«Власть – это главное условие сохранения жизни. Жизни и активов»

Публикуемая ниже беседа взята с главного сайта либеральной оппозиции, финансируемого Газпромом (!) ‒ "Эхо Москвы". Оно нужно власти как жупел оппозиции для ее дискредитации как "большего зла" в сравнении с нынешней властью: мол, если свергнуть нас, коррупционеров-компрадоров-олигархов, то к власти придут эти иностранные агенты, являющиеся проводником западной русофобской идеологии с ее непризнанием воссоединения Крыма, с ее навешиванием ярлыков "русского фашизма" на любые акты самооброны русских людей от мигрантского безпредела, с ее критикой любых робких попыток уважения властью интересов русского народа, с ее защитой ЛГБТ-"прогресса" и мерзейших "достижений" нынешней россиянской "культуры" с глумлением над Православием (типа "Гоголь-центра" и театра Богохулова)...
В сумме эти качества "Эха Москвы" успешно дискредитируют публикуемую там правильную информацию вполне объективных авторов, хотя редакторы этой витрины "большего зла" упорно не сознают такой своей самодискредитации. Тем не менее, если некоторые полезные материалы вычленить из русофобского западнического антуража, они заслуживают внимания и на нашем сайте. Ниже один из таких (с незначительными сокращениями пустой "воды" прямого эфира), в частности об опубликованных на Западе "офшорных" капиталах друзей Путина и некоторых государственных деятелей РФ, хотя и он нуждается в комментарии. ‒ Ред. РИ.

Валерий Соловей: Особое мнение

С. Крючков ― На «Эхо Москвы» со своим особым мнением сегодня профессор Валерий Соловей. Политолог.

Валерий Дмитриевич, «Архив Пандоры» — прозвучало такое словосочетание. От Панамы до Пандоры недалека дорожка. Журналисты расследовали. И все бы ничего, в Кремле говорят, что ничего особенного... Власти Индии отреагировали, власти Украины отреагировали. Мировая закулиса так заговорщицки ставит на белое пальто российской власти свою черную кляксу. Что это?

В. Соловей ― Да ничего, это типичная реакция российской власти. Любые разоблачения она встречает именно так: вы все врете. А поскольку в данном случае во вранье обвинять не удается, там есть доказательства, то это не имеет никакого значения. На самом деле важна не реакция российской власти, а реакция российского общества. Ведь реакция изоморфна, у них общая структура. Российскому обществу тоже все равно. Оно уже так перекормлено благодаря команде Навального, именно перекормлено разоблачениями самыми громкими, что то, что происходило какие-то годы тому назад. Там речь идет о документах 16-17, по-моему, самое позднее 18-го года, если мне память не изменяет. Не имеет ровно никакого значения.

С. Крючков ― Почему перекормлено расследовательскими фактами, а не такого рода реакциями? Ничего страшного, ничего особенного?

В. Соловей ― Потому что к любым фактам, рано или поздно, наступает привыкание. У Евтушенко, по-моему, эссе было или поэма, он использовал слово – притерпелость. Вот притерпелись. Помните, какая была бурная, по-настоящему спонтанная реакция, допустим, на расследование истории Дмитрия Медведева. Это было первое мощное расследование. Уже реакция на знаменитый фильм «Дворец» она была по числу просмотров более значительной. Но что касается конвертации в политическое действие, она была не такой сильной. Люди привыкают.

Они привыкают к тому, что если их действия ни к чему не приводят, а они очень часто и не хотят действовать. То стоит ли тогда заморачиваться. Они смотрят это как некий интересный артефакт. Вот есть видео… Он интересен. Как они живут. А дальше в дело вступает стереотип, который, кстати, охотно использует и официальная пропаганда. Когда она засылает своих троллей. А вы бы так что, не поступили? Вы бы что, на их месте вели себя иначе? Люди внутренне ежатся, думают: а может быть и я бы так поступил. А чего собственно мы хотим от этих людей. А как бы мы себя повели. То есть, есть по этому вопросу консенсус между властью и обществом. Такой негласный. Это не означает, что недовольство не накапливается. Что раздражение не усиливается. Потому что вот здесь отличие бумажных разоблачений, от видео. Видео, когда показывают – вызывает реакцию. Текст, слова – такой реакции не способны вызвать. Сейчас другой тип восприятия доминирует.

С. Крючков ― ... Но есть логика власти, которая обвиняет в иностранном финансировании и более того, вешает ярлыки иностранного агента на тех, кто по большому счету такими доказательствами не обременен

В. Соловей ― Естественно, но власть будет сейчас усиливать эту тему. Это понятно. Потому что госпожа Захарова недавно заявила доклад о «британском вмешательстве» во внутренние российские дела. Поддержке иноагентов. Это классический пиаровский прием. Вы контролируете официальную пропаганду, вы перебиваете тему. Вы другую повестку вносите. И плюс к той теме, которую вы не можете перебить, а Пандору вы не можете перебить – вы выделяете те фрагменты, которые вам выгодны. А что там на Украине. А что там Зеленский. А что там в Чехии. А что там в Чили. Посмотрите.

И вы вроде бы формально правы, как говорил Ленин. Формально правильно, а по существу издевательство. Какое нам дело до того, что у Зеленского есть офшор. Нам до этого никакого дела, понимаете, нет. Или у Бабиша. Нам есть дело до того, дело даже не в самом факте офшоров, они ведь не были законодательно запрещены в то время. Были просто призывы президента к деофшоризации экономики. Они уже позже стали приобретать некое законодательное воплощение.

Дело в том, что те деньги, которые в офшорах, значительно превосходят доходы этих людей. Значительно. Если Егоров, известный адвокат он может еще сослаться на свои гонорары, у него есть. То у госчиновников и топ-менеджеров госкорпораций, даже если это глава госкорпорации, таких оправданий даже формальных нет. И в принципе это уже преступление. Потому что ваши офшоры значительно превосходят задекларированные вами доходы. То есть это уже предмет для разбирательства. Для начала надо бы парламентскую комиссию созвать. Пусть парламентская комиссия, у нас новый созыв парламента, пусть она этим делом и займется.

С. Крючков ― Первым делом.

В. Соловей ― Это было бы логично, я не сомневаюсь, но я думаю, что первым делом она займется расширением списка иноагентов. И какими-то ужесточениями.

С. Крючков ― Это отсутствие оправданий разницы в цифрах, показанных в досье и официальных доходах – оно может стать фактором в транзите предстоящем внутри самой элиты.

В. Соловей ― Да, уже стало. Уже подготовлен проскрипционный список тех людей, у которых надо изъять активы, и теперь состояние этих активов известно. Я нисколько не шучу. Те люди, которые рассчитывают играть в транзите ключевую роль, они составили проскрипционный список. Я не буду называть сейчас фамилию человека, который рвет и мечет и лелеет мечту. Но я знаю, что в этот список включили даже часть членов кооператива «Озеро». Тут дело не в том, что вскрыт «ящик Пандоры» — а в том, у кого есть активы. А у кого есть власть или появится власть, как они планируют и силовой ресурс – чтобы эти активы забрать. Список уже подготовлен.

С. Крючков ― Фамилия этого человека не называется на «ч».

В. Соловей ― Нет, она слишком известна, чтобы ее произносить.

С. Крючков ― Вообще реакция кремлевская она свидетельствует о том, что после проведенной спецоперации по голосованию в России, относительно спокойно все равно на все реагируют власти.

В. Соловей ― Власть не реагирует спокойно, на самом деле она просто очень цинична. Она считает, что это не имеет никакого значения. Она научена опытом разоблачений со стороны команды Навального, она приобрела иммунитет. Считает наплевать, это наоборот хорошо, что вы все замараны. Это достоинство. Теперь мы с вами, как говорил доктор философии в январе 45-го года: вместе шли, вместе висеть. То есть идти до виселицы или до победного конца. Это для них преимущество. Понимаете. Это спаивает их. Сплачивает. Это и есть чуть ли ни главная скрепа российской элиты.

С. Крючков ― Теперь, когда ресурс этих расследований Навального некоторым образом нейтрализован, приведет ли к это к расшатыванию скреп внутри самой элиты и в связи с выведенным за скобки Навальным.

В. Соловей ― Да, но это произойдет в силу других причин. Уже Алексей Анатольевич [Навальный] к этому никакого отношения не имеет и иметь не будет. Поскольку подвергается все более сильной эрозии столп и опора режима, а в случае такой эрозии авторитарные режимы очень подвержены кризисам. Нестабильности и турбулентности. Эта турбулентность началась. Вот убийство Зиничева, скажу сразу, это не была гибель, это было именно убийство. Генерала. И погиб не только он, там погибло еще несколько человек вместе с ним. Так вот, вот эта история – свидетельство конфликта очень серьезного, в данном случае он прорвался наверх – внутри элит. Этот конфликт будет развиваться. Это неизбежно.

С. Крючков ― Валерий Дмитриевич, но за слова об убийстве Зиничева ведь придется как-то, наверное…

В. Соловей ― Отвечать. Это же «Особое мнение». Правда?

С. Крючков ― Конечно.

В. Соловей ― Это особое мнение. Можно считать, что это оценочное, как у нас любят говорить, оценочное суждение.

С. Крючков ― Вирусные перспективы в политическом аспекте. Вроде и выборы прошли у нас, и все, что нужно власти, кажется, решили. Контролируемый парламент, как хотели большинство. Есть объяснения тому, почему до сих пор решения по ковидному закрытию нет. Потому что цифры больше пиковых. И если мы вспомним весну прошлого года, то закрывали и не при таких цифрах.

В. Соловей ― Государство, точнее центральная власть не хочет на себя брать за это ответственность. Это непопулярное решение. Поэтому лучше тяжесть не популярных решений, об этом сегодня сказала госпожа Попова, перенести на региональные власти. Пусть они принимают решения. Кто первым на себя примет тяжесть непопулярного решения, это уже понятно. Это должна быть Москва. Потому что, исходя из логики российского политического и культурного пространства, – за Москвой последуют и другие. Сейчас надавят на Собянина, как и раньше происходило. Он предпримет какие-то шаги, которые сведутся к новым ограничениям. В первую очередь я думаю, это ограничение в общественно-политической сфере. Очередные. А за ним последуют и другие регионы России с некоторыми модификациями. А власти зачем на себя брать ответственность. Потому что если она об этом говорит – она берет ответственность, в том числе финансовую. Теперь пусть региональные власти решают эти проблемы.

С. Крючков ― Это значит, что в перспективе транзита Собянин той самой фигурой консенсуса, о которой вы часто говорите – не является.

В. Соловей ― Нет, он не является такой фигурой. Даст бог ему, но с его точки зрения сохранять свою позицию мэра Москвы.

С. Крючков ― Дмитрий Анатольевич – прощайте?

В. Соловей ― Да, он все уже на выход с вещами. То есть могут переместить, конечно, но не думаю, что как Молотова послом в Монголию, но что-нибудь издевательское – да.

С. Крючков ― Какие-то новые акторы могут появиться в перспективе транзита. Потому что эта фантасмагория с соболиными кокошниками в Исаакиевском соборе, с венчанием этим царственным, какие-то дополнительные окраски привносит.

В. Соловей ― Как любит шутить мой очень хороший товарищ, он служил в морской авиации. Это известная шутка всем, кто служил. Кто в армии служил – тот в цирке не смеется. Я это рассматриваю исключительно как цирковое представление. Даже не как постмодернистскую иронию, а для иронии это слишком серьезно. Нельзя к этому всерьез относиться.

С. Крючков ― Вы говорили об эрозии столпа системы. Речь идет о тех самых обстоятельствах непреодолимой силы, которые вы часто упоминаете.

В. Соловей ― Да конечно. Они во всю силу себя проявляют. Их пытаются самые квалифицированные врачи сдержать. Но судьба неумолима. Здесь можно надеяться только на чудо. Есть вещи, которые невозможно преодолеть никому. И самый могущественный человек мира не может их преодолеть. Он надеется на чудо, на разного рода оккультные ритуалы. Ему обещают, приходят шарлатаны и, кстати, из числа высших госчиновников. Они ему обещают чудо. Но чуда не будет.

С. Крючков ― Тем не менее, две недели после одного из чудес, которое мы наблюдали, три счастливых дня…

В. Соловей ― Электоральное.

С. Крючков ― И у части нашего общества возникла послевыборная депрессия, если можно так сказать. Во всяком случае, для тех, кто не в обозе. Какую-то позитивную программу еще можно в этой связи исповедовать. Когда унылое голосование, как вы говорите нейтрализовано. Когда пикеты невозможны, по большей части. Когда невозможно зарегистрироваться. И так дальше. Со всеми этими статусами иноагентов, нежелательных и прочее.

В. Соловей ― Я понимаю. Кажется, что выхода уже нет. Но помните знаменитую фразу: все казалось навсегда и вдруг закончилось. Вот я хочу, чтобы наши уважаемые зрители и слушатели поняли, что все закончится вдруг и скоро. Я подчеркну: скоро.

С. Крючков ― Казалось бы, и с коммунистами все было относительно понятно. Они не представляли угрозы и вдруг они стали своего рода центром протеста.

В. Соловей ― Они не стали центром протеста фактически, потому что они не могли его организовать. Не решились, не хотели. У них не было поддержки. Я не очень верю, что те люди, которые за них, скрепя сердце проголосовали по призыву УГ [умного голосования], они готовы были выйти на площадь. Но главное у коммунистов — родовая травма. 1996 год. Не 1991. А 1996-й. Когда у них победа была в руках, они от нее отказались. Отказался лидер нынешней компартии. И они из раза в раз повторяют один и тот же рисунок поведения. Поэтому от них ничего ожидать не приходится. Я думаю, что в момент кризиса выдвинутся какие-то региональные лидеры. Они могут повести за собой. Но именно в регионах. В Москве, по-моему, таких нет.

С. Крючков ― Довольно активна Енгалычева, Рашкин.

В. Соловей ― Да, Евгений Ступин, да. Они могут. Но понимаете, когда начинается кризис, тогда начинают цвести все цветы. И почему обязательно идти за коммунистами. Москва это совсем не левый город. Не надо обольщаться результатами голосования. Крупные города да, я бы сказал [являются] терминалом в современный мир, а Москва именно такой терминал, они настроены в социокультурном отношении совсем иначе. У них не левые настроения преобладают.

С. Крючков ― Это если мы содержательно анализируем. А если по форме? Ведь коммунисты остаются теми, у кого есть институциализация, кто в этой системе присутствует.

В. Соловей ― А я оговорился, что в ситуации кризиса победу одержит тот, кто дерзнет. Мы с вами говорили вначале до собственно эфира, что все начинается с экзистенциальных качеств. Оптимизм такое качество. Воля – то, что предшествует любому политическому решению и политическому действию. Воля нужна для того, чтобы вы вообще были готовы решить и действовать. Вот те, у кого эта воля окажется, экзистенциальное качество, я подчеркну. Почему большевики выиграли в 17-м году? У них этой воли было поболее, чем у других. Это очень важно. А сейчас это будут не большевики. У нынешних потомков большевиков есть родовая травма 1996 года.

С. Крючков ― А предтечей этой родовой травмы не стали ли события 28-летней давности? Потому что сегодня 4 октября. В 1993 году в этот день был расстрелян Белый дом. Воля российского народа с одной стороны и институциализация коммунистов…

В. Соловей ― Это очень хорошее и важное замечание. Оно психологически что-то может объяснять, но на то и политик, чтобы преодолевать такие травмы. И если вы чувствуете, что надо рисковать, как в свое время Ельцин это почувствовал. Чем он отличался выгодно – у него была не только воля к власти, у него была воля к борьбе. Он боролся, и он готов был рисковать. Выиграет тот, кто не просто хочет власти, а власти в России хотят все. Но при этом они готовы рисковать другими, но не собой. Вот когда найдутся те, а они есть, сейчас в тени те, кто готов будут рискнуть и собой. Помните, как у Галича: готов ли ты выйти на площадь в назначенный час. Вот такие люди и выиграют.

С. Крючков ― У сегодняшней власти, извините за тавтологию, власть – это самоцель или есть какие-то сопряженные обстоятельства, поступиться которыми она не готова…

В. Соловей ― Власть – это главное условие сохранения жизни. Жизни и активов. Как только они теряют власть – они теряют не только активы, но свободу с очень высокой вероятностью. А в некоторых случаях и жизнь. Они это прекрасно понимают.

С. Крючков ― Но то, что мы наблюдали на протяжении последних нескольких лет, вся система подпорок, создаваемых властью, вся система законодательных обоснований и рубежей. Разве же она не гарантирует, не обеспечивает то, что в большей или меньшей степени безболезненно все это может произойти. Тогда, когда это потребуется.

В. Соловей ― Нет, конечно, не гарантирует. В России вам никто никаких гарантий дать не может. Они это прекрасно знают. Они пытаются эти гарантии породить сами из себя. Как барон Мюнхгаузен пытался сам себя вытащить за волосы. Жаль этот жест я не могу продемонстрировать. Выглядеть будет издевательски. В их случае – да, у них не будет тех волос, за которые они смогут сами себя вытащить. Это очень важно понимать.

С. Крючков ― То есть, строго говоря, основную угрозу существованию нынешнего статус-кво они видят в самих себе.

В. Соловей ― Они не видят. Но они друг другу не доверяют, они друг друга ненавидят, они друг друга готовы передушить. И они будут душить друг друга. В прямом смысле слова являются иногда.

С. Крючков ― И крамольная тогда мысль, не является ли в оставшиеся до завершения транзита годы…

В. Соловей ― Месяцы.

С. Крючков ― ... Путин как фигура, гарантирующая эту стабильность.

В. Соловей ― Конечно. Поэтому говорю, что все зависит от этого стержня. Стержень подвержен эрозии. Эрозия усиливается. Стержень слабеет и ломается. Всё. Хана. Они могут на какое-то время установить подобие хунты, военной диктатуры, но не военной в полном смысле. Силовой. К этому готовятся. Но это продлится очень недолго.

С. Крючков ― То, что прошло по ряду Telegram-каналов, о якобы чуть ли не осуществившемся перевороте в структурах власти.

В. Соловей ― Мы с вами в первой части говорили о Зиничеве. Это все связано, его смерть, не буду употреблять термин «убийство». Его гибель трагическая. Гибель еще нескольких сотрудников ФСО. Что нельзя считать совпадением. Была связана с желанием ряда людей изменить кардинально ситуацию в России.

С. Крючков― Если мы в порядке перечисления, ‒ кто еще остается на острие в качестве такой фигуры консенсуса на данный момент и кто выгодоприобретатель всей этой конфигурации?

В. Соловей ― Пока консенсус вокруг фигуры Мишустина. Элитный консенсус. Выгодоприобретателями станут те, кто будут регентами при Мишустине. То есть те, кто будут гарантировать сохранность самой системы. Это должны быть силовики. Пока это Патрушев и Сечин.

С. Крючков ―  Валерий Дмитриевич, Элла Памфилова будет подавать иски к журналистам по поводу публикаций о выборах. И если эти иски будут выиграны, наверное, будут выиграны, ‒ все будет уходить на благотворительность. Нашли же виноватых.

В. Соловей ― Ну конечно. Хорошо, пока журналистов не будут сажать. Но я думаю, что суды могут выносить и другие решения. Суд-то у нас независим, правда, это Памфилова хотела бы отправить деньги, выигранные, нет сомнений, что она будет выигрывать эти иски. Суд может иначе рассудить.

С. Крючков. ― А вариант, когда сказано – поставили под сомнение журналисты. Он более не рассматривается в качестве приемлемого? То есть только работаем по схеме: сказано – будьте любезны озвучить.

В. Соловей ― Совершенно верно. Это похоже на Советский Союз, на то, когда, я бы сказал плюрализма медиа нет уже, есть разнообразие. Пока это разнообразие в частности представляет «Эхо Москвы». «Дождь», «Новая газета» и кое-что на местах. «Дождь» признан иноагентом. Они представляют именно это разнообразие медийное. Речь о том, чтобы ликвидировать и разнообразие. То есть стилистически СМИ могут различаться, но содержательно они должны направлять обществу одно послание. И движение в этом направлении идет.

С. Крючков  ― Прирастает в полку иноагентов раз за разом. «Медиазона»…

В. Соловей ― Не к ночи будь помянут список.

С. Крючков― Дай бог. Этот тренд устремлен в бесконечность или все-таки определенный предел здесь может быть положен?

В. Соловей ― Это очень хороший способ стигматизировать кого угодно. И создать проблемы для кого угодно, в том числе материальные финансовые. Если потребуется – юридические. Поэтому зачем ограничивать себя. Я думаю, что ограничат внешние обстоятельства. Все вдруг закончится. И наплевать будет на все списки.

С. Крючков ― Так они и до Первого канала дойдут с Эрнстом, у которого возможно есть какие-то офшоры.

В. Соловей ― Почему нет. Если вспомнить логику, допустим, сталинских чисток и репрессий – они тоже носили порой абсурдный характер. И самому вождю народа приходилось вмешиваться для того чтобы их остановить... умерить.

С. Крючков ― Кстати, о вождях. Москва и Минск споткнулись на одной относительно лояльной, во всяком случае, на территории нашей страны газете. Я веду речь о «Комсомолке». Вот этот инцидент с выдачей, с вывозкой журналиста Можейко на территорию Белоруссии – он рушит какие-то прежние договоренности между Путиным и Лукашенко. И имеет ли смысл говорить об этих договоренностях в свете того, что, как вы говорите, до завершения транзита считанные месяцы.

В. Соловей ― Есть соглашения о намерениях, есть манера Александра Григорьевича водить за нос российское руководство. Он это успешно делает. И есть требование со стороны российского руководства наконец-то перейти к реальной интеграции здесь и сейчас. Лукашенко играет на выигрыше времени. Это первое. Второе, что проявилось в частности фактически в экстрадиции журналиста – получает деньги и пользуется своими привилегиями фактически экстерриториальности на территории России. На самом деле это щелчок. Это демонстративный щелчок по носу. Российской власти. Мы взяли, изъяли журналиста. Вообще это с территории другой страны. Это колоссальный международный скандал. Колоссальный. И как это выглядит сейчас, где же сетования и сокрушенные голоса, я бы сказал вой собаки Баскервилей в лице центральных каналов? Ничего такого мы с вами не наблюдаем. Оказывается, Лукашенко, глава крошечного государства, всецело зависящего от РФ, во всех отношениях – может щелкать по носу своего российского визави. Как это выглядит символически и репутационно.

С. Крючков ― А где предел возможностей для нанесения этих щелчков.

В. Соловей― А он их и будет наносить, а потом извиняться. Но тем самым он расширяет сферу своей свободы. И показывает, чего стоит российский визави.

С. Крючков ― А зачем нужна эта экстерриториальная территория нынешней российской власти, экстерриториальное государство. В нынешних условиях, когда казалось бы, в имеющихся границах большинство вопросов для власти в той или иной степени решены.

В. Соловей ― Если бы я выступал где-то на Первом канале, не к ночи будет помянут, я бы сказал о геополитике. На самом деле это не столь важно, хотя некоторое значение имеет. Для Путина это очень важное символическое завершение. Он хочет войти в историю как человек, который компенсировал крупнейшую геополитическую катастрофу 20-го века – гибель Советского Союза. Разрушение Советского Союза. Он хочет выступить в роли собирателя земель. Ну хотя бы как минимум с Белоруссией. Для него это чрезвычайно важно, это идея фикс. Для него Украина – идея фикс. Он от нее не отстанет. Пока он президент или пока он в политике, скажем так, он от Украины совершенно точно не отстанет. И еще идея фикс – объединение с Белоруссией.

С. Крючков ― Стать человеком, вошедшим в историю, восстановившим справедливость частично, это так себе идея. Нет?

В. Соловей ― Хотя бы что-то. Планы были, конечно, гораздо обширнее. И Крым в 14-м году должен был послужить всего лишь началом. И к планам этим периодически возвращались, последний раз весной этого года. Когда до начала военной операции на Украине можно было отсчитывать уже часы. Дни в лучшем случае. Тем не менее, так далеко пока не решились зайти. Уже не решатся. Но хотя бы что-то получить. Хотя бы синицу в руке.

С. Крючков ― История с Можейко – история, когда спецслужбы одного государства на территории другого государства, воспользовавшись в силу известных нам обстоятельств своими ресурсами, как вы выразились, «экстрадировали» его к себе на родину. Это один случай. Но есть другой. Когда человек, отказавшийся от своего гражданства, приобретший гражданство другого государства, возвращается на свою родину, где он в течение некоторого времени был президентом. Я веду речь о Михаиле Саакашвили. Это другой пример заразителен? Пример Навального, допустим.

В. Соловей ― Я думаю, что пример Алексея Навального, конечно, сыграл некоторую роль в решении Саакашвили. Но другая сторона состояла в том, что, как и Навальный, он пытался вызвать политическую динамику. Или повлиять на нее. Но в любом случае для Навального и для Саакашвили это очень рискованное решение. Мы прекрасно должны отдавать себе в этом отчет. Здесь никогда нельзя просчитать не то что со стопроцентной точностью или убежденностью, а вообще нельзя просчитать. Это вещи, которые не поддаются просчету. Ты можешь только надеяться. И верить. В данном случае в обоих случаях это не сработало. Пока что. И в Грузии тоже не сработало.

С. Крючков ― На отношениях между Россией, Москвой и Тбилиси это в какой-то степени может сказаться?

В. Соловей ― Москва никогда не питала симпатий к Саакашвили. Но я думаю, что внутренне наши властители довольны. Любой кризис для них выгоден. Они всячески поощряют кризисы. Потому что кризис открывает возможность для дестабилизации страны. Вы можете повлиять. Вы можете вмешаться тем или иным способом. Иметь дело с какой-то фракцией элиты. Я говорю о пропагандистском выигрыше. Я говорю о выигрыше в смысле «реалполитик». Да, это очень выгодно. Москва любит кризисы у соседей. Она обожает. Поэтому пропаганда российская так мечтает на кризисе на Украине. И из раза в раз повторяет: ну вот снова майдан, еще что-нибудь. Любой кризис в любой стране соседней с Россией – это вообще России на руку.

С. Крючков ― А случай этот конкретный с возвращением Саакашвили, он ведь пропагандистки будет уже, наверное, начинает отыгрываться в том смысле, что всегда можно будет попенять: смотрите, человек вернулся на родину, и власть этого государства, несмотря…

В. Соловей ― Наверное, это очень хорошее выигрышное сравнение. Но вот видите, мы Навального посадили, а они посадили Саакашвили. А ведь президент. Ну ничего, вот как ведут себя, как мы похожи. Не правда ли. И будут всегда говорить: вот посмотрите, что в Грузии.

С. Крючков ― Пару вопросов с нашего сайта вам задам. Илья задает вопрос по поводу того, какая все-таки задача основная стоит перед избранной, я возьму в кавычки, хотя почему нет, ГД.

В. Соловей ― Задача минимум – штамповать все, что выпускает президентская администрация. То есть в этом смысле не отличается от других дум. Задача максимум в случае изменения закона о выборах президента – избрать нового президента.

С. Крючков ― Вопрос от Беки: Валерий Дмитриевич, какой властный режим с точки зрения политологии сегодня существует. Вот какое имя ему дать: авторитаризм, плебисцитарная демократия.

В. Соловей ― Ну конечно авторитарный режим. О гибридных чертах говорить уже не приходится. И давно не приходится. Авторитарный режим. Но с поправкой на современность. Поэтому такое внимание уделяется контролю социальных сетей.

С. Крючков ― О диктатуре речь не идет пока что.

В. Соловей― Я думаю, что мы находимся на стадии перехода. Более того, я не исключаю, что мы перейдем в конце этого года, на рубеже этого года, начале следующего к диктатуре силовиков более-менее. К некой силовой диктатуре. Это вероятно.

С. Крючков ― Какие очертания она будет иметь?

В. Соловей ― Да мы все увидим. Стоит ли пугать людей. При присущем мне оптимизме. Главное – что это продлится недолго. Вот это важно понимать.

С. Крючков ― Тем не менее, осведомлен – значит вооружен. Как минимум хотелось бы знать, к чему готовиться.

В. Соловей ― Готовиться к тому, что то, что мы сейчас воспринимаем как дальнейшее ужесточение – это будет продолжаться. Это станет нормой. Мы перейдем к окончательному правовому беспределу. Это будет относиться не только к политическим оппонентам режима, это будет касаться в первую очередь отношений прав собственности. Это очень важно. Очень важно понимать. И я думаю, что будут предприняты попытки не только перехода к массовым репрессиям, а более масштабных репрессий, чем сейчас. Для поддержания того, что будут называть стабильностью в РФ.

С. Крючков ― С такого рода режимом наши западные партнеры готовы будут в этом коротком периоде…

В. Соловей ― Они будут иметь дело с любым режимом, который контролирует ситуацию в РФ. Это будет им нравиться, не нравиться, они будут выказывать свои претензии. Заниматься вербальной критикой. Но они вряд ли будут переходить к действиям, пока этот режим критически им не угрожает. Если режим не переходит к активным действиям против Запада, хотя бы кибератаки и тому подобные вещи, интенсификация гибридной войны – то ничего делать не будут.

С. Крючков ― Это «Особое мнение» политолога Валерия Соловья. Я, Станислав Крючков прощаюсь с вами...

Источник: "Эхо Москвы"

Справка из Википедии.
Валерий Дмитриевич Соловей (род. 19 августа 1960, Счастье, Луганская область) — российский историк, политический аналитик, публицист и общественный деятель.
В 1983 году окончил исторический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова.
С 1983 по 1993 год — аспирант и сотрудник Института истории СССР АН СССР. В 1987 году защитил кандидатскую диссертацию на тему «Роль Института красной профессуры в становлении советской исторической науки и разработке проблем отечественной истории, 1921—1938 гг.».
С 1993 года — эксперт «Горбачёв-фонда». В мае — сентябре 1995 года прошёл стажировку в Лондонской школе экономики и политических наук. В 2005 году защитил докторскую диссертацию на тему «„Русский вопрос“ и его влияние на внутреннюю и внешнюю политику России (начало XVIII — начало XXI вв.)», доктор исторических наук.
С 2009 года — член Экспертного совета международного аналитического журнала «Геополитика». Был научным руководителем русского националиста Владимира Тора, который в 2011 году защитил диссертацию кандидата исторических наук. В январе 2012 года возглавил рабочую группу по формированию политической партии националистического толка «Новая сила». 6 октября 2012 года на учредительном съезде партии «Новая сила» был избран председателем партии. 25 июня 2013 года Минюст отказал «Новой силе» в государственной регистрации. В марте 2016 года Соловей отметил в интервью, что партия «заморожена в связи с тем, что нам угрожали репрессиями».
29 ноября 2017 года вошёл в предвыборный штаб главы Партии Роста Бориса Титова, где курировал идеологию. Выступая в СМИ, Соловей регулярно критикует действующую федеральную власть и лично президента Владимира Путина.
В июне 2019 года его контракт в МГИМО истёк. Руководство вуза попросило профессора покинуть учебное заведение, поскольку он «ведёт антигосударственную пропаганду и подрывает политическую стабильность».

Комментарий МВН
Уважаемый Валерий Дмитриевич, будучи "консервативным либералом", лишен многих русофобских черт либеральной западнической оппозиции. Однако, с моей точки зрения, он нередко выдает желаемое за действительное, например, не первый раз заявляя (что уже само по себе выглядит несерьезно), что до смены власти в РФ или сейчас: «до завершения транзита считанные месяцы». Не вижу причин для того, чтобы нынешний правитель передавал свою власть преемнику ‒ не для того были устроены грандиозные терешковские "поправки" в конституцию.

Сомневаюсь также, что Путин неблагодарно поступит со своим верным тандемным зицпредседателем, отправив его «на выход с вещами». Это не в стиле Путина, который понимает, что такими предательствами нельзя подрывать у других своих "доверенных лиц" веру в пахана. Это святое правило в любой мафии, которая скрепляется верностью приближенных членов. (Зицпредседатель мог бы еще пригодиться как козел отпущения, но уже время ушло...)

Мне также не кажется верным предположение, что Путин, уходя, «хочет выступить в роли собирателя земель. Ну хотя бы как минимум с Белоруссией. Для него это чрезвычайно важно, это идея фикс. Для него Украина – идея фикс. Он от нее не отстанет. Пока он президент или пока он в политике, скажем так, он от Украины совершенно точно не отстанет». Всей своей политикой и относительно Белоруссии, и относительно Украины Путин продемонстрировал, что главное для него ‒ не собирание земель, а материальные интересы Олигархата. И возвращение Крыма было продиктовано прежде всего их защитой (военная база в Севастополе).

Позволю себе также напомнить свою точку зрения относительно состояния и развития нынешнего режима: Об эволюции путинизма, или Правда света не боится.

---