Подготовительные тексты для планируемой книги "Русские и немцы в драме истории". Предварительное изложение глав публикуется для обсуждения с целью их последующего уточнения и определения структуры книги. Автор будет благодарен за указания на погрешности и за советы.
Вступление с разъяснением цели книги: "О месте немецкого и русского народов в Божием Промысле".
1. Русские и немцы. О влиянии языческого наследия на наши национальные характеры.
2. О различиях в христианизации германцев и славян
3. Роль Римской империи и ее наследия в германской и в русской государственности
4. Движущая сила "Возрождения", Реформации и капитализма
5. "Просвещение", масонство, Французская революция. Англосаксы и Америка... Часть 1.
5. "Просвещение", масонство, Французская революция. Англосаксы и Америка... Часть 2 (окончание главы)
6. Петровское окно в Европу, женский век "Просвещения" и масонство в России
7. Философия "немецкого идеализма", "романтизм и "антисемитизм" в Германии
8. Европейские революции и удерживающая Россия
9. Немецкая философия и романтизм в России, западники и славянофилы
10. Роль России в объединении Германии, русский национализм и немецкий национализм
11. Революционные движения в Германии и в России. Маркс и Ницше
12. Подготовка и развязывание демократической Великой войны ‒ "новой эпохи в истории мiра"
13. Как начало Великой войны было воспринято в Германии и в России
14. «Царская Россия ‒ единственная страна, против которой надо вести войну»
15. Как большевики захватили власть
16. Белое движение, Антанта и Германия
17. Берлин ‒ первая столица русской эмиграции, шок Генуи и Рапалло
18. Идеологические выводы русских и немцев из Великой войны
19. Как и для чего Гитлер получил власть. Причины и суть германского национал-социализма
20. Кто финансировал Гитлера. Размежевание в мiре и в русской эмиграции накануне Второй мiровой войны
21. Советско-германские отношения в 1933‒1941 гг. и начало Второй Мiровой войны
22. Начало советско-германской войны
23. "Вторая гражданская война" в рамках Второй мiровой
24. "План Ост" и жизнь под немецкой оккупацией
В 1943 году в ходе советско-германской войны произошли важные изменения как в СССР, так и в Германии.
Национальный комитет "Свободная Германия"
В отличие от Гитлера, отказавшегося от создания альтернативного Русского правительства на оккупированных территориях, Сталин на территории СССР такое немецкое антигитлеровское "правительство в изгнании" создал 12 июля 1943 года по инициативе Коммунистической партии Германии ‒ Национальный комитет "Свободная Германия" (Nationalkomitee Freies Deutschland), НКСГ. Это был орган политического руководства немецким "антифашистским" движением, в руководство которого вошли 38 человек: главные немецкие коммунисты Вильгельм Пик (будущий президент ГДР), Вальтер Ульбрихт (будущий Первый секретарь ЦК правящей Социалистической единой партии Германии) и другие, а также ряд немецких солдат и офицеров из числа захваченных в плен под Сталинградом. Для правления Комитета был выделен Дом отдыха железнодорожников в Лунёве, в Москве работа сосредоточилась в Городском комитете в здании в Филипповском переулке, официально именовавшемся "Институт № 99".
Комитет был создан как прообраз будущего правительства Германии, но, разумеется, его деятельность была чисто пропагандной. Для работы специально с пленными немецкими офицерами и выходцами из военной аристократии 11 декабря 1943 года был учреждён "Союз германских офицеров" (Bund Deutscher Offiziere), ГСО, который возглавил генерал артиллерии Вальтер фон Зейдлиц-Курцбах. Главной целью СГО в составе НКСГ была пропаганда в германских вооруженных силах. Самым видным членом был генерал-фельдмаршал Фридрих Паулюс.
Президентом Комитета назначили поэта-коммуниста Вайнерта, но большинство руководящих должностей заняли офицеры-аристократы ‒ явно с пропагандной целью. В своих воззваниях Комитет избегал коммунистической и вообще левой идеологии, предпочитая национальную: о великой Германии, о славном прошлом и о том, как все это было испорчено Гитлером. В эмблеме НКСГ были использованы готический шрифт и цвета не флага Веймарской республики, а Второго рейха. Комитет издавал еженедельную газету Freies Deutschland, рассылал многочисленные листовки немецким солдатам на фронте и военнопленным в советских лагерях. У комитета была своя радиостанция "Свободная Германия".
Комитет выпустил Манифест, с которым обратился к германским войскам и к германскому народу. Основные программные цели, поставленные в Манифесте, заключались в следующем:
‒ мобилизация на борьбу против Гитлера и его военных преступлений всех слоёв населения, в том числе офицеров, сознающих ответственность за судьбу нации;
‒ полная ликвидация всех законов, основанных на расовой дискриминации и ненависти к другим народам, а также всех учреждений гитлеровского режима;
‒ восстановление и дальнейшее расширение политических прав тружеников, свободы слова, печати, союзов, а также свободы совести и вероисповедания;
‒ свобода хозяйственного развития, торговли и ремёсел;
‒ возврат всего награбленного национал-социалистскими правителями имущества его законным владельцам; конфискация имущества военных преступников;
‒ немедленное освобождение всех жертв гитлеровского режима и выплата им соответствующей компенсации; суд над военными преступниками;
‒ создание нового немецкого правительства.
В Манифесте также была обещана амнистия тем сторонникам Гитлера, «которые своевременно отрекутся от гитлеризма и подтвердят это делом».
Правда, нужно признать, что успех этой пропаганды в самой Германии и в Вермахте был небольшим (перебежчиков оттуда практически не было, в отличие от красноармейцев), в основном было воздействие НКГС на немецких военнопленных в СССР.
Глава СГО Зейдлиц разрабатывал проект немецких боевых частей, которые воевали бы на стороне антигитлеровской коалиции. Весной 1944 года Сталину направили "Меморандум Зейдлица", в котором предлагалось официально признать НКСГ правительством за рубежом и сформировать "армию Зейдлица". Однако Сталин не доверял немцам, а признание такого правительства могло быть истолковано как сепаратный мир и нарушение договорённости союзников о "безоговорочной капитуляции Германии" и как послевоенное сохранение её территорий, так как в программе НКСГ говорилось о восстановлении границ Германии 1937 года. Тем не менее, среди немцев во время войны ходил слух о несуществующей "армии Зейдлица".
После капитуляции Третьего Рейха члены Комитета вернулись в советскую зону оккупации и сыграли ведущую роль в создании Германской Демократической Республики, а члены "Союза офицеров" ‒ в организации Национальной Народной Армии ГДР.
Однако фон Зейдлица Сталин отблагодарил "черепками": в 1950 году он был арестован и помещен в Бутырскую тюрьму по обвинению в военных преступлениях. Основными свидетелями по его делу были пленные немецкие генералы фон Колани и Бек-Беренс. Бек-Беренс показал, что как начальник штаба 16-й армии отдавал преступные приказы, а командир 12-й пехотной дивизии Зейдлиц их преступно выполнял. Дело Зейдлица было рассмотрено за один день в закрытом судебном заседании военного трибунала войск МВД Московского военного округа без свидетелей и сразу же был вынесен приговор: 25 лет заключения. Он был освобожден в 1955 году после визита в Москву канцлера ФРГ Аденауэра.
Поворот в церковной политике богоборческого государства
Другой пропагандный ход Сталин предпринял для своего народа в виде тактической реабилитации русского патриотизма и Церкви.
4 сентября 1943 г. Сталин изъявил желание встретиться с высшими церковными иерархами, которых оставалось в живых не так уж много. Встреча произошла в тот же день вечером. На правительственном автомобиле в Кремль были доставлены митрополиты Сергий (Страгородский), Алексий (Симанский) и Николай (Ярушевич), присутствовал В.М. Молотов.
«Кратко отметив положительное значение деятельности Церкви за время войны, Сталин просил митрополитов... высказаться о назревших, но не разрешенных вопросах». Архиереями были высказаны пожелания освободить из заключения духовенство, возобновить издание "Журнала Московской Патриархии", собрать Архиерейский Собор для избрания патриарха. В последнем вопросе Сталин попросил «проявить большевицкие темпы», и "Собор" собрался уже 8 сентября в составе... 19 архиереев.
«На Собор многих архиереев доставляли на военных самолетах [из мест заключения, и оставалось их в живых не так уж много. – М.Н.]. Почти все они были исповедниками, прошедшими через тюрьмы, лагеря и ссылки... Собор заслушал доклад митрополита Ленинградского Алексия "Долг христианина перед Церковью и Родиной в переживаемую эпоху Отечественной войны"». О кандидатах в Патриархи митр. Алексий сказал: «Я считаю, что никто из нас, епископов, не мыслит себе другого кандидата, кроме того, который положил столько трудов для Церкви» – имея в виду митр. Сергия. «Все встали и пропели "Аксиос"... В обращении Собора к советскому правительству говорилось: "Глубоко тронутые сочувственным отношением нашего всенародного вождя, главы советского правительства И.В. Сталина, к нуждам Русской Православной Церкви и к скромным трудам нашим, ее смиренных служителей, приносим правительству нашу общесоборную искреннюю благодарность и радостное уверение, что, ободренные этим сочувствием, мы приумножим нашу долю работы в общенародном подвиге за спасение Родины"...» (Прот. Владислав Цыпин. "История Русской Церкви. 1917-1997").
Разумеется все это противоречило церковным канонам (апостольское правило 30: «Аще который епископ, мiрских начальников употребив, чрез них получит епископскую в церкви власть: да будет извержен и отлучен, и все сообщающиеся с ним»), – но об этом тогда в народе мало кто думал: важнее была реабилитация Церкви после гонений.
Так произошел поворот в церковной политике богоборческого государства, вынужденный требованиями военного времени. Однако верхом наивности (или лукавства) было бы видеть в этом патриотическую заботу «национального вождя Русского Народа» Иосифа Виссарионовича Джугашвили о Церкви, как уверяют национал-большевицкие "историки". По свидетельству Г. Карпова, тогдашнего куратора церковных дел от госбезопасности, перед встречей с архиереями Сталин задал ему вопросы о количестве приходов, что из себя представляют архиереи, кто руководит другими православными Церквами, когда и как был избран последний Патриарх Тихон, – даже этого «национальный вождь Русского Народа» не знал.
Подлинной причиной этого тактического поворота было то, что в первый период войны народ в СССР не хотел защищать марксистскую власть, только что проведшую коллективизацию, безбожную пятилетку и массовые репрессии. Этому множество свидетельств! При этом немцы на оккупированных территориях не препятствовали открытию церквей – и они открывались многими тысячами повсеместно. И лишь после реабилитации Сталиным (из-за потребностей обороны) русского патриотизма и Церкви наступил перелом в настроениях народа. Этому, конечно "помог" и Гитлер своей колонизаторской антирусской политикой (вместо объявленной антикоммунистической) на оккупированных территориях, вкупе с описанной в предъидущей главе демонизацией немцев. Еще одна причина "церковного поворота": западные союзные демократии намекнули Сталину, что им трудно порою объяснять своему населению военный союз с богоборцами, поэтому желательно продемонстрировать уважение к Церкви – то есть опять-таки лишь тактический расчет...
Американский посол Гарриман писал в секретном донесении 27 ноября 1945 года: «Можно вспомнить, что в сентябре 1941 г. Сталин сказал мне, что у него нет иллюзий ‒ русские люди сражаются как сражались всегда "за свою родину, а не за нас", подразумевая компартию. Сейчас он такое ни за что не скажет. Война помогла упрочить революцию в России...» (опубликовано в 1968 году в "Foreign relations of the United States"). Вот с какой целью Сталин реабилитировал русский патриотизм в годы войны, стал использовать имена русских полководцев в советских орденах, вернул "царские" погоны в армию в 1943 году. Уже 7 ноября 1941 года, в речи на параде, обращаясь к красноармейцам, вождь упомянул «великих предков»: «Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова».
О том, как Сталин на самом деле относился к исторической России, свидетельствуют другие его слова, сказанные днем ранее в том же 1941 году в московском метро:
«Немцы хотят уверить нас, что партия гитлеровцев, партия немецких захватчиков, грабящая Европу и организовавшая злодейское нападение на наше социалистическое государство, является партией социалистической. Возможно ли это? Что может быть общего между социализмом и гитлеровскими озверелыми захватчиками, грабящими и угнетающими народы Европы?.. На самом деле гитлеровцы являются заклятыми врагами социализма, злейшими реакционерами и черносотенцами, лишившими рабочий класс и народы Европы элементарных демократических свобод... По сути дела гитлеровский режим является копией того реакционного режима, который существовал в России при царизме. Известно, что гитлеровцы так же охотно попирают права рабочих, права интеллигенции и права народов, как попирал их царский режим, что они так же охотно устраивают средневековые еврейские погромы, как устраивал их царский режим... Гитлеровская партия есть партия врагов демократических свобод, партия средневековой реакции и черносотенных погромов». (Доклад на торжественном заседании Московского Совета депутатов трудящихся с партийными и общественными организациями города Москвы 6 ноября 1941 года. Правда. 7 ноября 1941 года. ПСС, Т. 15)
Это сталинское отождествление гитлеровского режима с царской Россией нашло своё отражение в политической агитации 1941 года: художники Кукрыниксы нарисовали карикатуру "Братья по крови", на которой Гитлер и Царь Николай II, пробираясь через море крови, вместе несут виселицу. На другом плакате, авторства художника Роберта Сайфуллина, из-за спины Гитлера выглядывает тень павшей монархии. На эту тему выступил и писатель Сергей Сергеев-Ценский, опубликовавший 2 декабря 1941 года статью, в которой раскритиковал "засилье немцев" при Царе в годы Первой мировой войны.
В православной оценке тех действий Сталина вообще должна быть другая точка отсчета: этот бывший семинарист стал богоотступником и остался им; как раз во время сталинского «свержения власти еврейских большевиков», в 1937–1938 гг. в ходе "безбожной пятилетки" было расстреляно 106 800 православных священнослужителей. Эта мера была предпринята после того, как перепись 1937 года (когда на вопрос о религии отвечали граждане с 16 лет) дала поразительную цифру верующих в СССР: 55,3 млн. человек, из них 41,6 млн. православных (неверующими назвались 42,2 млн.). Это означало, что, несмотря на преследования, православными себя открыто признали 42,3% взрослого населения страны. А ведь еще было и множество катакомбных верующих, скрывавших свою веру от богоборческой власти!
В 1939 г. в СССР расстреляли еще 900, в 1940-м – 1100, в 1941-м – 1900, в 1943-м – 500 православных священнослужителей (цифры уменьшились, поскольку духовенства на свободе тогда уже почти не осталось: накануне войны на всю страну в границах 1939 года было лишь около сотни действовавших храмов и ни одного монастыря). Поэтому суждение о Сталине как «национальном вожде Русского Народа» трудно расценить иначе, как кощунство над памятью этих мучеников.
Подавляющее большинство церквей, действовавших в СССР после войны (около 14 000, в том числе 101 монастырь), были открыты именно при немецкой оккупации или вошли в состав СССР вместе с присоединенными на западе территориями. (Поэтому лживо частое утверждение, что в годы войны при Сталине было открыто 20 000 храмов.) И уже в декабре 1944 г. по мере продвижения Красной армии на запад Совнарком предписал закрывать открытые храмы, если до войны в них размещались советские государственные организации (к 1949 г. закрыли 1150 таких приходов); в 1946–1947 гг. было ликвидировано 16 монастырей. И общая антицерковная поликика компартии возобновилась.
+ + +
Вместе с реабилитацией Сталиным русского патриотизма и Церкви в 1943 году наметились также признаки грядущего поражения Третьего Рейха на фронте, этим и объяснялись предпринятые тогда изменения в немецкой оккупационной политике и в отношении к русскому народу, описанные в предъидущей главе. Они коснулись и деятельности Русской Зарубежной Церкви, которой было разрешено расширить свою деятельность.
Для Русской Зарубежной Церкви и в годы войны главными были не политические соображения, а духовные, пастырские. Она почти не имела доступа к соотечественникам на родине (гитлеровские власти запрещали эмигрантам ездить на оккупированные российские территории), но не могла оставить на произвол судьбы миллионы русских людей, оказавшихся к западу от линии фронта. Она не могла быть равнодушной к их надеждам и усилиям, к их выбору меньшего зла. Зарубежная Церковь получила разрешение окормлять "остовцев" и прилагала огромные усилия для спасения советских пленных, от которых Сталин отказался как от "изменников Родины".
Разумеется, Церковь не могла оставить вне своего попечительства и зарождавшееся вопреки воле Гитлера Русское Освободительное Движение. К тому же и со стороны недавних советских людей имелся большой ответный интерес к эмигрантам. Так, по словам Кромиади, генерал Власов придавал первой эмиграции «большое значение. В предстоящей антикоммунистической борьбе он отводил ей место как носительнице старых традиций русского народа и его моральных устоев, культурных и религиозных идей, попранных коммунистами. В его представлении старая эмиграция должна была служить связующим звеном между прошлой исторической Россией и теперешней. К тому же привлечение старой эмиграции на борьбу против большевиков вместе с новой означало использование всех наших возможностей, ибо практически в общем деле обе эмиграции дополняли друг друга» (Кромиади К. За землю, за волю... С. 113).
Венское совещание 1943 года
Следует напомнить, что во время войны возглавление Зарубежной Церкви оставалось в Сербии, причем митрополит Анастасий вел себя по отношению к немцам совершенно независимо. Например, он воспротивился попытке немцев расколоть Сербскую Церковь и запретил в служении русского епископа, возглавившего раскольничью Хорватскую Церковь. Как позже говорил сербский Патриарх Гавриил: «Митрополит Анастасий с великой мудростью и тактом держался при немецкой оккупации, был всегда лояльным к сербам, из-за чего не пользовался доверием немцев и несколько раз подвергался оскорбительным обыскам» (Православная Русская Зарубежная Церковь. Монреаль. С. 17).
В связи со сталинским поворотом в церковной политике в сентябре 1943 года, 21 октября в Вене было созвано Архиерейское совещание иерархов Православной Русской Церкви за границей. В нем приняли участие 14 человек – митрополиты Анастасий, Серафим (Ляде) Берлинский и Германский, Серафим (Лукьянов) Парижский, епископы Пражский Сергий, Потсдамский Филипп, Венский Василий, секретарь Синода Г. Граббе, настоятель братства преп. Иова архим. Серафим, 4 священника из Германии и Бельгии, а также из Белоруссии – архиепископ Гродненский и Белостокский Венедикт (Бобковский) и епископГомельский и Мозырский Григорий (Боришкевич, хиротония которого была совершена на этом совещании) ‒ это стало первым за годы войны случаем допущения на совещания иерархов РПЦЗ архиереев с оккупированных восточных территорий.
На совещании было вынесено постановление, что избрание патриарха в Москве незаконно.
«Избрание Митрополита Сергия на Престол Патриарха Московского и всея Руси является актом не только неканоничным, но и нецерковным, политическим, вызванным интересами советской партийной коммунистической партии и ея возглавителя диктатора Сталина, переживающих тяжёлый кризис во время войны и нуждающихся в помощи ненавистной им и ещё недавно гонимой ими Православной Церкви.
Советская коммунистическая партия и Сталин в своём отношении к религии и Церкви Христовой по существу нисколько не изменились. Религия по-прежнему является для них «опиумом для народа», и по миновании надобности в помощи Церкви они не приминут возобновить вновь открытое гонение на верующих и духовенство в России. В своём заявлении по радио Сталин в целях укрепления своей тиранической власти хочет только показать миру, что советская коммунистическая партия и он, как ея возглавитель, дают свободу Церкви, идя, якобы, искренно навстречу страждущему русскому народу в его устремлениях к Богу. Он протягивает свои руки к своим пленникам Иерархам Русской Церкви, признавшим под его давлением богоборческую власть законной и народной, предлагает им мнимый мир и лукавый поцелуй, способствует поставлению Патриарха. Но верить ему нельзя – он не покаялся и вместе со своей советской коммунистической партией остаётся по-прежнему жаждущим мiровой коммунистической революции с уничтожением христианства и всякой религии. Он только временно надел на себя маску союзника Церкви.
Избрание Патриарха и созыв Синода нужны Сталину и его партии как средство для политической пропаганды. Патриарх в его руках лишь игрушка, подсобное оружие в его хитроумных комбинациях. Он будет делать с ним что хочет. Пока не было войны, в России невозможно было избрание Патриарха и организация Синода. Но когда над коммунистами нависла смертельная опасность, тогда оказалась полная возможность сделать это самым быстрым и упрощённым способом. Не был созван канонический, полный Собор Русской Церкви, предусмотренный постановлением Всероссийского Собора 1917‒18 г.г. (ст. 1), хотя бы из одних епископов. Не приглашены были епископы-исповедники, страждущие за веру в ссылках и тюрьмах. Не была представлена Церковь-мученица, скрывающаяся в «катакомбах» Советской России. Собрано было лишь ничтожное количество епископов, подчинившихся богоборческому правительству и не могущих быть выразителями воли всей Русской Церкви. Избран в Патриарха иерарх, уже давно преклонившийся перед сатанинской властью, заявивший ещё в 1927 г. от лица Церкви, что радуется успехам этой власти и что гонений в Советской России на Церковь нет (заявление иностранным корреспондентам в 1930 г.), хотя теперь сам Сталин признался, что Советское правительство до сих пор лишало русский народ его Церкви и свободы вероучения. И первым деянием новой высшей церковной власти были кощунственно политическия постановления об установлении особаго моления об открытии т.н. "второго фронта" и об анафематствовании всех русских людей, борющихся против коммунистов и большевицкой власти.
Давление этой сатанинской власти на покорную ей иерархию вне всяких сомнений. Неканоническое и нецерковное избрание Патриарха, произведённое в интересах богоборческого правительства, является не менее опасным для Церкви, чем открытое на неё гонение. Оно чревато тяжёлыми последствиями. Оно унижает авторитет Церкви и ея иерархов; оно ставит их в служебное положение перед слугами диавола, наносит новые раны Церкви-мученицы в лице ея по-прежнему гонимых исповедников и создаёт новую смуту в церковной среде...
В виду изложенных соображений Совещание епископов заграничной части Русской Церкви, всегда верной своей Матери-Церкви и никогда не порывавшей с нею духовного общения, по долгу своей епископской совести не находит возможным признать Митрополита Сергия каноническим, законным Патриархом Всероссийской Церкви и возносить за него моления, как за ея главу.
Управление заграничной частью Русской Церкви должно поэтому оставаться неизменным, согласно постановлению Собора Епископов 1927 г., основанном на указе Святейшего Патриарха и Св.Синода от 7/20 ноября 1920 г. впредь до установления нормальных сношений с Россией и установления в ней истинной свободы веры...»
(«Церковная жизнь», №7‒8, 1984 г., с.152‒154)
Однако, кроме этого непризнания, план германских властей относительно дальнейшего пропагандистского использования РПЦЗ потерпел неудачу, русские архиереи буквально выставили с совещания немецких наблюдателей из СД, вызвав их возмущение (Шкаровский М.В. Нацистская Германия и Православная Церковь. М., 2002. С. 212-213, 236-239). Из документов и переписки немецких инстанций, опубликованной Шкаровским и Никитиным, очевидно, что у них не было возможностей влияния на зарубежный Синод.
Кроме того, Венское совещание направило докладную записку германскому правительству с критикой его политики на оккупированных территориях в России; никаких приветствий Гитлеру не было (Граббе Г., протопресв. Церковь и ее учение в жизни. Монреаль, 1970. Т. II. С. 172; Шкаровский М.В. Нацистская Германия и Православная Церковь. М., 2002. С. 237; Никитин А.К. Политика нацистского режима в отношении Русской православной общины в Германии (1933-1945 гг.). М., 1998. С. 27; ЦХИДК. Ф. 1470, оп. 2, д. 17, л. 122).
Секретарь Одесской митрополии РПЦ МП, преподаватель духовной семинарии о. Андрей Новиков, исследовавший эту тему, пишет: «С апреля 1942 года и до конца войны иерархи РПЦЗ уже не называли Гитлера или немецкую армию "борцами с коммунизмом" – даже Троицкий, везде выискивавший подобный "компромат", не может привести ни одного такого или похожего высказывания». Во время богослужений в Зарубежной Церкви молились не о «победе Гитлера», а о «помощи Божией для освобождения Родины от большевицко-коммунистического ига» и о прекращении войны: «Еще молимся о еже утолити вся крамолы, нестроения, раздоры же и кровопролитные брани, грех ради наших сущия, и прекратити вскоре брань, и мир всему мiру даровати...» (Православная Русь. 1943. № 9-10).
Провозглашение Комитета Освобождения Народов России в 1944 году
К 1944 году стало очевидно, что Красная армия, не считаясь с ценой (потерями), способна в одиночку победить Германию. Западные союзники Сталина отдавать ему всю Европу не собирались, поэтому открыли, наконец, Второй фронт высадкой в Нормандии 6 июня 1944 года. И это тоже не могло не повлиять на Гитлера.
Главным препятствием для создания Русской Освободительной Армии был запрет Гитлера, который не без оснований опасался, что РОА выйдет из-под немецкого контроля (в этом он оказался прав: самым крупным военным действием РОА стало освобождение Праги в мае 1945 г. ‒ от гитлеровцев).
Как уже отмечено, германское общество, в отличие от советского, еще не успело стать полностью тоталитарным; между военными инстанциями и партией имелись серьезные разногласия. Политику Гитлера считали губительной для Германии многие представители высшего военного слоя и аристократии. Наиболее оппозиционные круги, к которым примыкали также дипломаты (бывший посол в Москве граф Ф.В. фон дер Шуленбург), отчаявшись повлиять на фюрера, устроили на него 20 июля 1944 г. покушение (неудачное; сотни человек были казнены). Они хотели прекратить войну на Западном фронте и надеялись вместе с англо-американцами объединить усилия против Сталина...
Именно с такими немцами генерал А.А. Власов нашел взаимопонимание, считая, что известный компромисс допустим, а освобожденная от коммунистов Россия не даст себя поработить иноземцам. И, несмотря на противодействие Гитлера, Власов и его немецкие друзья пытались действовать явочным порядком. Вся история Русской Освободительной Армии – это история борьбы немецких друзей за ее создание, связанная с множеством унижений, обманов, разочарований и потерь; подробно она описана немецким (в прошлом царским и белым) офицером В.К. Штрик-Штрикфельдтом.
Гитлер согласился на создание РОА лишь в безвыходном положении, когда война была в сущности проиграна и когда уже не было русской территории, на которую Русское Освободительное Движение могло бы опереться. 14 ноября 1944 г. в Праге был провозглашен Комитет Освобождения Народов России (КОНР) со статусом независимого российского правительства. Власов специально выбрал для этого славянскую столицу, куда все съездили на один день специальным поездом. Этот торжественный акт был оформлен в соответствии с международным этикетом: присутствовали дипломатические представители союзных с Германией стран, иностранные корреспонденты. Создание КОНРа было поддержано духовенством Русской Зарубежной Церкви, ее первоиерарх митрополит Анастасий и митрополит Берлинский и Германский Серафим присутствовали на второй церемонии обнародования Манифеста КОНРа (специально для русской эмиграции) 18 ноября в Берлине, где от духовенства выступил о. Александр Киселев (до войны живший в Эстонии и не принадлежавший к РПЦЗ).
Генерал Власов зачитывает Манифест КОНР в Пражском замке 14 ноября 1944 года.
В Манифесте говорилось, что «Комитет Освобождения Народов России приветствует помощь Германии на условиях, не затрагивающих чести и независимости нашей Родины. Эта помощь является сейчас единственной реальной возможностью организовать вооруженную борьбу против сталинской клики». В январе 1945 г. КОНР заключил, за подписью Власова, соглашение с правительством Германии о предоставлении вооружения и снабжения ‒ в форме кредита, который КОНР обязался в будущем выплатить.
Еще до провозглашения КОНРа русская редакция власовского штаба издавала две газеты: "Доброволец" (тираж 40–60 тыс.) для добровольцев РОА и газету "Заря" (100–120 тыс.) для военнопленных. На типографской базе закрытого немцами "Нового слова" стали выходить газеты КОНРа: "Воля народа", "За Родину!" (тиражи по 250 000 экземпляров), газета ВВС "Наши крылья"; начались радиопередачи КОНРа на русском языке.
Сразу же в канцелярию Власова хлынул поток писем от русских военнопленных, от вывезенных на работы в Германию "остовцев", беженцев – с заявлениями о приеме в РОА. К концу ноября число желающих достигло 300 000, а 16 декабря канцелярия штаба РОА объявила в газете "Воля народа", что не в состоянии обрабатывать все заявления. 23 декабря КОНР утешил не принятых в армию тем, что судьба Движения решается не только на фронте, но и работой в тылу... Конечно, при таком количестве желающих в числе власовцев оказались разношерстные люди (ни одно массовое движение не застраховано от присоединения темных личностей). Однако Хоффман верно подчеркивает политические причины стремления большинства русских в РОА: неверно «связывать создание власовской армии с физическими лишениями пленных и насильственными методами вербовки»; после ужасов в лагерях 1941–1942 гг. к началу формирования РОА положение военнопленных в значительной мере «нормализовалось... К тому же Власов вовсе не был заинтересован в пополнении своей армии за счет людей, не желавших воевать» (Хоффман Й., с. 121–123).
Однако Гитлер и Розенберг остались верны себе до конца: они всячески препятствовали развитию самостоятельной русской силы, лишь на словах признавая ее независимость. Этим в основном и объясняется столь медленное формирование вооруженных сил КОНРа. Казанцеву, редактору "Воли народа", спасаясь от ареста, пришлось покинуть Берлин. К тому же многие прежние немецкие друзья Власова были казнены в числе заговорщиков (покушение на Гитлера 22 июня 1944 г.), что ослабило его влияние.
Видимо, как раз в связи с предстоявшим созданием КОНРа немцы провели массовые аресты членов НТСНП, в июне 1944 года было арестовано всё известное немцам руководство НТС: Околович, Поремский, Романов, Ольгский, Брунст, Вергун, Рождественский, Гроссен и другие. Цель их арестов была ‒ воспрепятствовать их влиянию на идеологию РОА, тем более что Гестапо стали известны лозунги "третьей силы". (Так мне объяснял главную причину арестов Г.А. Рар, прошедший концлагеря Гросс-Розен, Заксенxаузен, Шлибен, Бухенвальд, Лангензальц и Дахау, откуда был освобожден уже американцами; кстати, он также говорил о Дахау, что условия содержания заключенных в этом лагере были сносными: никого не мучили и не казнили.)
Один из руководителей НТСНП, В.Д. Поремский, рассказывал мне:
«Мы, арестованное руководство НТС, сидели то в тюрьме на Александерплац, то в концлагере, то в тюрьме Гестапо, то нас опять возвращали в следственную тюрьму. Одно время мы были в Заксенхаузене (как приговоренные к смерти мы уже тогда носили белые треугольные нашивки). Потом около 10 человек нас должны были направить в лагерь смерти Нойгамме... После того, как следователь сообщил нам это, он подошел к карте и показал: "Вот здесь американцы перешли Рейн"...
Многие немцы чувствовали, что дело идет к концу, знали, что им придется отвечать за свои действия и хотели что-либо предъявить суду в свою пользу. В этих условиях Власову удалось добиться от Гиммлера освобождения руководства НТС: аргументируя тем, что они, мол, "могут быть полезны для Рейха во Власовском движении". Нас освободили в начале апреля 1945 г., для этого в тюрьму приехал помощник Гиммлера - Кальтенбруннер. Нас выстроили в коридоре, Кальтенбруннер вышел, остановился и, широко расставив ноги, объявил, что мы, конечно, преступники, но фюрер великодушен, и нам дается свобода. Резко повернулся и ушел...» ("Посев" №№ 4-6, 1984 г.)
Церковь и РОА
Лишь в январе 1945 года началось формирование двух власовских дивизий. Вооруженные силы КОНРа (многие продолжали называть их РОА) были объявлены армией союзного с Германией государства. Немецкие представители в русских частях имели лишь консультативные и связные функции. Эта русская армия была в юридическом и военном отношении отделена от Вермахта, она имела на серой немецкой форме (другой пошить было уже невозможно) русские нарукавные знаки, а на шапке кокарду РОА. Значок РОА (белый щиток с синим Андреевским крестом в красном обрамлении) по предложению генерала Малышкина был принят еще в феврале 1943 г. (тогда Розенберг перечеркнул девять первых эскизов с бело-сине-красным флагом, на что Власов сказал: «Я бы так и оставил: русский флаг, перечеркнутый немцами, потому что они его боятся» (Стеенберг С. Власов. Мельбурн. 1974. С. 99). На штандарте главнокомандующего РОА ‒ изображение Георгия Победоносца. Гимн ‒ "Коль славен наш Господь в Сионе".
В частях появились русские священники. «Некоторые из них уже состояли в юрисдикции Зарубежной Церкви, некоторые же покинули родину, находясь в юрисдикции Московской Патриархии, и не смогли по ряду причин оформить свое новое каноническое положение. На подобного рода вещи тогда не обращалось особого внимания. Часть священников оставалась также в юрисдикции Вселенского патриарха» ‒ так описывает это протопресвитер штаба вооруженных сил КОНРа Дмитрий Константинов (впоследствии клирик Американской юрисдикции) (Записки военного священника. Канада, 1980. С. 26). Кроме него, духовным окормлением РОА в разное время руководили о. Александр Киселев из Эстонии и архимандрит Серафим (Иванов) из монастыря в Ладомирово. В торжественном молебствии о даровании победы вооруженным силам КОНРа, кроме митрополитов Анастасия и Серафима, в числе священников участвовали прот. Адриан Рымаренко, о. Георгий Бенигсен и другие известные впоследствии церковные деятели Русского Зарубежья.
Правда, именно из-за разницы мировоззрений в КОНРе и в РОА нередко возникали трения между старой и новой эмиграцией. «Антибольшевизм эмиграции более принципиален и идеен», эмигранты прекрасно понимали, как была создана и функционирует вся пирамида коммунистической власти, тогда как подсоветские люди, нередко сами бывшие «составной частью этой пирамиды, не могли видеть ее структуру так отчетливо, как это было видно со стороны... Они редко отрицали систему в целом», ‒ так это описывал А. Казанцев (Третья сила. Франкфурт-на-М. 1974. С. 166-167).
Характерно упоминание во власовском Пражском Манифесте «прав, завоеванных... в народной революции 1917 года» после «свержения царизма» ‒ это никак не могло выглядеть достижением в глазах правой эмиграции. Показательно осторожное отношение к Манифесту генералов РОВСа: В.В. Бискупского («он монархист и поэтому ничего сказать не может») и А.А. фон Лампе («он обязан доложить сначала о тексте начальнику Союза генералу А.П. Архангельскому») (Кромиади К., с. 172). Это была одна из главных причин, почему некоторые старые эмигранты, большей частью монархисты (например, генерал П.Н. Краснов), не признавали "красного генерала" Власова как руководителя всего Русского Освободительного Движения...
По этой причине поддержка Русской Зарубежной Церковью КОНРа вызвала у части эмигрантов упреки в связи с февралистским содержанием Пражского Манифеста. Митр. Анастасий ответил на это:
«Конечно, в идеологическом отношении многое, и в том числе отмеченное Вами, нехорошо, но это не столько по сознательно отрицательному отношению ко всему доброму, а по идеологической недозрелости. Наравне с тем, что в манифесте ничего не говорится о Боге, может быть по непривычке б. подсоветских упоминать Его в официальных актах, Комитет пожелал начать свою работу с молебна. Сам Власов, с которым я виделся, много говорил о значении церковной миссии и в разговоре неоднократно цитировал Св. Писание. Другие сотрудники его тоже с почтением относятся к Церкви. Поэтому есть надежда, что в новом движении Церковь сможет выполнять свою миссию. В политическом же отношении надо всем объединиться вокруг Власова, ибо никого другого, кто имел бы возможность собрать русские силы для борьбы с коммунизмом, сейчас налицо нет». (Синодальный архив РПЦЗ в Нью-Йорке. Д. 48/44. – Цит. по: Шкаровский М. Русская Православная Церковь и власовское движение // Вестник церковной истории. М.: ЦНЦ "Православная Энциклопедия". 2006. № 4.)
Все же наличие конкретного врага отодвигало подобные разногласия на второй план ‒ в среде военных. Тем более что с детства верующими были генералы Ф.И. Трухин, М.А. Меандров и сам Власов, который до революции учился в духовной семинарии (Власов сразу нашел общий язык с митрополитом Анастасием, получив от него благословение на свою деятельность).
Тем более естественным было присутствие духовенства в русских частях, созданных военными первой эмиграции еще до появления РОА. В "Русском корпусе", сформированном на Балканах летом 1941 г., в числе священников в корпусном журнале "Наши вести" упоминаются о. Владимир Могилев, о. Владимир Ульянцев, прот. Борис Молчанов, прот. Григорий Баранников, иеромонахи Никодим (Нагаев), Антоний (Медведев), Викторин (Лябах), старшими корпусными священниками были прот. Иоанн Гандурин и иеромонах (затем игумен) Никон (Рклицкий) ‒ после войны четверо из них стали архиереями в разных епархиях русского зарубежья (Наши вести. Санта Роза. 1995. № 438). В "Русской Национальной Народной армии" (создана в марте 1942 г.) был о. Гермоген Кивачук. Имелось русское духовенство и в частях, созданных ген. Б.А. Хольмстоном-Смысловским, а также в казачьих частях генералов-эмигрантов Краснова, Туркула, Шкуро. Священники РОА и русских эмигрантских частей были со своей паствой там, куда ее позвал патриотический долг, помогая ей быть достойной звания христиан в столь трудном положении.
При этом представители Церкви не столько брали на себя прямое духовное водительство военно-политической борьбой против безбожных поработителей Отечества, сколько выполняли свою вечную миссию спасения душ, считаясь с войной как с фактом. Они принимали исповеди, причащали, отпевали погибших. Приходилось и разъяснять основы Православия бывшим советским людям (как, например, в школе РОА в Дабендорфе). Причем православное духовенство в странах, воевавших против немцев, не осуждало за это своих собратьев в Германии, полагая, что им на месте виднее, как поступать. Как позже напомнил архиепископ Серафим (Дулгов), в годы русско-японской войны именно так повел себя архиепископ Николай (Касаткин) в Японии: он оставался со своей японской православной паствой в стране, воевавшей против России, а ведь японцы были коварным врагом!.. Тем не менее архиепископ Николай исполнил свой пастырский долг, против чего ни российской церковной властью, ни царским правительством не было высказано ни слова упрека; недавно он причислен к лику святых как Московской Патриархией, так и Зарубежной Церковью.
Ведь это политическое движение было шире, чем РОА, оно включало в себя широкие гражданские слои населения. Поэтому многие называют его Русским Освободительным Движением (РОД). Кромиади (будучи в прошлом царским полковником, он стал начальником личной канцелярии ген. Власова) свидетельствует: «В то время, за исключением ура-патриотов, принимавших коммунистов за "своих", вся остальная эмиграция относилась к РОА как к своей национальной армии и делила с ней горе и радость» (Зарубежье. Мюнхен. 1978. № 3-4). Вероятно, это не преувеличено: так, в Париже, когда 24 июля 1943 г. генерал В.Ф. Малышкин выступал в зале "Ваграм" перед русской эмиграцией как представитель Власова ‒ 6000 эмигрантов устроили ему овацию; его выступление «произвело сильное впечатление даже на демократические круги русской эмиграции, стоявшие в непримиримой оппозиции к немцам», ‒ писал меньшевик Б. Николаевский, ссылаясь на восторженное письмо присутствовавшего на собрании либерала-масона В.А. Маклакова: «по отзывам даже тех, кто пришел заряженным против Власова, это произвело впечатление бомбы« (Новый журнал. Нью-Йорк. 1948. № 19).
Такую же картину рисует А. Казанцев: «Самотеком по всем углам небольшой уже тогда Новой Европы создавались группы и общества содействия, собирались средства, пожертвования, крестьяне приносили свои незамысловатые драгоценности, серебряные нательные кресты и обручальные кольца, рабочие ‒ свои скромные сбережения, собранные за годы тяжелого труда. Во все инстанции Комитета приходило ежедневно до трех тысяч писем и телеграмм, с изъявлением готовности принять посильное участие в борьбе» (Казанцев А., с. 289‒290).
В задачи КОНРа входили также культурные, экономические, социальные ‒ это было своего рода правительство "государства в государстве". КОНРу удалось значительно улучшить положение русских пленных и "остовцев", уравняв их в правах с остальными иностранцами. «За короткое время своего существования КОНР стал партнером, с которым Германия не могла не считаться. Немцы, привыкшие обращаться с миллионными массами русских, как им заблагорассудится, столкнулись с учреждением, которое ограничило их власть. У бесправных и беззащитных русских появился влиятельный защитник, отстаивающий их жизненные интересы», ‒ отмечает Хоффман (История Власовской армии. Париж. 1990. С. 334‒335). Причем немало было для этого сделано именно духовенством.
Все понимали, что условия для создания "третьей силы" тогда были очень неблагоприятны: было очевидно близкое поражение Германии; у КОНРа не было русской территории; в советской армии появился патриотизм, а преступления гитлеровцев на оккупированных территориях вызвали такую ненависть к немцам, что союз Власова с ними уже не так просто было объяснить, к тому же не бездействовала советская пропаганда и дезинформация...
Но КОНР надеялся не на Германию и не на силу оружия, а по-прежнему на свое моральное воздействие, на антикоммунистический потенциал в народе, на поддержку со стороны советских командиров, многих из которых Власов считал своими единомышленниками (в частности Рокоссовского). И действительно: уже с декабря 1944 г. по март 1945 г. через линию фронта для участия в РОА (которая еще только формировалась) перешли 1710 советских военнослужащих, чтобы бороться против своего победоносного правительства (1 перебежчик приходился на 16 пленных; тогда как на западном фронте в то же время был 1 перебежчик на 4692 пленных) (Хоффман Й., С. 125).
Первые бои дивизий РОА и освобождение Праги
По соглашению с Гиммлером, вооруженные силы КОНР должны были выступить ("проткнуть" линию фронта и увлечь за собой советскую армию), когда будут сформированы пять дивизий РОА, потом условие снизили до трех. Успели, однако, сформироваться только две дивизии, возглавленные бывшими советскими офицерами (генералами С.К. Буняченко и Г.А. Зверевым), и авиагруппа ген. В.И. Мальцева: две эскадрильи ВВС КОНРа под командованием Героев Советского Союза – майора С.Т. Бычкова (16 истребителей) и капитана Б.Р. Антилевского (12 бомбардировщиков). Общая численность этих войск составила 50 тысяч. Главнокомандующим стал, естественно, Власов, начальником его штаба генерал Ф.И. Трухин.
Дважды немцы пытались использовали РОА на Одерском фронте, и лишь доказав свою боеспособность, РОА могла рассчитывать на увеличение своего состава. Власов приказал действовать, прежде всего попытавшись привлечь на свою сторону советских солдат. Первый бой РОА с частями Красной армии состоялся 9 февраля 1945 года на Одере. Вот как это описывает Хоффман:
«Когда в течение дня [немецкое] наступление левого фланга, несмотря на мощную артиллерийскую поддержку, захлебнулось, с согласия полковника Сахарова русские, страстно ожидаемые изнуренными и понесшими большие потери немцами, были использованы в качестве кулака. Они проявляли свое превосходство добродушными насмешками: «Ну, фрицы, больше не справляетесь, приходится просить помощи?» Никто из немецких солдат больше не был готов идти вперед без солдат РОА, и даже штурмовые орудия укрылись за зданиями. «Это просто позор, – писал в своем дневнике 7 марта 1945 г. рейхсминистр д-р Геббельс, одновременно отметивший, что «войска генерала Власова дрались превосходно»... [Кроме того, по утверждениям уцелевших после войны власовцев, этот бой имел пропагандный успех: дал много перебежчиков с советской стороны. ‒ М.Н.]
Поведение русской боевой группы во время ее действий восточнее Врицена нашло единодушное признание. Уже на поле боя русскому командованию была спонтанно выражена благодарность немецких командиров. Командир корпуса генерал Берлин прибыл лично, чтобы вручить солдатам по поручению Гиммлера Железные кресты и другие награды. В результате боя командование 9-й армии смогло вечером 9 февраля 1945 г. доложить группе армий о занятии Нойлевина, южной части Карлсбизе и Керстенбруха после «ожесточенных штурмовых боев с врагом...» – один из очень немногих успехов в те критические дни и недели на фронте на подступах к Берлину. Кому принадлежала основная заслуга в этом, выявилось, когда группа армий «Висла» сочла нужным дополнительно донести Главному командованию сухопутных войск: «При занятии Нойлевина умелым ведением боя и замечательной храбростью отличилось подразделение Власовской армии». «Образцовая храбрость» и «превосходное ведение боя» у власовцев, сражавшихся 12 часов с «фанатичной самоотдачей и твердой верой в справедливость своего дела» и этим вызвавших «восторг своих немецких товарищей по оружию», стали и предметом обстоятельной оценки в печати. Чрезвычайно воодушевлен был прежде всего Гиммлер...»
13 апреля немного южнее РОА получила новое задание штурма. «Уже с первого броска полкам РОА как на севере, так и на юге удалось прорвать советскую оборону. К 8.00 был занят ряд бункеров и очагов сопротивления противника и достигнут выигрыш территории в 500 метров... Но после первоначальных успехов оба полка залегли под фланговым огнем врага перед советскими полевыми укреплениями и «мощными проволочными заграждениями», о которых предупреждали уже немецкие командиры. Не удалась и вторая попытка наступления... Командиры обеих полковых групп, подполковник Артемьев и подполковник Александров-Рыбцов, 13 апреля 1945 г. между 8.00 и 10.00 убедились в невозможности продолжать наступление. По их донесениям генерал-майор Буняченко приказал отвести части на исходную позицию, чтобы вывести их из-под уничтожающего флангового огня противника... Буняченко с этого часа он хотел только прервать операцию, вывести дивизию из боя и осложнений, чтобы избежать угрожающего рокового конца на Одере... С помощью ума, твердости и природной хитрости он сумел увести части с фронта и направить 20 тысяч своих солдат, вопреки всем немецким требованиям и угрозам, в Богемию, для соединения с остальными частями Освободительной армии... То, что он сумел настоять на своем и походным маршем за несколько сот километров, наконец, добраться с 1-й дивизией РОА до Праги, представляло собой в сложных условиях последних недель войны настоящее мастерское достижение...»
(Хоффман Й. Власов против Сталина. Трагедия Русской освободительной армии, 1944–1945. М., 2006. Глава: 6. РОА на Одерском фронте.)
Самым значительным боевым действием этой 1-й дивизии РОА стало освобождение Праги 6–7 мая 1945 года – от немцев же...
Это произошло в ответ на просьбу восставших чехов, которым грозило уничтожение, к тому же у командиров РОА накопилось раздражение против долгой предъидущей унизительной гитлеровской политики. При этом и чехи, и Буняченко надеялись, что Прагу займут находившиеся рядом американцы, а чешское правительство в благодарность за помощь предоставит войскам РОА политическое убежище. Один из чешских руководителей восстания, д-р О. Махотка, писал, что за Прагу «власовцы сражались мужественно и самоотверженно, многие не скрываясь выходили прямо на середину улицы и стреляли в окна и люки на крышах, из которых вели огонь немцы... Власовцы сражались с чисто восточным презрением к смерти... Казалось, они сознательно шли на смерть, только бы не попасть в руки к Красной армии» (Хоффман Й. История Власовской армии. С. 185–186).
Население города приветствовало РОА как освободителей. Но, вопреки ожиданиям, американцы не откликнулись на призыв восстания. Они дали возможность занять Прагу советским войскам, и надежды на некоммунистическую Чехословакию не оправдались. Дивизия Буняченко покинула Прагу и продолжила путь на юг. Однако потеря на Пражскую операцию трех драгоценных дней помешала дивизиям РОА соединиться; к тому же чешскими партизанами-коммунистами в районе Пршибрама были захвачены генералы из 2-й дивизии – Боярский (повешен), Шаповалов (расстрелян), Трухин (выдан советским властям, как и, видимо, Благовещенский и М.В. Богданов). Оставшиеся в госпитале «все раненые власовцы были расстреляны прямо в кроватях» (Хоффман Й. История Власовской армии. С. 215, 197) – так «освобождала Прагу» армия Конева...
Памятник погибшим солдатам РОА на Ольшанском кладбище в Праге.
Между трех "жерновов"
В 1945 г. поражение Германии ни у кого не вызывало сомнений. Еще в марте руководство КОНРа приняло секретный план о сосредоточении своих вооруженных сил в районе Альп, чтобы позже соединиться с югославскими отрядами Д. Михайловича, Д. Льетича и М. Недича для партизанской борьбы против коммунистов. (Накануне этот план, при посредничестве Меандрова, обсуждался и был одобрен членами Исполбюро НТС, сидевшими еще в немецкой тюрьме.) Руководители РОД полагали, что союз западных демократий со Сталиным – чисто тактический и временный; что после падения Германии англо-американцам понадобятся части РОА – для противодействия режиму, принципиально враждебному демократии.
Поэтому КОНР и НТСНП пытались заранее установить контакты с представителями Международного Красного Креста и западными державами, чтобы объяснить им свои цели (содержание Пражского Манифеста казалось достаточным основанием для этого) ‒ но безуспешно. (Подробнее см.: "Миссия русской эмиграции", глава 12, там указаны источники используемых ниже цитат.) На 25 апреля 1945 г. было подготовлено обращение Власова по Пражскому радио к народам всех государств, представители которых собрались в Сан-Франциско в связи с созданием ООН, – но немецкие власти воспрепятствовали радиопередаче.
В последние дни войны «По мере продвижения союзных войск, на западе, по распоряжению Власова, за линиями англо-американцев оставлялись лица, снабженные письменными полномочиями КОНРа. Эти лица (как правило, один старый и один новый эмигрант. – М.Н.) должны были добиваться приема в военных штабах и вести переговоры о капитуляции частей РОА с единственным условием – невыдачей их Советам». Например, парламентерами к американцам были посланы Штрик-Штрикфельдт и ген. Малышкин (выдан в СССР), в другом направлении – В. Быкадоров (член НТС из Франции) и Лапин (позже выдан); к англичанам – В.Д. Поремский и М.К. Мелешкевич, которых вместо переговоров посадили в лагерь (Мелешкевича тоже выдали). Попытки спасения русских предпринимали и немецкие военные, используя свои довоенные связи...
Кое-где сами англичане распространяли обнадеживающие листовки, заверяя русских, что «перебежчикам гарантируется "свободная и независимая жизнь", 900 членов РОА в Намюре, сдались поверив этому Обещанию». Все части РОА, не сделав ни единого выстрела, сдались англо-американским войскам. Однако натолкнулись на полное непонимание идеи "третьей силы" и даже на враждебность, у англо-американцев к этому была конкретная причина: русские батальоны, использованные немцами на Западном фронте. Руководители РОА пытались объяснить, что ни КОНР и командование созданной лишь в январе 1945 года РОА к этому отношения не имели. Они просили политического убежища и выражали готовность объяснить перед судом, почему и с какой целью оказались союзниками немцев...
Власов, Меандров, а также старые эмигранты генерал С.К. Бородин (командир полка у Туркула), генерал Краснов писали меморандумы. Объясняли, что сталинское правительство не имеет полномочий от народа, который постоянно боролся против большевиков (гражданская война, восстания), и РОА продолжает эту борьбу. Поэтому не Сталин должен быть союзником демократий, а РОА. Были письма королю Георгу VI, в Лигу Наций, в Международный Красный Крест, архиепископу Кентерберийскому, госпоже Рузвельт (отмечалось, что при сталинском режиме было убито около 20 миллионов человек). Меандров напоминал о приказе № 270 от 16 августа 1941 г., по которому сдавшиеся в плен советские солдаты считались изменниками и заочно приговаривались к смерти, а их семьи к аресту.
Никто из них не знал, что их участь была давно предрешена союзными правительствами. Первые группы вездесущих русских в немецкой форме были захвачены англо-американцами в Северной Африке и тихо выданы в СССР через Египет и Иран, по устной договоренности, еще в 1943 году. Так же стали поступать с пленными в Европе. 11 февраля 1945 г. эта договоренность была зафиксирована в Ялте подписанием секретного соглашения между демократиями и Сталиным о выдаче в СССР всех советских граждан по состоянию границ на 1 сентября 1939 года, независимо от их согласия. (Генерал де Голль заключил со Сталиным свое аналогичное "ялтинское соглашение" 29 июня 1945 года.)
Выдачи были произведены в разное время, но всегда обманным путем и с большой жестокостью. Освободители Праги (1-я дивизия), Власов и его штаб были выданы американцами уже 12 мая: в расположение обезоруженных власовцев были впущены советские танки, которые расстреливали людей... Казаки с семьями были выданы англичанами, с сотнями жертв, в мае–июне, 2-я дивизия РОА (уже лишившаяся Трухина, Боярского, Шаповалова, Зверева) под командованием Меандрова была интернирована и депортирована в СССР порциями (спаслась десятая часть)...
Таким образом, отказавшись от спасения своих пленных в ходе войны, советское правительство потребовало назад выживших как преступников. И теперь уже не только Сталин и Гитлер, но и западные демократии игнорировали Женевскую конвенцию 1929 г. по обращению с пленными, по которой правовое положение пленных «определялось единственно внешним признаком – формой, которую они носили в момент пленения, а не их национальностью» (РОА имела немецкую форму с русскими знаками различия). Хоффман отмечает, что западные державы придерживались этого принципа во время войны, поскольку «в армиях Великобритании и США воевало множество представителей других стран, в том числе стран Оси (немецкие и австрийские эмигранты, среди них было много евреев), и их следовало уберечь от опасностей, связанных с пленом... Но война шла к концу, опасность ответных мер уменьшалась, и союзники проявляли все меньше склонности соблюдать Женевскую конвенцию». А по окончании войны они стали рассматривать власовцев «как предателей союзной державы» (Хоффман Й. История.... С. 241–242) – вопреки Конвенции, без всякого разбирательства и суда.
Старые эмигранты пытались спасать соотечественников. Наиболее распространенным способом спасения было изготовление фальшивых документов, дававших статус "старых эмигрантов": югославских, чешских, польских. Но выдавать себя за старых эмигрантов не везде удавалось: англичане устраивали языковые проверки с привлечением СМЕРШа; при попытке к бегству был приказ – убивать ( Бетелл Н. Последняя тайна. Лондон, 1977. С. 45–46, 113, 137, 143, 149, 234).
Хоффман отмечает действия Зарубежной Церкви. В августе 1945 г. «митрополит Анастасий заявил протест генералу Эйзенхауэру, и это, несомненно, повлияло на решение приостановить выдачи», но лишь на время. Секретарь Синода «протоиерей граф Граббе и полковник Кромиади по поручению Синода посетили американскую штаб-квартиру во Франкфурте, тщетно пытаясь добиться отмены приказа. Таких попыток остановить выдачи со стороны Синода было множество. Бывало, священники с крестами в руках становились перед английскими и американскими солдатами, пытаясь их остановить, вразумить – их, бывало, сметали с дороги прикладами и дубинками...
Англичане действовали особенно коварно, заверяя, что «выдачи несовместимы с честью Великобритании» – так было в Австрии, в лагере Пеггец близ Лиенца (там остановился Казачий стан генерала Доманова – полувоенное поселение). Сначала всех разоружили под предлогом "замены вооружения". Затем 28 мая 1945 г. (якобы "на конференцию") были увезены и переданы СМЕРШу офицеры. 1 июня был предпринят штурм лагеря (более половины его составляли женщины и дети) – во время богослужения под открытым небом, под тысячегласое пение "Отче наш"; в молящихся стреляли, кололи штыками, били священников, перевернули престол... Десятки трупов, окровавленные иконы и хоругви остались на площади. В следующие дни англичане вместе со СМЕРШем устроили совместную охоту на беглецов в горах – общее число жертв было не менее 150...
Кладбище жертв выдачи в Лиенце, Австрия.
Согласно множеству свидетельств, особой жестокостью в выдачах в Лиенце отличались военнослужащие в английской форме из так называемой "Палестинской бригады" (созданного в 1944 г. еврейского подразделения в составе союзных сил). М.П. Негоднов из Терско-Ставропольской станицы Казачьего стана вспоминал: «раздались выстрелы и появились бесы в английской форме с бело-голубыми ленточками на плечах – знак палестинской бригады... Многие из них говорили по-русски... Эти бесы клещами врезались в гущу людей и палками, прикладами и штыками гнали их к грузовикам и там, как мешки с картофелем, грузили живых, больных, убитых, женщин, детей и священников. Кто оказывал сопротивление, зверски били палками, прикладами или просто закалывали штыками. Одного священника закололи через икону, которую тот держал... (Станица. М., 1992. № 4. Июнь. См. также: Науменко В.Г. Великое предательство. Выдача казаков в Лиенце и других местах (1945–1947). Нью-Йорк, 1970. Т. 1. С. 219; Польская Е. Это мы, Господи, пред Тобою. Невинномысск, 1995. Гл. 4: "Тайна" нашей репатриации.)
Если бы казаки знали, что их обманут – они бы защищались и предпочли погибнуть с оружием в руках. Но, как писал генерал Науменко: «Русские офицеры привыкли верить слову офицера, и они не допускали, что англичане способны на такое».
Англичане даже перевыполнили ялтинские обязательства: «Тысячи беженцев, никогда не живших в советской России, покинувших свою страну в 1919 г. в качестве союзников англичан и американцев и, соответственно, не имевших отношения к Ялтинским соглашениям, были переданы в Австрии СМЕРШу по договоренности столь секретной, что до сих пор принимаются самые исключительные меры для сокрытия следов этой операции», – пишет Н. Толстой.
Так, «по ведомостям Казачьего стана, не меньше 68% офицеров Доманова, или около 1430 человек, являлись старыми эмигрантами»; немало таких было среди рядовых и членов семей. В числе не подлежащих выдаче были хорошо известные англичанам союзники по Первой мiровой и гражданской войне генералы Краснов, Шкуро (награжденный английским орденом Бани), Султан-Гирей Клыч (предводитель кавказцев). «Никак нельзя сказать, что старые эмигранты не старались привлечь внимание к своему статусу. Султан-Гирей прибыл в лагерь в Шпиттале в полной форме царского офицера, генерал Кучук Улагай размахивал... албанским паспортом. В Пеггеце многие показывали майору Дэвису нансеновские паспорта и паспорта различных европейских стран». Вообще у англичан «могло создаться впечатление, что у казаков заправляют делом исключительно старые эмигранты». Однако полученный английским бригадиром Мессоном «устный приказ полностью исключал всякую возможность не выдавать казаков, не являющихся советскими гражданами».
Выдавали эмигрантов и американцы, и финны, и французы, датчане, норвержцы, и нейтральные Швейцария и Швеция ‒ вся Европа... Только маленькое немецкое княжество Лихтенштейн сумело противостоять всем настояниям советского правительства и находившейся в стране советской репатриационной комиссии, не допустив нарушения государственных законов и христианских заповедей любви к ближнему», – пишет Хоффман. Эта конституционная монархия (ею тогда правил Франц-Иосиф II) площадью в 157 кв. км и с вооруженными силами в 11 полицейских была единственным государством, которое отказалось присоединиться к всеобщему демократическому предательству.
Франц Иосиф II (1906‒1989) ‒ 14-й князь Лихтенштейна, правил с 1938 по 1989 годы.
В Лихтенштейне спаслись остатки 1-й Русской национальной армии генерала Хольмстона-Смысловского (с ними прибыл и "Великий Князь" Владимiр Кириллович, бежавший от наступавших англо-американцев на автомобиле, предоставленном ему германским посольством в Париже; он вскоре перебрался в Испанию, где получил убежище от генерала Франко, и еще долго не решался навестить свою виллу в Сен-Бриаке, которая за коллаборационизм была опечатана французскими властями). Советский генерал угрожал, что «если они не будут выданы, Советский Союз никогда не установит ни дипломатических, ни экономических отношений с Лихтенштейном». Глава княжеского правительства А. Фрик ответил: «Ну что же, это дело ваше, но я не хочу, чтобы мои внуки когда-либо могли сказать, что их дед был у6ийцей».
Англо-американцы прекрасно знали, что ждет выдаваемых: в Мурманске, Одессе, Любеке расстрелы производились чуть ли не на глазах у англичан, и они об этом писали рапорты. В главном пункте передачи казаков, австрийском Юденбурге, «несколько дней и ночей... работали расстрельные команды, постоянные залпы глушились запущенными для этой цели двигателями». Все это еще в 1944 г. предвидел особенно настаивавший на выдачах британский министр иностранных дел А. Иден: «если мы сделаем так, как хочет советское правительство, ...мы многих из них пошлем на смерть»; но «нам они здесь не нужны».
Самоубийства среди выдаваемых были столь обычным явлением, что, например, в 1947 г. при выдачах из Италии «каждый состав включал в себя и вагон-морг», поскольку советские представители соглашались «принять мертвых и засчитать каждого из них за выданного пленного». «Двадцать лет культивируемого ужаса и безсилия вступили в свои права... Из страха перед этим страхом люди тогда кончали самоубийством», – пишет Казанцев. Другие боялись, что не выдержат пыток и им придется предать те идеалы, за которые они боролись... Группа офицеров в Дахау покончила с собой, чтобы "вразумить" американцев и этим спасти остальных (не помогло...).
А где же в это время была демократическая пресса? Почему не отстаивала свои "принципы гуманизма"? Бетелл пишет: «прессе "посоветовали" не оглашать этого дела. Время было военное, и журналисты поступили так, как им было сказано». Правда, появлялись статьи со злорадствующими заглавиями, как, например: "Самоубийство красных изменников в Дахау" (при этом армейская газета "Старз энд страйпс" сравнила их с "животными")...
Кроме того, правительства тщательно скрывали информацию. После выдачи в Лиенце был издан приказ: «...известно, что союзники во время операций широко применяют методы маскировки и обмана... Чрезвычайно важно, чтобы ни в какой форме не была обнародована практика союзников в этом и подобных вопросах... циркуляция приказа должна быть строго ограничена теми, кто знает о методах обмана».
Генерал-лейтенант Гельмут фон Паннвиц (Helmuth von Pannwitz 14.10.1898 — 16.1.1947)
Лишь небольшой части власовцев удалось спастись. Сам Власов отклонил возможность побега в Испанию на самолете; ни он, ни Меандров не воспользовались и намеками американских офицеров на возможность побега, решив до конца разделить судьбу своих солдат. Так же благородно и жертвенно поступил немецкий генерал Гельмут фон Паннвиц, командовавший казачьей дивизией, затем Казачьим станом.
В 1947 г. в "Правде" появилось сообщение о казни «главарей вооруженных белогвардейских частей в период гражданской войны атамана Краснова П.Н., генерал-лейтенанта белой армии Шкуро А.Г., командира "Дикой дивизии" – генерал-майора белой армии князя Султан-Гирей Клыч, генерал-майора белой армии Краснова С.Н. и генерал-майора белой армии Доманова Т.И., а также генерала германской армии фон-Паннвиц Гельмута» – из них лишь один Доманов, будучи советским гражданином, подпадал под Ялтинское соглашение. В эту группу он включен, поскольку тоже был казачьим командиром, а к «генералам белой армии» причислен, видимо, чтобы одним "изменником" не портить картины из «белогвардейских главарей» и иностранца, которые «проводили активную шпионско-диверсионную и террористическую деятельность против СССР». О казни главных советских "изменников", "агентов германской разведки" Власова А.А., Малышкина В.Ф., Жиленкова Г.Н., Трухина Ф.И., Закутного Д.Е., Благовещенского И.А., Меандрова М.А., Мальцева В.И., Буняченко С.К., Зверева Г.А., Корбукова В.Д. и Шатова Н.С. – было сообщено раньше.
Остаткам Русского корпуса, благодаря усилиям полковника У. Линга (бывшего британского офицера связи с Деникиным и Врангелем), лишь с трудом удалось доказать, что они не подлежат выдаче. Учитывая, что корпус был преемником армии Врангеля – ему в какой-то мере удалось повторить "галлиполийское сидение" в Австрии: 4500 человек сохраняли образцовую дисциплину и назвали место своего интернирования "Белый русский лагерь". Старший корпусной священник Борис Молчанов устраивал богослужения, на которые собирались все полки. Последним командующим корпуса стал полковник А.И. Рогожин (после смерти ген. Штейфона 30 апреля 1945 г.). За годы войны через корпус прошло 17 090 человек; потери: убито и умерло 1132, ранено 3280, пропало без вести 2297…
Влиятельные защитники нашлись у украинской дивизии СС "Галиция" (переименованной в "1-ю Украинскую"). Ее командующий П. Шандрук бежал в американскую зону, а сама дивизия (10 000 человек) из района Австрии, где шли выдачи казаков, была переведена в Италию. На Потсдамской конференции Сталин лично потребовал ее выдачи. К тому же, «в отличие от казаков Доманова, люди Шандрука яростно воевали против советских войск» и были формально дивизией СС. Тем не менее было выдано только 112 человек, остальные были объявлены "польскими гражданами" (хотя половина ими не была). Летом 1947 г. их перевезли в Англию, где они даже получили работу (вероятно, сыграло роль заступничество польского генерала Андерса и римского Папы, а также опасение, что на сей раз не удастся сохранить операцию в тайне; многие из них потом обосновались в Америке как русофобское ядро украинской эмиграции).
Ялтинское соглашение предусматривало выдачу не только власовцев и военнопленных, но также "остовцев" и беженцев. Вот как это происходило в обычном лагере для перемещенных лиц под Бременом:
«...около 2-х часов ночи у обнесенного проволокой лагеря остановились английские и советские военные машины... разом включились все прожектора, ярко осветив лагерь. Его обитатели в панике бросились из своих жилищ – их встретил пулеметный огонь советских охранников. На глазах у майора Вольфа и его солдат с десяток мужчин, женщин и детей были убиты на месте. Раненых было много больше...». Майор Вольф «присутствовал при нескольких массовых расстрелах. В ответ на его рапорт полковник Питер Лейн из разведки ответил, что такова политика британского правительства и ничего поделать тут нельзя».
Все это происходило в то время, когда союзники-победители торжественно подписывали Устав ООН (26.6.1945) и когда на Нюрнбергском процессе (20.11.1945–1.10.1946) судили побежденных за – «тягчайшие преступления против человечества»...
Среди перемещенных лиц были беженцы, спасавшиеся от ареста за "сотрудничество с оккупантами" (а "сотрудничал" каждый, кто при немцах работал по своей специальности и не помогал партизанам). «Большинство беженцев успевало отходить от родных мест на десятки, самое большее сотни, километров – их настигал фронт... Беззащитные, малоподвижные даже для самосохранения, сгрудившиеся на проселочных дорогах многотысячные толпы женщин, стариков, детей, с подводами, нагруженными домашним скарбом, иногда ручными тележками – были хорошей мишенью... Все стратегические операции танковых частей Красной Армии... проходили, прежде всего, по живому телу беженской массы. Большая часть ее была захвачена еще в пределах Советского Союза, меньшая часть вышла за его границы... Глухими проселками Польши, Венгрии, Румынии с востока на запад тянулись безконечным потоком караваны подвод, запряженных лошадьми, на юге нередко волами, сопровождаемые на многие километры растянувшимися лентами пешеходов. Караваны идут в темную даль, в неизвестность, идут не куда-нибудь, а "оттуда". Идут не с немцами, а уходят от большевиков. Сколько их? к чему они стремятся? Никто, в том числе и они сами, не смог бы ответить на эти вопросы...» (Казанцев А. Указ. соч. С. 235–236).
Выдачи в СССР продолжались до 1947 года. Согласно советским данным, опубликованным в 1945 г. (и, следовательно, неполным), было «освобождено и репатриировано было 5 236 130 советских граждан» (сюда включены не только выданные Западом, но и захваченные в советской зоне оккупации Германии). «Бывший офицер НКВД, имевший доступ к досье этой организации», сообщил, что в 1943–1947 гг. «было репатриировано около пяти с половиной миллионов русских» (Толстой Н. Указ. соч. С. 453).
Хоффман считает, что около трети власовцев и военнослужaщиx "восточных батальонов" были расстреляны, остальные (выданные позже) получили по 25 лет лагерей. "Остовцы" получали меньшие сроки (чаще всего 10 лет) или посылались на тяжелые работы – их преступление состояло в том, что они заглянули на "другую сторону луны" и уже не могли слепо верить советской пропаганде...
Главное же, почему советская сторона настаивала на выдачах – чтобы не укреплять эмиграцию свежими силами и не выпускать в западный мiр миллионы свидетелей своих преступлений.
В аннотации издательства "Посев" к книге А. Казанцева "Третья сила" сказано: «Из исторической перспективы попытка создания независимой "третьей силы" на гитлеровской территории во время войны может показаться еще безнадежнее, чем это выглядело тогда. Но не пришлось ли бы всем нам еще больше стыдиться.., если бы этой попытки не было?».
Вспоминая о том выборе меньшего зла, который стоял перед Русским Зарубежьем в начале войны, можно видеть, что в своих надеждах жестоко обманулись обе части эмиграции: ни Гитлер, ни демократии не были заинтересованы в свободной России. Гитлер погубил в концлагерях миллионы противников коммунистического режима, а Запад после войны выдал уцелевших на расправу Сталину – тоже миллионы. Обманулись и те – как в эмиграции, так и в СССР, – кто надеялся на национально-патриотическое перерождение режима после победы...
Русская "третья сила" оказалась песчинкой между трех жерновов. Но для самой "песчинки" эта почти утопическая цель была единственно приемлемой с нравственной точки зрения.
Тысячи эмигрантов сознательно шли на это, покидая свои семьи и рискуя жизнью. Для них это было продолжением гражданской войны за Россию в рамках Второй мiровой. Они не написали книг, не внесли своего вклада в культурное наследие эмиграции. Но, как отмечал в другой связи Г.П. Федотов: героизм и подвижничество отдельных представителей нации имеют для нее такое же онтологическое значение, как создание художественных памятников и научных систем. Думается, и в это время личный героизм был по обе стороны линии фронта, разделившей русских людей в те трудные годы...
Однако годы войны наглядно показали существование в России национально-освободительного потенциала – проявившегося, несмотря на все разрушения и потери. И лишь состояние мiра было таково, что этот потенциал не мог реализоваться – в этом причина спорных сторон явления РОД.
Вторая мiровая война стала экстремальной ситуацией, в которой обнажилась духовная суть всех сил, противоборствовавших в расколотом мiре: западной капиталистической демократии, коммунизма, нацизма. Это окончательно доказало, что ключ к освобождению и возрождению России – только в самой России; что освобождение снаружи – вряд ли возможно, ибо в эгоистическом мiре у русского дела нет друзей.
Пленный немецкий генерал Кестринг (родившийся и получивший образование в царской России, затем военный атташе Германии в Москве, в годы войны безуспешно пытался исправить восточную политику Гитлера) заявил на допросе американскому командованию: «Мы, немцы, из-за неразумия, ненасытности, неспособности и невежества проиграли огромный капитал, который вообще в борьбе против большевизма мог и может быть. Мы смешали с грязью облик европейской культуры в представлении безчисленных русских... Вы сейчас не поймете меня, если я вам скажу, что вы в эти недели этот капитал во второй раз разрушили [насильственными выдачами], и не только в материальном смысле, но и в душах всех тех, кто надеялся на вашу помощь и разумение, после того, как они Германией были брошены на произвол судьбы. Очень легко может быть, что вы в недалеком будущем обратитесь в памяти к тому, что гибнет в эти недели»
Послевоенный период Холодной войны характерен тем, что в мiре остались только две из этих противоборствовавших сил, в конфликте между которыми, грозившем новой Мiровой войной, предстояло жить и действовать и русской политической эмиграции, и всему оставшемуся порабощенным русскому народу, – помня о полученном уроке.
Почему не исполнилось пророчество прп. Аристоклия?
В заключение вернемся к неисполнившемуся пророчеству прп. Аристоклия. Какой был дан знак нашему народу: нападение Германии на СССР случилось в день Всех Святых, в Земле Российской просиявших! Однако не произошло ни внешнего освобождения России от антинародного богоборческого режима, ни его внутреннего перерождения. Победа в войне сохранила и продлила власть КПСС еще почти на полвека с катастрофическим, но закономерным крахом всего государства. Как же относиться к этому пророчеству?
Вспомним слова Господа: «Иногда Я скажу о каком-либо народе и царстве, что искореню, сокрушу и погублю его; но если народ этот... обратится от своих злых дел, Я отлагаю то зло, которое помыслил сделать ему. А иногда скажу о каком-либо народе и царстве, что устрою и утвержу его; но если он будет делать злое пред очами Моими и не слушаться гласа Моего, Я отменю то добро, которым хотел облагодетельствовать его» (Иерем. 18:7-10; курсив наш). Это подтверждает история с Ниневией (Ион. 3).
Видимо, в те военные годы наш народ уже был настолько обезкровлен большевицкими репрессиями (уничтожали элиту), терроризирован, лишен национального самосознания и исторической памяти, превращен в заложника антинародной власти, которую ему пришлось защищать вместе с Родиной, ‒ что в нем не нашлось достаточных сил и пригодности для того, чтобы это пророчество осуществилось. В СССР было воспитано и новое поколение Павликов Морозовых и Зой Космодемьянских. Не было главного: покаяния за революционное отступничество, поэтому и не получили Божию помощь. И даже Церковь стала новая – нераскаянная, благословляющая богоборческую власть, восхваляющая Сталина и отвергающая подвиг Новомучеников. Да и руководители РОА из бывших советских офицеров обнародовали Пражский Манифест с нераскаянным одобрением завоеваний Февральской революции...
Теоретически это "избавление от немцев" могло произойти, поскольку политические круги в Германии были неоднородны, даже среди высших военачальников было немало симпатизировавших исторической России и не согласных с политикой Гитлера. Однако этот вариант положительного исхода при победе немцев над большевицким режимом не осуществился потому, что цели и силы фюрера возобладали, и он потерпел поражение в поначалу успешной войне против СССР, потому что игнорировал русский народ как союзника и своей колонизаторской политикой настроил его против себя.. Этим он погубил и русское освобождение, и саму Германию.
В ином виде это пророчество могло осуществиться, если бы война (по образцу вразумляющего нашествия Наполеона, о чем писал прп. Феофан Затворник) побудила бы наш народ к покаянному восстановлению исторического национального самосознания и изменила бы коммунистический богоборческий строй на традиционный русский. На это также надеялись многие и в эмиграции ("оборонцы"), и в СССР. Но Сталин прибег к русскому патриотизму и реабилитации Церкви лишь временно в лукавых тактических целях, обманув народ (см.: Игорь Курляндский. Как Сталин использовал Церковь для победы в войне).
Ныне "ВОВ" превращена властью в главную государственную "священную религию" зомбирования (воистину "опиум для народа"), которой подчинено и официальное православие с его ритуалами возложения венков к сатанинскому огню Геенны огненной, горящему из пентаграмм. Победа в ВОВ ‒ "это наше всё!". Это национальная гордость и "скрепа" на все времена, какая бы антинародная власть у нас ни была и сколько бы времени ни прошло! Вместо того, чтобы покаянно отделить ту народную победу (со всей ее страшной ценой) от целей антинародной власти, виновника столь страшной цены ‒ нынешние правители эту кровавую власть закрашивают и лакируют, благодарят советскую власть и считают себя ее преемниками. Попытки исследовать и установить историческую истину клеймятся как "фальсификация истории", "попытка пересмотреть итоги войны", "реабилитация нацизма", "экстремизм", "антисемитизм". А заведомо фальшивое салютно-освободительное победобесие на костях десятков миллионов жертв со славословиями Красной армии и Сталину выставляет наш народ не только безнравственными истериками-садомазохистами в глазах наших соседей, тоже пострадавших от войны и от их советского "освобождения", но и главное ‒ всё это выставляет нас в глазах Бога ничему не научившимися от попущенной нам для последнего вразумления революции.
В следующей главе рассмотрим итоги войны для Германии: как с ней поступили победители.
(Постепенно будут вноситься уточнения и дополнения, поэтому при заимствовании текста его следует брать в свежем виде с "Русской идеи". В следующей главе: 26. Поражение Рейха, "гуманитарное освобождение Европы" Красной армией, первая месть победителей.)