Специальных заявлений о каком-либо новом отношении к религии советские руководители пока не делали. В выступлениях Горбачева, например, на "переломном" XXVII съезде КПСС, конечно, можно найти упоминание о необходимости улучшения атеистического воспитания. Однако оно втиснуто в стандартную фразу в числе прочих пожеланий: улучшить воспитание "трудовое, нравственное, идейно-политическое" – все это соседствует в одном предложении. На фоне энергичных требований генерального секретаря в других областях "перестройки" создается даже впечатление, что он не придает борьбе с так называемыми "религиозными пережитками" сколько-нибудь принципиального значения.
Наиболее резкое антирелигиозное заявление Горбачева, когда он потребовал "решительной и безкомпромиссной борьбы с религиозными проявлениями", было сделано в ноябре 1986 года во время беседы с руководителями Узбекистана. Но и это выступление вряд ли показательно, поскольку оно касается республики, провинившейся в годы "застоя" – в связи с делом Рашидова – больше других. Всего за несколько дней до этого, в интервью индийскому телевидению, Горбачев похвалил роман Чингиза Айтматова "Плаха", ставший, как нам кажется, прецедентом положительного отношения к христианству. При этом не забудем, что цензура сделала попытку приостановить публикацию "Плахи" после появления ее первой части в "Новом мире" № 6 за 1986 г. (следующие части романа были напечатаны с перерывом в месяц – в №№ 8 и 9).
„Гласность" и религия
Такая сдержанность высшего руководства в отношении религии тем более интересна, что в советской прессе наблюдается совершенно иная картина. Введение "гласности" коснулось и религиозной темы. Впервые на страницах целого ряда центральных изданий – поначалу все из-за той же "Плахи" – завязались жаркие дискуссии о религии, о ее месте в жизни социалистического общества.
В количественном отношении число атеистических публикаций, несомненно, перевешивает число попыток защитить культурную и нравственную ценность религии. Но и здесь трудно усмотреть признак целенаправленной антирелигиозной кампании. Скорее это выглядит как оборонительные бои воинствующих атеистов. И вряд ли имеет практическое значение количество набивших оскомину "классовых аргументов" со ссылками на Маркса и Ленина. Атеисты проигрывают эту дискуссию хотя бы уже потому, что им нечего сказать нового. Тогда как впервые открывшаяся возможность более откровенной трактовки религиозных вопросов привлекает внимание читателей своей новизной и смелостью. Таковы, помимо "Плахи", и другие материалы в "Новом мире" (например, статья А. Нуйкина "Новое богоискательство и старые догмы" в № 4, 1987); религиозное ощущение присуще многим произведениям, опубликованным в этом журнале, и не только в нем. Разумеется, это заслуга литераторов, а не партийного руководства, но возможно такое только при "попустительстве" сверху.
Впервые появились в советской прессе и материалы об ущемлении прав верующих. Например, газета "Московские новости" (25.1.87) с явной симпатией к группе православных описала их безуспешную борьбу за регистрацию своего церковного прихода. Аналогичный материал о борьбе за ремонт храма поместила "Литературная газета" (15.7.87).
Особенно откровенна третья, обнаруженная нами, статья на эту тему, заголовок которой говорит сам за себя: "Мнение против закона". Журналист Александр Нежный пишет в "Московских новостях" от 16.8.87:
«До 1962 года в Кирове было два православных религиозных общества и две действующие церкви – Федоровская и Серафимовская. В 1962 году в соответствии с принятой в те времена установкой, что в недалекий уже коммунизм следует вступать без верующих или по крайней мере с минимальным их количеством, Федоровская церковь была закрыта, а ее община перестала существовать. Поскольку городские власти были, кроме того, охвачены великими планами реконструкции набережной, то церковь, расположенную на высоком берегу Вятки, снесли. На ее месте предполагалось воздвигнуть монумент в честь 600-летия города, однако эта заманчивая идея воплотилась пока что в грубую бетонную плиту, под которой покоится капсула с посланием к потомкам...».
Зато выстроили городской туалет, причем секретарь горисполкома стеной встала за то, «чтобы туалет находился непременно возле главного входа в Серафимовскую церковь». Она, единственная в городе, всегда набита битком, «руки не поднять, чтобы перекреститься». Местный Совет по делам религий и прокурор, вместо того, чтобы "охранять" (!) права верующих, поддержали противозаконное "мнение" горисполкома о "нецелесообразности" открытия нового прихода.
И вот в ходе "перестройки" «верующие старинного русского города, честные труженики, обнаружили в себе чувство гражданской полноценности» и направили Генеральному прокурору СССР 42-е по счету обращение с жалобой на препятствия местных властей открытию нового прихода. Результат – пока лишь эта публикация в "Московских новостях", но с далеко идущим выводом:
«Глубочайшая мысль перестройки состоит, если хотите, в том, что мы лишь тогда сможем вывести экономику страны из ее нынешнего предкризисного состояния, когда уважение к закону и безусловное соблюдение прав человека – в том числе и права на свободу совести – станет абсолютной нормой нашей жизни».
Такие статьи, несомненно, могут служить опорой для десятков других групп мiрян, борющихся за открытие новых приходов.
Конечно, официальные органы печати далеки от того, чтобы поощрять граждан на борьбу за открытие храмов. Эти случаи описаны в порядке укрепления общей "социалистической законности". Однако, если власти хотя бы начнут соблюдать свои законы, в данном случае это будет шаг к улучшению положения верующих. Ведь существующий закон о том, что группа в 20 верующих имеет право на открытие храма, – и по сей день фиктивен.
"...Откликнуться на зов нуждающегося в тебе Отечества "
Все более частым явлением становятся интервью религиозных деятелей советским средствам массовой информации, начало которому положило интервью польского примаса кардинала Юзефа Глемпа "Литературной газете". Ранее такого не бывало, чтобы по центральному телевидению мог выступить митрополит и отвечать на телефонные звонки телезрителей – это произошло 16 ию
ня 1987 г. в программе "Резонанс" с участием митрополита Минского и Белорусского Филарета. С конца июля по первой программе намечено регулярное проведение тележурнала "Религия и политика", в которой будут дискутировать верующие и неверующие.
Включившийся в "перестройку" главный надзиратель за религией в СССР, председатель Совета по делам религий при СМ СССР Харчев объясняет эти новшества так:
«...если мы говорим сегодня о необходимости новых подходов к источникам застарелых конфликтов, это в полной мере относится и к конфликтам на религиозной почве... Верующих в нашей стране меньшинство, и нам надо позаботиться, чтобы меньшинство не чувствовало себя в изоляции; чтобы рассеять предрассудки и предубеждения в отношении друг друга. /.../ В первые годы Советской власти публичные обмены мнениями подобного рода были в порядке вещей – можно вспомнить дискуссии наркома просвещения Анатолия Луначарского с митрополитом Александром Введенским. Сейчас эта традиция возрождается» ("Московские новости", 26.7.87).
Надо полагать, что при этом не возродится "традиция" расстреливать митрополитов, тоже существовавшая в первые годы советской власти. Но как ни относиться к подобным речам об "уважении чувств верующих", – а слышать их можно было много и в годы усиления гонений, – все же в общем контексте всех приведенных фактов слова Харчева свидетельствуют о наметившейся большей терпимости к религии. Видимо, "меньшинство" верующих составляет все же немалую часть общества, с которой нельзя больше не считаться. В какой-то мере это отражено статье А. Проханова в "Литературной России" (3.4.87), в которой «церковники и демохристиане», «уповающие на примиряющую, очистительную роль церкви в общественной жизни», «радующиеся всё более частому появлению клобука на телевизионных экранах» – упомянуты как составная часть сложного общественно-политического спектра в стране, которая тоже должна откликнуться «на зов нуждающегося в тебе Отечества».
Крещение Руси: новые акценты
Особенно заметно изменение отношения к Церкви в средствах информации, предназначенных для заграницы. Все чаще в материалах ТАСС или АПН можно найти положительные оценки православия в русской истории и Церкви в сегодняшней борьбе за мир. Например, в мае АПН взяло интервью на эти темы у митрополита Киевского и Галицкого Филарета; в июле на пресс-конференции МИД СССР выступил митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим. Увеличению количества таких материалов способствует и предстоящее 1000-летие Крещения Руси, однако, нападки на это событие, подобные переиздаваемым в стране книгам Гордиенко, на Запад не передаются. Это своим гражданам можно по инерции твердить о реакционности исторического христианства. На Западе же и партийным функционерам порою хочется выглядеть представителями страны с тысячелетней христианской культурной традицией.
Впрочем, и внутри страны в этом отношении все больше утверждается компромиссная формулировка, отраженная и в выступлении секретаря ЦК КПСС А. Яковлева 17 апреля на совещании ученых-обществоведов в Академии наук СССР: «Понятно, что принятие христианства способствовало связям Киевской Руси с тогдашними центрами цивилизации, прежде всего в культурной сфере и политической жизни. В этом, как и в некоторые другие периоды истории, особенно до начала книгопечатания, церковь сыграла определенную просветительскую роль, умалять которую нет оснований. Но, как говорится, богу – богово, церкви – церковное, а нам, марксистам – полнота правды. И с этих позиций должны быть отвергнуты любые попытки изобразить христианство как "матерь" русской культуры. Князь Владимир пригласил христианство не в пещеру первобытного племени, а в сложившееся государство, уже обладавшее самобытной культурой...» ("Вестник Академии наук СССР" № 6, 1987).
Отповедь "попыткам изобразить" направлена здесь неизвестно в чей адрес, ибо существование самобытной русской культуры до принятия христианства никто не отрицает. Но интересно, что автор этого высказывания теперь уже член Политбюро ЦК КПСС, положительной роли христианства не отрицает тоже...
Избегая прямого ответа на вопросы: «Пробуждать и поддерживать религиозность или, напротив, научное мiровоззрение? Возвеличивать церковь, царей, эксплуататорские классы или, наоборот, в согласии с истиной воспитывать уважение к прошлому народа, его творчеству, великим эстетическим творениям?» – А. Яковлев предлагает «нашим историкам-марксистам сказать свое твердое слово по этой проблеме». Как будто марксизм тут до сих пор не высказался. Разве что по-настоящему "перестроившиеся" историки когда-нибудь откроют действительно "полноту правды": что все противопоставления здесь, в том числе религии и науки, – надуманные. Однако в странной – вопросительной – форме стали даваться руководящие указания по отношению к краеугольным камням марксистской теории.
Нельзя не заметить и того, что иерархов Русской православной Церкви, выезжающих за границу, стали чаще приглашать на дипломатические приемы в советские посольства*, например, в США. Когда епископы посещают Нью-Йорк, они наносят там визиты и постоянному представителю СССР при ООН. В Западной Германии в этом году советское посольство объявило о предстоящем безплатном распространении журнала "Религия в СССР" на немецком языке и, впервые за все время своего существования, устроило прием для западногерманских церковных деятелей с показом фильма о монастыре на Украине (хорошо, что территории, на которых только и сохранились, в основном, действующие монастыри, до 1939 года были вне сферы влияния "победившего социализма", а то пришлось бы показывать старые фотографии...).
________________
* Такие факты приводит сотрудница исследовательского отдела радио "Свобода" О. Антич в бюллетене РС 75/87.
________________
Это стремление советских дипломатов выглядеть представителями цивилизованной державы, конечно, соответствует пропагандным целям режима. Особенно это бросается в глаза в связи с той неподобающе назойливой и необъективной политической ролью "борца за мир" (т. е. против западного вооружения), которую власти навязывают Церкви в ее внешних сношениях. Эта плата Церкви за повышение своего общественно-политического престижа тягостна. Однако у нее есть и другая сторона, несомненно осознаваемая церковным руководством: это дает возможность Церкви добиваться и от власти каких-то уступок. Вот только используют ли возглавители Церкви для этого все возможности? Возврат Даниловского монастыря – не слишком крупная победа, чтобы убедительно ответить на нередкие упреки паствы, что на высших весах такие компромиссы иерархов больше дискредитируют Церковь, чем ее укрепляют...
Совет “кесарю”
Руководство КПСС пошло на некоторое повышение общественного статуса Церкви не от хорошей жизни. Еще Сталин в трудные военные времена продемонстрировал, что партии бывает нужен моральный авторитет Церкви. Тогда это понадобилось для поднятия патриотических чувств, теперь это скорее элемент более динамичной внешней политики. Но, может быть, и внутриполитические задачи, в частности, возрождение нравственности народа, примиряют какую-то часть советского руководства с деятельностью Церкви?
Однако отмечаемые нами признаки изменения отношения властей к Церкви объясняются не только упрочением „социалистической законности", стремлением использовать моральный авторитет Церкви во внешней и внутренней политике, и не только пропагандой. Думается, что в основе всего этого лежит молчаливое осознание партией того обстоятельства, что долгие годы гонений на религию в Советском Союзе не дали желаемых результатов. Можно сказать, что коммунистическая идеология проиграла войну с Богом. В советском обществе уже давно проявилась все усиливающаяся тяга к религии – достаточно указать на творчество наиболее авторитетных современных писателей. Религия, после 70 лет борьбы с ней атеистического государства, оказалась неискоренимой духовной реальностью в жизни общества. Пока жив человек, будет жива и религия. Ибо мысль о Боге, хотя бы в определенные моменты жизни, не может не приходить на ум – такова природа мiра и природа человека. Хочется надеяться, что хотя бы часть советского руководства, пусть в своих прагматических целях, будет больше считаться с этим.
Основания для таких надежд дает и практика других социалистических стран, где отношение компартий к религии более терпимо. По сравнению с ними КПСС сама загнала себя в угол: чем догматичнее идеология, тем более враждебными воспринимаются ею иные мнения. Даже, в сущности, не опасные и не политические явления, как, например, творчество художников-нонконформистов – такой догматизм превращал в политического врага. И стоило прекратить "бульдозерный" отпор этим художникам, как они перестали своим существованием угрожать власти.
Конечно, с религией дело сложнее: она противостоит коммунистическому материализму и опровергает всю его систему ценностей. Но так ли уж дорожит сегодня советское руководство этими "ценностями"? Не превратились ли они в мертвый груз, который новое руководство переняло по наследству и продолжает его тащить в основном потому, что он – единственная легитимизация его власти? Нет ли здесь для партии возможности использовать опыт других соцстран и, уменьшив собственный догматизм, превратить религию из "злостного политического врага" в неискоренимую даже тоталитаризмом реальность, с которой власть могла бы заключить новый, прагматический, модус вивенди? Нет ли здесь возможности де факто "перестроить" советское общество в такую модель, когда действительно (вспомним цитату А. Яковлева) отдается "Богу – Божее, а кесарю – кесарево"?
Правда, для этого как минимум нужен кесарь, не делающий из себя языческого идола с титулом "Ум, Честь и Совесть Нашей Эпохи". Кесарь, который, пусть не смея отказаться от легитимирующей его власть социалистической терминологии, стал бы наполнять ее иным содержанием. Который бы действительно хотел оздоровления страны не меньше, чем сохранения своей власти, сознавая, что это возможно только в исторически новой форме и что необходимая предпосылка для того и другого – большая степень свободы общества.
Пока что эти "советы кесарю" – из области футурологии, которая есть интуитивная смесь возможного и утопического. К сожалению, практика дает нам мало точек опоры для более оптимистичных суждений. Все положительные сдвиги в отношении власти к религии, отмеченные выше, пока что не вышли за словесно-пропагандные рамки. В стране по-прежнему преследуется миссионерская деятельность, издание и распространение религиозной литературы, религиозное воспитание детей, запрещена общественная активность Церкви. И отстаивание этих естественных для нормального государства прав в Советском Союзе все еще требует мужества.
Усиление активности религиозной общественности
В последние месяцы, в ходе происшедшего оживления независимой общественной инициативы, громче зазвучали и требования религиозной общественности. 28 мая 1987 г. в Москве состоялась пресс-конференция группы религиозных деятелей, на которой были оглашены открытые письма Горбачеву и руководству Московской патриархии (тексты этих писем и выступлений участников пресс-конференции о. Глеба Якунина, Андрея Бессмертного и Владимiра Зелинского опубликованы в "Русской мысли" №№ 3676, 3680 и 3682). Приведем ниже отрывок из еще одного самиздатского документа – из обращения (от 4 июля 1987 г.) Стефана Красовицкого к Патриарху Пимену:
«...Так как каждый христианин обязан проявлять посильную заботу о Церкви и ее репутации в мiре, то и я, хотя и не принадлежу к клиру, но являюсь давно уже сознательным членом Православной Церкви, дерзаю предложить Вашему вниманию ряд мероприятий, означающих, на мой взгляд, первоначальные и самые необходимые шаги, которые позволили бы церковной политике не отстать слишком от так называемой перестройки, но пойти, по возможности, с нею в ногу:
1. Договориться с властями о следующем:
а) Вернуть мощи святых из музеев в храмы и открыть Киево-Печерскую Лавру.
б) Выпускать и продавать в киосках при храмах достаточное количество религиозной литературы – Священное Писание, молитвенники, труды Святых Отцов.
в) Организовать при храмах школы для обучения Закону Божьему детей христианских семей.
2. Призвать к участию в Соборе 1988 года, посвященном 1000-летию Крещения Руси, представителей всех юрисдикции Русской православной церкви в целях восстановления единства Церкви.
3. В качестве основы отношений Церкви и государства заменить декларацию митрополита Сергия от 16 (29) июля 1927 года, принятую под давлением сталинского аппарата, документом, близким по духу декларации, составленной архиереями нашей Церкви, сосланными на Соловки, о чем сделать уведомление в Журнале Московской Патриархии публикацией текста означенного документа.
4.Поставить вопрос о канонизации христиан, ставших жертвами произвола и гонений. Церковь не может забыть того печального факта, что в течение ряда лет ее представители превозносили до обоготворения человека, чьи злоупотребления теперь вскрываются властями. Истина должна восторжествовать в Церкви. "Ибо открывается гнев Божий с неба на всякое нечестие и неправду человеков, подавляющих истину неправдою" (Рим. 1:18)».
Вряд ли сегодня нужно еще что-либо добавлять к этим словам. Выполнение требований хотя бы первого пункта обращения Стефана Красовицкого могло бы стать первым практическим доказательством "перестройки" в отношении к религии. Но, может быть, "перестройку" следует понимать так, что вместо ожидания доказательств общественные силы, в том числе Церковь, уже могут включаться в нее сами, без специального на то разрешения?
Религиозная общественность, как мы видим, к этому готова. Но читая ее обращения – а сколько их было! – к всё тому же Патриарху и вслушиваясь в его ответное молчание, немало верующих задают себе вопрос: а способно ли вообще сформировавшееся руководство Церкви «не упустить уникальный исторический шанс, который Господь посылает нашей родине и нашей матери-Церкви»? – к чему призвали Патриарха о. Глеб Якунин и другие участники пресс-конференции. Чтобы "не отстать от перестройки", не должна ли произойти "перестройка" в составе самого церковного руководства, которому в такие решающие времена нужны не только личные добродетели, но и гражданская смелость и политическая мудрость?
Эти "дерзкие вопросы" не раз ставились в беседах с русскими священнослужителями. Многие из них связывают надежды с намеченным на год Крещения Руси поместным Собором, на котором могут произойти важные персональные перемены. На Соборе должен быть принят новый Устав Церкви*. Несколько лет уже идут разговоры о необходимости разработки нового закона, определяющего отношения Церкви и государства. Косвенное подтверждение тому заметка, опубликованная в "Журнале Московской Патриархии" (№ 1, 1986), в которой, однако, еще много неясных мест. Показательно, однако, что впервые после ленинского декрета 1918 года говорится о предоставлении права юридического лица, если не всей Церкви, то хотя бы ее части – приходам, в лице двадцаток.
_____________
* Согласно сообщению ТАСС – управляющий делами Московской патриархии митрополит Одесский и Херсонский Сергий сказал в своем интервью (24.6.1987), что «на Поместном Соборе будут приняты решения по некоторым вопросам дальнейшей жизни Церкви на новое тысячелетие».
______________
Но уже теперь идущие в стране перемены дают возможность верующим больше проявлять самостоятельную инициативу по образованию новых приходов, ремонту храмов, изданию своих органов печати**, созданию братств для практической общественной деятельности мiрян. Некоторый исторический опыт в этом отношении Русская Православная Церковь имеет. Хочется надеяться, что мы будем слышать о таких инициативах все чаще и чаще – независимо от линии поведения церковного руководства.
______________
** Отметим выход в Москве в июле 1987 г. под редакцией А. Огородникова первого выпуска "Бюллетеня христианской общественности".
Михаил Назаров
"Посев". 1987. №10. С. 38-43.
