13. На фронтах «холодной войны»

"Репатриация", совпатриоты и ди-пи

Сразу после войны политика западных союзников Сталина была такова, что агенты НКВД свободно рыскали по всей Европе в поисках беглых советских граждан: «Советская репатриационная комиссия выезжала на ловлю своих жертв на автомобиле, а за машиной следовал большой омнибус для добычи»; для этого «на территории Франции было создано 70 лагерей на французском довольствии, но под исключительным советским контролем (было также пять лагерей, управлявшихся американцами, и один – англичанами»[1]). Нередки были попытки похитить или убить как скрывавшихся беглецов, так и старых эмигрантов[2].

Н. Толстой отмечает и такую причину столь рьяного проведения "репатриации": «В январе 1946 г. НКВД опасалось, что Запад собирается сформировать армию русских эмигрантов для вторжения в СССР». При тогдашней политике Запада эти подозрения выглядят фантастическими, но они «отражали весьма реальные страхи Сталина... Ведь Гитлеру, несмотря на крайне жестокое обращение с русскими, удалось все же набрать из военнопленных почти миллион желавших воевать против коммунизма. Какого же успеха могли добиться гуманные демократические страны, если бы им пришло в голову начать ту же игру!»[3].

Однако самое большее, на что тогда были способны демократы, видно по отношению к перебежчикам из советских войск в Германии. Так, в 5-й дивизии у англичан попросили политического убежища около ста красноармейцев, о которых офицер штаба свидетельствует: «В отношении этих несчастных применялась "операция Нью-Йорк": "их держали под арестом и, выведав от них на допросах незначительную военную информацию, везли на контрольный пункт в Хельмштедт и там передавали Советам"...»[4].

«Тогда англо-американцы точно старались не отставать в зверствах от своих советских союзников. И все это усугублялось тем, что упомянутые зверства происходили через год, а то и два после войны, когда все солдаты вернулись с фронтов к своим семьям, когда, казалось бы, было покончено с теми, кто вызвал это кровавое международное побоище и следовало бы успокоиться и образумиться. Вместо этого экзекуция над советскими беженцами, выходцами из Советского Союза после 39-го года, все еще продолжалась»[5], – пишет Кромиади.

Французы повели себя иначе. «Нам неизвестны случаи участия французских солдат в насилиях над пленными», – замечает Н. Толстой. Потому что французское правительство доверило проведение этого насилия самому НКВД. Тогда «в Париж прибыла советская репатриационная комиссия, возглавляемая генералом Драгуном. Первым делом он решил навести порядок в лагерях перемещенных лиц, для чего самолично застрелил десять человек, подвернувшихся под руку. Комиссия целиком состояла из офицеров НКВД», которые «установили настоящее "царство террора". Французская полиция их совершенно не контролировала – вероятно, по распоряжению свыше, – и они развязали в Париже буквально оргию шпионажа, похищений людей и убийств». Все это, разумеется, покрывали французские коммунисты, снова вошедшие в правительство[6].

И оборончество к этому времени проделало эволюцию: «Небольшая, но весьма активная группа русских эмигрантов, так называемых "советских патриотов", начала сотрудничать с советскими карательными органами и помогала СМЕРШу охотиться за русскими черепами»[7], – вспоминает А.П. Столыпин.

Основанная в оборонческих кругах сначала как подпольная (1943–1944) газета "Русский патриот" в марте 1945 г. превратилась в "Советского патриота" (1945–1948), а Союз русских патриотов соответственно в Союз советских патриотов. Выходили того же направления "Русские новости" (под ред. А.Ф. Ступницкого – он и многие его авторы до войны были сотрудниками милюковских "Последних новостей" и считали себя их преемниками). В этой среде говорилось, что участники Русского Освободительного Движения «проповедывали и оказывали поддержку Германии против России во имя свержения советской власти», но «мы были ближе к Сталину, чем к ним, ...он России менее вреден»[8] – так объясняли свое поведение члены эмигрантской делегации, которая 12 февраля 1945 г. нанесла исторический визит советскому послу в Париже. При этом бывший посол Временного правительства Маклаков выразил готовность «признать, что советская власть – национальная власть и противодействие ей прекратить... Мы борьбу прекратили; от тех, кто хочет ее вести, мы отделились. Самого крушения советской власти мы уже не хотим»[9].

Позже Маклаков признает: «На меня насели, и мне стало неловко уклониться от участия в несении ответственности». Что это была за ответственность – проясняет состав делегации, в которой, кроме Маклакова, были: председатель Союза советских патриотов Д.М. Одинец, А.Ф. Ступницкий, В.Е. Татаринов, Г. Адамович и др., по отдельному приглашению посольство посетили адмиралы М.А. Кедров и Д.Н. Вердеревский (бывшие министры Временного правительства) – «все без исключения были масоны», надеявшиеся в то время «добиться открытия лож в СССР», отмечает Н. Берберова. Р. Гуль подтверждает и эти надежды, и просоветские настроения парижских масонов (в ложе "Юпитер" висели портреты Рузвельта, де Голля и Сталина) – именно тогда Гуль вышел из ложи, заявив, что это находится «в разительном противоречии с главными устоями масонства». Визиту масонов «предшествовал визит... в сов. посольство митрополита Евлогия», а в день победы над Германией «на ограде православного собора на улице Дарю водрузили красный флаг»[10]... В связи с получением эмигрантами советских паспортов в газете "Русский патриот" появилось письмо митр. Евлогия советскому послу: «Не могу удержаться, чтобы не выразить чувства глубочайшей радости...»[11]...

Большинство из этих людей впоследствии сожалели о своих иллюзиях. Особенно те, кто на волне совпатриотизма вернулся в СССР, как, например, семья еще одного масона, участника Сопротивления И.А. Кривошеина. Кривошеины пережили там тяжелое потрясение (арест отца и сына) и вырвались назад во Францию лишь в 1974 г. (Тем не менее, и к началу 1980-х гг., описывая пережитое, Н.А. Кривошеина сохранила те же взгляды на РОД: по ее мнению, это «были поклонники Гитлера, верившие в его звезду, верившие в фашизм и к концу войны примкнувшие к акции генерала Краснова или генерала Власова...»[12].)

Даже те представители леволиберального фланга, которые критически отнеслись к визиту группы Маклакова, часто не отвергали самой сути совпатриотизма. Так, еще один бывший министр Временного правительства, А.И. Коновалов (живший тогда в Нью-Йорке), писал в этой связи: «Столкновение народа и власти не могло быть вечным... Заслугой власти было вовремя и умело уловить проявления народной воли по защите страны», поэтому во время войны произошла «смычка между народом и властью... В известной степени власть искупила многие свои злодеяния и прегрешения в прошлом...». Он считал допустимым мнение, что такая власть уже может рассматриваться как «национальная власть» России[13].

На это в том же номере "Нового журнала" ответил С.П. Мельгунов: «Поистине это самогипноз... Сталинская власть, надевая тогу "русской власти", лишь боролась за свое существование. При таких условиях интересы партийной власти на один момент (на время войны) могли совпадать с национальным интересом страны». Но этот момент прошел, эмиграцию же и сейчас «желают убедить, что борьба против советской власти, возведенной в ранг истинно национальной, вредна России... Нас призывают "подчиниться истории" и признать существующий строй, который якобы обнаружил всю свою политическую и социальную пригодность в дни войны, то есть признать за сталинской властью право говорить от имени русского народа». К мнению Мельгунова присоединилась редакция "Нового журнала", заметив, что «народ может защищать свою землю от вражеского нашествия и независимо от того, считает ли он или не считает свое правительство национальным»[14].

Со временем многие из тех, кто надеялся на «смычку между народом и властью», протрезвели, но они могли бы это сделать раньше – если бы обратили взор хотя бы на жестокие выдачи соотечественников, шедшие и на американском  континенте. Так, в 1945 г. в Форте Дикс (США), после двух кровавых попыток погрузки на советский пароход, весь лагерь сопротивлявшихся советских пленных напоили кофе с сильным снотворным и погрузили в безчувственном состоянии.

Невозвращенец В.А. Кравченко, оставшийся в США в 1944 г., семь месяцев скрывался от выдачи. Его книга ("Я выбрал свободу", 1946), в которой были описаны ужасы сталинского режима, была встречена обвинениями в клевете. Для установления истины о том, есть ли в СССР концлагеря, понадобился суд с прокоммунистической газетой "Леттр франсэз", который Кравченко в 1949 г. выиграл (это дело удачно совпало с переменой американской политики в отношении СССР и имело мiровой резонанс; книга была переведена на десятки языков[15].

Постепенно насильственная "репатриация" свелась к отдельным случаям и в 1948 г. прекратилась (хотя Управление по репатриации просуществовало до 1953 г.). Еще в 1947 г. при ООН была создана Международная организация по делам беженцев – для их расселения или репатриации (International Refugee Organization – IRO, 1947–1951). К этому времени на содержании IRO и 35 других благотворительных организаций в лагерях для ди-пи (displaced persons – перемещенных лиц) было зарегистрировано более 600 000 человек; правда, далеко не все они были русскими и не все новыми эмигрантами. Пополнение русской эмиграции после войны, по подсчету В.Д. Поремского (на основании данных IRO и других источников), составило лишь около 130 000 человек[16], хотя, скорее всего, действительная цифра была выше: опасаясь выдачи, люди скрывали свое происхождение. (По советским данным, к 1952 г. "вторая" эмиграция составила 450 000 человек[17].)

Большинство из них стремилось уехать как можно дальше от Европы, за океан. Но эта возможность открылась не сразу, лишь по мере ухудшения отношений между демократиями и СССР, так что даже избежавшие выдачи «Ди-Пи два года пробыли в лагерях, в обстановке полной безперспективности и полной неуверенности в завтрашнем дне»[18]. За их принятие почти во всех странах шла длительная борьба юристов, Русской Зарубежной Церкви, различных "Комитетов по защите беженцев". Многое было сделано старым эмигрантом К.Н. Николаевым, создавшим в 1946 г. в Германии Общество русских зарубежных юристов; переехав в 1949 г. в США, он основал с той же целью "Объединение русских юристов б. Ди-Пи в Америке"[19]. Значительную активность в переправке беженцев из лагерей ди-пи в США развил кн. С.С. Белосельский-Белозерский, объединивший в 1948 г. усилия многих эмигрантских организаций в США, члены которых предоставили гарантии на жилье и работу нескольким тысячам ди-пи[20].

Протестовали и представители левых кругов. Так, "Социалистический вестник" в 1949 г. опубликовал статью "Хождение русских ди-пи по мукам" с описанием некомпетентных придирок к здоровью, дорогостоящих и не всегда выполнимых бюрократических формальностей, взяточничества, произвола, ужасных условий жизни (во французской зоне): «Эти люди не забудут никогда в жизни всех издевательств и обид, пережитых под опекой ИРО»[21].

Лишь начиная с 1949–1950 гг., особенно после принятия благоприятного закона об иммиграции в США, лагеря ди-пи начали рассасываться. И только на шестом году после войны их юридическое положение улучшилось, в том числе и по сравнению с довоенными эмигрантами: на смену Конвенции 1933 г. была принята Конвенция от 28 июля 1951 г., дававшая эмигрантам значительно больше прав на жительство, работу, передвижение (СССР ее не подписал). Это, правда, далеко не всегда означало практическую возможность передвижения и обустройства.

Например, Канада в те годы принимала иммигрантов лишь в исключительных случаях, при наличии близких родственников и их поручительства. В других странах квоты на иммиграцию рабочих были в десятки раз меньше числа ди-пи. И внутри этих квот, например, Аргентина не принимала лиц старше 45 лет; Австралия тоже установила предел у мужчин – до 45 лет, у женщин – до 30, при доказательстве о наличии жилья за океаном; пароходный билет нужно было оплачивать самим[22], что для большинства ди-пи было невозможно. Все страны принимали только здоровых людей, при малейшем подозрении на туберкулез браковали.

Вдобавок США производили тщательную политическую проверку и «ни одной национальности для въезда в Америку не чинилось столько затруднений, сколько русским», – писал в 1951 г. эмигрантский журнал. «Все чудом прибывшие сюда соотечественники наши могут весьма красочно рассказать о тех издевательствах со стороны безконечных проверочных комиссий... из общего числа, достигшего почти 300 000, прибывших уже в США Ди-Пи, русских, не скрывшихся под разными фантастическими национальными флагами, оказалось всего несколько тысяч (по одним сведениям 6, по другим – 8 тысяч)»[23]. Большой резонанс в этой связи вызвало дело писателя Р.М. Березова (Акульшина), который, прибыв в США, признался в сокрытии своей настоящей биографии; ему грозила высылка в СССР, и лишь с большим трудом, благодаря вмешательству влиятельных лиц и личных показаний Березова в Сенате, он был амнистирован; подобную ситуацию в эмиграции стали называть "березовской болезнью"[24]...

Такое отношение к русским было тогда не только в США. Например, поначалу и Аргентина отдала «распоряжение консулам не визировать паспортов лицам славянского происхождения, а в особенности русским»[25]. Сказывалась инерция смешивания русских с коммунистами: западные политики боялись возникновения у себя коммунистической "пятой колонны"; советские представители тоже распускали слухи, что среди беженцев много уголовников и коммунистов... То есть русским было труднее всего как спастись от выдачи в СССР, так и устроиться в демократическом мiре.

Особенно трудно пришлось власовцам, поскольку мнение о них как о "гитлеровских коллаборантах" преодолевалось с большим трудом. Остатки Русского корпуса смогли въехать в США лишь благодаря чрезвычайной активности его основателя генерала М.Ф. Скородумова, лично поехавшего в Америку, при поддержке американского общества "Гуманити Коллс"[26]. Большую помощь оказал власовцам Толстовский фонд, созданный для помощи соотечественникам еще в 1939 г. в США при участии Б.А. Бахметьева и под руководством А.Л. Толстой (младшей дочери писателя Л.Н. Толстого); теперь Фонд финансировали американцы, представителем в Европе была Т.А. Шауфус. Кромиади писал, что власовцы были Фонду «особенно признательны, ибо тогда некоторые страны западных демократий, в том числе и США, запретили власовцам переселение в их страны», но «благодаря Толстовскому фонду» удалось преодолеть это препятствие.

Уезжали в основном «по набору рабочей силы представителями заокеанских стран. Народ валом валил в приемочные учреждения, помогавшие выбраться подальше от большевиков. Психоз был до того велик, что люди даже не задумывались, куда они едут и что там их ожидает, лишь бы уехать подальше от советской чумы... На приемочных комиссиях некоторые приемщики вели себя как торговцы живым товаром... позволяли себе сосчитать, сколько во рту осталось зубов и есть ли смысл везти к себе такого работника...»[27]. Часть этих эмигрантов пополнила угасавшие русские колонии от Австралии до Аргентины, но большинство растворилось в окружающем мiре и для эмиграции оказалось потеряно...

Послевоенные изменения в структурах эмиграции

Сразу после войны даже для старой эмиграции политическая деятельность в Европе была невозможна. Как писал А. Авторханов: «Военные правительства в западных зонах Германии (американской, английской и французской) монополизировали всю печать, и без их лицензий никто не имел права издавать какие-либо печатные органы, даже бюллетени на ротаторе. Запрещена была всякая антикоммунистическая деятельность. Только две политические организации после окончания войны продолжали свое подпольное существование и издавали подпольные бюллетени. Это украинская организация бандеровцев, которые организовали вокруг себя АБН (Антибольшевистский блок народов), и НТС»[28].

Уже в 1945 г. в "дипийском" лагере Менхегоф члены НТС основали издательство "Посев" и одноименный еженедельник (первый редактор – Б.В. Серафимов-Пряниш­ников) – но даже имя Сталина упоминать в критическом контексте запрещалось. «Политическое направление журнала и его выступления против насильственной репатриации не соответствовали тогдашним отношениям между державами-победительницами. Международная организация помощи беженцам УНРРА (UNRRA – United Nations Relief and Rehabilitation Administration, 1945–1946, предшественница ИРО. – М.Н.) черной краской цензора подчас замазывала "неугодные"» тексты, а 1 ноября 1946 г., «под давлением советских представителей, вообще закрыла "Посев"»[29] (возобновлен в мае 1947 г.; с 1946 г. НТС издает также ежеквартальный журнал "Грани" – первые редакторы: Е. Романов, Б. Серафимов и С. Максимов).

В освобожденной Франции даже известный демократ Мельгунов не получил разрешения на издание журнала и поначалу был вынужден выпускать лишь непериодические сборники, меняя их названия: "Свободное слово", "Свободный голос"... Но безпрепятственно, на советские деньги, выходили вышеназванные просоветские газеты, на страницах которых можно было встретить портрет Сталина со славословиями Октябрьской революции или такие доносы:

«В кругах французских журналистов идет жестокая "чистка". Журналисты, запятнавшие себя участием во вражеской печати, предстают перед государственным судом. Следует рассмотреть и меру ответственности русских журналистов и писателей, скомпрометировавших себя работой в гитлеровской антисоветской пропаганде, таких, как Сургучев, Шмелев, Ильин (В.Н.), Мейер, Горянский, Унковский, Янчевский, Львов (Лоллий), Тарусский, Пятницкий и др.»[30]. В последующие годы многие из названных литераторов были подвергнуты травле, хотя их вина состояла лишь в том, что они печатались в разрешенных немцами газетах "Парижский вестник" и "Новое слово". (Тарусский покончил с собой еще во время выдачи казаков в Австрии; Пятницкий – уже во Франции, не выдержав травли...)

Доносы оккупационным властям были нередки и в Германии (несколько месяцев пришлось провести в тюрьме ген. Туркулу). Поэтому за океан уезжали и старые эмигранты, "скомпрометированные" участием в РОД и даже просто в активной антикоммунистической деятельности в годы войны, поскольку "она была направлена против союзного с демократиями государства – СССР". Например, с такой мотивировкой по приговору бельгийского суда в 1946 г. была пожизненно запрещена публицистическая и издательская деятельность Б.Л. Солоневичу (брату И.Л. Солоневича),  что вынудило его эмигрировать в США[31].

Особенным ударом по зарубежью был захват коммунистами Прибалтики и Восточной Европы (где были захвачены и люди, и архивы, в том числе самый крупный, Пражский архив эмиграции: «чехословацкий президент Эдуард Бенеш, в нарушение условий, на которых архив был в свое время... организован, преподнес все это ценнейшее собрание в дар Сталину в благодарность за освобождение Чехословакии от немцев»[32]). Русская Зарубежная Церковь потеряла свою опору в Сербии и Болгарии. Был ликвидирован дальневосточный очаг русской эмиграции (были захвачены и казнены атаман Семенов и другие военные; но многие успели перебраться в Австралию и США). Всего за "железным занавесом" оказалось более половины старых эмигрантов: 234 000 (154 000 в Европе и 80 000 на Дальнем Востоке) – это не считая нескольких миллионов оседлого русского населения на территориях, присоединенных Советским Союзом в 1939–1940 гг. Общая численность русской эмиграции в 1952 г. составляла около 260 000 человек, причем если до войны в Европе было сконцентрировано около 80 процентов эмигрантов, то теперь оставалось лишь 30 процентов[33].

Это привело к возникновению новых заметных центров на других континентах. В Аргентине с 1948 г. выходит еженедельная монархическая газета "Наша страна", основанная И.Л. Солоневичем. В Австралии – еженедельник "Единение", основанный в 1950 г. уехавшими туда членами НТС (О.В. Перекрестов, В.П. Комаров, Ю.К. Амосов). В Бразилии большая русская колония образовалась в Сан-Пауло (где с 1952 г. выходил монархический "Владимiрский вестник" под редакцией В.Д. Мержеевского).

В США оживилась правая газета "Русская жизнь" (выходящая в Сан-Франциско с 1921 г.) возникло также много новых органов печати и организаций: с 1952 г. выходят "Наши вести" (журнал "Союза чинов Русского корпуса"; до 1976 г. под редакцией Д.П. Вертепова в Нью-Йорке, затем – Н.Н. Протопопова в Сан-Франциско); в Нью-Йорке появились Обще-Российское Монархическое объединение, монархический еженедельник "Знамя России" (редактор Н.Н. Чухнов); в 1950 г. был создан Российский антикоммунистический центр (РАЦ, председатель кн. С.С. Белосельский-Белозерский), в который вошли 62 политические, общественные, церковные организации, в том числе североамериканский отдел РОВСа, возглавленный генералом Витковским, продолжала выходить с обновленным составом авторов и ежедневная газета "Россия" (1932–1963, затем она была продолжена как еженедельник).

В Европе также заявил о себе РОВС (руководители: ген. Архангельский, с 1957 г. ген. Лампе), вокруг которого в 1949 г. объединилось большинство прежних военных организаций (Корпус Императорской армии и Флота, Русский корпус, казачьи и др. организации), создав Совет Российского Зарубежного воинства. Продолжал "стоять на посту" "Часовой", редактор которого (В.В. Орехов) создал Российское национальное объединение (РНО) из нескольких довоенных группировок. Вместо газеты "Возрождение" А.О. Гукасов с 1948 г. стал издавать одноименный ежемесячный журнал (редактор И.И. Тхоржевский, с № 5 и до 1954 г. – С.П. Мельгунов) – но уже с демократически-центристским уклоном. В Париже с 1947 г. стала выходить центристская газета "Русская мысль" (основанная В.А. Лазаревским и продолженная С.А. Водовым). Мельгунов создал "Союз борьбы за свободу России" с печатным органом "Российский демократ" (он уже был готов признать и монархию – «если ее выберет народ»).

Заявил о себе и Высший Монархический совет (с 1940 г. под председательством П.В. Скаржинского), издававший в Германии "Известия Высшего Монархического совета". Бракосочетание в 1948 г. "Вел. Кн." Владимiра Кирилловича с урожденной кн. Л.Г. Багратион-Мухранской вызвало, впрочем, и новые внутримонархические разногласия. Как пишет немецкий историк Римша, противники этого брака указывали на то, что Леонида Георгиевна «первым браком была замужем за богатым американским евреем Кирби»[34], – и для правого фланга уже это было серьезным минусом (а для Церкви еще и факт развода)...

Вскоре некоторые толкователи законов о престолонаследии уже считали, что, строго говоря, никто из живущих потомков Романовых не имеет безспорного права на престол – хотя бы уже потому, что все их браки не соответствовали Основным законам Российской Империи; таким образом возник "монархический тупик"[35]... Другие на это снова возражали, что дореволюционные законы о престолонаследии создавались для благополучного времени; сейчас же именно из-за возникающего "тупика" не следует быть столь дотошным... Во всяком случае, в 1949 г. в Мюнхене был проведен монархический съезд с делегатами из 12 стран, провозгласивший Владимiра Кирилловича наследником престола. Сам он, обосновавшийся в Мадриде, выступал с правильными призывами отличать Россию от СССР, русский народ от коммунистов; осудил выдачу власовцев...

Однако в изменившихся условиях Глава династии уже не мог играть значительной роли в политической деятельности эмиграции. Хотя монархических групп и изданий было много (см. о них далее в главе 19) и правая эмиграция по-прежнему численно преобладала – она постарела и ее политическое влияние в дальнейшем лишь уменьшалось. Голос правых заглушали и новые тенденции в политике Запада, который ориентировался на другие круги...

В 1940–1950-е гг., как и сразу после Первой мiровой войны, центром русской эмиграции в Европе стала Германия, точнее – лагеря ди-пи. В Мюнхен из Югославии эвакуировался также Синод Русской Зарубежной Церкви (оставаясь там до 1950 г.). И когда, после охлаждения отношений демократий со Сталиным, в 1948–1949 гг. стало возможным возобновить антикоммунистическую деятельность, в Германии возникло много новых организаций. Прежде всего следует сказать об уцелевших власовцах и членах КОНРа, которые теперь по-разному трактовали Пражский Манифест и создали организации разной идейной ориентации.

Антибольшевистский центр освободительного движения народов России (АЦОДНР), созданный в 1948 г., пытался объединить на общей непредрешенческой платформе всех власовцев, НТС и монархистов; но почти сразу же этот «преемник КОНРа» распался на составные части.

Комитет объединенных власовцев (КОВ) образовался в 1950 г. в Мюнхене под руководством генерала Туркула, который пытался связать власовскую и белую традиции. Его печатный орган назывался "Доброволец". Позиция: непредрешенчество с симпатиями к монархизму; КОВ нередко выступал вместе с Высшим Монархическим советом (при этом Пражский Манифест трактовался непредрешенчески, лишь как упоминающий Февральскую революцию, но не призывающий к принятию ее идеологии для будущего). Своему названию КОВ не соответствовал, ибо объединил лишь небольшую часть власовцев.

Союз Андреевского флага (САФ) был правее и сотрудничал с РОНДД (правые русские националисты, см. далее). Основан в 1948 г. генералом П.В. Глазенапом как военная организация в расчете на поддержку бывших немецких военных кругов; после раскола в организации и смерти Глазенапа в 1951 г. руководителем стал генерал А.В. Голубинцев. (Примечательно, что правые настроения и во второй эмиграции преобладали: так, на выборах 1949 г. в «Центральное Представительство Российской Эмиграции» американской зоны оккупации больше всего голосов набрал блок монархистов и САФ[36].)

Союз воинов Освободительного движения (СВОД) был республиканско-демократического характера, вскоре он заключил союз с наиболее крупной власовской организацией – СБОНР, став как бы ее военным отделением.

Союз борьбы за освобождение народов России (СБОНР), леводемократического направления, возник в 1949 г., имел представительства в разных странах, издавал центральный печатный орган "Борьба", затем "Голос народа". Поначалу СБОНР отмежевался даже от Белого движения, считая его "контрреволюционным", и вел свою традицию от Кронштадтского восстания: «Советы без большевиков». В идейной платформе СБОНР было немало советских "родимых пятен", например, исторический материализм. Со сбонровцами искали сотрудничества социалисты первой эмиграции, видевшие в СБОНР «прекрасный человеческий материал», без тени фашизма и национализма (как выразился Д. Далин); другой социалист писал в связи с этим: «Обратите внимание на то, как большевики, играя в демократию, невольно воспитали народ к демократическому поведению»[37]. Правые же группировки называли СБОНР "антибольшевицкими коммунистами".

Российское Общенациональное Народно-Державное Движение (РОНДД) возглавлялось молодым представителем первой эмиграции Е.Н. Арцюком (писавшим под псевдонимом Державин), участником власовского движения, и издавало печатные органы "Державный клич", затем "Волю народа", дольше всего – "Набат" (если не считать газету "Голос России", которая издавалась Арцюком не от имени РОННДа и имела тираж до 5000). Провозглашенное в 1948 г. одновременно с АЦОДНР, оно отличалось от него тем, что отвергло Пражский Манифест как "февралистский". Но и с монархизмом это движение себя не отождествляло. Оно пыталось в немонархическом виде повторить замысел Рейхенгальского съезда (1921 г.): опереться на единство интересов правых национальных сил России и Германии – но в наступившие времена такие силы в Германии были не у дел, да и само РОНДД вряд ли было достойно этой задачи. Имея несколько сот членов[38], оно проявляло большую организационную активность, создав свой аналог довоенного общества "Ауфбау" (см. гл. 6) – русско-немецкую организацию "Новая Российская политика Германии", а также много своих филиалов: Русское информационное бюро, Национальный Союз русских писателей и журналистов, а в 1951 г. – Русский национально-патрио­тический фронт в составе "15 организаций" (в основном созданных тем же РОНДДом, которому вместе с ген. Глазенапом удалось получить от Комиссии "Центрального представительства российской эмиграции в Американской зоне Германии" остатки казны генерала Врангеля; на вырученные от продажи деньги Арцюк и развивал свою издательскую и организационно-политическую активность)[39].

Своей агрессивностью РОНДД вносило немалую смуту в жизнь эмиграции, нападая даже на правые группировки (например, на РНО В. Орехова в Бельгии, на РАЦ в США). Основным своим врагом РОНДД избрало НТС, утверждая, что НТС с самого начала был «большевицким инструментом»; что антинемецкая деятельность НТС в годы войны была на самом деле «прокоммунистической» и именно поэтому Гитлер испытывал недоверие к русской эмиграции и к РОА; что именно НТС уговорил власовцев «предательски ударить в спину немцам» в Праге ... Соответственно, после войны «под вывеской политической партии НТС... орудует хорошо организованная и оплаченная, ни перед чем не останавливающаяся шайка советских провокаторов», цель которых «разлагать и компрометировать, отравлять и парализовывать антикоммунистические силы», а удары чекистов по НТС лишь показные – «чтобы поднимать престиж НТС»[40]. Эти фантастические обвинения, которыми были заполнены целые номера "Набата", не могли не вызывать вопроса: что это – безпринципность в политической конкуренции или же нечто худшее?

В годы хрущевской "оттепели" Арцюк-Державин поверил в эволюцию советской власти и стал совпатриотом[41], в 1970 г. съездил в Москву, а в 1973 г. в Германии был убит легковой машиной при невыясненных обстоятельствах. (РОНДД отличился еще в одной области: он почти в довоенном стиле писал об "иудо-коммунизме", что в послевоенной Германии было вызовом: дело дошло до суда, но было фактически замято самими же обвинителями, поскольку обвиняемые потребовали разбора всей роли евреев в установлении советского режима и западной помощи большевизму, с приглашением именитых свидетелей; это требование было отвергнуто, но в конечном итоге обвиняемые никакого наказания не понесли[42].)

Впрочем, повод для обвинения некоторых своих конкурентов в "марксизме" у РОНДД был: упомянутые советские "родимые пятна" были свойственны немалой части второй эмиграции. Причиной был не ее социальный состав (меньшая доля интеллектуальных профессий и т.п.), а скорее то, что за границу попало поколение, выросшее в идеологической изоляции; поэтому воспитанные в советских вузах молодые "интеллектуалы" обнаруживали больше марксистских штампов, чем сохранившие веру пожилые крестьяне... Однако в чем все они превосходили старую эмиграцию – так это в ненависти к большевикам.

Соответственно этому с наступлением Холодной войны и упомянутая "операция Нью-Йорк" претерпела модификацию: если в 1947 г. бежавшего советского офицера Г.П. Климова американцы лишь чудом не отправили назад, то в начале 1950-х гг. перебежчиков на Западе не только встречали с распростертыми объятиями, но и, если верить Климову, стали поощрять дезертирство с применением проституток (которым за переманивание офицеров платили деньги)[43].

Из перебежчиков в 1952 г. американцы создали Центральное объединение послевоенных эмигрантов (ЦОПЭ); с 1956 г. буква "П" стала означать – политических. Председателем стал Климов. ЦОПЭ использовалось как для поощрения перебежчиков, так и для пропаганды на западную общественность. На немецком языке издавался журнал "Антикоммунист" и брошюры,  устраивались пресс-конференции, митинги, антикоммунистические семинары для немцев, выступления по радио, в том числе были радиопередачи на СССР. Центр ЦОПЭ находился в Мюнхене, был отдел в США. Такие начинания в эмиграции были прозваны "конъюнктурными": хотя в них участвовали порядочные люди, они организовывались иностранными силами и практически не имели собственного импульса к действию. Неудивительно, что в начале 1960-х гг. ЦОПЭ объявило о самороспуске в связи с прекращением финансирования. Но у ЦОПЭ было несколько серьезных изданий – например, периодический альманах "Мосты", выделяющийся в массе литературы пропагандно-разоблачительного характера.

Наиболее крупной неконъюнктурной организацией после войны стал бывший НТСНП, в годы войны переименованный в Национально-трудовой союз. По сути дела он превратился в кадровую партию, которая от довоенного "непредрешенчества" и идей авторитарно-корпоративного строя постепенно перешла на праводемократическую платформу. Центр НТС в 1947 г. переместился из лагеря Менхегоф в Лимбург, а с 1952 г. во Франкфурт-на-Майне.

Отношения НТС с власовцами охладели из-за того, что те полностью отождествляли себя с традицией власовского РОД, тогда как для НТС это был лишь один из этапов борьбы. Уже в 1946 г. Совет НТС заявил: «Русское Освободительное движение, ...поставив себе чисто русские цели и задачи, оформило и организовало в единственно тогда возможных формах широкое, массовое антибольшевистское движение на территории Германии и оккупированных областей. В этом историческое оправдание его»; но в тех формах, «в которые оно вылилось в период 1942–1945 годов, ...оно умерло, ибо исчезла с исторической сцены обусловившая его политическая конъюнктура»[44]. Устные высказывания руководителей НТС о РОА бывали еще более критическими, что обижало многих власовцев, почему они и предпочли создать собственные группировки.

Тем не менее НТС после войны стал самой многочисленной эмигрантской организацией. Несмотря на потери, в том числе в руководстве (К.Д. Вергун по освобождении из немецкой тюрьмы погиб при бомбежке, Д.В. Брунст пропал без вести в СССР, В.В. Бранд умер от тифа, А.Э. Вюрглер застрелен гестаповцами, демократами выданы СМЕРШу генералы Трухин и Меандров, чекистами захвачены Д.М. Завжалов в Болгарии, М.А. Георгиевский и Е.И. Дивнич в Югославии) – к началу 1950-х гг. НТС насчитывал до 1000 активных членов и 5–10 тысяч сочувствующих. Эта довоенная молодежная организация меньше подверглась процессу старения и оказалась единственной, вобравшей в себя вторую эмиграцию. В числе послевоенных руководителей оказались как старые (В.Д. Поремский, В.М. Байдалаков, Р.Н. Редлих), так и новые эмигранты (Е.Р. Островский, ставший Романовым; А.Н. Зайцев, ставший Артемовым; Е.И. Синицын, ставший Арбениным и затем Гараниным – фамилии им пришлось изменить, чтобы избежать "репатриации").

Авторханов отмечает, что в 1950-е гг. «позиция НТС в русском зарубежье была так сильна и популярна, что все остальные русские группы были вынуждены прислушиваться к требованиям солидаристов»[45]. Римша, хотя и не скрывает своей антипатии к НТС (отмечая пережитки "фашизма", "вождизма", "антисемитизма" и т.п. – что далеко не всегда верно), тоже называет НТС «важнейшей группой русской эмиграции, которая пользовалась все возраставшим вниманием не только в Европе, но и в Америке»[46].

Это вызывало ревнивую критику конкурентов и слева и справа. В частности, Мельгунов писал: «Российские зарубежные "солидаристы", выступающие ныне по собственному признанию на "широкую политическую арену", заранее претендуют на исключительное руководство в освободительной борьбе... и на исключительное представительство во внешнем мире. Эта несколько странная претенциозность сразу же вызвала резкий отпор со стороны возможных попутчиков из сопричисляющих себя к монархическому лагерю... – отпор тем более сильный, что "солидаристы", следуя духу времени, поспешили свою социальную программу освятить крестным знаменем православия, т.е. посягнуть на исконную как бы привилегию так называемых "истинно-русских людей". Последние в лице новых адептов усмотрели "чертово копытце", высовывающееся из-под солидаристической тоги – дело дошло до рассмотрения в Синоде Русской Зарубежной Церкви...»[47].

На правом фланге "солидаристов" усердно клеймил во всех грехах Солоневич в "Нашей стране", с тайной завистью отмечая, что у Мельгунова, Керенского, СБОНР и прочих "левых" нет ни сторонников, ни организации; у монархистов много сторонников, но плохая организация; у солидаристов же и хорошая организация, и хорошие кадры[48]. Сотрудник той же газеты и тоже ярый противник энтээсовцев В. Рудинский признавал: «...весь лучший элемент, наделенный более широким горизонтом и искренним самопожертвованием, почти автоматически идет в НТС»[49].

В НТС постепенно создался сплав первой и второй эмиграций. Но цена за это была заплачена немалая, ибо новые эмигранты, не приобщенные к русской традиции, вскоре стали преобладать в руководстве Союза, демонстрируя уже отмеченные советские "родимые пятна" – они-то и вызывали подозрения правого фланга в "чертовом копытце" солидаризма. Если сразу после войны от "консервативного" НТС откалывались молодые власовцы (Н.А. Нарейкис и др., образовавшие потом СБОНР), то в 1950-е гг. начались расколы справа (на консервативных "духовиков" и прагматичных "деловиков") – и это было серьезнее. Но какие бы обвинения ни выдвигали друг против друга спорившие стороны и как бы сложно ни пролегали трещины последовавших расколов, осложняясь личными конфликтами – основная причина была в той несовместимости двух эмиграций, которая обнаружилась уже во власовском движении; после войны как раз в НТС это проявилось нагляднее всего.

Например, в спорах между "Посевом" и "Эхо": обе газеты были основаны в Германии членами НТС, но конкурировали друг с другом. Редактор "Эха" (1946–1949, Регенсбург), старый эмигрант Прянишников, столь пристрастно описывает этот конфликт, что доходит до намеков на проникновение советских агентов в руководство НТС. Достоверность подобных обвинений можно оценить по таким его характеристикам НТС: «российский патриотизм упразднили в пользу советского патриотизма»; «ярко антикоммунистическая организация выродилась в кучку сменовеховцев»[50]... Нелестные оценки выдаются Прянишниковым и в описании предвоенного времени – тем людям, которые позже оказались оппонентами автора (это вообще ставит под сомнение достоверность многих обвинений в его книгах).

Тот же конфликт между старой и новой эмиграцией наблюдался в других группах НТС: в Париже старые члены создали Демократический Союз российских солидаристов, в Нью-Йорке возникла недовольная "Инициативная группа" (все тот же Прянишников). В 1955–1956 гг. "духовики" (133 члена организации – около 15%, включая председателя Союза Байдалакова) откололись и образовали Российский национально-трудовой союз – добавленное прилагательное в названии в какой-то мере демонстрирует причину разногласий (но и "вера без дел" оказалась мертва: РНТС в дальнейшем почти ничем себя не проявил и угас).

Образованное "деловиками" новое руководство НТС тоже весьма показательно изменило название Союза: в 1957 г. он из "Национально-трудового" превратился в Народно-трудовой союз (российских солидаристов); и, как сожалел оставшийся с "деловиками" А.П. Столыпин, эта перемена была связана с «оскудением всего нашего учения о солидаризме в его совокупности»[51]. Аббревиатура НТС все чаще расшифровывалась как «Несем тиранам смерть», «Несем трудящимся свободу». В Уставе 1957 г. эмблема Союза – «знак начала Российского государства, знак князя Владимiра Святого, "трезуб"» стилизуется «в революционной практике в форме вил – символа народного гнева, символа единства интеллигенции, рабочих и крестьян в борьбе за свободу»[52]... Все это, конечно, вызывало общую критику справа: например, что НТС хочет «христианство заменить масонским солидаризмом» (кажется, именно из этого периода 1950-х гг., как бы по инерции, происходит и такая нынешняя критика НТС, как, например, со стороны монархической "Нашей страны")...

Лишь постепенно и с трудом новое пополнение НТС, вместе с активной частью второй эмиграции, проделывало все тот же путь, типичный для "интеллигентского ордена" эмиграции первой: от атеистического активизма – к осознанию национально-религиозной координаты в своей деятельности. В 1970-е гг. один из лидеров НТС (Е.Р. Островский-Романов) уже с раскаянием вспоминал, как в конце войны на пасхальное приветствие одного из старых руководителей Союза – "Христос Воскресе!" – ответил: "Не уверен"...

Таким образом, послевоенный НТС, хоть и сильно разбавленный новой эмиграцией, менее зрелой национально и духовно, оставался все же на правом фланге зарубежья. Но отчасти и потому, что изменился сам политический спектр деятельной эмиграции: молчаливое монархическое большинство постепенно отходило от дел и правым стало считаться то, что раньше было право-центристским. В жизни эмиграции и всего мiра наступали новые времена – и выбор тактики, стратегии и союзников в новой ситуации тоже был важной причиной описанных расколов...

Американская "конъюнктура"

С началом так называемой Холодной войны – впервые за всю историю Русского Зарубежья ведущая страна демократического мiра, США, примерно в 1948 г. стала противодействовать СССР как своему врагу и рассматривать русскую эмиграцию как важный пропагандный инструмент в этом противодействии. (К этому времени и развитие информационной техники, прежде всего радио, дало новые возможности для пропаганды.)

Внимание американцев, конечно, привлек эмигрантский контингент в Германии, которая стала "передним краем" в назревавшем конфликте. Поэтому именно там в последующие годы происходили основные политические события в жизни Русского Зарубежья.

Прежде всего американцы решили создать в русской эмиграции новые организационные структуры. Было решено объединить все подходящие группы, образовав нечто вроде правительства в изгнании. Начали с создания готового "правительства" у себя под боком – в Нью-Йорке, который превратился в важный эмигрантский центр. Эмигрантами, уехавшими за океан в 1933–1941 гг., там уже были основаны "Новый журнал" (редакторы М.О. Цетлин, М.М. Карпович, затем Р. Гуль), новые эмигранты оживили "Социалистический вестник" и "Новое русское слово" (редактор с 1922 г. М.Е. Вейнбаум). Последующий редактор НРС, А. Седых, пишет, что «с начала сороковых годов в газете начали сотрудничать видные евреи-меньшевики и эс-эры – Б. Двинов, С.М. Шварц, Д.Ю. Далин, Р.А. Абрамович, С.М. Соловейчик, Д.Н. Шуб, М.В. Вишняк – эти же имена мы встречаем и на страницах "Нового журнала". Это – очень характерное явление для зарубежной печати, начиная с эпохи второй мiровой войны: при довольно большом разнообразии печатных органов и их политических направлений, мы встречаем почти повсюду одних и тех же сотрудников. Множество общих сотрудников можно найти у "Нового русского слова", "Русской мысли" в Париже, "Нового журнала" и "Социалистического вестника". Общий либеральный дух этих изданий определяет естественно и состав сотрудников»[53]. Все они оказали большое влияние на американскую советологию при ведущих университетах.

Эти круги и имеет в виду Римша, когда пишет, что «демократические и социалистические группы русских эмигрантов, чьи партийные лидеры уже давно жили в США, благодаря своим связям с политиками и журналистами, несомненно, имели лучшие исходные позиции» в американских планах. Эти «"левые" круги выдвинулись на первый план в американском пропагандном аппарате, в прессе и радио, во всяком случае они могли частично использовать эти средства информации и привлекли к себе внимание мiровой общественности. Вследствие этого возникло не совсем верное представление о составе и весе отдельных политических групп в русской эмиграции: протежируемые американцами группы выступали перед неинформированной общественностью в качестве наиболее важных или наиболее представительных кругов от имени всей эмиграции»[54]. (Поэтому после войны политический спектр эмиграции оказался в зеркале прессы еще более искажен, чем раньше.)

Из этих кругов американцы и решили сделать всеэмигрантское "представительство" – Лигу борьбы за народную свободу, которая, как пишет Римша, «с большой пропагандной помпой» была провозглашена в марте 1949 г.: «Многочисленные демократические организации всего мiра... публиковали пышные статьи и слали поздравительные адреса... Все крупные американские газеты подробно сообщали об этом, радио передавало речи на многих языках, а "Голос Америки" транслировал их в виде специальной передачи по-русски для СССР. Британский и французский информационный аппарат также участвовал в привлечении к этому событию мiрового внимания. Возникало впечатление, что речь идет об объединении всей или, по крайней мере, большей части русской эмиграции. Но это было совсем не так»[55].

Эффект в Русском Зарубежье скорее был обратным, в частности потому, что в созданной Лиге «на политическую арену выступила чрезвычайно непопулярная среди русской общественности личность – Керенский» (он стал главным редактором "Грядущей России" – печатного органа Лиги, выходившего в виде приложения к "Новому русскому слову"). Кроме Керенского, в группу вошли эсеры В. 3ензинов и 80-летний В. Чернов, меньшевики Р. Абрамович, Б. Николаевский, Д. Далин и другие подобные деятели, «очевидно, переоценившие свой авторитет в кругах русской эмиграции»[56], – пишет Римша. Они заявили о приверженности идеалам Февральской революции и выступили против сотрудничества «с открытыми или скрытыми реакционерами, фашистами и монархистами». Многие меньшевики были против сотрудничества с власовскими организациями, отвергая их как «гитлеровских коллаборантов» (исключение делалось для СБОНР); отвергали и НТС за его идеологию: «очень консервативную, очень антинародную, очень антидемократическую, в духе реакционного славянофильства, насквозь пропитанную русским национализмом, антисемитизмом и шовинизмом»[57], – писал Абрамович.

Таким образом, выбор возможных союзников у Лиги оказался небольшим, тем более что Абрамович вообще считал «чрезвычайно опасным» превращение Лиги «из центра демократической концентрации в элемент концентрации общенациональной». Он не скрывал и уже знакомую нам причину этих опасений левых кругов: они откровенно боялись преобладающих в эмиграции правых настроений[58].

Тогда американцы решили действовать иначе, но ориентируясь все на того же "премьера". В 1951 г. Керенский покинул Лигу и возглавил РНД – Российское народное движение (существовавшее с 1948 г. в Париже под руководством Р. Гуля и издававшее журнал "Народная правда"; с 1950 г. оно также обосновалось в Нью-Йорке). РНД тоже было антимонархическим и считало своими предтечами Герцена, Белинского, Михайловского. Теперь Керенскому предстояло сколачивать объединение из уже существующих организаций, обещая им американскую финансовую поддержку, широкие издательские возможности, мощную радиостанцию. Для такой «технической и материальной поддержки антибольшевицких сил в эмиграции и в СССР» американцы создали "Американский комитет борьбы за свободу народов СССР" (его также называли "Комитет друзей русского народа"). Как пишет Римша, это были связанные с Гарвардским университетом «американцы русского происхождения, среди которых был сильно представлен еврейский элемент – обстоятельство, которое имело значение для дальнейшего развития: ...они склонялись к тому, чтобы смотреть на русские дела американскими глазами», – в чем их упрекал даже Николаевский, отмечая, что при этом «кое-что видится иначе, чем если смотреть русскими глазами»[59]. Солоневич прямо вопрошал по поводу главных американских кураторов этой акции: «Оба они евреи... Понимают ли Ю. Лайонс и Дон Левин, какие бурные потоки льют они на мельницу антисемитизма..? Будет сказано, или уже сказано, что, вот, на деньги двух еврейских безпочвенных космополитов продажные души белогвардейской эмиграции... собираются распродавать Россию и оптом и в розницу»[60].

Комитет решил объединить (с помощью денег) под одной крышей не только русские, но и нерусские и даже антирусские организации. Эту задачу он решал в течение двух лет, устроив нечто вроде политической биржи. Сначала были проведены предварительные торги – конференции русских организаций в Фюссене (январь 1951, присутствовали: Лига, СБОРН, НТС, Союз за свободу России) и в Штутгарте (август 1951: те же плюс РНД Керенского). В результате был создан СОНР ("Совет освобождения народов России"), который вступил в переговоры с нерусскими организациями на Висбаденской конференции в ноябре 1951 г. Ее участник чеченец А. Авторханов перечисляет организации, соответственно занятой ими позиции, справа налево:

«I. Русские организации:

1. НТС (российские солидаристы) (делегаты: В.М. Байдалаков, Я.В. Буданов, Е.Р. Романов и А.Н. Артемов).
2. Союз борьбы за свободу России (С.П. Мельгунов, Соловьев).
3. Российское народное движение (А.Ф. Керенский, И.А. Курганов).
4. Союз борьбы за освобождение народов России – СБОНР (В.А. Яковлев (Троицкий), Г.И. Антонов, Ю. Диков).
5. Лига борьбы за народную свободу (Б.И. Николаевский, В.М. Зензинов, Никитин).
6. Национальные организации:
7. Совет Белорусской народной республики (Рагуля).
8. Азербайджанский Национальный совет – Милли Бирлик Меджелиси (Дж. Хаджибейли, Акбер, Шейх-уль-Ислам).
9. Грузинский Национальный совет (Н.К. Цинцадзе, Скиртладзе).
10. Туркестанский национальный комитет – Тюркели (К. Канатбай, А. Бердимурат, Б. Давлет).
11. Союз за свободу Армении (Сааруни, Шауни).
12. Северокавказское антибольшевистское национальное объединение (СКАНО) (А. Авторханов, Гаппо).

Конференция открылась вступительной речью Исаака Дон Левина, представителя "Американского комитета друзей…", с  призывом создать единый фронт народов СССР против большевистской тирании»[61].

Но единства достичь не удалось: камнем преткновения стал национальный вопрос. Если русские представители в Штутгарте еще смогли после долгих дебатов выработать общую непредрешенческую позицию для переговоров с "националами" (признав право народов России «свободно, на основе всенародного голосования, определить свою судьбу»), то в Висбадене участники не смогли договориться даже о том, что называть "Россией"... Эмигрантские национальные лидеры не удовлетворялись обещанием плебисцита и требовали изначального признания самостоятельности своих народов, заявив, что их самоопределение уже состоялось после крушения Российской империи. «НТС и организация Мельгунова отклонили всякий компромисс, организация Керенского заняла централистскую позицию, организации Николаевского и Яковлева искали компромисс с националами»[62], – вспоминает Авторханов.

Не участвовавшие в переговорах круги эмиграции – как правый фланг русских, так и особо рьяные сепаратисты (галицийские "украинцы", прибалты) – подвергли критике саму попытку такого объединения. Меньшевики по этой причине раскололись (Г. Аронсон, Б. Двинов и Б. Сапир отвергли участие в СОНР «вместе с власовцами, солидаристами и непредрешенцами» – «профашистскими элементами»)[63]. После того как Дон Левин, представитель "Американского комитета" в Европе, оказал на русские группы финансовое давление, добиваясь их согласия с "националами", – НТС отказался участвовать в заседаниях. С противоположного, сепаратистского фланга отпала "Белорусская народная республика".

Созданное без них в октябре 1952 г. объединение получило название Координационный центр антибольшевистской борьбы (КЦАБ) с бюро в Мюнхене, под председательством Мельгунова. Был принят устав со ссылкой на принципы ООН, на Февральскую революцию и с подчеркиванием права народов на самоопределение (для этого допускались все взаимоисключающие варианты: и плебисцит, и решение республиканского парламента, и решение всероссийского парламента...). КЦАБ должен был получить в распоряжение радиостанцию "Освобождение" в Мюнхене. Там же в рамках этой политики в 1950 г. под руководством Б.А. Яковлева (он же Н.А. Нарейкис, настоящее имя Н.А. Троицкий) был создан Институт изучения СССР – советологический центр, работавший до 1972 г. Председателем Научного совета был самостийник Б. Мартос (глава украинской Директории, 1919). В основном институт занимался пропагандой на западную общественность и поощрением сепаратизмов в СССР; кое-кто видел в нем ядро будущих независимых правительств после падения коммунизма.

Открывшиеся технические возможности привлекли в КЦАБ еще несколько организаций, в том числе созданное в это время ЦОПЭ, Комитет объединенных власовцев (А.В. Туркул) и НТС – так что в 1953 г. в этом центре были объединены 15 групп (позже КЦАБ был переименован в КЦОНР – Координационный центр освобождения народов России). Сотрудничество НТС и КОВ стало там возможным (до 1955 г., тогда же из Центра вышел СБзСР), поскольку часть "националов" ушла к украинским сепаратистам, и они создали в противовес КЦАБу свой "центр" – так называемый "Парижский блок". Помирить между собой два эти центра американцам не удалось, пишет Авторханов, из-за «безконечной дуэли между двумя депутатами бывшей Государственной Думы: Керенским и Гегечкори»[64]. (Интересно отметить, что оба эти социалиста участвовали в Февральской революции как члены масонского Верховного совета. Теперь же бывший глава Временного правительства «тянул в сторону великодержавия», а бывший глава грузинского правительства (1918–1921 гг.) стоял на непримиримо сепаратистских позициях. К этому периоду относится ответ Керенского на вопрос, что бы он сделал, если бы снова оказался в 1917 г.: «Велел бы расстрелять Керенского»[65]...)

Но это было еще не все. "Парижский блок" с более левыми русскими кругами (Николаевским и частью СБОНР) создали новый Межнациональный антибольшевистский координационный центр (МАКЦ). МАКЦ и КЦАБ «обратились к Американскому комитету с меморандумами, в которых каждый из них доказывал, что именно он – наиболее представительный орган». Потерявшие терпение деньгодатели махнули рукой на политический камуфляж, и «бывшие американские советники при эмигрантских начальниках стали начальниками, а эти бывшие начальники их советниками»[66], – пишет Авторханов. Соответственно изменился и статус радиостанции "Освобождение": она создавалась американцами  как рупор объединенных антибольшевицких сил, но стала американской пропагандной радиостанцией (в эпоху "разрядки" переименована в "Свободу").

Причем эти американские начальники подчеркивали преемственность своего дела от борьбы «против царского самодержавия девятнадцатого столетия», поскольку, по их мнению, именно «разоблачавшиеся тогда пороки расцвели» в СССР, поэтому возникает один ряд борцов: «от жаждавших свободы декабристов 1825 года до приветствуемых нами сегодня беглецов из Советского Союза»[67] – заявил председатель Американского Комитета освобождения народов России адмирал А.Г. Кэрк (бывший посол США в Москве).

"Закон о расчленении России" и реакция эмиграции

Поэтому не удивительна была реакция основной части русской эмиграции на эту американскую политику. Российский антикоммунистический центр в Нью-Йорке (в него вошло около 80 организаций) устроил 28 сентября 1951 г. митинг протеста против ориентации "Американского комитета" на леволиберальную, а не на «национально мыслящую часть эмиграции», против «завуалированного» расчленения России и предрешения республиканского строя без учета народного мнения. С этой же целью 12–13 апреля 1952 г. в Нью-Йорке был проведен Второй российский Зарубежный съезд, на котором 103 делегата от различных политических, общественных, церковных организаций создали Всероссийский комитет освобождения (председателем был избран кн. С.С. Белосельский-Белозерский)[68]. В Париже Совет Российского зарубежного воинства (председатель ген. Архангельский), объединивший военные организации, вынес такое же постановление[69]. В информационных листках для членов РОВСа выходили "Наши задачи" И.А. Ильина, в которых философ вскрывал антирусские планы "мiровой закулисы".

В частности, Ильин критиковал все вышеописанные "центры", контролируемые американцами: «Нет, не было и не будет таких иностранцев, таких чужестранных правительств и держав, которые признали бы государственную верность и международную законность русских национальных интересов и реально помогли бы русской патриотической эмиграции вести борьбу за великодержавную Россию. Есть, были и будут отдельные иностранцы, особенно из тех, которые жили в дореволюционной России, которым наш, сердцем открытый и добрый народ... успел раскрыть их сердце и сумел перестроить их понимание России и сумел внушить им вместо тупого страха и злого презрения – сочувствие или даже любовь»[70].

В Брюсселе 19 октября 1952 г. состоялся европейский съезд Российских национальных объединений (председателем избран В.В. Орехов), признавший «полное совпадение идеологических задач и целей» с американским Зарубежным съездом и ВКО[71]. В 1953 г. в Нью-Йорке со схожими целями был создан Российский политический комитет из влиятельных представителей эмиграции (Б.В. Сергиевский, А.Л. Толстая и др.), отметивший в своем воззвании: «Противодействие коммунистическому наступлению разрастается в открытую борьбу. К сожалению, эта борьба иногда рассматривается частью мiрового общественного мнения как борьба с Россией и русским народом, несмотря на то что именно этот народ был первой жертвой коммунистической тирании...»[72]. Газета "Россия" публиковала списки пожертвований в "Фонд защиты правды о России и русском народе и борьбы с русофобством": 12, 50, 70, 1.50, 5 долларов...

Но единственное, что все они могли сделать с такими средствами – принимать «обращения к Российскому Народу», которые народ не мог услышать, и резолюции «по защите доброго имени России» – которые не хотел слушать Запад...

Такова была атмосфера Холодной войны, в которой участвовало Русское Зарубежье. И здесь уместно резюме устами нейтральных немецких историков: с самого начала «"Американский комитет" однозначно склонялся к тому, чтобы поощрять, прежде всего финансово, процесс отделения "российских" национальностей. Эта позиция не в последнюю очередь имела цель – вместе с разгромом большевицкого господства произвести также расчленение России и тем самым устранить ее как политического и экономического противника Америки»[73], – пишет Х.Е. Фолькман.

Поэтому (а не "по недомыслию") американцы все больше поощряли сепаратистские организации – например, Антибольшевистский блок народов (АБН) и другие "блоки" и "лиги" с его участием. «В политической пропаганде этих сепаратистов, как правило, Советский Союз идентифицируется с Россией и советская внешняя политика характеризуется как непосредственное продолжение империалистической политики царской империи», поэтому для них и «борьба с большевиками означала одновременно борьбу с русскими»[74], – отмечает Римша. Так, глава Американско-Украин­ского конгресса (земляческая организация в США) Добрянский утверждал в "Нью-Йорк таймс", что в СССР «100 миллионов нерусских борются за свое освобождение против 100 миллионов великороссов»[75]. На этом отождествлении русских с коммунистами (для простоты внушения) строилась политучеба в армиях НАТО и западная политология...

Наиболее яркое официальное выражение эта политика нашла в "Законе о порабощенных нациях" (P.L. 86-90), принятом в США в 1959 г. по инициативе все того же Добрянского, сенаторов Дугласа (Иллинойс) и Джейвица (Нью-Йорк), конгрессменов Фейгана (Охайо) и Бентла (Мичиган)[76]. Приведем его основную часть, выделив жирным шрифтом наиболее важные слова:

«...Так как, начиная с 1918 года, империалистическая и агрессивная политика русского коммунизма привела к созданию обширной империи, которая представляет собою зловещую угрозу безопасности Соединенных Штатов и всех свободных народов мiра, и

Так как империалистическая политика коммунистической России привела, путем прямой и косвенной агрессии, к порабощению и лишению национальной независимости Польши, Венгрии, Литвы, Украины, Чехословакии, Латвии, Эстонии, Белоруссии, Румынии, Восточной Германии, Болгарии, континентального Китая, Армении, Азербайджана, Грузии, Северной Кореи, Албании, Идель-Урала, Тибета, Казакии, Туркестана, Северного Вьетнама и других, и

Так как эти порабощенные нации, видя в Соединенных Штатах цитадель человеческой свободы, ищут их водительства в деле своего освобождения и обретения независимости и в деле восстановления религиозных свобод христианского, иудейского, мусульманского, буддистского и других вероисповеданий, а также личных свобод, и

Так как стремление к свободе и независимости подавляющего большинства народов этих порабощенных наций являет собою сильнейшую преграду войне и одну из лучших надежд на осуществление справедливого и прочного мiра, и

Так как именно нам следует надлежащим официальным образом ясно показать таким народам тот исторический факт, что народ Соединенных Штатов разделяет их чаяния вновь обрести свободу и независимость, То отныне да будет:

Постановлено Сенатом и Палатой Представителей Соединенных Штатов Америки, собранных в Конгрессе, Что: Президент Соединенных Штатов уполномочивается и его просят обнародовать прокламацию, объявляющую третью неделю июля 1959 года "Неделей Порабощенных Наций" и призывающую народ Соединенных Штатов отметить эту неделю церемониями и выступлениями. Президента далее уполномочивают и просят обнародовать подобную же прокламацию ежегодно, пока не будет достигнута свобода и независимость для всех порабощенных наций мiра»[77].

Эта резолюция, обвиняющая русских в порабощении Китая и Тибета, Украины и Белоруссии, "Казакии" и "Идель-Урала", чью борьбу против русских США официально обязались поддерживать, – была принята единогласно Палатой представителей, Сенатом США и подписана президентом Эйзенхауэром. Такое единогласие говорит о чем-то большем, чем просто политика: здесь в очередной раз символически ярко отражено отношение западного мiра к России в XX веке... Причем этот закон был утвержден в день памяти убиения Царской семьи (17 июля 1959 г.).

Не случайно именно с 1940–1950-х гг. в зарубежье начинается расцвет всевозможных антирусских сепаратизмов: сначала их поощряли Гитлер и Розенберг, затем – творцы закона P.L. 86-90. Разница лишь в том, что одни это делали грубо – во имя расовой теории, другие "на правовой основе" – во имя демократии. Даже "Социалистический вестник" (хотя и не связывая это с американской политикой) подметил, что после войны «многие украинские эмигранты унесли с собой в своей душе эти гитлеровские семена шовинизма и национальной розни. И... мы с изумлением увидели, как легко им удалось переключить законную ненависть своих украинских братьев против сталинизма в ненависть к русскому народу... надо сказать прямо: во многих из них чувствуется дух Гитлера–Розенберга»[78].

Против закона P.L. 86-90 протестовала вся русская эмиграция. Более правая ее часть – против самой политики США, направленной на расчленение России. Центристские круги, как, например, авторитетные А.Л. Толстая и И.И. Сикорский, подчеркивали свою лояльность Америке и искали аргументы, к которым, казалось, американцы должны были прислушаться:

«Печально.., что резолюция... пренебрегла включением в список русского народа как жертвы коммунизма.

Более того, включение в этот список некоторых неотъемлемых частей России, названных "порабощенными нациями", дает Хрущеву в руки мощное пропагандное оружие, выставляя его защитником российского единства... Мы знаем, что политика Соединенных Штатов не пытается предрешить пределов и политического строя территорий, входящих в состав Советского Союза, но русский народ не знает этого, и для него резолюция Конгресса может означать... опасное намерение расчленить его родину. Такое мнение русского народа может оказаться причиной серьезного ослабления позиции свободного мира в борьбе с коммунизмом.

Мы знаем, что русский народ был одной из первых жертв коммунистического заговора, в котором – чего нельзя отрицать – участвовали и русские ренегаты, но который, по существу, был заговором интернациональным. Мы твердо надеемся, что недоразумение, порожденное резолюцией Конгресса, будет в будущем исправлено...»[79].

Эти аргументы в эмиграции повторялись множество раз. Но авторы обращения ошибались: это не было недоразумением. Они пытались говорить с "сильными мiра сего" на языке нравственности и идеологии, но те смотрели на Россию в рамках геополитики. Даже осенью 1991 г., уже после августовских событий, предложение одного из конгрессменов отменить закон P.L. 86-90 не нашло поддержки. Более того: в происшедшем распаде СССР (и вместе с ним исторической России) пропагандные мощности США руководствуются той же целью и играют огромную роль. [К моменту публикации этой книги в интернете этот закон не отменен. – Прим. 2012 г.] Правда, при этом следует учесть еще два важных момента.

Во-первых, большевики больше, чем кто-либо, облегчили американцам эту задачу. Не только подавлением национальных традиций всех народов, использованием русского языка для коммунистической нивелировки, рождением национал-большевизма (отождествление интересов народа и режима) – но и тем, что сами большевики свели Россию до пределов РСФСР, расчленив русский народ и начав называть русскими только великороссов.

Во-вторых, после "версальского" раздела европейских монархий и его лукавого обоснования "правом народов на самоопределение", после создания "демократической" Лиги Наций – в Европе начал утверждаться общий демократический дух в национальном вопросе. В правых же кругах жило понимание нации как соборной личности. Вспомним, что и на Рейхенгальском съезде в 1921 г. говорилось в отношении отделившихся имперских окраин: «Будучи националистами русскими, мы не можем и не должны не признавать за другими народностями прав на национальное самоопределение»[80], будущая же Россия виделась как союз свободных государств и самоуправлений. Этот дух учел и НТС, изменив после Второй мiровой войны терминологию: вместо довоенной "Российской Нации" стало употребляться выражение "народы России", с признанием их права на самоопределение плебисцитом, но всегда с подчеркиванием ценности общегосударственного единства (федерации). То есть на место понимания "единой и неделимой" пришла непредрешенческо-демократическая трактовка того же принципа.

В целом же почти вся русская эмиграция – как правая (монархисты), так и левая (социалисты), как первая, так и вторая (правда, уже не "третья") – продолжала сохранять в слове "Россия" изначальный многонациональный смысл. Разница между правыми и левыми часто сводилась лишь к форме этой многонациональности: множество культурных автономий, федерация или конфедерация народов, союз свободных государств. И это вступало в конфронтацию как с границами России-РСФСР, проведенными большевиками, так и с тем расчленением России, которое в годы Холодной войны Запад уже осуществлял явочным порядком на терминологическом уровне: в печати, гуманитарных науках, пропаганде... Ибо, повторим вслед за Фолькманом: для "сильных мiра сего" национальный вопрос в СССР был средством разложения геополитического противника.

Такая эгоистичная политика Запада более чем что-либо вызывала национальное поправение второй эмиграции. Так, одна из причин закрытия ЦОПЭ была в том, что там росло недовольство методами американцев (они пытались перехватывать контакты ЦОПЭ с советскими гражданами для их вербовки). Тот самый Климов, первый председатель ЦОПЭ, автор книги "Берлинский Кремль" (вышла на многих языках) – второе ее издание дополнил главой "Цена свободы" и книгу назвал "Крылья холопа". Здесь параллель к преданию о попытке русского холопа взлететь на самодельных крыльях: прыгнув с колокольни, он упал и разбился – так и многие "прыгнувшие в свободу" вскоре понимали, что на Западе их просто хотят использовать: «Свобода обернулась для них крыльями холопа, который взлетает на искусственных крыльях – и падает»[81]... Упал и "выбравший свободу" Кравченко (покончил с собою). Отметим и то, что соответствующую главу из книги Климова в 1972 г. издал поправевший СБОНР...

Была у этого поправения и другая причина – "разрядка", когда американцы прекратили финансирование многих своих антикоммунистических начинаний и заговорили о "теории конвергенции" (слияния капитализма и социализма), надеясь "задушить противника в объятиях". (Большинство эмигрантов, не вдаваясь в тонкости этой теории, увидело в ней лишь "очередное предательство" Запада...)

НТС и американские деньги

Поправело и послевоенное пополнение НТС. Тем не менее из всех перечисленных русских организаций, вошедших когда-то в КЦАБ, именно НТС, наименее склонному к уступкам в деле расчленения России, удалось дольше других, в том числе и в эпоху "разрядки", сохранить финансовую поддержку от американцев. Хотя и не слишком щедрую: все сотрудники в "Системе" НТС (к середине 1970-х гг. около 50–70 человек), независимо от должности, получали лишь прожиточный минимум (это в 3–10 раз меньше, чем у аналогичных сотрудников радио "Свобода"; впрочем, такое правило было установлено самим НТС – чтобы не пополнять организацию искателями кормушки...). Думается, столь долголетнее сотрудничество с американцами (до 1990 г.) получилось не потому, что те выбрали для этого НТС, а потому, что у них не было выбора: другие организации были менее работоспособны и постепенно сошли на нет.

Этот компромисс НТС с американцами вызывал на правом фланге эмиграции резкую критику именно потому, что солидаристы стояли на позиции российских национально-государственных интересов. Так, Н.Н. Чухнов, редактор очень правого "Знамени России", писал, что в сущности у Американского комитета русских эмигрантов почти нет: «...единственной организацией, с более или менее внушительными кадрами... можно считать только солидаристов, роль которых в этом заговоре против России и является самой постыдной. При всей сумбурности солидаристской программы, все же должно установить, что ни в одном пункте она не сходится с программами Керенского, СБОНР, Мельгунова, Лиги. Следовательно, единственным обстоятельством, побудившим солидаристский актив к вступлению в столь неестественное содружество, надо считать запах долларов»[82].

Вывод, пожалуй, правильный. Только дело было не в запахе денег, а в том, что с ними можно было делать для России. Правые критики НТС сами искали поддержки у власть имущих, например, САФ и РОНДД первое время получали небольшие средства от созданной под контролем американцев западногерманской разведывательной службы Гелена, позже превратившейся в BND[83]. Какая из сторон в таких компромиссах получила больше выгод – тема отдельного исследования. Но для вынесения объективной оценки нужно будет исследовать и то, что удалось сделать для России, скажем, Чухнову или тому же РОНДД.

Разумеется, отстаивание русской чести достойными представителями правого фланга имело важное значение – независимо от тиражей и материальных возможностей. Здесь нужен другой критерий – духовный, и читая сегодня непритязательные ротаторные тетрадки правой эмиграции, нельзя не чувствовать ее духовной правоты. Они часто гораздо больше дают для понимания сути эпохи, чем пропагандные издания активных политических организаций (того же НТС в 1950–1960-е гг.); воистину: не в силе Бог, а в правде. Но было на правом фланге и немало самодовольства, пустых громких фраз – как и много подозрительности и косности по отношению к тем, кто пытался что-то делать для России в политической сфере.

К тому же многие на правом фланге по-прежнему упрощали задачу освобождения России, считая это невозможным «без применения силы. Распространяемое некоторыми кругами мнение о возможности революции в Советском Союзе без внешней вооруженной помощи – опасный миф, ...который вероятно поддерживается самими же коммунистами, дабы усыпить бдительность своих противников. Русский народ, без внешней поддержки, безсилен совершить переворот, ибо, при существующей системе террора и доносов, всякая революционная попытка в мирное время обречена на неудачу», – утверждал "Глава династии" Владимiр Кириллович в своем обращении "к Свободному Мiру"[84].

Примерно то же заявил членам Конгресса и Сената США представитель РОВСа и Совета Российского зарубежного воинства Б.В. Сергиевский, считавшийся весьма авторитетным в американской военной среде: «Мы уже сейчас находимся в состоянии войны... формирование Армии Свободной России является обязательным и необходимым шагом»[85].

При этом все они, конечно, заклинали американцев не повторять ошибки Гитлера: призывали видеть в русском народе своего союзника (чтобы он не увидел в своих коммунистах меньшее зло), не расчленять Россию, не предрешать по своим меркам ее будущий строй; соответственно и освободительная «Армия должна быть независимой – Национальной, а не иностранным легионом какой-либо другой нации... должна иметь собственное командование»[86] – убеждал Сергиевский. Но даже если бы случилось невероятное и американцы создали такую русскую эмигрантскую армию – сторонники этого варианта, кажется, не особенно задумывались над тем, была ли вообще возможна интервенция и "весенний поход" в эпоху ядерного оружия...

Не в последнюю очередь поэтому НТС избрал путь подготовки внутренней политической революции. Е.Р. Романов на конференции в 1954 г. говорил: «Наша борьба будет развиваться, конечно, независимо от того, какую позицию по отношению к ней займет свободный мир. Хотя мы очень хотели бы, чтобы свободный мир в своих действиях считался с интересами революционно-освободительных движений. Мы чужды чувству "иждивенчества". Более того, мы решительно осуждаем и будем осуждать эти тенденции. Вслед за варягами приходят зондерфюреры. Ни тех, ни других мы не хотим видеть на своей земле... Мы ищем союзников. Мы умеем ценить их. В нашей истории есть блестящие примеры выполненного нашим народом союзного долга»[87].

На это авторы "Нашей страны" яростно возражали почти в каждом номере газеты, и более всего Солоневич: «Когда сейчас солидаристы повторяют уже столько раз провалившуюся теорию "национальной революции", то это уже не ошибка, не блеф, и даже не халтура. Это – нечто, гораздо худшее. Это именно то, что сейчас нужно СССР... мы стоим перед советско-американской войной ...и в этой войне мы обязаны сделать всё, что в наших – очень скромных силах для того, чтобы помочь победе США над СССР... – да здравствует война!..» В это время война могла уже быть только атомной, тем не менее Солоневич и далее настаивал «"Национальная революция" без войны в данный момент невозможна... Солидаристы отвлекают общественное мнение...»[88].

Конечно, лидеры НТС понимали, что политику Запада не изменить никаким "раскрытием глаз": в ней антикоммунизм и антирусскость были прагматически слиты в цельный образ врага. И что на искомый честный "союз" между российской оппозицией и Западом особой надежды не было. Такие заявления НТС скорее подчеркивали собственные принципы сотрудничества с "сильными мiра сего". И они подтверждаются, в частности, такими "посевскими" книгами, как "Нации СССР и русский вопрос" И.А. Курганова, в которой подвергнут безкомпромиссной критике американский закон 86-90 и прямо заявлено, что суть западной политики – подмена борьбы против коммунизма борьбой за расчленение России[89]. (Позволю себе и личное наблюдение: среди работников "Системы" НТС не было ни малейшего заискивания перед "иностранным фактором"; а та жертвенная атмосфера в организации, которую я застал еще в середине 1970-х гг., не могла возникнуть от "запаха долларов"...)

Конечно, это был опасный "союз", особенно если учесть его масштаб: подготовку и парашютирование людей для подпольной работы в СССР (конспиративной работой ведал Г.С. Околович). Но ведь и в довоенные годы походы в Россию (БРП, РОВСа, НТСНП) могли совершаться тогдашними "духовиками" только в сотрудничестве с иностранными штабами... И, судя по уже цитированному заявлению руководства НТС – «Союз в любой обстановке условием принятия помощи извне ставил: а) сохранение своей политической независимости, б) отказ давать какую-либо информацию разведывательного, а не политического характера»[90]. Единственным исключением из этого правила было обязательство информировать США, если НТС получит сведения «о готовящемся атомном ударе СССР против 3апада»[91]. (Вернемся к этой теме также в главе 24.)

Нужно отметить и то, что своей политической информацией НТС стремился повлиять на политику США с точки зрения национально-государственных интересов России. Вряд ли это имело значение в высших сферах, но на американских офицеров-разведчиков, опекавших НТС, это не могло не производить впечатления на уровне личного общения. Они проникались к русским эмигрантам симпатией и порою пытались соответственно влиять на свое начальство, в частности – убеждая его не сокращать денежных средств. Имел место, например, такой случай: НТС было предъявлено требование дать имена подпольщиков в России, иначе финансирование будет уменьшено вдвое; и когда представители НТС отказались – американский офицер пожал им руку со словами: «Я в этом не сомневался»[92]... Из-за этого американских "опекунов" часто меняли.

Об этой стороне деятельности НТС будущие историки смогут судить не только по плодам, но и, вероятно, по архивам обеих сторон Холодной войны. В СССР на эту тему тоже кое-что должно быть, учитывая, что провал первой же группы парашютистов НТС, сброшенной в СССР, «произошел из-за предательства на самом высшем уровне со стороны советского агента англичанина Кима Филби, ведавшего тогда контактами "английской короны" с США»[93]... Добавим еще одну человеческую черточку: один из американских офицеров (В. Коффин), потрясенный вскрывшимся предательством Филби и тем, что посылал русских эмигрантов на верную смерть, стал пресвитерианским священником[94]...

Оставим технические подробности этой темы будущим исследователям-историкам. Вернемся в атмосферу Холодной войны, когда богоборческий коммунистический режим, захватив Восточную Европу, подавлял народные восстания, насаждал террор и ложь, распространял свое влияние на десятки стран Азии, Африки, Латинской Америки... Он не скрывал своей цели: мiрового господства коммунизма. Всем было ясно, что остановить его и помочь России может только демократический мiр – как к нему ни относиться; а Россия сама после решит свои дела. Логика здесь была та же, что и в надеждах правой эмиграции на антикоммунизм гитлеровской коалиции. Была здесь и та же дилемма, которую тогда так и не смог решить Деникин («за границей у России вообще нет друзей»), но которую нужно было решать: или компромисс с Западом – или отказ от политической борьбы за Россию. И вряд ли кто-то станет утверждать, что страны, занявшие теперь место Гитлера в антикоммунистической борьбе, и особенно их "идеалы свободы" – выглядели менее приемлемо.

Это был неравный союз тех, кто боролся с государством СССР как геополитическим противником, допуская применение самых разрушительных военных средств против него, и той горстки русских эмигрантов, которые стремились внутренней революцией в своем Отечестве предотвратить такую войну и спасти Россию изнутри – и это для них более всего оправдывало такой союз.

Разумеется, и американцы прекрасно это понимали и видели в НТС лишь "полезного попутчика", ослабляющего общего врага (именно поэтому американская помощь для НТС была материальной, но не политической: на радио "Свобода" постепенно, с 1970-х гг., даже установился запрет на упоминание НТС). Но эта материальная помощь способствовала тому, что в области политической работы на Россию к 1960-м гг. НТС остался практически единственной действующей организацией, стремившейся проникать из эмиграции в СССР, поэтому в следующей главе речь будет идти в основном о нем.

[1] Кромиади К. За землю, за волю... Сан-Франциско, 1980. С. 257; [Росс Н. Советские лагеря во Франции // Русская мысль. Париж, 1997. 23 апр. С. 16. – Прим. 1997 г.]

[2] Толстой Н. Жертвы Ялты. Париж, 1988. С. 333, 350, 409, 417, 422.

[3] Там же. С. 120, 111–112.

[4] Там же. С. 344.

[5] Кромиади К. Указ. соч. С. 256.

[6] Толстой Н. Указ. соч. С. 415–417, 421.

[7] Столыпин А. Еще о жертвах Ялты // Посев. Франкфурт-на-Майне, 1983. № 2. С. 42.

[8] Цит. по: Эмиграция и советская власть // Новый журнал. Нью-Йорк, 1945. № 11. С. 352.

[9] Цит. по: Эмигранты у Богомолова // Там же. 1970. № 100. С. 271, 273.

[10] Гуль Р. Я унес Россию. Нью-Йорк, 1989. Т. III. С. 80–105; Новое русское слово. Нью-Йорк, 1945. 7 марта. С. 1–2; Берберова Н. Люди и ложи. Нью-Йорк, 1986. С. 240–250.

[11] Русский патриот. Париж, 1946. 22 июня.

[12] Кривошеина Н. Четыре трети нашей жизни. Париж, 1984. С. 138.

[13] Эмиграция и советская власть // Новый журнал. 1945. № 11. С. 352–356.

[14] Там же. С. 356–365.

[15] Процесс В.А. Кравченки. Париж, 1949.

[16] Поремский В. Политическая миссия российской эмиграции. Франкфурт-на-Майне, 1954. С. 12.

[17] Родина. М., 1994. № 2. С. 57.

[18] Переселение Ди-Пи. Что надо знать каждому Ди-Пи. Франкфурт-на-Майне, 1948. С. 7. См. также дипийские брошюрки: Новгородцев С. Граждане могучих объединенных наций, государств Америки, граждане великой Британии. Мюнхен, 1948; Новгородцев С. Открытое письмо президенту Соединенных Штатов Америки господину Труману. Б. м., б. г.; Чухнов Н. Открытое письмо в редакции газет и журналов, издающихся в Западной Европе и Америке. Б. м., б. г.; Куда ехать эмигранту? Выпуск 2. Республика Чили. Б. м., б. г.

[19] 10-летие Объединения Русских Юристов б. Ди-Пи в Америке и 75-летие его председателя прис. повер. К.Н. Николаева // Знамя России. Нью-Йорк, 1960. № 202. Сент. С. 9–10.

[20] Чухнов Н. В смятенные годы. Нью-Йорк, 1967. С. 146–150, 196–197.

[21] Александров Г. Хождение русских ди-пи по мукам // Социалистический вестник. Нью-Йорк, 1949. № 623–624. С. 158.

[22] Трибуна. Париж. 1949. № 3. С. 3.

[23] Чухнов Н. Пасынки судьбы // Знамя России. 1951. № 46. 31 авг. С. 1.

[24] Александров А. "Березовская болезнь" // Наша страна. Буэнос-Айрес, 1954.  № 252. 11 нояб. С. 7; Кторова А. Памяти автора "Румяной литературы" // Новое русское слово. Нью-Йорк, 1994. 14 июня. С. 18.

[25] Мамуков Е. Аргентина // Посев (информационный выпуск; дополнение к основному изданию № 49). Менхегоф, 1948. 1 дек. С. 1.

[26] Кэй Л.Н. Как были спасены остатки Русского Корпуса // Владимiрский вестник. Сан-Пауло, 1964. № 100. Май. С. 43–45.

[27] Кромиади К. Указ. соч. С. 264–265.

[28] Авторханов А. Мемуары. Франкфурт-на-Майне, 1983. С. 667.

[29] Из истории "Посева" // Посев. 1985. № 10. С. 3.

[30] О русской печати // Русский патриот. Париж, 1944. № 3 (16). 11 нояб. С. 6.

[31] Еще об аресте Б.Л. Солоневича // Наша страна. 1955. № 266. 24 марта. С. 4; см. также: № 269. С. 2.

[32] Струве Г. П.Б. Струве о смысле русской революции // Мосты (сборник). Мюнхен, 1967. С. 201.

[33] Поремский В. Политическая миссия... С. 7, 12–13.

[34] Rimscha Н. Die Entwicklung der rußländischen Emigration nach dem Zweiten Weltkrieg // Europa-Archiv. Frankfurt а. М., 1953. 5. Februar. S. 5716. Указание национальности Кирби (Kirby) не подтверждено.

[35] См., напр.: Владимiрский вестник. 1961. № 90; 1962. № 91; 1966. № 108; 1967. № 109 и № 110.

[36] См.: Социалистический вестник. 1949. № 620. 27 мая. С. 95–96.

[37] Цит. по: Rimscha Н. Ор. cit. S. 5465.

[38] Устное сообщение автору "второго человека" в РОНДД – Мосичкина В.К. (писавшего под псевдонимом Кудинов), 1991. Сын Арцюка передал мне картотеку членов РОНДДа с фотографиями (немногим более 100 человек) [которую я в 2000 г. передал в Дом Русского зарубежья А.И. Солженицына. – Прим. 2012 г.]

[39] С.Н. Конец Петроградской Ссудной казны // Русская мысль. 1951. 21 марта. № 329. С. 4. В архиве автора имеются также оригиналы официальных документов 1948 г. о приемке казны Комиссией в составе д-ра С.В. Юрьева, ген. А.В. Голубинцева, ген. М.Д. Гетманова, войск. старш. Б.Н. Милова и Е.Н. Арцюка.

[40] См. "Набат", начиная с № 22 (1951 г. 12 авг. С. 4), затем № 28; далее эти утверждения повторяются практически в каждом выпуске. Особенно выделяются статьи: Несин А. Солидаристы и Русское Освободительное Движение // Набат. Мюнхен, 1952. Апрель. № 34. С. 2, 4. См. далее: 1954. № 46–51, в частности: М.С. Работа НТС во время войны // Набат. 1954. Окт.–нояб. № 51. С. 3–4.

[41] См.: Чухнов Н. О странном феномене // Знамя России. 1967. № 276. Апрель. С. 1–2.

[42] См.: Набат. 1954. № 46. С. 1, 4; № 47. С. 1; № 49. С. 1–2, 4; 1955. № 53. С. 1, 4. Beschluβ des 3. Strafsenats des Bayerischen Obersten Landesgerichts vom 31. Dezember 1954 (BREG. 3 St. 219/1954).

[43] Климов Г. Крылья холопа. Нью-Йорк, 1972. С. 473.

[44] О "Русском Освободительном Движении" // Сборник решений Совета НТС. Франкфурт-на-Майне, 1958. С. 19.

[45] Авторханов А. Указ. соч. С. 693.

[46] Rimscha Н. Ор. cit. // Europa-Archiv. 1952. 20. Nov. – 5. Dez. S. 5323, 5325.

[47] Мельгунов С. Пути объединения // За Россию. Париж, 1948. С. 9; Дискуссия о солидаризме и христианстве // Церковная жизнь. Джорданвиль, 1947. № 3‒4.

[48] Солоневич И. Вторая Корея // Наша страна. 1951. № 88. С. 2.

[49] Рудинский В. Результаты непредрешенчества // Знамя России. 1957. № 159. 20 июня. С. 2–3.

[50] Прянишников Б. Новопоколенцы. Силвер Спринг (США), 1986. С. 268, 277.

[51] Столыпин А. О перемене названия Союза // За Россию. Франкфурт-на-Майне, 1956. № 12 (188). С. 8.

[52] Устав Народно-Трудового Союза (российских солидаристов). Франкфурт-на-Майне, 1957. С. 36.

[53] Седых А. Русские евреи в эмигрантской литературе, 1917–1967 // Книга о русском еврействе. Нью-Йорк, 1968. С. 444.

[54] Rimscha Н. Ор. cit. // Europa-Archiv. 1952. 20. August. S. 5105.

[55] Rimscha Н. Ор. cit. // Ibid. 1953. 5. Febr. S. 5467.

[56] Ibid. S. 5467.

[57] Абрамович Р. Фюссен и Штутгарт // Социалистический вестник. 1951. № 647. Сент.–окт. С. 185.

[58] Абрамович Р. Проблемы русской эмиграции // Там же. 1949. № 620. 27 мая. С. 84; № 622. 29 июля. С. 138.

[59] Цит. по: Rimscha Н. Ор. cit. // Europa-Archiv. 1953. 20. Mai – 5. Juni. S. 5726.

[60] Солоневич И. Вторая Корея // Наша страна. 1951. № 89. С. 2; № 88. С. 2. См. также: Чухнов Н. "Правительство" // Знамя России. 1951. № 40. С. 1–3.

[61] Авторханов А. Указ. соч. С. 684–685.

[62] Там же. С. 699.

[63] Заявление Г. Аронсона, Б. Двинова и Б. Сапира // Социалистический вестник. 1951. № 649. Дек. С. 249. См. там же: 1950. № 637. С. 192–193; 1951. № 640. С. 22–24; а также сборник статей: Против течения. Нью-Йорк, 1952.

[64] Авторханов А. Указ. соч. С. 710.

[65] Рассказ В.Д. Поремского автору о встрече с Керенским, 1991.

[66] Авторханов А. Указ. соч. С. 713.

[67] Наша цель – освобождение. Три речи адмирала Алана Г. Кэрка. Нью-Йорк, б. г. (около 1952). С. 13–17.

[68] Второй Российский Зарубежный Съезд. Нью-Йорк, 1952. С. 15.

[69] См.: Часовой. Брюссель, 1952. № 316. Февр. С. 7.

[70] Ильин И. Наши задачи. Париж, 1956. Т. 2. С. 477–480.

[71] Часовой. 1952. № 324. С. 13–20; № 325. С. 11–14.

[72] От Российского Политического Комитета в Нью-Йорке // Наша страна. 1953.  № 163. 28 февр. С. 3.

[73] Volkmann Н.-Е. Die politisehen Hauptströmungen in der russischen Emigration in Deutschland nach dem Zweiten Weltkrieg // Osteuropa. Stuttgart, 1965. Heft 4. April. S. 244.

[74] Rimscha Н. Ор. cit. // Europa-Archiv. 1952. 20. August. S. 5107.

[75] New York Times. 1951. 15 July.

[76] Справка: как и кем подготовлялся закон о расчленении России // Свободное слово Карпатской Руси. США, 1979. Нояб.–дек. С. 23.

[77] Laws of 86^th Cong.–1^st Sess. Captive Nations Week. Public Law 86–90: 73 Stat. 212. P. 226. См: U.S. New sand World Report. Washington. 1959. 3 Aug. Полный текст в переводе на русский: Радио "Свобода" в борьбе за мiр... Москва–Мюнхен, 1992. С. 121–122.

[78] Двинов Б. Радетели Украины // Социалистический вестник. 1950. Март. № 630. С. 43.

[79] Толстая А., Сикорский И., Сергиевский Б., Николаевский Л. Догнать свободу. (Обращение-листовка). 1959. См. также: Вечная Россия. Сборник документов и статей разных авторов в связи с пропагандой расчленения России. Нью-Йорк, 1962. Вып. 1.

[80] Соколов-Баранский В. Доклад по основам тактики и организации Монархического движения // Двуглавый Орел. Берлин, 1921. № 11. 1 (14) июля. С. 18.

[81] Климов Г. Указ. соч. С. 473–474.

[82] Чухнов Н. В защиту А.Ф. Керенского // Знамя России. 1951. № 50. С.2.

[83] Устное сообщение В.К. Мосичкина (Кудинова) автору, 1991.

[84] Обращение Главы Российского Императорского Дома Великого Князя Владимiра Кирилловича к Свободному Мiру // Часовой. 1952. № 318. Апрель. С. 4.

[85] Правдивое слово // Там же. 1952. № 318. Апрель. С. 15.

[86] Там же. С. 15.

[87] Романов Е. Дело революции в России и задачи нового этапа. Франкфурт-на-Майне, 1954. С. 30.

[88] Солоневич И. Война и эмиграция // Наша страна. 1950. 15 апр. С. 1–2; Солоневич И. О стандартах и людях // Наша страна. 1953. № 159. 31 янв. С. 3. Обоснование превентивной войны против СССР см. также: Потоцкий Н. Мой ответ Григорию Климову // Наша страна. 1955. № 302. 3 нояб. С. 4.

[89] Курганов И. Нации СССР и русский вопрос. Франкфурт-на-Майне, 1961. С. 186–205.

[90] НТС. Мысль и дело. Франкфурт-на-Майне, 1990. С. 12.

[91] Неопубликованное интервью автора с Е.Р. Романовым (Островским), 1991. [Опубликовано позже в книге: Романов Е. В борьбе за Россию: Воспоминания. М., 1999. С. 117. – Прим. 2014 г.]

[92] Беседа автора с В.Д. Поремским, 1991.

[93] НТС. Мысль и дело. С. 22.

[94] См. об этом в его книге: Coffin W. Once to every man. N. Y., 1978. P. 111–113.

---

---