17.02.1598 (2.03 в 2019 г.). – Избрание Царем Бориса Годунова
Как избирали Царем Бориса Годунова
Царь Феодор Иоаннович, последний русский правитель из царствовавшей ветви потомков Рюрика, умер 6 января 1598 года. Древнюю корону – шапку Мономаха – надел на себя шурин почившего Царя Борис Годунов, одержавший победу в борьбе за власть [с более близкими к Царю по крови претендентами на престол, а точнее – с Боярской думой, претендовавшей на власть. – Ред.].
Сохранилось два соборных постановления об утверждении Годунова в царском чине. Если верить датам, то оба документа были составлены практически в одно и то же время. Первая грамота помечена июлем 1598 года. Вторую грамоту писали в том же месяце и закончили 1 августа 1598 года. Однако по содержанию грамоты заметно различаются, и в каждой из них списочный состав собора не соответствует подписям. Косвенным путем можно установить иные – истинные даты составления этих документов.
Первый документ был изготовлен, когда Патриарх Иов 9 марта 1598 года предложил Собору составить грамоту об утверждении Бориса на царство: «да будет впредь неколебимо, как во утвержденной грамоте написано будет». 1 апреля Борис въехал в царский дворец, после чего «сию утвержденную грамоту, по мале времени написавши, принесоша к Иеву». Значит, первая утвержденная грамота была составлена в марте – начале апреля 1598 года.
Второй документ об избрании Бориса помечен 1 августа. В отличие от первого он скреплен подписями не только духовенства, но и всех светских чинов, участвовавших в выборах. Тщательная проверка списков и подписей избирателей позволяет установить иную дату составления грамоты. После коронации, в первых числах сентября, Борис пожаловал чинами многих знатных дворян, участвовавших в выборах. И в списках и в подписях избирателей (при всех их расхождениях) эти лица названы с теми чинами, которые они получили в сентябре–декабре 1598 года. Отсюда следует, что канцелярия составила списки собора не в феврале 1598 года, а почти год спустя.
А теперь рассмотрим историю избрания Бориса Годунова в Цари по существу. Царь Феодор Иоаннович не оставил после себя завещания. Возникли различные версии насчет его последней воли. Носились слухи, будто Феодор назвал в качестве преемника Романова, одного из своих братьев по матери Анастасии.
Официальная версия, исходившая от Годуновых, была иной. Как значилось в утвержденной грамоте ранней редакции, Феодор «учинил» после себя на троне жену Ирину, а шурину Борису «приказал» царство и свою душу в придачу. Окончательная редакция той же грамоты гласила, что царь оставил «на государствах» супругу, а патриарха Иова и Бориса Годунова назначил своими душеприказчиками. Наиболее достоверные источники повествуют, что патриарх тщетно напоминал Феодору о необходимости назвать имя преемника. Царь по обыкновению отмалчивался и ссылался на волю Божью. Будущее жены его тревожило больше, чем будущее трона. По словам очевидцев, Феодор наказал Ирине «принять иноческий образ» и закончить жизнь в монастыре. Как видно, Феодор действовал в полном, соответствии с церковными предписаниями и стариной.
Борис отказался исполнить волю Царя относительно пострижения вдовы-Царицы (своей сестры) и пытался закрепить за ней трон . Преданный Борису Патриарх Иов разослал по всем епархиям приказ целовать крест Царице. Обнародованный в церквах пространный текст присяги вызвал общее недоумение. Подданных заставили принести клятву на верность Патриарху Иову и православной вере, Царице Ирине, правителю Борису и его детям. Под видом присяги Церкви и Царице правитель фактически потребовал присяги себе и своему наследнику. Но мало кто из знатных лиц на это соглашался, а народ выражал недовольство шайкой Годуновых».
В обстановке междуцарствия руководство Боярской думы и столичные чины взяли на себя почин созыва избирательного Земского собора. После кончины Феодора, записал московский летописец, «града Москвы бояре и все воинство и всего царства Московского всякие люди от всех градов и весей збираху людей и посылаху к Москве на избрание царское»... Но этот приказ не был выполнен из-за противодействия правителя. На воеводских должностях в провинции сидели многие известные недоброжелатели Бориса, и он не желал допустить их к участию в Соборе. Годунов приказал перекрыть дороги в столицу и задержать всех лиц, ранее получивших приглашение прибыть в Москву.
Годунов имел основания для безпокойства. Самостоятельное правление Царицы Ирины не ладилось с первых дней. Через неделю после кончины мужа она объявила о решении уйти в монастырь (согласно воле почившего мужа). В день ее отречения в Кремле собралось множество народа. Официальные источники впоследствии изобразили дело так, будто толпа, переполненная верноподданническими чувствами, слезно просила вдову остаться на царстве. На самом деле отречение Ирины Годуновой носило вынужденный характер, свидетельствовал очевидец. «Простой народ, всегда в этой стране готовый к волнению, во множестве столпился около Кремля, шумел и вызывал Царицу». «Дабы избежать великого несчастья и возмущения», Ирина вышла на Красное крыльцо и объявила о намерении постричься.
Годунова отказалась от власти в пользу Боярской думы. «У вас есть князья и бояре, – заявила она народу, – пусть они начальствуют и правят вами». Слова Царицы отвечали политическим видам бояр, и она произнесла их, вероятно, по настоянию именно бояр.
Однако после пострижения бывшая Царица не только не простилась с мiрской жизнью, но пыталась править страной из монастыря: подписывала именные указы, рассылала их по городам. За спиной Царицы-инокини стоял ее брат Борис. Хотя ему не удалось предотвратить пострижение Ирины, он не собирался сдавать позиции. В тот памятный день, когда народ вызвал на площадь Царицу, Годунов вышел на Красное крыльцо вместе с ней и постарался убедить всех, что в Московском государстве все останется как было. Взяв слово после сестры, Борис заявил, что берет на себя управление государством, а князья и бояре будут ему помощниками.
Годунов не имел никаких формальных прав на трон, так как не состоял в кровном родстве с Царской фамилией. (Даже брак его сестры Ирины с почившим Царем Феодором был бездетным.) Аристократия и слышать не желала о передаче короны Годунову: на троне может сидеть лишь тот, кто происходит от «царского корены». Ближайшими родственниками царской династии были князья-рюриковичи, среди которых первенствовали Шуйские, ведшие свой род от младшего брата Ивана Калиты – Андрея. Шуйские надеялись завладеть опустевшим троном и настойчиво интриговали против Годунова. Однако главными его противниками выступали не Шуйские, а Романовы, родственники Царицы Анастасии – матери почившего Царя Феодора.
С января 1598 года определились четыре самых вероятных претендента на трон. Первые места среди них отводились Феодору и Александру Никитичам Романовым. Последние места среди претендентов достались Мстиславскому и Борису Годунову. В жилах Мстиславского текла королевская кровь, он был праправнуком Ивана III и занимал пост главы Боярской думы. Но среди коренной русской знати литовские выходцы Мстиславские не пользовались авторитетом.
Годунов перестал ездить во враждебно настроенную Боярскую думу, вскоре ему пришлось покинуть свое кремлевское подворье и укрыться в хорошо укрепленном Новодевичьем монастыре. Покидая Кремль, Годунов оставил там в качестве доверенного лица Патриарха Иова. Хлопоты его в пользу правителя имели важное значение, но они не могли предопределить исход выборов. Великородные бояре отвергали претензии Патриарха на руководство светскими делами.
17 февраля истекло время траура по Феодору, и Москва тотчас же приступила к выборам нового Царя. Патриарх созвал на своем подворье совещание, принявшее решение об избрании на трон Бориса. Обе редакции утвержденной грамоты подчеркивают, что в этом совещании участвовали духовенство, бояре, дворяне, дети боярские, приказные люди и всех чинов люди из Москвы и всей Русской земли.
Согласно ранней редакции, Патриарх предложил кандидатуру Бориса от имени немногих духовных лиц, которые были при преставлении Царя Феодора в Москве. Этот рассказ не удовлетворил позднего редактора, и в новом изложении Патриарх будто бы выступил от имени сразу всех духовных и светских чинов: бояр, дворян, приказных, гостей и всех «хрестьян». Нет возможности составить более точное представление о реальном составе первого Земского собора. Никто из противников правителя на этот Собор, естественно, не попал.
Как следует из утвержденной грамоты, «некие бояре», участвовавшие в Соборе, выступили с письменным свидетельством в пользу Бориса. Эта подробность подтверждается показанием дьяка Ивана Тимофеева, непосредственного участника избрания Бориса. Тимофеев не принадлежал к числу безусловных приверженцев правителя, и его мемуары можно использовать для проверки официозных источников. Как писал осведомленный дьяк, самые красноречивые почитатели Годунова не поленились встать на солнечном восходе и пришли к патриарху с писаной «хартией». Замечательно, что сторонники Бориса столь высоко оценивали значение «хартии», что включили ее, по-видимому, без всяких изменений в апрельскую утвержденную грамоту.
Этот документ может служить ярчайшим образцом предвыборной агитационной литературы. В нем биография кандидата расписана самыми яркими красками, не упущена ни одна деталь, которая могла бы подкрепить его претензии на трон. Авторы подчеркивали, что Борис с детства был «питаем» от царского стола, что Царь Иван посетил его больного на дому и на пальцах показал, что Феодор, Ирина и Борис равны для него, как три перста, что Иоанн Грозный «приказал» Годунову сына Феодора и все царство, что такое же благословение Борис получил и от Феодора.
Патриарх благосклонно выслушал «боярскую премудрую речь» и вместе с другими участниками Собора «приговорил» на другой день собраться в Успенском соборе, а затем организовать шествие в Новодевичий монастырь. Участники Земского собора приняли «крепкое уложение», определившее порядок шествия. В соответствии с разработанным сценарием дворянам следовало стать у кельи Царицы Ирины, «всенародному множеству» – «на монастыре – за монастырем» в поле и «всем единогласно с великим воплем и неутешным плачем» просить Бориса на царство.
Однако события разворачивались и в Кремлевском дворце, где заседала Боярская дума. Едва истекло время траура, как бояре собрались во дворце и после длительных прений обратились к народу с особым воззванием: они дважды выходили на Красное крыльцо и увещевали народ принести присягу Думе. Лучший оратор думы канцлер Василий Щелкалов настойчиво убеждал толпу в том, что присяга постриженной Царице утратила силу и теперь единственный выход – целовать крест боярам.
Самая большая трудность для Думы состояла в том, что «великие» бояре, решительно отказавшиеся признать права Бориса на трон, никак не могли преодолеть собственные разногласия. Братья Романовы унаследовали от отца популярность имени. Но они не обладали достаточной изворотливостью и опытом, чтобы сплотить всех противников правителя. По знатности Романовы далеко превосходили Годуновых. Но и они были в родстве с Царской семьей лишь по женской линии. «Принцы крови» Шуйские и «великие» бояре не желали уступать им своих прав на трон. Никто не собрал в думе большинства голосов, и разногласия обезсилили думу.
Наступил критический момент. Решение Земского собора в пользу Бориса Годунова не могло считаться законным, поскольку высший государственный орган – Боярская дума – решительно отклонил его кандидатуру. Но и предложение Думы присягнуть боярам и учредить в стране боярское правление также не прошло. Раскол в верхах привел к тому, что вопрос о престолонаследии был перенесен из думных и патриарших палат на площадь. Противоборствующие партии пускали в ход всевозможные средства – от агитации до подкупа.
Земский собор оказался более расторопным. 20 февраля ему удалось осуществить упомянутое шествие в Новодевичий монастырь. Борис благосклонно выслушал речи соборных чинов, но на все их «моления» отвечал отказом. Выйдя к толпе, правитель со слезами на глазах клялся, что и не мыслил посягнуть на «пре высочайший царский чин». Мотивы отказа Годунова от короны нетрудно понять. Как видно, его смущала малочисленность толпы. Чтобы вернее достичь цели, Борис распустил слух о своем скором пострижении в монахи. Под влиянием умелой агитации о его безкорыстии настроение в столице стало меняться.
Патриарх и члены Собора с удвоенной энергией взялись за подготовку новой манифестации. На вечерних службах Церковь пустила в ход весь свой авторитет. Наутро духовенство вынесло из храмов самые почитаемые иконы и со всей «святостью» вновь двинулось крестным ходом в Новодевичий. Таким, способом руководителям Земского собора удалось увлечь за собой более внушительную толпу.
От имени народа переговоры с Царицей Ириной и ее братом вели высшие чины Собора. Убеждая Бориса принять корону, церковники пригрозили, что затворят церкви и положат свои посохи, если их ходатайство будет отклонено. За ними выступили бояре, сказавшие: «А мы называться боярами не станем» (не будут управлять государством, если Борис не примет корону).
Борис, выйдя на паперть, обернул шею тканым платком и показал, что скорее удавится, чем согласится принять корону. Этот жест, замечает дьяк, произвел большое впечатление на толпу. Оглушительные крики народа приветствовали правителя. Борис смог наконец пожать плоды многодневных усилий. Общий клич создал видимость всенародного избрания, и Годунов, расчетливо выждав минуту, великодушно объявил толпе о своем согласии принять корону. Не теряя времени, Патриарх повел правителя в ближайший монастырский собор и нарек его на царство.
Манифестация 21 февраля сыграла важную роль в ходе избирательной борьбы. Опасность введения в стране боярского правления уменьшилась, тогда как позиции приверженцев Годунова окрепли. Чтобы сломить сопротивление знати, правитель получил поддержку столичного посадского населения. Но структура государственной власти была такова, что народное избрание Бориса на трон не могло иметь силу без санкции со стороны высшего органа государства – Боярской думы.
После избрания ничто не мешало правителю вернуться в столицу и надеть на себя корону. Но он медлил и в течение пяти дней продолжал жить в келье Новодевичьего монастыря: он ждал санкции Боярской думы. Но таковой, судя по всему, не последовало. Не дождавшись, 26 февраля правитель покинул свое убежище и возвратился в Москву. Его сторонники не пожалели средств и сил на то, чтобы подготовить столицу к торжественному приему нового Царя. Народ встречал Бориса на поле, за стенами города. Те, кто был победнее, несли хлеб и соль, бояре и купцы – золоченые кубки, соболя и другие дорогие подарки, подобающие «царскому величеству».
В Кремле Патриарх проводил Годунова в Успенский собор и там благословил на царство во второй раз. По замыслу руководства Земского собора, богослужение в Успенском соборе, традиционном месте коронации государей, должно было окончательно утвердить Бориса на троне. Но к концу дня всем стало ясно, что торжественная церемония не достигла цели. Годунов не мог принять венец без присяги в Боярской думе. Однако старшие бояре не спешили с выражением верноподданнических чувств, что и вынудило правителя вторично удалиться из столицы в Новодевичий монастырь под тем предлогом, что его сестра «бысть в нелицей болезни».
Неудача не смутила Годунова. Ряды его сторонников росли день ото дня. В начале марта 1598 года Патриарх вновь вызвал к себе соборные чины. Чтобы короновать Бориса, надо было предварительно провести общую присягу. Неудивительно, что деятельность мартовского Собора сосредоточилась в значительной мере на вопросе о способе ее проведения. В своей речи патриарх просил присутствующих служить Борису верой и правдой, «как они крест целовали» и «как в целовальных записях написано».
Текст новой присяги сохранился. Археографическая экспедиция снабдила его при публикации таким заголовком: «Соборное определение об избрании Бориса». Подлинный смысл «определения» заключен был в следующих строках: «И на том им, государем своим, души свои даем, все крест целуем от мала до велика». Мартовская присяга повторяла ряд пунктов боярского «свидетельства», представленного Земскому собору 17 февраля. Главный из них заключался в утверждении, будто Годунова благословили на царство сначала Царь Грозный, а затем Царь Феодор.
После совещания провинциальные епископы получили от Патриарха повеление созвать в главных соборах мiрян и духовенство, прочесть им грамоту об избрании Годунова, а затем петь многолетие вдове-Царице и ее брату в течение трех дней под колокольный звон. В провинцию выехали посланцы Годунова, которые хотя и не имели полномочий от Боярской думы, зато явились не с пустыми руками. Раздача денежного жалованья дворянам стала немаловажным аргументом в избирательной борьбе.
В течение марта Годунов оставался в Новодевичьем монастыре и лишь изредка показывался в столице. Во время своих наездов он «с боляры своими о всяких земских делех и о ратных делех советоваше со всяцем великим прилежанием». 19 марта Борис впервые созвал Боярскую думу для решения накопившихся местнических тяжб, не терпевших отлагательств. Таким образом, Годунов приступил к исполнению функций самодержца. Но он не спешил расстаться с загородной резиденцией и откладывал переезд в государевы покои, опасаясь спровоцировать оппозицию на открытое выступление.
Чтобы облегчить Борису возвращение в Кремль, его сторонники организовали третье по счету шествие в Новодевичий монастырь. Вместе с верными боярами Патриарх Иов настойчиво просил Бориса, не мешкая, переехать в «царствующий град» и сесть «на своем государстве». В знак полной покорности просители стали перед правителем на колени и «лица на землю положиша». Однако в ответ Годунов неожиданно объявил, что «отказывается от трона». Отказ Бориса побудил Патриарха вновь обратиться к Царице-инокине за указом. Она без промедления «повелела» брату ехать в Кремль и короноваться. Поскольку Патриарх не мог короновать претендента без боярского приговора, а руководители Думы продолжали упорствовать, необходимый боярский приговор был заменен указом постриженной Царицы.
1 апреля Годунов во второй раз торжественно въехал в столицу. Церемония повторилась во всех подробностях. За Неглинной Бориса ждали духовенство и народ. Он выслушал службу в Успенском соборе, затем прошел в царские палаты и там «сяде на царском своем престоле». Некоторое время спустя Патриарх велел прочитать перед священным собором утвержденную грамоту об избрании Бориса, доказывавшую, что правитель сел на трон благодаря законному избранию и благословению Патриарха.
Однако проект подписания утвержденной грамоты в Боярской думе рухнул. В списках апрельской грамоты и среди подписавшихся фигурировали одни духовные лица. Переезд Годунова в царские апартаменты и попытки навязать Думе утвержденную грамоту возродил оппозицию, которую возглавил Богдан Вельский. Знаменитый временщик Иоанна Грозного обладал огромным опытом по части политических интриг и располагал исключительными финансовыми возможностями. Ему удалось уговорить претендентов временно действовать сообща. И Романовы, и Мстиславский отказались от трона в пользу… татарина Симеона. Этот крещеный татарский хан Симеон по прихоти Грозного одно время формально занимал московский трон, а затем стал великим князем Тверским. Годунов свел служилого «царя» с тверского княжения, и он жил в деревенской глуши в полном забвении. Благословение Царя Иоанна IV давало Симеону большие преимущества перед худородным Борисом и могло воспрепятствовать его коронации. Бояре рассчитывали сделать его послушной игрушкой в своих руках. Такое объединение антигодуновской оппозиции грозило начисто разрушить все старания правителя.
Годунов не осмелился применить силу против Боярской думы, но постарался помешать ее деятельности под предлогом возникшей угрозы татарского вторжения. Москва располагала превосходной разведывательной сетью в Крыму и не могла не знать того, что хан готовит поход в Венгрию. Тем не менее Годунов с начала марта стал усиленно распространять сведения о близком вражеском нашествии на Русь. Годунов постарался привлечь общее внимание к вопросу о внешней опасности, надеясь разыграть роль спасителя Отечества и добиться послушания от бояр.
Попытки Бориса отрядить главных бояр на татарскую границу долго не удавались. После 20 апреля Годунов объявил, что лично возглавит поход на татар. К началу мая полки были собраны, а бояре поставлены перед выбором. Им предстояло либо занять высшие командные посты в армии, либо отказаться от участия в обороне границ и навлечь на себя обвинения в измене. В такой ситуации руководство Боярской думы предпочло на время подчиниться. Борис добился своей цели и мог торжествовать.
Годунову не пришлось отражать мнимое неприятельское нашествие, тем не менее он пробыл на Оке два месяца. За это время в Серпухове Годунов добился дипломатических успехов. Крымские послы, явившиеся с предложением о мiре, признали за ним царский титул. Английская королева официально поздравила его с восшествием на престол.
Главное же – серпуховский поход помог заглушить голос оппозиции. Раз подчинившись правителю, бояре стали обращаться к нему за решением своих местнических тяжб и тем самым признали его высший авторитет. Со своей стороны Борис постарался удовлетворить самолюбие главных противников, вверив им командование армией. Годунов не жалел усилий, чтобы завоевать на свою сторону симпатии всей массы уездных дворян и ратных людей. Он щедро потчевал их за «царским столом» и раздавал денежное жалованье. Борис добился признания и со стороны дворянского ополчения, потому что его политика закрепощения крестьян и освобождения барской запашки от государевых податей отвечала интересам дворянства.
Патриарх Иов ждал возвращения Годунова из похода и тщательно готовился к этому торжественному моменту. К июлю канцелярия завершила сбор подписей под текстом апрельской утвержденной грамоты. В списках членов священного собора, составленных в апреле 1598 года, значилось уже 126 иерархов, многие из которых не числились в начальном списке. Однако по-прежнему отсутствовали некоторые самые известные архиереи, в том числе казанский митрополит Гермоген, который считался третьим лицом после патриарха. Его не пригласили в Москву из-за нелояльного отношения к Борису. Так формировался и так действовал священный собор, служивший одной из руководящих курий избирательного Земского собора Бориса Годунова.
Патриарх ухватился за мысль о составлении утвержденной грамоты, когда у него вышел конфликт с руководителями Боярской думы. Подписание грамоты могло заменить церемонию присяги в Думе. Надобность в таком документе уменьшилась, когда Годунов добился от бояр послушания. В июле утвержденную грамоту окончательно сдали в архив. Серпуховский поход устранил последние преграды на пути к общей присяге.
Вековой обычай предписывал приводить к присяге в зале заседания высшего государственного органа – Боярской думы. Церемонией могли руководить только старшие бояре. Но Борис не посчитался с традицией и велел целовать себе крест не в Думе, где у него было слишком много противников, а в церкви, где распоряжался Патриарх.
Москва целовала крест «в пору жатвы», то есть в конце июля – августе. Текст летней присяги разительно отличался от мартовского текста. Весною власти многословно убеждали подданных в законности избрания Бориса. Теперь они ограничились лишь пространным перечнем обязанностей подданных по отношению к «богоизбранному» Царю. Подданные обещали «ни думати, ни мыслит, ни семьитись, ни дружитись, ни ссылатись с Царем Семионом» и немедленно выдать Борису всех, кто попробует «посадит Семиона на Московское государство». В этом пункте, отсутствовавшем в мартовском тексте, заключался основной политический смысл нового акта. Годунов окончательно разрушил планы оппозиции, замышлявшей передать трон «царю» Симеону.
Подготовляя почву для коронации, власти 1 сентября организовали четвертое по счету торжественное шествие в Новодевичий монастырь с участием духовенства, бояр, гостей, приказных людей и жителей столицы. В итоге нового «моления» Борис, заранее прибывший в Новодевичнй, милостиво согласился венчаться царским венцом «по древнему обычаю».
Два дня спустя Годунов наконец короновался в Успенском соборе в Кремле. По случаю коронации новый Царь пожаловал многим знатным лицам высшие боярские и думные чины. В числе удостоенных особых милостей были Романовы и Вельский. Бояре получили гарантии против возобновления казней.
Для устранения последних сомнений в самом конце 1598 – начале 1599 года власти созвали в Москве новый Земский собор и представили ему на рассмотрение новую утвержденную грамоту о воцарении Бориса Годунова. В полном соответствии с соборной практикой XVI века его члены были назначены самим правительством. Боярская дума была представлена почти в полном составе. Присутствовали как сторонники, так и бывшие противники Годунова. Помимо членов Думы правительство привлекло для участия в новом соборе значительную часть столичного дворянства, высшие дворцовые чины, стольников, стряпчих, жильцов, приказную бюрократию, стрелецких голов. Таким образом, законность нового Собора уже не вызывала сомнения.
Итак, заключение. Многовековые традиции боярской аристократии и престолонаследия воздвигли на пути к престолу Бориса Годунова, незнатного шурина почившего Царя, казалось бы, непреодолимые преграды. Междуцарствие грозило в любой момент разрешиться смутой. Но Годунову как временному правителю удалось избежать потрясений, ни разу не прибегнув к насилию. В искусстве политических комбинаций он не знал себе равных. Найдя опору в дворянской массе и среди столичного населения, Борис без кровопролития постепенно сломил сопротивление знати и стал первым «выборным» Царем.
[При этом решающее значение имела поддержка Патриарха Иова. Он, видимо, исходил не столько из личной преданности Годунову, усилиями которого на Руси был поставлен первый в истории русский Патриарх, сколько из здравого государственного смысла. Государству был необходим самодержавный монарх, а не зависимый от Боярской думы ее ставленник. Боярские неразрешенные споры о кандидатах на престол и найденная компромиссная кандидатура в лице татарина Симеона – выдавала именно шляхетские амбиции бояр в передаче верховной власти Думе. Тот факт, что Годунов уже при почившем Царе Феодоре был реальным правителем государства и близким родственником Царя – был решающим аргументом для Патриарха, стремившегося не допустить смуты. Другое дело – выявившиеся личные качества самого Годунова... – Ред.]
Использована со значительными сокращениями работа
Р.Г. Скрынникова «Борис Годунов. Земский Собор 1598 года».
