Гитлер: «Национальная Россия для нас опаснее, чем большевицкая»

Для русской эмиграции 22 июня 1941 года стало определяющим днём, когда довоенный раскол на «оборонцев» и «пораженцев» достиг своего логического предела. Основная часть европейской эмиграции, хотя и имела свое мнение о новой войне, осталась в стороне от участия в событиях и ушла в частную жизнь. «Пораженцами» же, составлявшими большой процент активного меньшинства, начало войны было встречено с ликованием. Чины разнообразных объединений, кружков, ещё худо-бедно продолжавших существовать в оккупированной Европе движений, витали в туманных облаках иллюзий относительно собственной значимости, планов немцев и грядущего уже в ближайшие месяцы возвращения домой. Эмигранты желали поскорее помочь немцам в их войне, борясь, как им виделось, за русские интересы.

Учреждённые оккупационными властями институты, казалось, давали этим надеждам некое основание. Комитет взаимопомощи русских эмигрантов в Париже, контролировавшийся СД и возглавляемый Юрием Жеребковым и Владимиром Модрахом, выпустил обращение к русской эмиграции. «22-го июня 1941 года явится в современной истории одной из самых знаменательных дат: Верховный Вождь Новой Германии, духовный водитель национал-социализма, Адольф ГИТЛЕР в это день отдал приказ своим войскам положить предел коварству и интригам Советского Правительства и объявил войну С.С.С.Р., кабалистическому псевдониму плененной иудо-коминтерном России». Комитет пригласил эмигрантов «письменно подтвердить готовность слить на любом поприще их усилия с усилиями внутри-российских националистов и жертвенностью национал-социалистической Германии». [1] Более мелкие и формально независимые эмигрантские организации держались схожей линии.

26 июня с обращением выступил Великий Князь Владимир, поддерживая «крестовый поход против коммунизма-большевизма» и призывая эмигрантов «способствовать по мере сил и возможностей свержению богоборческой власти и освобождению нашего Отечества от страшного ига коммунизма». [2] В тот же день Комитетом Взаимопомощи была открыта запись добровольцев: анкета содержала общие биографические вопросы, среди которых выделялся лишь пункт «Какую часть России хорошо знаете». [3] СД, одобрившая акцию, всё же сделала запрос в Берлин на случай, если добровольцев окажется слишком много. 28 июня Париж повторно запросил Берлин, сообщив, что от Комитета получено обращение — эмигранты готовы «в любой приемлемой для национал-социалистической Германии форме предоставить себя в ее распоряжение для борьбы за уничтожение иудо-коммунистического ига». Кроме Модраха и Жеребкова обращение подписали генералы Николай Головин и Михаил Граббе, а также митрополит Серафим (Лукьянов). Одновременно князь Владимир отправил Гитлеру свое обращение с сопроводительным письмом. [4]

Ответ Берлина не заставил себя ждать: 29 июня министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп послал немецкому послу во Франции Отто Абецу телеграмму, в которой рекомендовал пока занять выжидательную позицию. Он также доверительно сообщил, что правительство рейха не заинтересовано в участии эмигрантов в войне против России. Решение было закреплено 30 июня: на специально созванном совещании в МИДе обсуждались вопросы участия европейских добровольцев в походе против СССР. Представители ОКВ, СС и один из руководителей будущего Восточного министерства Георг Лейббрандт решили, что ни сторонники Великой России, ни эмигранты-сепаратисты в общем случае не должны приниматься добровольцами в вермахт. Желавших послужить в вермахте изгнанников не следовало регистрировать, а на их обращения предписывалось реагировать мягко, но без конкретных обещаний. Лишь в частных случаях предполагались исключения из правила, если какой-то эмигрант был необходим для выполнения особых задач.

Теперь настало время проинформировать посольства в разных европейских странах. В некоторых государствах эмигранты устроили настоящее паломничество к немецким сановникам, что последних порядком утомляло. 2 июля статс-секретарь МИДа Эрнст фон Вайцзекер разослал по немецким посольствам в Европе специальный циркуляр. Обычным эмигрантам требовалось достаточно твёрдо указать на дверь; в качестве отговорки было рекомендовано указывать, что в случае пленения с эмигрантами не будут обращаться в соответствии с нормами международного военного права. [5]

С изгнанниками, имевшими влияние, обошлись менее вежливо. 5 июля Риббентроп через Абеца направил Великому Князю Владимиру резкий ответ. Правительство ознакомилось с его призывом и нашло его затрудняющим задачу вермахта; призыв якобы усиливал сопротивление Красной армии, играя на руку советской пропаганде, давая ей повод говорить о грядущем возвращении царской власти. От Великого Князя требовали сообщить, кому он уже направил свой призыв и отказаться от его дальнейшего распространения, как и от любой политической деятельности. В случае же отказа ему грозило немедленное интернирование. Разумеется, Риббентроп приказал установить за Великим Князем строжайшую слежку и воспрепятствовать публикации призыва во французской прессе. [6]

Этот контекст необходим для впервые публикуемого документа от 5 июля 1941 года, в котором Адольф Гитлер даёт свою оценку ситуации. По форме этот отрывок является одной из «застольных бесед», что с учетом последних исследований [7]  неизбежно ставит вопрос, насколько дословно были воспроизведены рассуждения Гитлера. Тот факт, что текст [8] был сохранен среди своих бумаг Вальтером Тисслером, сотрудником управления пропаганды НСДАП и одним из ближайших помощников Йозефа Геббельса, как и то, что слова в данном случае не расходятся с вышеупомянутыми указаниями немецкого МИДа, заставляет отнестись к изложению с доверием. [9]  Документ публикуется впервые в нашем переводе.

Копия с копии.
Главная ставка фюрера

Суббота, 5 июля 1941 года

За обедом шеф высказался о русской эмиграции:

Национальная Россия для нас опаснее, чем большевистская; последней, после того, как мы ее разобьем, понадобится двадцать лет для восстановления, в то время как руководство национальной России постоянно видело в нас противника. Уму непостижимо, насколько холуйски вел себя [кайзеровский] рейх по отношению к русскому правительству. Вопреки всем докладам военного атташе это подобострастное отношение тянулось до самой войны, хотя годами шли сообщения о враждебных Германии настроениях при дворе, о том, что и царица вовсе не дружелюбна к Германии.

Немецкий склад характера чужд русскому существу: наши чувство долга, чистоплотность, тяга к порядку, трудолюбие неприятны русским. Русский гораздо больше тянется к Франции: во французской легкости жизни, в отсутствии глубоких проблем, в грязи там и сям, в беззаботности он видит родственную натуру. Этим объясняется и то, что эмиграция обосновалась в Париже, а не в Германии, другой ее центр в Белграде. Все эмигранты говорят по-французски, но почти никто по-немецки. Если бы они снова пришли к власти, то их правление было бы дружественным Франции и враждебным Германии.

Следует обдумать, а не оставить ли в России несколько политкомиссаров, чтобы передавать в их руки князей, коли последние ступят на русскую территорию.

Поводом для этих высказываний шефа было письмо, в котором Великий Князь Владимир на правах русского царя сообщил фюреру, что собирается выступить с призывом к своему народу. Ему дадут понять, что это нежелательно.

Бэйда О., Петров И.

[1] Stanford University, Hoover Institution Archives, Boris I. Nicolaevsky Collection (далее HIA/Nicolaevsky), Box 755, Folder 1-4. Обращение к российской эмиграции, 22 июня 1941.

[2] Бюллетень Объединения Лейб-Гвардии Московского полка Nr. 87, Париж, 23 августа/8 сентября 1941 г., с. 2.

[3] HIA/Nicolaevsky, Box 755, Folder 1-4. Анкета, июль 1941.

[4] Akten zur Deutschen Auswärtigen Politik 1918-1945, Serie D: 1937-1941, Band XIII.1, S. 79.

[5] Akten zur Deutschen Auswärtigen Politik 1918-1945, Serie D: 1937-1941, Band XIII.1, S. 67.

[6] Akten zur Deutschen Auswärtigen Politik 1918-1945, Serie D: 1937-1941, Band XIII.1, S. 79.

[7] Mikael Nilsson, Hitler Redux: The Incredible History of Hitler s So-called Table Talks, London/New York, Routledge/Taylor & Francis Group, 2020.

[8] Bundesarchiv Berlin, NS18/1396, Bl. 89-90. По соседству отложились две других застольных беседы, от 5 и 11/12 июля 1941 г. Ibid. Bl. 87-88, 91-94. В отличие от обсуждаемой выше они хорошо известны и уже публиковались раньше, см. к примеру Хью Тревор-Ропер, Застольные беседы Гитлера, М., Центрполиграф, 2004, с. 31-32, 33-36.

[9] Можно также указать на речь Альфреда Розенберга, произнесенную несколькими днями раньше: «Мы не ведем  “крестовый поход” против большевизма сегодня лишь для того, чтобы навсегда освободить “бедных русских” от этого большевизма. Нет, — для того, чтобы проводить немецкую политику и обеспечить безопасность германского рейха... Война с целью создать неделимую Россию поэтому исключается. Замена Сталина новым царем или даже назначение вождя-националиста как раз и приведет к мобилизации всей энергии [населения] на этих территориях против нас».
International Military Tribunal (IMT), Volume XXVI, Document 1058-PS. Rede des Reichsleiters A. Rosenberg, 20 июня 1941.

Название публикации в оригинале: Бэйда О., Петров И. «Национальная Россия для нас опаснее, чем большевистская»: неизвестная филиппика Адольфа Гитлера

О журнале

«Историческая экспертиза» – профессиональный журнал исторического сообщества. Первый номер вышел в 2014. С 2015 года ежегодно выходит четыре номера. Объем каждого номера примерно 25 авторских листов. Ответственный редактор журнала - Стыкалин А.С.  В Редколлегию и Редакционный совет входят видные историки из России, Европы и США.
Основная тема журнала – исследования памяти (глобальная память, национальная память, локальная память). Кроме того, существуют рубрики «Проблемы национальной памяти зарубежных стран», «Память травмы», «Историческая политика», «Как это было на самом деле».

От редактора РИ. Все попытки русской эмиграции (РОВС, НТС, РИСО, РПЦЗ и др.) воспользоваться советско-германской войной для создания на оккупированных Германией территориях независимой русской "третьей силы", хотя и поддерживались частью военного командования Вермахта, оказались нереальны вследствие представленной в этой публикации восточной политики Гитлера. По этой причине, а также репрессиями против оккупированного населения, он проиграл войну, почти выигранную в 1941 году, позволив Сталину лукаво перехватить знамя русского патриотизма. В эмиграции мне довелось работать и общаться с многими участниками Власовского движения и членами НТС, пытавшимися создавать "третью силу", а также с некоторыми царскими русскими офицерами немецкого происхождения, которые служили в Вермахте. Все были единогласны в обвинениях Гитлера, похоронившего Русское Освободительное Движение 1941-1945 годов. Подробнее: Русская Зарубежная Церковь и эмиграция в годы Второй мировой войны.
Также и для западных демократических союзников Сталина национальная Россия была опаснее (мешала их цели: установлению антихристианского Нового мiрового порядка), чем коммунистический СССР, ‒ потому в конце войны союзники-демократы и выдали туда на расправу миллионы русских антикоммунистов.
И для правителей нынешнего Олигархата РВ национальная Россия опаснее (ибо несовместима с их государственной идеологией уравнивания добра и зла), чем коммунистический СССР, ‒ это выражается и в их многонациональной конституции с отказом признать русский народ государствообразующим, и в ресоветизации, и в системе образования, и в мигрантизации.

 

Парад РОА в Пскове в 1943 году. Это еще не была власовская РОА ‒ как известно, ее формирование началось лишь в январе 1945 года (вооруженные силы КОНР, провозглашенного в ноябре 1944 г. в Праге). Гитлер боялся создания Русской армии и разрешил ее лишь в безвыходном положении, поэтому ранее в Вермахте воевали разрозненные добровольческие части из советских военнопленных размером не более батальона под немецким командованием, однако они носили эмблемы РОА в ожидании ее создания (для немцев эти эмблемы имели скорее пропагандное значение). – МВН.

---