Чего же мы, православные христіане, желаемъ отъ нашихъ пастырей? Съ какими запросами мы идемъ къ нимъ? Чѣмъ они могутъ заслужить нашу любовь и наше довѣріе?
Не буду говорить о богословскомъ образованіи и о подготовкѣ къ духовному пастырству, прозорливому и бережному въ личномъ общеніи. Само собою разумѣется, что духовнымъ лицамъ надлежитъ знать Писаніе, и Преданіе, и все ученіе Церкви — лучше насъ, и разумѣть все это глубже насъ, чтобы помогать намъ въ часы сомнѣнія и въ поискахъ разумѣнія. Они должны владѣть душевно-духовнымъ искусствомъ пастыря, глубокочувствіемъ и яснымъ взоромъ духовника, проницательно разумѣющаго индивидуальную человѣческую душу и способнаго указать ей въ трудную минуту жизни вѣрный путь. Эти познанія необходимы, это искусство драгоцѣнно; здѣсь не можетъ быть двухъ мнѣній. Но мнѣ кажется, что мы ожидаемъ отъ нихъ бóльшаго; что для насъ важнѣе всего — истинный и живой евангельскій духъ, тотъ духъ, который свидѣтельствуетъ намъ о Христовой благодати. Я разумѣю: молитвенную силу, любящее сердце, и свободную, живую христіанскую совѣсть...
Что можетъ дать человѣку богословское наставленіе, проистекающее изъ отвлеченнаго, сухого, логически умствующаго разсудка, не созерцающаго сердцемъ Христа Спасителя и не помогающаго намъ увидѣть Его? Какое значеніе имѣетъ абстрактная «экзегеза» или дедуктивный аргументъ въ созерцательныхъ и молитвенныхъ пространствахъ живой религіозности? Могутъ ли они дать религіозную очевидность душѣ, ищущей Божьяго свѣта и огня, чающей живого Бога? Сколько разъ, слушая за границей бесѣды и проповѣди инославнаго духовенства, мы думали о томъ, какъ богато оно книжною образованностью и какъ скупо оно въ дарахъ сердца и духа! Какъ чуждо это русской православной душѣ!
Поистинѣ, нѣтъ лучшаго религіознаго наученія, нѣтъ болѣе дѣйствительнаго проповѣдническаго служенія, какъ сила и искренность личной молитвы. Ибо вѣра крѣпнетъ и распространяется не отъ логическихъ аргументовъ, и не отъ усилій понуждающей воли, и не отъ повторенія словъ и формулъ, но отъ живого воспріятія Бога, отъ молитвеннаго огня, отъ очищенія, подъема и просвѣтленія сердецъ, отъ живого созерцанія, отъ реальнаго воспріятія Благодати. Я полагаю, что многое зависитъ отъ способности священника искренно и беззавѣтно молиться сердцемъ, ибо если онъ способенъ къ этому, и если онъ молится такъ, въ своемъ уединеніи, то церковная его молитва будетъ зажигать, очищать и просвѣтлять сердца его прихожанъ. Это пламя одинокой молитвы будетъ горѣть и въ его церковномъ богослуженіи, и въ его проповѣди, и въ его жизненныхъ дѣлахъ. И мы, его прихожане, сразу почувствуемъ сердцемъ, что «Самъ Духъ» молится въ немъ «воздыханіями неизреченными» (Римл. VII, 26) и что эти воздыханія передаются и намъ по неизреченнымъ путямъ.
Пастырь, коему присуща эта искренность и сила молитвы, является какъ бы «неопалимой купиной» въ своемъ приходѣ: прихожане его, иногда сами того не замѣчая и не разумѣя, становятся соучастниками его молитвы; имъ передается теплота его вѣры; они пріобщаются его духовному полету. Его поученія воспринимаются по особому: не только умомъ, но и сердцемъ, живою совѣстью и честною волею. Его бесѣды несомы творческимъ духовнымъ опытомъ; онѣ проникнуты живымъ христіанскимъ созерцаніемъ; онѣ идутъ изъ сердца и воспринимаются всею душою. И уже простая встрѣча съ нимъ испытывается какъ утѣшеніе и безмолвное ободреніе.
А въ основѣ этого лежитъ нѣкій религіозный законъ, согласно которому глубина вѣры растетъ и крѣпнетъ въ молитвѣ, ибо молитва есть благодатное вознесеніе души къ Богу, озаряющее, очищающее и удостовѣряющее. Вотъ почему пастырь долженъ быть живымъ источникомъ и живою школою молитвы.
Второе, что мы желаемъ найти въ немъ — это живое любящее сердце. Вѣдь лучшее христіанское благовѣствованіе и утѣшеніе проистекаетъ изъ доброты и сердечнаго пониманія. Пока человѣческое чувство сохнетъ и глохнетъ въ умственно-отвлеченныхъ богословскихъ построеніяхъ, пока умъ холодно разсуждаетъ и выноситъ приговоры, враждуетъ въ преніяхъ и каменѣетъ въ ненависти, — до тѣхъ поръ человѣку остается недоступнымъ все откровеніе Господа Христа. Безсердечные люди не постигаютъ въ Евангеліи самаго главнаго; а понявъ, не живутъ имъ и не осуществляютъ его. Черствая жадность дѣлаетъ человѣка слѣпымъ и глухимъ. «Рѣки воды живой» (Іоан. VII, 38) текутъ только для любящихъ людей; ибо любовь отверзаетъ человѣку зрѣніе и слухъ, — и для Христова откровенія, и для жизни и страданія другихъ людей.
Если священникъ имѣетъ эту любовь, то она чувствуется и въ его церковной молитвѣ, слышится и въ его проповѣди, обнаруживается и въ его дѣлахъ. Кто бесѣдуетъ съ нимъ, или помогаетъ ему, у того возникаетъ особое ощущеніе: онъ чувствуетъ, что воспринялъ отъ своего духовника нѣчто драгоцѣнное, жизненно-важное и ободряющее, что онъ испыталъ свѣтъ и теплоту духовнаго огня, что онъ почувствовалъ живую доброту, что онъ приблизился къ тому, что разумѣлъ Христосъ, когда говорилъ о любви. Ибо живое сердце имѣетъ запасъ доброты для всѣхъ: утѣшеніе для горюющаго, помощь для нуждающагося, совѣтъ для безпомощнаго, ласковое слово для всякаго, добрую улыбку для цвѣтовъ и для птичекъ. И простое обхожденіе съ такимъ человѣкомъ становится незамѣтно живою школою сердечнаго участія, любовнаго такта, христіанской мудрости. И все это прекрасно и благодатно, ибо истинный духовникъ есть носитель христіанскаго духа, духа любви и сердечнаго созерцанія.
И вотъ, третье, чего мы ищемъ и ждемъ отъ нашего пастыря, — это свободная и творческая христіанская совѣсть. Эта совѣсть должна жить въ немъ, какъ самостоятельная и независимая сила, какъ критеріальная мѣра добра и зла, мѣра, по которой мы могли бы провѣрять, выправлять и крѣпить нашу собственную совѣсть. Тамъ, гдѣ мы подчасъ безпомощно сомнѣваемся и колеблемся, онъ, какъ мастеръ совѣсти, долженъ видѣть ясно и глубоко; гдѣ мы блуждаемъ и заблуждаемся, онъ долженъ знать и указывать прямую дорогу; гдѣ мы вопрошаемъ, онъ долженъ имѣть отвѣтъ. Онъ долженъ поддерживать насъ въ искушеніяхъ и соблазнахъ; онъ долженъ быть нашей опорой въ колебаніи и изнеможеніи. Онъ долженъ сразу прозрѣвать, гдѣ есть нечестность, неискренность, измѣна; но при этомъ — хранить справедливость въ судѣ и осужденіи. Ибо совѣстный христіанинъ не преувеличиваетъ — ни въ утвержденіи, ни въ отрицаніи; его сужденіе исходитъ изъ предметно-видящаго смиренія, но произносится съ мужествомъ и силою, ибо не онъ произноситъ его, а предметный огонь въ немъ. Намъ нуженъ искренній и откровенный исповѣдникъ, ничѣмъ и ни въ чемъ неподкупный, не алчный, безстрашный предъ сильными и свободный отъ властолюбія; намъ нуженъ живой очагъ христіанской совѣсти, съ чистымъ пламенемъ и кроткимъ свѣтомъ.
Мы же сами должны обезпечить ему независимую и достойную жизнь: мы должны разъ навсегда отрѣшить требу отъ мзды, чтобы погасить и въ насъ самихъ и въ нашемъ пастырѣ идею о томъ, будто молитва «покупается» и благодать «продается»; чтобы не было торговли о святынѣ; чтобы пастырь могъ молиться свободно, не помышляя о «прибыткѣ», а прихожанинъ могъ обращаться къ нему за помощью, не учитывая своихъ средствъ и расходовъ. Благодать и деньги инородны другъ другу; недостойно мѣрять Божіе дѣло монетою; невозможно унижать своего пастыря нуждою и поборами. Дѣло церкви есть дѣло духа, любви и совѣсти, дѣло молитвы и созерцанія; и прихожане должны снять со своего пастыря заботу о земномъ, обезпечивая ему необходимое и достойное.
...Всюду, гдѣ вѣетъ истинный духъ Христа, прихожане будутъ счастливы имѣть въ своемъ пастырѣ живой источникъ молитвы, любви и христіанской совѣсти; ибо сіи три основы составляютъ драгоцѣннѣйшую и сильнѣйшую скрѣпу христіанской церкви вообще. Мнѣ не кажется при этомъ, что высказанныя мною ожиданія слишкомъ высоки и трудны въ осуществленіи, ибо дѣло священника, пастыря и духовника не есть обычная профессія, сходная съ другими, но требуетъ особаго призванія и особыхъ даровъ. Эти дары даны не всякому; но кому они не даны, тотъ не долженъ посягать на это званіе. Здѣсь дѣло не столько въ «знаніи» и «умѣніи», сколько во «вдохновеніи»; не столько въ обрядовой словесности, сколько въ живой полнотѣ чувства; не въ отбытіи «требы», а въ духѣ ея совершенія. Пастырь, не знающій объ этихъ требованіяхъ и не укрѣпившій въ нихъ своего сердца, — на чемъ утвердитъ онъ свою вѣру и молитву, какъ поведетъ онъ своихъ прихожанъ къ Богу, чѣмъ наполнитъ онъ свой храмъ, какъ укрѣпитъ онъ свой приходъ?.. Спрашиваю и не нахожу отвѣта...
Это главное. Это самое существенное въ вопросѣ о грядущемъ религіозномъ устроеніи Россіи.
И.А. Ильинъ
1950 г.
Источникъ: Профессоръ И. А. Ильинъ. Наши задачи: Статьи 1948-1954 г.г. Томъ I. — Парижъ: Изданіе Русскаго Обще-Воинскаго Союза, 1956. — С. 216-219.
Александр Владимирович Маковский (1869 – 1924). На пасеке.
Золотые слова!