Возвращаясь к истории Русской Церкви XX века, мы видим, как большинство иерархов и церковной общественности, отравленное ядом различных либеральных учений, совершенно не понимало значения Царя как "Удерживающего". Вся энергия этих людей была направлена на борьбу за «отделение Церкви от государства», за «восстановление соборности и патриаршества», а то и прямо на борьбу против самодержавия. Бездумно повторялся лозунг итальянского масона Кавура: «Свободная Церковь в свободном государстве». Как в Италии этот лозунг использовался масонами против Римской церкви, так и в России он немало послужил разрушению вокруг Церкви внешней ограды и преданию ее на расхищен ие врагам.
Недооценивали значение "Удерживающего" и те иерархи, которые, будучи свободны от крайностей либерализма, держались за идеи славянофилов. Источник заблуждений славянофилов лежал в области догматики и состоял в том, что они, не преодолев до конца влияния "просвещения" XVIII века и особенно идей Руссо, не понимали греховного повреждения человека, верили в добро падшего естества, видели зло в основном во внешней среде. Отсюда их идеализация простонародья и сельской общины как единственной хранительницы веры и устоев народной жизни. Преувеличивая природную стойкость народа в борьбе, славянофилы соответственно приуменьшали значение охранительных учреждений и прежде всего Царской власти.
С этой идеализацией натурального падшего человека у славянофилов соединялось и нечувствие настоящего исторического момента, невидение близкой апокалипсической перспективы. Весь пафос славянофильства в "соборности", в "земстве", в "народном характере монархии", а не в ее служении "Удерживающего". Византия, в которой не было ни Земских Соборов, ни земского самоуправления, вызывала у них лишь раздражение и использовалась ими для оттенения свободной "славянской стихии". Русский Царь для славянофилов прежде всего "народный царь", а не Царь Третьего Рима. По свидетельству Константина Леонтьева, еще сам Государь Николай Павлович заметил, что из-под русского кафтана славянофилов торчат панталоны самой пошлой европейской демократии и либерализма (К. Леонтьев, «Славянофильство теории и славянофильство жизни»).
В справедливой критике славянофилами петровских реформ акцент был также сделан на разрушении уклада народной жизни, на отмене соборности и патриаршества. Главное же зло "петровщины" было не в этом, а в перемене государственного идеала: вместо Святой Руси как последнего оплота православной веры - Великая Россия, стремящаяся исключительно к земному могуществу и преуспеянию.
Но служение "Удерживающего", хотя и подорванное, русская царская власть сохранила и после Петра - и это надо подчеркнуть. Сохранила потому, что ни народ, ни Церковь от самого идеала православного Царства не отказывались и, как отмечал даже В. Ключевский, продолжали считать законом то, что соответствовало этому идеалу, а не петровские указы. Поэтому и в период вдовства царского Престола из-за отсутствия законного Царя-Помазанника во времена "бабьего царства" (XVIII в.), значение царской власти как "Удерживающего" не было целиком утрачено. Даже немец русской службы Миних с удивлением отмечал, что «Россия - единственное государство, которое непосредственно управляется Богом». В силу этого оказалось возможным, хотя и с немалым трудом, восстановить к концу XVIII в. законного Царя-Помазанника с православным самосознанием в лице Императора Павла Петровича и его потомства.
Некоторые противопоставляли взглядам славянофилов взгляды "официальных охранителей": Шишкова, Аракчеева, Победоносцева, Каткова и, находя ошибки у последних, делали вывод о справедливости первых. Но, думается, эта дилемма ложна. И Шишков и Победоносцев не были "назначены" выразителями церковной истины в последней инстанции, но были поставлены «государевыми служилыми людьми» и своей верной службой православному Царю принесли Российскому государству больше пользы, чем славянофилы своей общественно-литературной деятельностью.
Co взглядами же славянофилов стоит сопоставить взгляды святых Русской Церкви того времени: свтт. Филарета Московского, Игнатия (Брянчанинова), Феофана Затворника, св. прав. Иоанна Кронштадтского. Все они очень хорошо знали греховное повреждение человека вообще и своего народа в частности, трезво оценивали состояние самой Церкви, из наблюдаемой картины отступления чувствовали приближение конца и ясно презирали близкую апокалипсическую катастрофу.
Свт. Игнатий, ровесник первых славянофилов, писал в 1840-х годах: «Наше духовенство чрезвычайно легко поддается любым ложным мнениям не только неправославных, но даже неверующих философов и мистиков. Духовная школа, особенно академия, а также духовные журналы совершенно поражены лжеучениями Запада. Белое духовенство в огромном большинстве сдерживается в лицемерном православии только боязнью народа, еще держащегося за веру предков. У нас осталась только кое-какая внешность от Православия, но это мертвое тело без жизни. Россия находится накануне взрыва безбожного либерализма» (цит. по: Г. Флоровский. «Пути русского богословия», Париж, 1937).
Позже он писал: «Здание Церкви, колеблемое давно, может поколебаться внезапно и сильно. Некому остановить падение. Сосуды Духа иссякли окончательно. Страшно подумать, кому вверено настоятельство над душами». Ему вторит свт. Феофан: «Того и гляди, вера наша совсем испарится - епископы и попы всюду спят. Через поколение, много через два, иссякнет наше Православие».
Посему эти свв. Отцы, признавая главным не внешние реформы, а аскетическое возрождение человека, не увлекались планами восстановления соборности, а предпочитали охранительные учреждения, как более соответствующие наличному состоянию Церкви. Свт. Игнатий особо подчеркивал, что только духоносные мужи могут принести Церкви пользу, а реформы людей самообольщенных, пропитанных лжеучениями, принесут ей смертельный вред.
(Это наставление чрезвычайно важно и для нашего времени. Если даже под ограждением Царского скипетра нечто доброе в Церкви могли сделать только люди Духа, то тем более ныне, когда враждебный Христу мiр проникает в Церковь свободно, возвратить утраченную силу Церкви могут только духоносные вожди. В условиях православного Царства Церкви можно какое-то время не иметь пророков и харизматиков вроде Василия или Златоуста, сама внешняя ограда помогает Церкви расти и держаться. Но в безгосударное время даже искренняя верность догматам и канонам, церковное управление по всем правилам - сами собою решительно недостаточны. Даже в таком благоприятном случае Церковь обречена на постепенное таяние, более или менее быстрое.)
Выступая в 1860-е годы против восстановления соборности и патриаршества, митрополит Филарет отмечал, что «повреждения, накопившиеся в Церкви, превосходят все силы исправителей», что «про соборы нашим епископам известно лишь из книг, а не из жизни». Этот святитель более всех других подчеркивал охранительное значение власти православного Царя и всю свою церковно-государственную деятельность направлял на укрепление этой власти, а не на ее ослабление посредством либеральной псевдособорности.
Свт. Феофан, ссылаясь на св. Златоуста и блаж. Феофилакта Болгарского, так объяснял слова апостола Павла об "Удерживающем" пришествие антихриста (2 Сол., гл. 2): «Древние толковники Св. Писания удерживающим явление антихриста считали и римское Царство. В наше время можно разуметь под этим Царскую власть. Царская власть, имея в своих руках способ удерживать движения народные и держась сама начал христианских, не попустит народу уклониться от них, будет сдерживать его. А так как антихрист главным делом своим будет иметь отвлечение всех от Христа, то он и не явится, пока будет в силе царская власть. Она не даст ему развернуться и помешает ему действовать в его духе. Вот это и есть удерживающее. Когда же всюду заведут самоуправство, республики, демократию, - тогда антихристу откроется простор для действования. Сатане нетрудно будет подготовлять голоса в пользу отречения от Христа, как это показал опыт французской революции прошедшего и нынешнего столетия. Некому будет сказать "вето" властное; смиренного же заявления веры и слушать не станут. Вот когда заведутся такие порядки, благоприятствующие раскрытию антихристовых стремлений, тогда и явится антихрист. До того же времени подождет, удержится».
Уже XIX век представил два ярких примера того, к чему приводят Церковь, не имеющую ограды в виде православного Царя, "соборность" и "симфоничность" с либерально-демократической общественностью. В 1820-х годах демобщественность новообразованного греческого государства увлекла архиереев Эллады в раскол от Константинопольского Патриарха. Затем аналогичную схизму в 1860-х годах спровоцировала демобщественность болгарская, не только толкнув болгарских архиереев на конфликт с Константинопольским Патриархом, но и попытавшись (правда, безуспешно) втянуть в него Русскую Церковь.
