(Отрывки из книги "Русские и немцы в драме истории" (гл. 5 и 7), в которой также отмечается влияние еврейства на апостасийное развитие в Европе и в германских землях, от эпохи "Возрождения" до катастрофического ХХ века и, частности, приводятся обширные цитаты из "Истории евреев Г.Греца.)
Роль евреев во Французской революции
Французская революция в своем развитии прошла несколько этапов, от конституционно-монархического до террористического, ознакомиться с которыми можно в любой энциклопедии. Вот как ее оценивает еврейский историк Г. Грец в своем 12-томнике ("История евреев", Одесса, 1903-1907, гл. V: Французская революция и энансипация евреев; цитируется в современной орфографии с выделением наиболее важных мест курсивом):
«Замечательно, что оба европейские государства, из которых евреи впервые были изгнаны, Англія и Франція, первые же и предоставили им человеческие права. То, что Мендельсон считал возможным только в отдаленном будущем, то, что защитники евреев, Дом и Диез, выставляли как благочестивое желание ‒ все это осуществилось во Франции как бы с волшебной быстротой.
Впрочем, свобода не досталась французским евреям как готовый плод, который созрел сам собою; напротив, они и сами делали усилия, чтобы сбросить с себя тяжелое иго; но во Франции успехи этих усилий были более благоприятные и более быстрые, чем в Германии» ( "История евреев", т. 12. гл. V, с. 162‒163).
Далее Грец описывает эти усилия в лице таких почитателей и последователей Мендельсона, как революционер-масон граф Мирабо (1749‒1791). «Он выставляет на вид их [евреев] добродетели, недостатки же он ставит в вину тому жестокому обращению, которое они так долго терпели.. С едким остроумием Мирабо опровергает возражения немецких иудоедов... Мирабо пророчески предвидел, что, при свободной и счастливой жизни, евреи перестанут ожидать царства мессии, и, следовательно, этот предлог к исключению их из христианского общества лишен всякого основания... Вообще Мирабо пользовался всяким случаем, чтоб заступиться за евреев. Он был решительно влюблен в них и в их библейскую литературу...» (с. 166‒167).
«Сгустились уже грозные тучи революции, которыя должны были вы звать разрушение и обновление на земном шаре. Цепи двойного рабства, политического и церковного, под которыми изнывали европейские народы, должны были, наконец, разорваться хоть в одной стране... Как будто от прикосновения волшебнаго жезла, Франция превратилась в огненное море, которое поглотило все орудия рабства, а из пепла восстал французский народ, помолодевший, призванный к великому, первый апостол свободы религий, страстно и вдохновенно боровшийся за нее... Этого надо было ожидать. В числе членов созванного националънаго собрания [революционного парламента], которые, как истинные представители народа, возвратили ему права, отнятые у него государством и церковью, были два самых ревностных защитника еврейского народа: Мирабо, один из отцов революции, и священник Грегуар, обязанный своим избранием сочинению, написанному им в защиту евреев» (с. 173).
Некоторые евреи вступили в революционную гвардию, стали депутатами муниципалитетов и в этом статусе требовали закона о равноправия евреев: «Ни один гражданин не показал себя более ревностным к завоеванию свободы, чем евреи» (с.183).
Наконец, несмотря на "антисемитские" протесты немецких провинций Франции и парижских депутатов, «націоналъное собраніе приняло предложеніе [принадлежавшего к клубу якобинцев советника парламента] Дюпора (27 сент. 1791), и на другой день издало закон, которым все исключительные постановления против евреев были уничтожены, и евреи призывались к гражданской присяге. Два дня спустя національное собраніе разошлось, чтоб уступить место более яркому революционному собранию. Спустя короткое время Людовикъ XVI утвердил равноправность французских евреевъ (13 ноября 1791). Относительно религии евреям ни на иоту не пришлось уступить...» (с. 189).
Разумеется, Грец уделяет сочувственное внимание только своему народу и лишь вскользь упоминает, что «Революція стоила крови и начала чинить свой суд над угнетателями. Во многих местах страны, как бы по уговору, были сожжены замки, разрушены монастыри, дворян убивали или обходились с ними жестоко» (с. 175). Евреев это совершенно не затронуло.
Лишь отдельные немногие евреи пострадали позже и от террора якобинцев: «буря революции пронеслась над евреями без дурных последствий... Гоненіе на религию... (ноябрь 1793 ‒ май 1794) прямо не коснулось евреев. Глубокое раздражение и злоба против религии и божества были направлены только против католицизма... Декрет конвента поэтому гласил так: «католический культ упраздняется и заменяется культом разума». Это не было только затеей крайних, кордельеров или якобинцев, но стремлением французского народа восстать против церкви и ее служителей, ибо он видел в них врагов свободы. Поэтому-то двадцать дней спустя после декрета конвента во всей стране около 2.300 церквей были обращены в храмы разума. О евреях и протестантах закон ничего не говорил... Раз признанное за французскими евреями равноправие впоследствии, при всех переменах в правлении, не было у них оспариваемо. Новая конституція III года республики или директориальная конституція (осень 1795) также признала без дальнейших разсуждений последователей иудейства равноправными...» (с. 193‒194)
«Везде, в Германии и Италии, куда вступали мужественные французские солдаты, евреи делались свободными... Вскоре немецкие князья и народы, которые упорно, как фараон и египтяне, не хотели освободить евреев от цепей рабства, подверглись еще худшему возмездию: они сами сделались лакеями французской республики и должны были все платить подушную подать... Наполеон обратился к азиатским и африканским евреям с воззванием, в котором он приглашал их стать под его знамя и обещал им Святую землю и возобновление Иерусалимского храма во всем его блеске... Позднее, когда он возложил на себя императорскую корону... еврейские поэты на все лады воспевали его на французском, итальянском, немецком и древнееврейском языках» (с. 200‒202, 204‒206).
Позже «Бонапарт... заменил опять гражданские добродетели властью и славолюбием. Однакож ни один мыслящий человек не отрицает теперь, что Бонапарт с его безцеремонностью и честолюбием был исторической необходимостью. Он оставил и укрепил одно приобретение революции, равенство, что было особенно благоприятно для евреев» (с. 203-204).
Провозглашение равноправия иудеям позже стало общим признаком всех т.н. "буржуазных" революций, передававшим власть от монарха – капиталу. (Советская историческая энциклопедия сообщает, что «в конце 1870-х гг. Грец встречался с К. Марксом и состоял с ним в переписке».)
Формирование германского т.н. "антисемитизма" в XIX веке
...Уместно привести описание наступившей эпохи преодоления наследия Французской революции в Германии с точки зрения того народа, который не ослаблял своих усилий в благоприятном для себя преобразовании (разложении) христианского мiра (Г. Грец "История евреев", гл. 12).
«Французская революция и ее освободительное влияние еще более ожесточили немцев против евреев. Если их по ту сторону Рейна и Альп считали равными, то их по сю сторону еще более унижали и презирали... Предрассудки против евреев еще более усиливались: иудофобы размножались. При том умственном и политическом рабстве, в котором находились немцы, порабощение и презрение евреев казались для них утешением и отрадой...
В самом Берлине, центре просвещения, еврейские врачи, несмотря на свою славу, не числились в списке своих христианских собратьев, а были записаны отдельно... Два первоклассных писателя, величайший поэт и величайший мыслитель того времени, Гете и Фихте, разделяли предубеждения немцев против евреев и вовсе не скрывали этого: они могли рассчитывать на одобрение толпы и высокопоставленных людей. Гете, представитель аристократических кружков, и Фихте, защитник демократического направления в Германии, желали оба, чтобы евреи, как зачумленные, находились как можно дальше от христианского общества. Хотя оба они были в разладе с церковью, и христианство с его чудесами казалось обоим глупостью, и оба считались атеистами, тем не менее они ненавидели евреев во имя Иисуса...
Гете выражал нетерпимость относительно евреев не от себя лично, но отражал настроение, господствовавшее в образованных немецких кругах. Тщеславясь своею культурой, которая в Германии не очень-то давно утвердилась и сопровождалась еще грубостью, немцы называли ее "христианскою" и закрывали евреям доступ к ней, совершенно не сознавая, что еврейство отчасти помогало созданию этой культуры, в древности Библией, в средние века еврейской философией, а в новое время чрез посредство Спинозы и Мендельсона...
Фихте, философ, питал к евреям и иудейству ту же ненависть, как и Гете, аристократический поэт, и как Шлейермахер, мистический проповедник. [Согласно их убеждениям] «Почти по всем странам Европы распространено могущественное, враждебно-настроенное государство, ведущее постоянную войну со всеми остальными и в некоторых из них ужасно тяжело гнетущее граждан; это ‒ еврейство. Последнее так опасно не потому, что оно образует отдельное и крепко сплоченное государство, а потому, что это государство гнетет весь человеческий род... народ этот самой религией, долженствующей быть наиболее связующим средством для человечества, отдаляется от участия в наших обедах, от наших кубков и не может вместе с нами веселиться; народ этот обособляется от нас в своих обязанностях и правах, даже отличает свою душу от нашей, хотя все от одного Бога... они имеют различные нравственные правила», ‒ Фихте слепо повторял [это] за заклятыми врагами евреев. В числе обвинений против них не были забыты и человеконенавистный их Бог и, что особенно странно звучит в устах неверующего философа, повторение средневековой песни, что «они не веруют в Иисуса Христа»...
Фихте можно считать отцом и апостолом тевтонофильского иудофобства особого рода, до тех пор неизвестного или, вернее, еще не сознанного. Даже Гердер, который был преисполнен удивления к еврейской древности и еврейскому народу в его библейском блеске и впервые посмотрел па священную литературу взором мыслителя и поэта, чувствовал отвращение к евреям, что видно из его отношения к Мендельсону. Ему стоило больших усилий дружески относиться к последнему... (с. 209‒213).
Вследствие Люневильского мира [в 1801 году между Францией и Австрией, Священная Римская империя вытеснялась с левого берега Рейна, и эта территория полностью переходила к Франции] священная римская империя была впервые раздроблена. Имперская депутация, собравшаяся в Регенсбурге, должна была некоторым образом опять привести в порядок урезанные части или вознаградить те из них, которые понесли потери. К этой, занятой территориальными вопросами, конференции посланников от восьми государей, которых близорукие считали представителями немецкого народа, немецкие евреи обратились с просьбою о даровании им (пассивного) права гражданства (15 ноября 1802 года), Гофрат Кристоф Груид составил это прошение «от имени немецкого еврейства»... В нем излагалось желание: чтоб имперская депутация отменила тяжелые ограничения, которым немецкие евреи еще везде подвергались, расширила тесный район их жительства так, чтоб они, в видах здоровья и свободного наслаждения жизнью, могли без стеснения расселиться в городских жилищах, сняла оковы, в которых находилось еврейское население, их торговля и труд, и вообще оказала евреям честь слияния с немецким народом в одну нацию путем дарования им пассивного права гражданства. Евреи (или их уполномоченный, Грунд) говорили, что они «поставлены наравне с людьми безчестными, изгнанниками и крепостными». Несчастное положение франкфуртской общины, лишенной естественной свободы и загнанной в очень узкие пределы по положению 1616 года, вполне подтверждало это. Они указывали на пример Франции и батавской [Нидерландской] республики в деле эмансипации евреев. Евреи едва ли льстили себя надеждой на то, что имперская депутация даст им так много, но они думали таким образом освободиться, по крайней мере, от одного стеснения, именно от подушнаго налога. На этот пункт просители напирали особенно сильно... Прошение было похоронено между другими актами» (с. 215‒216).
Грец называет многих "клеветников"-литераторов, которые утверждали, что «Французская революция дает новое историческое доказательство невозможности исправить евреев», в их числе:
«Ненависть к евреям, убаюканная Лесингом и Мендельсоном, опять была пробуждена судьей Христианом Людвигом Палцовом. В своем "Христианском государстве" он восходит к началу еврейского племени, до прибытия Иосифа в Египет, для того, чтоб осмеять последнего и вывести из этого право обходиться с его потомками как с полурабами, и предупредить христиан и не допустить до того, чтобы еврей мог когда-либо сделаться министром. Палцов возобновил против евреев все старые небылицы, например, что Библия и Талмуд научают их будто ненависти к человечеству и христианству. К этому он прибавил еще новую ложь: евреи не признают святости присяги, они в день всепрощения просят отпущения ложной клятвы... Он [Палцов] утверждал: защитники евреев сделали их еще упорнее, глупее и злее; Мендельсон укрепил свой народ в глупости, невежестве и суеверии, так как он сам придерживался талмудических бредней; государство совершит самоубийство, если даст отверженным евреям гражданския права... (218‒219)
Юная романтическая школа Шлейермахера и Шлегеля в это время стала уже туманить умы и портить сердца немцев. Тевтонофильство начинало уже тогда проявляться шумом и фразами...(222) Упорство немецкой ненависти к евреям могло быть сломлено мало-помалу лишь жестокими ударами, нанесенными немецкому народу. Только пушки могли устранить закоренелые предрассудки...». (Г. Грец. "История евреев". Т. 12, с. 209‒227)
Разумеется, еврейский историк не пытается опровергнуть возмущающие его клеветнические небылицы и предрассудки против евреев, поскольку они неоднократно доказывались в Германии на основе Талмуда, кодекса "Шульхан арух" и хасидской литературы. (Например: Dr. K. Ecker. Der “Judenspiegel” im Lichte der Wahrheit, – eine wissenschaftliche Untersuchung. Paderborn. 1884. ‒ перевод на русский язык А.С. Шмакова: "Еврейское зерцало" при свете истины. Научное исследование д-ра Карла Эккера, приват-доцента королевской академии в Мюнстере , М., 1906.)
"Молодая Германия" Берне и Гейне
В то же время в немецком обществе активно действовали и противники немецкого национализма, ратовавшие за равноправие евреев в духе Французской революции. Эти идеи были популярны в салонах богатых светских евреек Генриетты Герц и Рахель Фарнхаген-Левин, «дом которой стал местом встречи для литературных, интеллектуальных, общественных и политических светил того времени, таких как принц Луи Фердинанд, князь Радзивилл, Александр фон Гумбольдт и Вильгельм фон Гумбольдт, Фридрих Шлегель, Людвиг Тик, Жан-Поль (Фридрих Рихтер), Клеменс Брентано, Фридрих фон Генц, Фридрих Шлейермахер, Адальберт фон Шамиссо и Ф. Фуке».
Эти цели ставила себе "Молодая Германия" ‒ «группа писателей либерально-революционного направления. Ее лидерами считались Бёрне (происходил из знаменитой франкфуртской семьи банкиров, сын Якова Баруха, главы еврейской общины) и Генрих (Хаим) Гейне ‒ немецкий поэт, публицист и критик позднего романтизма. В противоположность романтикам 10-х и 20-х годов, проникнутым узким немецким патриотизмом, "Молодая Германия" преклонялась перед Францией, её политической жизнью и литературой...» (Википедия).
О вождях "Молодой Германии" Г. Грец откровенничал в своей "Истории евреев" (т.12):
«Поразительно быстро произошло поднятие евреев даже в Германии, если сравнить робость Мендельсона по отношению к религиозным и политическим порядкам христианского мiра со смелостью Берне и Гейне...(345)
Тевтонофилы, можно сказать, почти заслуживают благодарности за то, что своим возвращением к варварству они причинили евреям так много зла. Таким образом действий они расшевелили, если не Гейне, то уже во всяком случае склонного к ленивой созерцательности Берне... (313)
Принадлежат ли Берне и Гейне также еврейской истории? Конечно! Не только еврейская кровь текла в их жилах, но и еврейским соком были пропитаны их нервы. Молнии, которые они испускали над Германией, то радужными, то резкими красками, были заряжены еврейско-талмудическим электричеством. Оба внешним образом отказались от иудейства, лишь как бойцы, которые хватаются за оружие и знамя противника, чтобы тем вернее напасть на него. В таком случае они были ханжи? Пусть ответит за это небрежность или простота полудеревенских пасторов, которые окропили их крещеною водою, не требуя от них внутреннего признания веры... Обе эти высокодаровитые личности, на которых, несмотря на их внутреннее несходство, смотрят как на близнецов, как на Шиллера и Гете, молниеобразным умом своим пробили средневековую тучу, которую Германия скопляла вокруг себя, чтобы затмить свет, и снова доставили доступ ярким лучам солнца....
Антипатия Гейне к выродившемуся христианству была глубока и непримирима. (Еще в 1836 году он писал своему другу, Мозеру: "я так же ненавижу христианскую ложь в поэзии, как и в жизни", письмо от 8 нояб.1836 г.)... Еще более ненавидел Гейне изменников знамени, перебежчиков, евреев, которые из-за выгод отвращались от своих товарищей по страданиям и присоединялись к врагам. Гейне не мог себе представить серьезного убеждения у крещеного еврея и утверждал: крещение есть самообман, если только не ложь... В своей драме, Алманзор (окончена в 1823 г.), Гейне дал этой ненависти поэтическое выражение... (330)
Гейне не скрывал, что не свободная муза создала эту драму, а что ее внушили антипатия к христианству и стремление бороться с ним; поэтому он сам считал ее неудачной и не рассчитывал, чтобы она произвела глубокое впечатление. Действительно, эта драма навлекла на еврея-поэта много враждебных нападок.
Он создал себе славу своими стихотворениями, о которых справедливо говорили, что это настоящие народные песни съ глубоким содержанием. Его ставили наравне с Гете и даже выше его, потому что в его песнях была теплая естественность, а не холодное искусство. Им подражали, их клали на музыку. Германия стала гордиться Гейне, стала гордиться тем, что она была в состоянии возрастить нового поэта Божьей милостью. Но эта слава не защитила его от оскорблений. Немцы не могли простить еврею, что он осмелился создать поэтические образы кровавых дел и неправд христианства. Волны иудофобства окружили его... (331)
Но именно в это время, когда Гейне так интересовался еврейством, когда он с таким энтузиазмом относился к его истории и с такою ненавистью к христианству, он потихоньку крестился в Гейлигенштадте (28 июня 1825 г.) и принял в крещении имя Христиана-Иоанна-Генриха.
Он довольно ясно говорит нам об этом: «...для меня крещение есть незначущий акт... Для меня оно имеет то значение, что я теперь могу еще более отдаться заступничеству за моих несчастных единоплеменников...». Он это действительно сделал для того, чтобы добиться места в Пруссии... (336)
Гейне после крещения ожесточился против христианства еще сильнее, как будто оно вовлекло его в вероломство, в забвение чести и самого себя...
Но более, чем евреи, обязана Германия этим двум своим строгим воспитателям. Они опрокинули над Германией настоящий рог изобилия мыслей, как два короля, которые на своем пути разбрасывают полными горстями золотые монеты. Они создали немцам изящный, ясный и красивый язык и открыли им храм свободы. "Молодая Германия", положившая начало теперешнему состоянию культуры и создавшая освободительный 1848 год, есть дитя этих обоих еврейских отцов. Ругатели, клеветники и тайная полиция руководились истинным тактом, назвав жидами вожаков молодой Германии, потому что, конечно, без влияния еврейскаго духа, они бы не сделались передовыми борцами за свободу... [которые] выказали только умственную нищету немцев. Это не исчерпывает заслуг Берне и Гейне по отношению к Германии». (344)
И что бы делала немецкая культура без этих двух "королей" ‒ ненавистников христианства... (Помнится в курсе немецкой литературы в моем институте ин. языков в 1970-е годы Гейне так и «ставили наравне с Гете» как выдающегося немецкого поэта... Странно что и Г. Зигмунд в своей книге "Борьба за Бога" уделил целую главу рассмотрению мiровоззрения иудея Гейне как немецкого философа.) Так что, читая в произведениях Берне и Гейне строки о любви к Германии, следует ее понимать с учетом всего разъясненного выше знаменитым еврейским историком. Описанные им «заслуги Берне и Гейне по отношению къ Германии» стоят в одном ряду с заслугами Рейхлина, Мендельсона и Лессинга ‒ все они признаны классиками немецкой литературы и прогрессивной общественной мысли, которыми стала "гордиться" демократическая Германия и гордится по сей день этими "двумя королями", «положившими начало теперешнему состоянию культуры и создавшими освободительный 1848 год». (Г. Грец. "История евреев". Т. 12, с. 311‒345).
И на фоне этих великих заслуг антихристианского еврейства, презиравшего "умственную нищету" немцев, их т.н. "антисемитизм", ‒ как и у всех народов, естественно, мракобесный от тупости и от зависти к талантам богоизбранного народа.
Революционный 1848-й год как еврейское счастье
(Подробнее и шире об этих новых европейских революциях в связи с противодействием им России сказано в следующей главе книги.)
Ну, а кого освободил "освободительный" 1948-й год, устроенный теми же силами, что и Великая Французская революция? Догадаться нетрудно, так как Грец пишет "Историю евреев" и всё в мiре оценивает с точки зрения евреев: и "тупость", и "мракобесие" и "свободу" ‒ и смысл истории. Приведу все же несколько абзацев.
«С февральско-мартовским переворотом (1848) в Париже, Вене, Берлине, Италии и других странах нежданно и радостно пробил для европейских евреев час освобождения. На европейские народы снизошло опьянение свободой, более увлекательное и чудесное, чем в 1830 году. С повелительными требованиями приступили они к князьям и властителям. Между этими требованиями естественно была эманципация евреев. Вчера еще презиравшиеся евреи во всех народных собраниях и декларациях были включены в союзы свободы, равенства и братства". Внезапно сделалось то, на что не дерзали надеяться даже самые пылкие: евреи выбирались в парламенты с совещательным голосом о преобразовании государств... (492)
В западной и средней Европе до самых границ России и до Папской области с евреев спали оковы. Даже русский царь, Николай, ненавидевший самое слово "свобода", и тот частью уничтожил ограничения евреев, снова установленные его предшественником. Он старался по возможности улучшить жалкое положение и нравственное принижение полутора миллиона приверженцев иудаизма, населявших его империю. Он милостиво принял сэра Моисея Монтефиоре, который хлопотал у него за них, и позволил ему объехать страну, чтобы лично убедиться, в каком состоянии находятся еврейские общины в России и Польше. Затем в мае 1848 г. царь новелел собраться в Петербурге комисии из раввинов и знатных еврейских лиц, которым он поручил выработать проекты для улучшения положения евреев, и приказал основать два раввинских училища, в которых будущие раввины должны были учиться, помимо Талмуда, и научным предметам, особенно русскому языку, с целью отучить их от невозможной тарабарщины, на которой они говорили... (492)
Денежная власть, достигнутая еврейскими капиталистами, благодаря изменившимся мiровым отношениям [выделено мною. ‒ М.Н.], и духовная сила, которой добились выдающияся личности еврейскаго народа в качестве государственных людей, художников, ревнителей и двигателей науки, а равно и руководителей общественного мнения в прессе ‒ все это служит их сородичам только щитом против насилия и обид. Подобно тому, как Ротшильды, Сасуны, Гинсбурги, Гирши и целый ряд других еврейских капиталистов менее всего думают о завоеваниях, точно так же далеки от подобных затей и еврейские государственные люди, как Кремье, Иоанн Якоби, Эдуард Ласкер, Игнац Куранда и другие члены парламентов, носители министерских портфелей, высш их должностей и званий, ... как и длинная серия еврейских академиков и университетских професоров, появившихся на свет Божий вместе с бурным 48-м годом... (494)
Этим счастливым настроением воспользовались в Париже шесть молодых людей для учреждения братства, имевшего целью объединить евреев всего земного шара, братства под названием "Всемiрный еврейский союз" (1860)... Впоследствии к этому обществу присоединился блестящий оратор и неутомимый защитник собратьев по вере, Адольф Кремье... Уже в первый год по его возникновении к нему присоединились 850 членов из Франции, Германии, Австрии, Англии, Италии, Швеции, Голландии, Бельгии, Дании, России и даже Испании и республики Венесуэлы. Союз этот насчитывает ныне свыше 30.000 членов. Он уже успел проявить себя в качестве щита в критические моменты еврейскаго народа. (495)
Такое прочное и тесное сплочение пришлось на руку заклятым врагам евреев, столь же безсмертным, как предрассудки и злоба. Возрождение еврейского народа со времени освобождения его от оков возбудило зависть, и создало ему еще новых врагов, а именно в Германии и Австрии... (496)
...искусственно подерживаемая расовая ненависть антисемитов, возникшая во Франции, выращенная в Германии и пересаженная повсеместно, разбудила средневековое обвинение сынов Иакова в том, что они являются убийцами христиан... Враги евреев снова пытаются изгнать укоренившуюся в XVIII в. гуманность...». (Г. Грец. "История евреев". Т. 12, с. 492‒497.)
Грец имеет в виду обвинения евреев в ритуальных убийствах, которых было немало доказано в судах на основании неопровержимых улик, разумеется, "фальсифицированных" ‒ потому что евреи являлись образцом «терпимости, общечеловеческого равенства и любви ко всему человечеству». Особенно много таких случаев было в восточно-европейских землях, заселенных хасидами, в том числе в Российской империи (около 200 таких случаев собраны в исследовании В.И. Даля, проведенном им по поручению российского министерства внутренних дел (Даль В.И. Розыскание о убиении евреями христианских младенцев и употреблении крови их, 1844).
