу в Германию. Они ведь уже стали свидетелями другого мiра, другой жизни, и этим были потенциально опасны. Первоначально их вербовка осуществлялась добровольно и их было много, но вскоре таких желающих, несмотря на рекламную кампанию, оказалось недостаточно, и немцы перешли к принудительным отправкам. Мне довелось прочесть безхитростные воспоминания одной такой женщины (матери учительницы-краеведа Т.В. Семеновой) о ее селькохозяйственной работе в небольшом германском городке, где русские жили автономно в барачных общежитиях и в отдельных помещениях для семей, чрезмерно не эксплуатировались в качестве рабов, их хорошо кормили, они имели дни отдыха и праздники, развлечения, заводили семьи. Им платили заработанные деньги. Работодатели вовсе не были заинтересованы в их эксплуатации на износ и старались справедливо разрешать возникавшие конфликты, наказывая воришек, обидчиков и т.п. Хотя условия в разных местах могли быть разными. По сути они, конечно, были полурабами и, выходя в город, должны были носить на одежде знак «OST».
РПЦЗ и Псковская миссия
Следует отдельно сказать о том, что советские и нынешние совпатриотические пропагандисты обвиняли эмигрантское православное духовенство как "коллаборантов" с Гитлером. Причины благосклонности в 1930-е годы гитлеровского правительства к Русской Православной Церкви за границей как наиболее антикоммунистической и антимасонской уже описано в главе 20. Теперь наступил новый, более сложный период отношений.
Как уже сказано, возрождению религиозной жизни на оккупированных территориях немцы не препятствовали, были открыты тысячи церквей, закрытых советской властью. Розенберг считал, что христианство "делает славян более послушными", но при этом поощрял антирусские сепаратизмы и делал ставку на искусственное создание независимых Белорусской и Украинской Церквей. (Впрочем, с малым успехом: уйдя в эмиграцию, большинство из этих белорусских и украинских епископов присоединилось к Русской Зарубежной Церкви.)
И хотя немцы запрещали Зарубежной Церкви помогать своему народу на оккупированных территориях, она пыталась это делать нелегально, в меру возможностей ‒ прежде всего религиозной литературой и антиминсами для тысяч вновь открытых храмов и многих монастырей. Находившаяся в словацком Ладомирове обитель преп. Иова Почаевского печатала Евангелия (100.000 экз.), молитвенники (60.000) и другие издания для нелегальной переправки в Россию (в том числе через солдат-словаков) (Православная Русская Зарубежная Церковь. Монреаль. Б.г. (1960-е гг.). С. 16-17)].
В этом отношении гораздо лучшие возможности для "коллаборации" с гитлеровцами, то есть для помощи своему народу, имело эмигрантское православное духовенство из Польши и Прибалтики, не принадлежавшее к Русской Зарубежной Церкви. Одним из первых восстанавливать религиозную жизнь на оккупированных территориях отправился архимандрит Филофей (Нарко) из Варшавы, ставший епископом Могилевским; в последний период оккупации он возглавлял Церковь в Белоруссии (позже, в РПЦЗ, он стал архиепископом Берлинским и Германским). В августе 1941 г. по благословению митрополита Пантелеймона (Рожновского) в оккупированную Белоруссию направились архимандрит Серафим (Шахмут) и священник Григорий Кударенко из Жировицкого монастыря, открывшие множество храмов и затем осевшие в Гомеле (Православная Русь. Джорданвиль. 1998. № 8). При открытии храмов народ рыдал, не в силах сдерживать чувств...
А по инициативе митрополита Виленского и Литовского Сергия (Воскресенского) ‒ прибалтийского экзарха Московской Патриархии! ‒ в августе 1941 г. на Псковщину прибыла "коллаборировать" с гитлеровцами целая миссия из 15 священников-эмигрантов, в основном из Прибалтики, в их числе были и выпускники парижского "евлогианского" Богословского института. Миссию возглавляли поочередно прот. Сергий Ефимов, затем прот. Николай Коливерский, прот. Кирилл Зайц; в числе духовенства также прибыли о. Георгий Бенигсен (секретарь миссии) о. В. Толстоухов, о. Иоанн Легкий, о. Алексей Ионов и др. Миссия охватила оккупированную территорию Псковской, Новгородской, отчасти Ленинградской и Калининской областей ‒ все они находились в ведении не тылового, а военного немецкого командования, которое не занималось проведением розенберговской политики по отношению к населению (Русское возрождение. НьюЙорк. 1981. № 14). Даже восстановление храмов, которые были закрыты или разрушены большевиками, часто финансировалось немецкой военной администрацией. Религиозный подъем народа был столь огромным и неожиданным для эмигрантов, что один из них сохранил такое впечатление о первом богослужении: «Нам показалось, что не священники приехали укреплять народ, а народ укрепляет священников»... Миссия просуществовала до апреля 1944 г., открыв около 300 храмов, в которых служили около 174 священников. Многим из них, оставшимся в СССР, пришлось за это заплатить лагерями, а то и жизнью...
Митрополит Виленский и Литовский Сергий (Воскресенский, московский Экзарх прибалтики), с членами эмигрантской Псковской православной миссии и немецкими офицерами. 1941 г. Митрополит при этом оставался в советской юрисдикции, и почти никто из духовенства Миссии вначале не принадлежал к РПЦЗ.
Митрополит Сергий был переведен в Ригу из Москвы как экзарх лишь в начале 1941 г. и намеренно остался под немцами, скрывшись от эвакуации; затем выпускал антикоммунистические воззвания, а свою принадлежность к Московской Патриархии он объяснил в меморандуме немецким властям следующим образом: «1) Московская Патриархия никогда внутренне не примирялась с безбожной властью. 2) Патриархия только подчинялась советской власти де-факто как реальной власти и только после победы последней в гражданской войне. 3) По этой причине прекратилась обязанность повиноваться советской власти с началом теперешней войны - поэтому-то я имею внутреннее право выпустить свое воззвание, призывающее к восстанию народы России» (Сергий, митр. Заметка о положении Православной Церкви в Остланде. Рига. 1941. 12 нояб.). Вероятно, именно за эту деятельность в апреле 1944 г. он был убит советскими агентами в немецкой форме.
Российские немцы в СССР и их депортация
Появление немецких поселений в Российской империи в правление Екатерины II было описано в главе 6.
В первые десятилетия большевицкой власти в русле общей антирусской политики поощрения национальных республик и малых национально-территориальных автономий в 1918 г. была образована Трудовая коммуна Автономной области Немцев Поволжья, с 1924 г. – Автономная Советская Социалистическая республика немцев Поволжья со столицей в г. Покровск (позже переименован в "Энгельс").
Политические репрессии 1930-х гг. коснулись немцев в той же мере, что и всего населения страны. По данным переписи 1939 г. на территории СССР насчитывалось 1427,3 тысяч немцев, из них 366,7 тысяч в АССР Немцев Поволжья, где немцы составляли 60,5% населения, а всего в Поволжском регионе проживало 451,6 тысяч немцев. Также много немцев жило на Северном Кавказе (127,1 тыс.), в Западной Сибири (101,4 тыс.), в Крыму (51,3 тыс.) и около 350 тысяч на западных территориях, включённых в состав СССР в 1939–1940 гг. Ещё до советизации Прибалтики правительства Эстонии и Латвии заключили соглашения с Германией, предоставлявшие балтийским немцам право на отъезд в Рейх. После установления советской власти в Прибалтике действие данного соглашения было подтверждено и распространено также на Литву и другие территории, вошедшие в состав СССР после заключения Пакта Молотова-Риббентропа. В результате до начала советско-германской войны в Германию выехало 406 тысяч немцев и членов их семей.
С началом советско-германской войны российские немцы были превентивно репрессированы по национальному признаку как неблагонадежный контингент (подобно тому, как были репрессированы японцы в США). Указом Президиума Верховного Совета СССР "О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья" от 28.8.1941 г. была ликвидирована Автономная Республика немцев Поволжья и произведена тотальная депортация немцев войсками НКВД. Немцам было приказано в течение 24 часов подготовиться к переселению и лишь с небольшой ручной кладью прибыть в пункты сбора. Они были вывезены в отдаленные районы Сибири, Казахстана и Средней Азии. В последующие месяцы депортация коснулась почти всего немецкого населения, проживающего на неоккупированной европейской территории СССР – всего было переселено до 950 тысяч немцев, немало их при этом погибло.
Депортированные мужчины в возрасте от 15 до 55 лет и женщины от 16 до 45 лет были мобилизованы в так называемые "трудармии", которые фактически мало чем отличались от прочих трудовых лагерей ГУЛага. Мобилизованные немцы строили заводы, работали на лесозаготовках и в рудниках. Трудармии были расформированы только в 1947 г., однако выжившим немцам разрешалось вернуться лишь в места последнего выселения: Урал, Сибирь, Казахстан к родственникам. Согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР от 26.11.1948 г. все выселенные были приговорены к ссылке навечно, с наказанием 20-летним лагерным заключением за побег с мест назначенного проживания. До 1956 г. подавляющее большинство депортированных немцев находились на спецпоселении и были обязаны ежемесячно отмечаться в комендатуре. К началу 1953 г., по данным МВД СССР, на учете состояло 1 224 931 немецких спецпоселенцев.
В сентябре 1955 г. в результате посещения СССР канцлером ФРГ Аденауэром был подписан ряд соглашений о репатриации немецких пленных и гражданских лиц. 13.12.1955 г. вышел Указ Президиума Верховного Совета "О прекращении ограничений в правах немцев и членов их семей, которые находятся на спецпоселении" (без возвращения конфискованного имущества). В мае 1957 г. в Москве вышел первый номер центральной газеты Neues Leben ("Новая жизнь"). В 1958–1959 гг. было подписано несколько советско-германских соглашений о воссоединении семей и о сотрудничестве в рамках Международного Красного Креста, благодаря чему от нескольких сотен до нескольких тысяч человек в год российских немцев стали переселяться в ГДР, ФРГ и Австрию.
29 августа 1964 г. вышел Указ о частичной реабилитации немцев Поволжья и отмене депортационного Указа от 28.08.41 г., но возвращению немцем в прежние места проживания чинились препятствия, и в жизни большинства советских немцев изменилось немногое.
Помимо немцев, в СССР в 1943‒1944 гг.тотальной депортации были подвергнуты: калмыки, ингуши, чеченцы, карачаевцы, балкарцы, крымские татары, ногайцы, турки-месхетинцы, понтийские греки, болгары, крымские цыгане, курды ‒ в основном по распространяемому на весь народ коллективному обвинению в коллаборационизме, бандитизме и вооружённой антисоветской борьбе. Были ликвидированы существовавшие автономии этих народов.
(Постепенно будут вноситься уточнения и дополнения, поэтому при заимствовании текста его следует брать в свежем виде с "Русской идеи". В следующей главе: 25. РПЦЗ и Русское Освободительное Движение, КОНР и РОА, выдачи антикоммунистов на расправу в СССР.)
Мне точно известно как погибли мой дед Тимофей (43 года) и дед моей жены Иван (34 года). Безсмысленно и глупо по вине командиров. А сколько было таких смертей?! Мою маму (18 лет) почти трупом измождённую, истощённую с "Труд. фронта" привезли умирать домой. Народа в стране было много и с Гражданской войны с людскими потерями не считались. Как поётся: "Мы за ценой не постоим".