Если міръ васъ ненавидитъ, знайте, что Меня прежде васъ возненавидѣлъ (Іоан. ХV, 18).
«Въ адъ можно прійти или упасть, хотя того не хочешь и не думаешь о томъ: на небо нельзя взойти, когда не хочешь и не думаешь о томъ». Такъ училъ митрополитъ Филаретъ Московскій. «Откуда надменность?» ‒ спрашиваетъ Іоаннъ Златоустъ. И отвѣчалъ: «Отъ того, что мы не испытуемъ себя самихъ. Но кто же, скажешь, не знаетъ собственной природы? Многіе, и можетъ быть ‒ всѣ, кромѣ немногихъ... Что такое человѣкъ?.. Человѣкъ есть существо; но онъ можетъ сдѣлаться ангеломъ и звѣремъ... По собственному настроенію, онъ можетъ быть всѣмъ, и ангеломъ и человѣкомъ. Что я говорю ангеломъ? И сыномъ Божіимъ... Ангеломъ дѣлаетъ добродѣтель, а добродѣтель въ нашей власти... Нельзя быть ангеломъ по естеству; это доказываетъ діаволъ, бывшій такимъ прежде».
Зависящая отъ собственнаго выбора двойственность судьбы человѣческой наглядно изображена въ прологѣ 1 іюля, въ повѣсти св. Нила: «Душа человѣка посредѣ есть ангела и бѣса. И ангелъ убо влагаетъ, и показуетъ, и учитъ, яже къ добродѣтели; бѣсъ же влагаетъ, яже суть грѣхъ. Душа власть имать еже послѣдовати ему же любо хощетъ, или ангелу, или бѣсу. Сего ради внемли, да не оскорбиши ангела».
Что же нужно, чтобы оказаться на сторонѣ ангела? Вѣра нужна. «Душа безъ вѣры есть сосудъ запертый для благодати, говоритъ митрополитъ Филаретъ, а душа вѣрующаго ‒ открытый. Вѣра открываетъ душу для принятія благодати». Какая вѣра нужна? «Въ области вѣры ‒ такъ учитъ епископъ Ѳеофанъ, ‒ апостолъ говоритъ: «мы умъ Христовъ имамы». Чей же умъ внѣ области вѣры? Лукаваго. Оттого и отличительною чертою его стало лукавство». А какъ такую истинную вѣру получить? «Вѣра отъ слуха» (Ін. XI, 25): слушай Евангеліе, говорящее тебѣ, и св. отцевъ, объясняющихъ Евангеліе; слушай ихъ внимательно, и мало-помалу вселится въ тебя живая вѣра, которая потребуетъ отъ тебя исполненія евангельскихъ заповѣдей, за это исполненіе наградитъ надеждой несомнѣннаго спасенія. Она содѣлаетъ тебя на землѣ прослѣдователемъ Христовымъ, сонаслѣдникомъ Его на небѣ». Такъ говоритъ епископъ Игнатій Брянчаниновъ.
Съ такой вѣрой неразрывно связано сознаніе своего паденія. «Нищета духа и зрѣніе своего паденія, говоритъ еп. Игнатій, уже есть блаженство для падшаго человѣка. Видящій паденіе свое способенъ признать необходимость спасенія, Спасителя ‒ способенъ увѣровать въ Евангеліе живой вѣрой». Познали мы свое паденіе, благодатствуемые правой вѣрой, ‒ что слѣдуетъ? «Мы созданы для жизни въ раю. Но согрѣшили и изгнаны на эту землю скорбную. Зачѣмъ? Чтобы принести покаяніе. Жизнь наша на землѣ есть эпитимія. А тому, кто несетъ эпитимію, что свойственно? Сѣтовать, сокрушаться, плакать о грѣхахъ своихъ». Такъ говоритъ еп. Ѳеофанъ. Таковымъ стало состояніе нашей души, ‒ только тогда спокойны можемъ мы быть. «Божіе приходитъ само собою, въ то время, какъ мы и не помышляемъ о немъ. Ей такъ! но если мѣсто чисто, а не осквернено» (Исаакъ Сиринъ).
А чтобы мѣсто оставалось чистымъ ‒ что нужно? «Одинъ братъ спросилъ нѣкоего старца, сообщаетъ св. Дороѳей: что мнѣ дѣлать, отче, чтобы бояться Бога?» Старецъ отвѣчалъ ему. «Иди живи съ человѣкомъ, боящимся Бога, и тѣмъ самымъ, что онъ боится Бога, научитъ онъ тебя бояться Бога». «Не столько вдавайся въ глубокія изслѣдованія о Богѣ, сколько старайся подражать Ему», учитъ св. Григорій Богословъ. «Христіанине! Будь, а не кажись: вотъ одно изъ важнѣйшихъ для тебя правилъ», говоритъ митрополитъ Филаретъ.
Такъ мы на добромъ пути. Но этотъ путь узокъ. Жди испытаній, не бойся ихъ: въ нихъ спасеніе. «Быть въ безопасности отъ гоненій ‒ есть тягчайшее изъ всѣхъ гоненій; это хуже самого гоненія. Безопасность ‒ наводитъ на душу сонъ, производитъ великую невнимательность и безпечность, вбзбуждаетъ всякаго рода страсти... Во время же гоненій страхъ... всѣмъ этимъ страстямъ не позволяетъ даже подать голоса... Я слышалъ нѣкогда отъ отцовъ нашихъ... что во время древнихъ гоненій можно было видѣть мужей истинно христіанскихъ» (св. Іоаннъ Златоустъ). Итакъ, страшно не гоненіе! Что же страшно? Св. Ефремъ Сиринъ объ «ищущихъ живого слова» во времена послѣднія такъ говорилъ: «они будутъ проходить землю отъ востока къ западу и отъ сѣвера къ югу, ища такого слова ‒ и не найдутъ его».
Вотъ что страшно!
Не доживаемъ ли мы до этого времени? Не входимъ ли уже въ него?
+ + +
Царь Алексѣй Михайловичъ однажды нечаянно перекрестился, проѣзжая мимо кирки. Духовникъ его указалъ ему на допущенную ошибку. Послѣдовалъ приказъ: перенести кирку за городъ, за ручей Кукуй. Вообще, на московскомъ языкѣ лютеранскія кирки именовались ропатами (т. е. капищами), божницами, молитвенными избами. Характеръ нашей вѣротерпимости выраженъ царемъ Іоанномъ Грознымъ въ его обращеніи къ Поссевину такъ: «лютеране, какъ и всѣ иновѣрцы, живутъ свободно въ Россіи, но не смѣютъ сообщать другимъ своихъ заблужденій». То же сказано было Флетчеру: «Государю нашему, великому государю-царю и великому князю до ихъ вѣры дѣла нѣтъ. Многихъ вѣръ люди живутъ въ государя нашего государствѣ, а никоторыхъ государствъ отъ вѣры ихъ отводить не велитъ, всякій живетъ по своей вѣрѣ».
Иное видимъ при Петрѣ. Онъ самъ бывалъ и пѣвалъ въ лютеранскихъ храмахъ. Собственноручно положилъ камень при построеніи въ Москвѣ кирки Петра и Павла. Смерть его помѣшала напечатанію на славянскомъ языкѣ «римскихъ, лютеранскихъ и кальвинскихъ катехизмъ» и пр. ‒ «для чтенія и вѣдѣнія». Это были уклоны. Оставался Петръ православнымъ, какъ и правительственная линія поведенія оставалась при немъ православной.
Послѣ Петра можно, однако, говорить съ извѣстнымъ правомъ даже о гоненіяхъ, испытанныхъ Православной Церковью. Въ манифестѣ при воцареніи Екатерины II можно найти многозначительныя слова: «Православная наша Церковь крайне уже подвержена оставалась опасности, перемѣною древняго въ Россіи православія и пріятія иновѣрнаго закона» (т. е. лютеранскаго).
Бывали и впослѣдствіи некоторые уклоны, но Православіе безспорно оставалось господствующей вѣрой. Въ 1862 году, на молебнѣ по поводу тысячелѣтія Россіи, могла быть съ полнымъ правомъ вознесена молитва, составленная митрополитомъ Филаретомъ, заключавшая слѣдующія слова: «Соблюди въ насъ православную вѣру въ ея чистотѣ и силѣ, и да пребудетъ она, какъ же бысть, средоточіемъ общественнаго единенія, источникомъ просвѣщенія, основаніемъ и твердынею народнаго благонравія, правды законовъ, благодѣтельности управленія, нерушимости благосостоянія...»
Являясь формально господствующей, Православная вѣра внутреннее миссіонерство осуществляла предѣльно мягко. Можно говорить даже о покровительствѣ, оказываемомъ и иновѣрію и инославію нашей верховной властью: «имперскость» свою она проявляла, сочетая охрану православія съ доброжелательнымъ вниманіемъ ко всему населенію Имперіи, со свойственными ему вѣроисповѣданіями.
Большія скорби иногда претерпѣвала церковно-православная совѣсть. Открытіе въ началѣ XX вѣка въ Петербургѣ мечети на видномъ мѣстѣ вызвало пламенную отповѣдь архіепископа Никона въ его знаменитыхъ «дневникахъ»... Онъ готовъ былъ усматривать въ этомъ актѣ грозное предзнаменованіе конца міра!
Терпимость въ отношеніи инославія, а равно и магометанства и буддизма, не таила впрочемъ особыхъ опасностей для русскаго народа. Расколъ и сектантство ‒ вотъ что могло ему угрожать. Когда въ 60-хъ годахъ возникъ вопросъ о приравненіи раскольниковъ къ инославнымъ, вознегодовалъ митрополитъ Филаретъ. Придутъ къ православнымъ старообрядцы бѣлокриницкаго отдѣленія и скажутъ ‒ признайте нашихъ архіереевъ и поставляемыхъ нами священниковъ. За ними придутъ старообрядцы новорусскіе и т. д. «А что будетъ въ селеніяхъ? ‒ вопрошалъ митрополитъ Филаретъ. Придутъ въ селенія лжесвященникъ австрійскій, лжесвященникъ русскій, большакъ безпоповщины и будутъ расхищать и раздѣлять селеніе на нѣсколько приходовъ разныхъ вѣръ. Одному пастырю будетъ трудно превозмочь многихъ волковъ...» Въ одномъ городѣ будутъ двѣ каѳедры, православная и эксправославная, два архіерея, православный и эксправославный, два епархіальныхъ управленія...
Въ нашу задачу не входитъ давать описаніе и оцѣнку нашего прошлаго подъ угломъ зрѣнія взаимоотношенія Православія съ иными вѣрами. Иллюстраціями служатъ приведенные примѣры ‒ того, какія формы могло принимать у насъ сосѣдство вѣроисповѣданій. Внѣшнимъ могло оно быть, что не исключало доброжелательства. Могла возникать внутренняя близость. Это таило опасности. «Будь милостивъ не только къ своимъ христіанамъ, но и чужимъ... Если кто скажетъ тебѣ ‒ ту и другую въру далъ Богъ: отвѣчай ‒ развѣ Богъ двоевѣренъ?» Такъ на зарѣ нашей вѣры училъ преп. Ѳеодосій Печерскій...
+ + +
«Церковныя перегородки не доходятъ до небесъ». Это изреченіе митрополита Платона (Городецкаго), сказанное при встрѣчѣ съ инославными и вызвавшее возмущеніе К.П. Побѣдоносцева, получило широкое распространеніе. Оно безобидно и безспорно, если разумѣть подъ этимъ допустимость общенія людей, принадлежащихъ къ разнымъ вѣрамъ, на, такъ сказать, нейтральной почвѣ: не должно задѣвать общеніе пунктовъ расхожденія. Оно абсолютно ложно, если разумѣть подъ этимъ существованіе надъ всѣми церквами какой-то нейтральной зоны, въ преддверіи небесъ, гдѣ уже различія теряютъ свое церковное значеніе. Оно соблазнительно, поскольку оно употребляется, не будучи уточняемо въ своемъ содержаніи. Этимъ скрадывается двоякій смыслъ заключающійся въ этомъ изреченіи ‒ діаметрально противуположный.
О митрополитѣ Филаретѣ Московскомъ разсказываютъ, будто онъ, на склонѣ лѣтъ, когда спросили его, какъ онъ мыслитъ завершеніе нашей тяжбы съ раскольниками, скорбно задумался, а потомъ сказалъ, что наступятъ времена, при которыхъ забудемъ мы о своихъ раздѣленіяхъ... Допустимъ, что митрополитъ Филаретъ дѣйствительно такъ сказалъ ‒ свидѣтельствуетъ ли это о томъ, что и онъ признавалъ условность и относительность церковныхъ перегородокъ? Никакъ! Тутъ о другомъ рѣчь. Грядетъ часъ, когда люди, устремленные къ Богу, въ такомъ страхѣ и съ такимъ упованіемъ будутъ взирать на Небо, ожидая увидѣть на немъ знаменіе грядущаго Христа, не только какъ страшнаго Судію, но, для нихъ, и Освободителя, что, кромѣ этого, имъ открывающагося, Неба, они вообще ничего уже не будутъ видѣть. И въ единеніи будутъ ощущать себя со всѣми, кто, за какими бы кто «перегородками» ни пребывалъ, съ такой же устремленностью будутъ взирать на Небо...
Въ наше, предъ-Антихристово, время можно уже наблюдать явленія как бы уже прообразующія эти послѣднія времена. Извѣстны случаи, когда священнослужители разныхъ исповѣданій братски шли на казнь, въ тѣсномъ единеніи принимая мученическую кончину отъ рукъ безбожниковъ. Разительный примѣръ преодолѣнія «перегородокъ» являетъ намъ картина мученической смерти евреевъ отъ руки націоналъ-соціалистовъ Германіи во время оккупаціи западной Россіи войсками Хитлера. Массовый характеръ носили эти экзекуціи. Объ одной изъ нихъ мнѣ довелось слышать разсказъ отъ имовѣрныхъ свидѣтелей. Во главѣ съ раввинами шли эти толпы въ полномъ порядкѣ въ праздничныхъ одеждахъ, съ пѣніемъ надлежащихъ пѣснопѣній. Для нихъ были подготовлены продолговатые ряды общихъ могилъ, куда всѣ они должны были лечь. Нѣчто было потрясающее. И когда готово было прорваться отчаяніе, раздался голосъ раввина, возгласившій слова, освятившія все происходившее новымъ свѣтомъ ‒ Христовымъ ‒ и превратился убой въ мученичество, возвращающее заблудшихъ въ стадо Христово. Раввинъ напомнилъ слова, произнесенныя когда-то праотцами здѣ находившихся при крестной смерти Спасителя: «Кровь Его на насъ и на чадахъ нашихъ». Вотъ когда свершается ‒ прорицаніе! Надо понести смертную муку, какъ искупленіе за грѣхъ отцовъ... И въ спокойствіи стали обреченные ложиться въ приготовленные могильные рвы въ ожиданіи убіенія... Такъ пали «перегородки» даже въ отношеніи еврейства, не то что инославной христіанской церкви, ‒ не во исполненіе ли пророчества апостольскаго о возвращеніи ко Христу предъ концомъ міра коренного іудейства?
Значитъ ли это, что потеряло значеніе различіе между христіанами и іудеями, даже въ этотъ послѣдній часъ? Это значитъ лишь то, что кровью оказались крещены іудеи ‒ и такъ соединились съ христіанами въ царствѣ Христовомъ. Если бы кто на основаніи подобныхъ фактовъ сталъ говорить объ упраздненіи «перегородокъ», онъ не только былъ бы въ заблужденіи ‒ онъ впалъ бы въ страшный грѣхъ. Здѣсь не «перегородки» упраздняются, а происходитъ предсмертное дивное преображеніе человѣческаго естества, освобождающее души отъ гнѣздящихся въ нихъ заблужденій. Такъ происходитъ ‒ на участкѣ ли маломъ, еще при теченіи Исторіи, или въ масштабѣ вселенскомъ Конца Міра ‒ сліяніе въ одно стадо овецъ Христовыхъ, разбредшихся по разнымъ «перегородкамъ», а теперь, чудомъ Божіей благодатя, освобожденныхъ отъ всего отчуждавшаго ихъ отъ Истины.
Можно полярную противуположность двухъ содержаній, способныхъ быть вложенными въ формулу «перегородокъ», «не доходящихъ до небесъ», иллюстрировать слѣдующимъ образомъ.
Свѣтитъ солнце ‒ Солнце Истины. Однимъ оно Открыто полностью ‒ сіяетъ для нихъ полнымъ свѣтомъ блистающій дискъ, и ходятъ они въ свѣтѣ Истины. Другіе, въ большей ли, въ меньшей ли степени окружены тьмой невѣдѣнія, заблужденій, суевѣрій, обмана, отступленій, а къ тому же и всяческихъ внѣшнихъ обстоятельствъ, неблагопріятныхъ для обладанія чистымъ зрѣніемъ. Во тьмѣ ходятъ Они, въ сумеркахъ. Все же хоть краешекъ Свѣтила Истины имъ доступенъ, хотя бы разсѣянный Свѣтъ, отъ Него исходящій, но доходитъ до нихъ и живитъ и ихъ. И поскольку живутъ они этимъ Свѣтомъ ‒ не чуждъ имъ Христосъ истинный, и есть что-то общее между всѣми, кто хотя бы слабо озарены Свѣтомъ Истины. Бѣда въ томъ, что ослѣпленные заблужденіями соблазнены мыслью о томъ, будто именно имъ то и вручена полнота Истины. Не съ любовью устремляются они къ тѣмъ, кто обладаютъ Ея полнотой, а, либо отчужденно сторонятся ихъ, либо, хуже того, съ ненавистью взираютъ на нихъ, самимъ своимъ бытіемъ бросающихъ зловѣщую тѣнь на то, что они считаютъ истиной. Напротивъ того, не утратившіе полноты зрѣнія и живущіе въ свѣтѣ Солнца Правды, тѣ могутъ спокойно и любовно взирать на все множество ослѣпленныхъ или полуослѣпленныхъ. Готовы они придти къ нимъ на помощь, ибо видятъ они всю губительную силу ихъ заблужденій.
Двойной жизнью живутъ помраченные: во Христѣ они, поскольку къ Нему, хотя бы и помраченными очами, но устремляются. Но противъ Христа они, поскольку, вѣря въ свою ложь, вооружаются противъ тѣхъ, кто обладаетъ полнотой Истины. Эта укорененность въ своей неправотѣ препятствуетъ обращенію къ Истинѣ. И погрязаютъ они все больше во лжи, во тьмѣ... Но есть и среди нихъ такіе, кто начинаютъ понимать свою ограниченность, свою помраченность. Эту искру можетъ раздуть въ спасительный пожаръ, потребляющій беззаконія, въ душѣ укоренившіяся, благодатный вѣтръ промыслительно развертывающихся событій. И развѣ не естественно тогда ослѣпленному младшему брату ощутить, со всей силой внезапно возникающаго убѣжденія, старшинство и первенство братьевъ зрячихъ ‒ и къ нимъ обратиться за помощью, за поддержкой, за защитой противъ самого себя, въ своей укоренившейся неправдѣ? И развѣ не можетъ такъ создаваться нѣкая солидарность въ нѣдрахъ «перегородками» разобщеннаго церковнаго міра ‒ солидарность, способная, въ какой-то судьбоносный моментъ, послужить благодарной почвою для возгаранія полноты свѣта Христова въ сердцахъ тѣхъ избранныхъ, кто вопреки «перегородкамъ», въ отмѣну ихъ, всѣмъ сердцемъ жаждутъ этой полноты...
А вотъ другая картина...
Сіяетъ то же Солнце Правды. Люди живутъ въ Его свѣтѣ, пользуются его благами. Но не думаютъ о Немъ, не взираютъ на Него. Имъ не до Него. Пусть и сохранился, въ той или иной мѣрѣ, образъ благочестія ‒ внутренней силы онъ уже не имѣетъ. Это «культъ» ‒ у однихъ одинъ, у другихъ другой. Такъ ли онъ важенъ? Да и такъ ли важно принадлежать къ тому или другому «культу»? Вездѣ Богъ ‒ нужны развѣ Ему эти «перегородки»! Сами люди ихъ понадѣлали ‒ надо избавляться отъ нихъ. Почему не начать жить такъ, какъ бы ихъ и не было? Будемъ общими усиліями устраивать жизнь на землѣ. Господь придетъ на землю? Фанатики насъ пріучили бояться этого! Бояться Бога ‒ какой абсурдъ! Какъ можно Христа бояться! Мы пріемлемъ благостное Его ученіе ‒ какъ пріемлемъ ученія и другихъ учителей вѣры: все доброе созвучно. Самомнѣніе думать, будто кто обладаетъ полнотою Истины. Полнота эта возникнетъ только тогда, когда мы всѣ объединимся въ служеніи ей. Вотъ и будемъ ждать Бога ‒ будемъ готовиться къ этому общими усиліями, стараясь забыть о всяческихъ «перегородкахъ». Сольемся всѣ воедино на землѣ ‒ тогда и придетъ Господь, чтобы слиться съ нами ‒ благостный Учитель. И воцарится рай на землѣ...
Въ первомъ случаѣ «перегородки» забываются поскольку люди соприкасаются съ Вѣчностью. Въ страхѣ Божіемъ готовы люди идти на Страшный Судъ ‒ люди Божіи, пусть и разбредшіеся по разнымъ «перегородкамъ», отбившись отъ истиннаго Божія стада, но сохранившіе въ сердцѣ устремленность ко Христу истинному. Ко Христу сейчасъ устремлены всѣ ‒ и Христосъ-Судія воздастъ каждому, кто чего достоинъ въ этомъ, приведенномъ къ исходному единству, стадѣ.
Во второмъ случаѣ не потому дѣлаются излишними «перегородки», что все приходитъ къ концу на этой землѣ и всѣ устремляются ко Христу, нисходящему въ силѣ и славѣ, а, напротивъ, ихъ устраняютъ, чтобы свободнѣе можно было самому человѣчеству устраивать свою земную судьбу, рисующуюся въ перспективахъ, мечтательно наполняемыхъ блаженнымъ содержаніемъ, въ конечномъ итогѣ включающемъ въ себя и Бога, на землю нисходящаго. Реальности Страшнаго Суда, предъ которымъ каждый предстанетъ въ своей Христовой годности, противустоитъ мечтательное строительство земного рая, находящее свое реальное завершеніе въ Антихристѣ.
Доходитъ такъ до своего предѣла извѣчная разобщенность «сыновъ Божіихъ» и «сыновъ противленія». Встрѣча готовится Антихриста и Христа, послѣ чего цѣлостно во времени протекавшее мірозданіе преобразуется въ расщепленную Вѣчность: овцы воедино сведеннаго Христова стада пойдутъ къ вѣчному блаженству, тогда какъ козлища, знакомъ антихристовымъ отмѣченныя, погрузятся въ тьму вѣчнаго небытія, исполненнаго неизреченныхъ мукъ.
Тайна благочестія становится явью блаженной Вѣчности. Тайна беззаконія становится явью адскихъ мученій, не имѣющихъ конца.
+ + +
Сто лѣтъ исполняется со дня кончины А.С. Хомякова. Не такъ давно мы поминали его. Мы отдавали должное его огромнымъ дарованіямъ, его свѣтлому моральному облику, его церковному благочестію, спасшему его душу отъ соблазновъ вѣка и обезпечившему ему добрую кончину. Многому онъ насъ способенъ научить. И все же ‒ отмѣчали мы ‒ учителемъ нашимъ не можетъ онъ стать. Не понималъ онъ той реальности, въ которой мы живемъ, не видѣлъ приближающейся Апостасіи. Оптимистически воспринималъ онъ будущее, видя для Россіи огромныя перспективы. По-западному воспринималъ онъ самую природу инославія. Видя безпомощность его, чисто логическую, предъ Истиной, являемой Православіемъ, миссію Россіи усматривалъ онъ въ томъ, чтобы облегчить Западу, въ тѣсномъ общеніи съ нимъ, включеніе и его въ нѣкій торжествующій общій апофеозъ Истины. Въ этомъ сказывалась явная недооцѣнка губительнаго существа Отступленія какъ процесса вольнаго отпаденія отъ Истины. Вѣдь тутъ имѣетъ мѣсто нѣкое перерожденіе сознанія, нѣкое наложеніе на него печати беззаконія, смыть которую дѣйствіемъ логики невозможно. Должно возникнуть покаянное осознаніе грѣха ‒ тягчайшаго грѣха ума: вещь, граничащая съ чудомъ Божіей благодати! Подобное чудо духовнаго преображенія не можетъ не быть рѣдкимъ даже въ отношеніи отдѣльныхъ лицъ. Можно ли мыслить его, какъ массовое явленіе, вызванное силой логическаго убѣжденія?
Есть въ міровоззрѣніи Хомякова и налетъ, православію чуждый ‒ западническій. Приведемъ цитату изъ его опыта истолкованія всемірной исторіи. Попутно высказанная мысль. Какъ далека она отъ церковнаго сознанія!
«Рожденіе въ Іудеѣ или Виѳлеемѣ, тридцатилѣтній срокъ жизни, смерть на крестѣ и т.д. являются безспорно какъ случайности, но онѣ не имѣютъ никакого вліянія ни на развитіе ученія ни на жизнь Іисуса. Ученіе Его сомкнуто само въ себѣ и не носитъ никакой печати, наложенной извнѣ; Его жизнь есть только необходимая земная оболочка Его ученія, безъ блеска и славы, безъ великолѣпной борьбы или великолѣпнаго торжества. Самая смерть Его на крестѣ, вдали отъ учениковъ, бѣжавшихъ отъ страха, и между двухъ разбойниковъ, представляетъ какой-то характеръ равнодушія историческаго къ добру и злу; она имѣетъ высокое значеніе для судьбы народа-палача и не имѣетъ никакого возвратнаго вліянія на внутреннее значеніе христіанства...»
Безпомощность обнаруживаетъ Хомяковъ, вопреки огромности своихъ дарованій, и при подходѣ къ реальностямъ современности, родственнымъ тому, что сейчасъ расцвѣло такимъ пышнымъ цвѣтомъ. Гагаринъ въ брошюрѣ «Будетъ ли Россія католической?», говорилъ о томъ, въ какой мѣрѣ облегчится примиреніе нашей Церкви съ Ватиканомъ, поскольку имъ допущено будетъ пріобщеніе подъ двумя видами и бракъ духовенства. Хомяковъ по этому поводу пишетъ:
«Предположимъ, что эта чудовищная унія осуществилась. Итакъ, Церковь сложилась изъ двухъ провинціальныхъ церквей, состоящихъ во внутреннемъ общеніи ‒ церкви римской и церкви восточной. Одна смотритъ на спорные пункты какъ на сомнительныя мнѣнія, другая, какъ на члены вѣры. Отлично! Христіанинъ Востока принимаетъ римскую вѣру, онъ остается въ общеніи со всею Церковью: но половина ея принимаетъ его съ радостію, а другая не смѣетъ судить его, потому что объ этомъ предметѣ у нея нѣтъ опредѣленной вѣры. Возьмемъ теперь обратный случай. Кто-нибудь изъ области римской принимаетъ восточное мнѣніе: онъ необходимо исключается изъ общенія съ своею провинціальной Церковью, ибо она отвергла членъ ея Сѵмвола вѣры, то есть догматъ вѣры, а черезъ это самое исключается изъ общенія и съ восточными (такъ какъ они находятся въ полномъ общеніи съ западными). Западные исключаютъ человѣка изъ общенія за то, что они вѣруютъ тому, чему вѣруютъ ихъ братья, съ которыми они состоятъ въ общеніи, а восточные исключаютъ этого несчастнаго за то, что онъ исповѣдуетъ ихъ собственную вѣру. Трудно вообразить себѣ что-либо болѣе нелѣпое. Изъ этого смѣшного положенія только одинъ выходъ, а именно: допустить, что латинянинъ не лишится общенія за принятіе восточнаго вѣрованія, то есть за оставленіе догмата. Тѣмъ самымъ латинскій догматъ низводится на степень простого мнѣнія, и расколъ осуждается согласно предложенію великаго Марка Ефесскаго. Вотъ въ числѣ другихъ примѣръ самоубійства ложныхъ ученій».
Передъ нами логическая головоломка, пусть и приводящая къ правильному выводу.
Спасла Хомякова, въ его сближеніи съ Западомъ, полнота и цѣлостность сохраненной имъ Вѣры. Онъ писалъ Пальмеру: «Что касается меня, то скажу Вамъ прямо: какъ бы ни былъ счастливъ возсоединенію съ церковью даже самаго малаго числа англичанъ, но я не порадовался бы даже обращенію и цѣлой Англіи, если бы обращенная Англія должна была внести въ православный міръ духъ, раздвоенный сомнѣніями и внутренними противорѣчіями. Прошу васъ, скажите мнѣ, начинался ли когда какой-либо сѵмволъ вѣры словами: «я буду вѣрить» (или «не стану сомнѣваться»)? Не всѣ ли начинаются словомъ: «вѣрую»?»
Счастье Хомякова, что жилъ онъ и умеръ въ этой Вѣрѣ. Наложила она печать и на творенія его. Онъ не потерялъ ее. Но онъ не понималъ, что потеря этой вѣры. Западомъ есть не просто заблужденіе, даже не просто грѣхъ ума отдѣльнаго человѣка, а нѣчто духовно-родственное тому грѣху, прощенія котораго не обѣщалъ Самъ Христосъ ‒ нѣчто, во всякомъ случаѣ, на пути къ этому грѣху стоящее...
И еще одного не понималъ Хомяковъ. Онъ не отдавалъ себѣ яснаго отчета въ томъ, что мы, храня сокровище Вѣры за своими «перегородками», являемъ собою нѣчто абсолютно замкнутое. Мы можемъ принимать возвращающихся въ наши стѣны ‒ большаго и иного мы не можемъ сдѣлать. Выйти изъ нашихъ стѣнъ мы можемъ только навстрѣчу Христу, приходящему въ міръ въ силѣ и славѣ. Никакого, въ общности съ Западомъ, дальнѣйшаго развертыванія исторіи Церкви ‒ не можетъ быть. Никакой эволюціи, никакихъ не можетъ быть новизнъ положительныхъ, выводящихъ насъ изъ нашихъ «перегородокъ». А между тѣмъ Хомяковъ утверждалъ, что задачей русскаго человѣка, предъ лицомъ Запада, является ‒ «задуматься русскимъ умомъ» надъ его достиженіями. Въ этомъ видѣлъ онъ спасительный путь и для насъ! Свѣтскій богословъ, Хомяковъ не обладалъ духовнымъ прозрѣніемъ, которое обнаруживалось у его современниковъ, заслужившихъ именованіе «отцовъ Церкви». Надо ли этому удивляться!
+ + +
Въ 1389 году патріархъ Антоній писалъ великому князю Василію: «Съ печалью узналъ, что ты не позволяешь митрополиту поминать на литургіи божественое имя Императора, говоря ‒ «мы имѣемъ Церковь, а Императора не имѣемъ и не хотимъ знать». Это не хорошо. Святый Императоръ занимаетъ высокое мѣсто въ Церкви. Онъ не то, что остальные правители ‒ мѣстные князья и потентаты. Императоръ въ началѣ установилъ и утвердилъ истинную вѣру для всего міра. Императоры созывали Вселенскіе Соборы. Они утвердили своими законами соблюденіе того, что божественные и святые каноны объявили истинными догматами и православіемъ церковной жизни... Невозможно христіанину имѣть Церковь, но не Императора. Ибо Церковь и Императоръ находятся въ тѣсномъ единеніи... и невозможно отдѣлить одну отъ другого».
Знаемъ мы изъ Евангелія, какъ, по повеленію Кесаря, произведено было описаніе вселенной, ему подвластной. Знаемъ мы изъ Евангелія, что Господь заповѣдалъ этому Кесарю въ земномъ подчиняться. Отъ этого Кесаря идетъ преемственная линія земныхъ правителей, единственныхъ въ своей высокой помазанности. Пусть первые, языческіе еще, Кесари встрѣтили гоненіями возникшую Церковъ Христову: промыслительно приведена была тѣмъ Церковь къ побѣдѣ надъ всѣмъ міромъ ‒ и склонился, наконецъ, и самъ Кесарь предъ знаменіемъ Креста, ставъ православнымъ Царемъ-Кесаремъ, являющимъ ту высшую власть въ мірѣ, которой поручено хранить Церковь.
Хранить Церковь! Страшно подумать! Врата адовы безсильны одолѣть Церковь Христову, а есть на землѣ власть, назначеніе которой ‒ хранить Ее! Ясно, что такая власть не можетъ стоять внѣ Церкви: она должна принадлежать Церкви, ощущая себя Ея служительницей. Нераздѣльная общность Царя съ Церковью получила наименованіе симфоніи. Не формальная, не внѣшняя то связь, а нѣкое гармоничное единство.
Законнымъ преемникомъ такихъ Кесарей сталъ ‒ Русскій Царь. Когда Церковь вѣнчаетъ на Царство Русскаго Царя, она, въ лицѣ своего предстоятеля, говоритъ ему поученіе. А у Царя на устахъ лишь смиренное исповѣданіе Сѵмвола Вѣры: то единственная «программа» его предъ лицомъ Церкви. И прославляетъ въ немъ Церковь того Удерживающаго, который не только отъ гражданскаго зла оберегаетъ Церковь, но наличіе котораго, рядомъ съ Церковью, обуславливаетъ связанность самихъ адскихъ силъ зла. Вотъ величіе Русскаго Православнаго Царя! Имъ держался православный міръ ‒ имъ держалась и вся вселенная, пусть не знала и не признавала она этого, пусть въ очахъ дѣлавшей исторію западной Европы являлась Россія воплощеніемъ отсталости и варварства.
Чтобы получить представленіе о томъ, какъ культурный Западъ воспринималъ міроспасительную «симфонію» православнаго царства, приведемъ примѣръ. Въ 1868 году въ соборѣ Богоматери Парижа знаменитый проповѣдникъ іезуитъ Феликсъ, въ серіи великопостныхъ проповѣдей на тему о прогрессѣ въ зависимости отъ религіи, посвятилъ одну Россіи.
«Нужно ли говорить, училъ онъ, что руссицизмъ больше, чѣмъ англиканизмъ, лишенъ жизненности, я разумѣю, истинной христіанской жизненности? Да, и можно ли говорить серьезно, что русская религія ‒ живая религія? Вблизи наблюдателя въ этой выродившейся религіи только и поражаетъ отсутствіе сверхъестественной жизни: она буквально то, что говорилъ де Местръ о всѣхъ отдѣлившихся церквахъ, примѣняя это особенно къ Церкви, которую онъ имѣлъ передъ глазами (т. е. русскую): подобна замороженному трупу, который въ холодѣ еще сохранилъ формы. Да, тамъ этотъ холодъ душъ, отдѣлившихся отъ великаго фокуса теплоты, сохраняетъ только видимость жизни въ оледенѣлыхъ формахъ и подъ ледяной мантіей. Но поднимите эту гиперборейскую мантію, положите руку на сердце этого трупа: что? ‒ вы чувствуете біеніе жизни?.. И если нѣтъ жизни въ сердцѣ этой религіи, какого же можно плода ждать отъ ея утробы? Есть три божественныхъ цвѣтка, которые свидѣтельствуютъ о христіанской плодородности; это цвѣтокъ святости, цвѣтокъ апостольства и цвѣтокъ мученичества».
О святости о. Феликсъ говоритъ, что еще можно найти признаки патріархальнаго благочестія въ сердцѣ русскаго народа, но было бы напрасно искать величественныхъ фигуръ подражателей Христа. Вмѣсто апостольства проповѣди и распространенія слова Божія онъ находитъ ‒ нѣмоту, прерываемую только чѣмъ-то похожимъ на мычаніе. Вмѣсто мученичества, вмѣсто поддержанія достоинства, въ русскомъ клирѣ онъ видитъ только сервилизмъ.
«Русскій клиръ снизу до верху своей іерархіи преклоняется предъ силою и потерялъ всякую независимость. Я уже не спрашиваю, довольно ли еще на его челѣ, склонившемся предъ религіозно-могущественной автократіей, блеститъ ореолъ знанія, добродѣтелей и самопожертвованія. Ахъ! тѣ, кто видѣли его вблизи, дали бы, къ сожалѣнію, обвинительныя показанія. Они бы сказали, что деспотизмъ болѣе или менѣе сгладилъ съ ихъ чела этотъ тройственный ореолъ. Тамъ можетъ быть найдутся примѣры униженія достоинства такіе, которыхъ я не могу привести здѣсь, не теряя уваженія къ самому себѣ. Но то, что господствуетъ тамъ надъ всѣмъ, что развращаетъ все, что истребляетъ все въ этомъ падшемъ клирѣ, выражается въ трижды унизительномъ для христіанскаго священника одномъ словѣ: рабъ, рабъ рабъ!.».
И дальше: «Да, замѣтьте это господа! То, что составляетъ его (т. е. русскаго клира) униженіе, есть наша опасность. Чѣмъ болѣе унижена эта религія, тѣмъ болѣе она грозна. Чѣмъ болѣе она теряетъ свободу, тѣмъ болѣе она грозитъ нашей. Чѣмъ болѣе этотъ фетишизмъ, который преклоняется предъ идоломъ власти, сближаетъ ее съ варварствомъ, тѣмъ она опаснѣе для будущности цивилизаціи Европы и всего міра... Да, господа, этого именно самаго страшусь я отъ этой одной изъ наиболѣе рабскихъ предъ страшной властью религій за нашу христіанскую Европу, я боюсь, чтобы она когда-нибудь, если не во всей, то въ большей части Европы, не сдѣлалась виновницей униженія настолько же могущественнаго, какъ будетъ она сама, и самаго рабскаго, и самаго низкаго».
Мы воспроизвели эту потрясающую иллюстрацію не для того, чтобы метать обличительные громы противъ католиковъ. Мы хотимъ лишь сдѣлать наглядной трагедію латинства, въ его отступленіи отъ церковной Истины. Ватиканъ не можетъ не ненавидѣть Православіе ‒ особенно въ его національно-государственной мощи. Съ самаго возникновенія процесса, ведущаго человѣчество къ Антихристу уже организаціонно, печать Антихриста запечатлѣна на всѣхъ ступеняхъ того процесса, начиная со ступени первой ‒ латинской схизмы. Вопреки наименованію «схизмой», то было возникновеніе Церкви, вступающей въ соревнованіе съ Церковью истинною. Существо новаго церковнаго образованія опредѣлялось не тѣми, пусть и существенными, отступленіями отъ Истины, которыя были тогда Римомъ установлены, а фактомъ провозглашенія себя Церковью, соперничающей съ Церковью истинною.
Отсюда возникала двойственность латинства ‒ а за нимъ и всѣхъ послѣдующихъ ступеней начатаго процесса отступленія. Христіанствомъ оставались церковныя образованія, поскольку не переходили онѣ завѣтной черты, т. е. не переставали вѣрить во Христа-Бога, члена Святой Троицы. Но антихристовъ знакъ на себя клали; поскольку оказывались вынужденными, какъ врага, соперничающаго съ ними, воспринимать истинную Церковь, исповѣдающую истинное Православіе. Двойной жизнью жилъ католицизмъ отъ 1054 года. Католики служили Богу истинному, пусть и съ допущенными ими отступленіями отъ истинной вѣры, и оправданно носили имя христіанъ, поскольку таковыми оставались, пусть и ущербленными въ своемъ церковномъ сознаніи. Но одновременно, поскольку обращались они лицомъ къ Православію ‒ ненавистью кипѣли они, и задачей себѣ ставили уничтожить Православіе, всѣми мѣрами, самыми жестокими и лукавыми, готовые воинствовать противъ Истины Православія, воплощенной въ Православной Церкви.
Протестантизмъ не унаслѣдовалъ отъ католицизма пламенность ненависти къ Православію ‒ заслонено было оно самимъ католицизмомъ. Для протестантизма отчужденіе отъ Православія было характернымъ. А дальнѣйшія стадіи процесса отступленія отъ исходной Истины ужъ знаменовали и отчужденіе и воинствованіе въ отношеніи христіанства въ цѣломъ, а не именно Православія. При всѣхъ условіяхъ понятно, что не способенъ былъ Западъ воспринимать Православное Царство Россійское какъ основоположную охранительную силу вселенной.
Надо ли удивляться тому, что Западъ покровительствовалъ Русской Революціи и воспринялъ ея конечное осуществленіе, какъ свое торжество? Имѣетъ лишь историческій интересъ установленіе конкретныхъ актовъ, осуществленныхъ конкретными вдохновителями и пособниками Русской Революціи въ ея завершительной стадіи. Это были лишь эпизодическіе моменты стихійнаго отталкиванія Запада отъ Русскаго Православнаго Царства, которое [отталкивание] источникомъ своимъ имѣло духовную природу западной цивилизаціи, ‒ этого порожденія и постепеннаго раскрытія, все болѣе отчетливаго и агрессивнаго, Отступленія, начатаго въ 1054 году. Начало антихристово возстало противъ начала Христова ‒ пусть могло это дѣлаться и подъ знакомъ Христа, какъ мы только что видѣли. Оно неизмѣнно примѣшивалось къ «политикѣ» на всемъ протяженіи тѣхъ вѣковъ, когда Западъ, въ образѣ католицизма и протестантизма, сосѣдствовалъ съ нами. Оно только расширяло свои границы, раскрывало свою внутреннюю природу, когда, въ обмірщенномъ видѣ, будь то подъ знакомъ «Просвѣщенія», будь то подъ знакомъ «Марксизма», наносило удары, все болѣе и болѣе губительные, по самому сердцу Исторической Россіи. Ленинъ въ пломбированномъ вагонѣ ‒ лишь послѣднее звено длинной и многообразной цѣпи... Злорадно взиралъ Ватиканъ на «Пугачева изъ университета», предвѣщаннаго умнымъ де Местромъ. Его боялся глубокій мыслитель. Но плодами дѣятельности его благодарно пользовался папскій престолъ.
+ + +
Что осталось отъ Исторической Россіи? Народъ. Не какъ организованное Цѣлое, а какъ человѣческій составъ, обнаженный отъ спасительнаго покрова внѣшней безопасности, даваемаго правовымъ государствомъ, и лишенный духовной цѣлостности внутренней, обусловленной принадлежностью къ Православному Царству. Не просто на произволъ судьбы былъ оставленъ этотъ народъ въ анархической смутѣ. Сталъ онъ одновременно и жертвой и орудіемъ сатанинской власти, овладѣвшей государственнымъ аппаратомъ и превратившей его въ организацію «тоталитарнаго» насилія и соблазна, развращенія и вымогательства ‒ неслыханныхъ въ исторіи человѣчества.
Въ этихъ условіяхъ Божіимъ даромъ явилось выведеніе за историческіе предѣлы Россіи сотенъ тысячъ русскихъ людей, не только тѣмъ пощаженныхъ отъ лютой участи совѣтчины, но и получившихъ возможность явить себя «Зарубежной Россіей», открыто длящей преемственное бытіе въ разсѣяніи сохраняющейся Исторической Россіи. Двоякая возможность открывалась русскому народу, на свободу выведенному. Россія пала. Почему? Потому, что восприняла западную свободу не для того, чтобы принести ее Богу въ вящей преданности Церкви, а для того чтобы высвободиться отъ святого плѣна, въ который отдалъ себя Русскій народъ въ своемъ историческомъ служеніи Церкви, ‒ и пойти путемъ самоублаженія.
Для русскаго Зарубежья открывался выборъ: или на хлѣбахъ свободнаго міра, вложившись въ его жизнь, продолжать идти его путями, все больше прилаживая къ нему свое душевное и духовное хозяйства и, въ конечномъ счетѣ, ассимилируясь ему; или, видя въ себѣ посланцевъ къ культурамъ отступническаго Запада отъ сохранившагося въ своемъ русско-православномъ обликѣ Востока, открывать свободному міру ввѣренную Россіи Истину, если и не въ образѣ спеціальнаго миссіонерства, то чрезъ явленіе себя міру въ своемъ подлинномъ духовномъ обликѣ на всемъ пространствѣ своего разсѣянія.
Въ планѣ нашего духовнаго, внутренне-церковнаго дѣланія это дѣленіе отвѣчаетъ тому, которое на своемъ безподобномъ языкѣ св. Тихонъ Задонскій формулировалъ такъ: «Два рода ученыхъ и мудрыхъ людей: одни учатся въ школахъ отъ книгъ, и множайшіе отъ нихъ суть безумнѣйшіе паче простыхъ безграмотныхъ, яко и алфавита христіанскаго не знаютъ; умъ острятъ, слова исправляютъ и красятъ, но сердца своего исправить не хотятъ. Другіе учатся въ молитвѣ со смиреніемъ и усердіемъ и просвѣщаются отъ Духа Святого и суть мудрѣйшіе паче философовъ вѣка сего; суть благочестивіи и святіи и Богу любезніи; сіи хотя алфавита не знаютъ, но добро все разумѣютъ; просто, грубо говорятъ, но красно и благопріятно живутъ. Симъ, христіане, подражайте». Не нужно, конечно, буквально принимать этотъ совѣтъ, но нельзя не принять его какъ руководящую нить.
Вотъ мы попали заграницу, на свободу ‒ попали, продолжая, милостью Божіей, находиться за нашей исторической церковной «перегородкой». Чего намъ еще надо? Ничего. Мы все имѣемъ. Наша «перегородка» истинно доходитъ до небесъ ‒ небесами она и образована. Мы ‒ съ Христомъ. А другіе? Господь указалъ своимъ ученикамъ не возбранять тѣмъ, кто и не съ ними ходитъ, а именемъ Его бѣсовъ изгоняетъ, пояснивъ тутъ же: «Кто не противъ васъ, тотъ за васъ» (Лук. 9, 50). Мы не скрываемъ себя ‒ и если міръ насъ пріемлетъ, какими мы есьмы, то есть какъ исповѣдниковъ истинной вѣры, тѣмъ не свидѣтельствуетъ ли міръ, что не чуждъ и ему Христосъ истинный? И если вывелъ насъ Господь на просторы міра, то не для того ли, чтобы мы являли вѣрность Ему, исповѣдуя свою вѣру и тѣмъ являли бы Его, Истиннаго Христа? Сохраняя вѣрность Христу въ своей «перегородкѣ», мы не только спасаемъ свои души. Мы сохраняемъ себя для тѣхъ путей, на которые воленъ насъ направить Господь во спасеніе Россіи. Болѣе того: мы открываемъ возможность всему отступившему отъ Христа міру воочію знакомиться съ истинной вѣрой. И тутъ отдаемъ мы себя Христу для направленія насъ на пути, Ему вѣдомые, во спасеніе тѣхъ, кто способенъ покаянно возвращаться въ лоно истинной Церкви...
Такъ раздваивается русское Зарубежье. Одна часть, «ученыхъ и мудрыхъ людей», которые «умъ острятъ», сливается съ Западомъ, раздѣляя съ нимъ путь гибели. Другая «просвѣщается отъ Духа Святаго». Спасаясь сама, она самимъ фактомъ своего бьітія, въ вѣрности своему святому прошлому «добро все разумѣя», зоветъ заблудшихъ на путь спасенія.
+ + +
«Dіе Russen kennen wir nicht», со спокойной улыбкой, когда-то, больше полувѣка тому назадъ, сказалъ мнѣ знаменитый гейдельбергскій государствовѣдъ, съ недоумѣніемъ читая обращенное къ нему письмо одного изъ крупнѣйшихъ русскихъ юристовъ, бывавшаго и въ Гейдельбергѣ. «Rossіса non leguntur». Спокойно выводилъ за скобки своего вѣдѣнія Западъ, и Русскую Церковь, и благочестіе православное, и культуру нашу церковную. Варварство, чудачество, ханжество... Примитивъ, только этнографически интересный. Переворотъ произвела Первая Великая Война ‒ и это не только въ силу катастрофы, безнадежно низвергшей Западъ со столпа безбрежнаго прогресса, якобы обезпеченнаго его культурѣ, но и въ силу одновременнаго непросредственнаго стыка его съ русскимъ православіемъ, въ его бытовой непосредственности.
То, что раньше было удѣломъ тѣхъ немногихъ иностранцевъ, которыхъ судьба закидывала въ Россію и которые становились иногда болѣе русскими, чѣмъ сами русскіе, чувствуя себя чужаками на своей родинѣ, поскольку они туда вновь попадали, теперь въ какой то мѣрѣ коснулось массъ, исчислявшихся сотнями тысячъ, если не милліонами. То были плѣнные, въ нашемъ русскомъ широкомъ быту дѣлавшіеся участниками нашей жизни. То были и тѣ, кто у себя на родинѣ въ соприкосновеніе, приходили съ нашими плѣнными, при всей ихъ относительной отчужденности отъ населенія. То была встрѣча съ нашей эмиграціей. Ниспавшій съ вершины самодовольнаго благополучія иностранецъ ‒ въ частности и прежде всего нѣмецъ, съ нами сосѣдствующій, ‒ внезапно ощутилъ благодатную силу нашей вѣры и нашего благочестія ‒ переживая иногда положительно нѣкую спасительную душевную травму.
Трудно оцѣнить, какія бы послѣдствія были этого благодѣтельнаго шока, если бы не возникло нѣкое, выдѣленное западнымъ Отступленіемъ противъ этой для него возникшей опасности, «противоядіе» ‒ въ лицѣ экуменизма. Да, многое хорошо въ Православіи, въ частности, въ русскомъ бытовомъ православіи. И надо, конечно, это хорошее распознать и оцѣнить по достоинству. Больше того ‒ надо его освоить въ той или иной мѣрѣ. Но вѣдь не все хорошо въ Православіи! Есть и ему чему поучиться у западныхъ исповѣданій, въ частности у протестантизма. Надо другъ у друга заимствовать все хорошее, что свойственно отдѣльнымъ исповѣданіямъ, покончивъ съ прежней отчужденностью. Мысль работаетъ и дальше. Надо идти на сближеніе все больше ‒ понявъ, что полноты Истины нѣтъ ни у какой Церкви и что она можетъ быть достигнута только въ сочетаніи всѣхъ отраслей христіанства, исторически разошедшихся, во что-то единое, цѣлостное, полное, всеобъемлющее. Раньше создавалась атмосфера, благопріятствующая тому, чтобы живой, сочувственный интересъ укрѣплялся къ тому, что происходило за нашей «перегородкой». Духъ благодати повѣялъ оттуда, зовущій на путь обращенія къ Истинѣ, возвращенія въ Отчій Домъ. Перевернулъ установку сознанія экуменизмъ: долой «перегородки». Въ этомъ ‒ общее спасеніе.
Такъ радикально и принципіально устранялась изъ поля зрѣнія историческая реальность постепеннаго, ступенчатаго Отступленія, преодолѣніемъ котораго могло бы быть только возвращеніе къ Истинѣ, въ ея сохранившейся силѣ Православія. Вмѣсто того возникаетъ новая задача ‒ влекущая самое Православіе на путь Отступленія, въ новой его фазѣ, сводящей историческую «вертикаль» ступенчатаго Отступленія въ програмную, «горизонталь» вселенскости, всѣ фазы Отступленія поглощающей, со включеніемъ въ него самого Православія, упраздняющагося въ своей единственности и снижающагося до такъ называемой «интеркоммюнніонъ». Это ‒ новое слово, опредѣляющее нѣчто абсолютно новое, свойственное нашей эпохѣ Отступленія, а именно участіе въ общей евхаристической трапезѣ лицъ, принадлежащихъ къ разнымъ исповѣданіямъ. Этимъ «новымъ» погашается то, что лежитъ въ основѣ каждаго вѣрованія, поскольку оно остается подлиннымъ вѣрованіемъ, пусть и ущербленнымъ въ своей объективной истинности: духовное цѣломудріе. Этимъ возводится въ нѣкій не только отвлеченный принципъ духовный блудъ, но превращается онъ въ систему дѣйствій, сѵмволизирующихъ отрицаніе высшей святыни, во спасеніе человѣчества Богомъ дарованной, и демонстративно попирающихъ эту святыню. Вмѣсто возвращенія заблудшихъ въ Отчій Домъ ‒ нѣчто предѣльно страшное, что можетъ совершаться человѣчествомъ только въ состояніи уже томъ, когда вѣра въ Истину преобразуется въ вѣру въ Ложь.
Вотъ какой зловѣщей перспективой, реально все болѣе полно осуществляющейся и православіе къ себѣ влекущей, отвѣтилъ протестантизмъ на благодатную перспективу, предъ нимъ открывающуюся, возсоединенія съ Православіемъ, въ своей духовной красотѣ предъ нимъ впервые раскрывшимся.
+ + +
Сложнѣе обстоялъ вопросъ съ Ватиканомъ... Если протестантизмъ, вырасшій изъ отталкиванія отъ папства, могъ игнорировать православіе и жить такъ, какъ будто его и не было, чисто внѣшне воспринимая его бытіе, то Римъ зналъ православіе, и, живя сохранившимися въ католицизмѣ и постепенно разрушавшимися въ своей истинности его остатками, долженъ былъ все больше ненавидѣть его, поскольку все больше укрѣплялся въ своемъ отъ него Отступленіи. Паденіе Православнаго Царства было какъ бы послѣднимъ предостереженіемъ католицизму, предвѣщавшимъ и его гибель, вмѣстѣ со всѣмъ человѣчествомъ, если не произойдетъ «обращенія» Россіи ‒ къ ея старымъ истиннымъ путямъ.
Это и было содержаніемъ фатимскаго явленія Божіей Матери португальскимъ дѣтямъ, которому мы не имѣемъ основанія не довѣрять, въ его истинной сущности, ‒ именно такой. Вся сила внутренней порчи католицизма, въ его ведущихъ верхахъ, обнаружилась въ томъ, какъ воспринятъ, использованъ и проведенъ былъ въ жизнь урокъ Фатимы. Какъ извѣстно, все въ цѣломъ католичество было по истеченіи извѣстнаго срока духовно мобилизовано на предметъ вымаливанія у Владычицы помощи въ дѣлѣ «обращенія» русско-православныхъ ‒ въ католицизмъ и подчиненія Россіи папѣ. Это практически значило, что Ватиканъ долженъ былъ стать противникомъ возстановленія Исторической Россіи, а слѣдовательно ‒ противникомъ и паденія совѣтчины.
Самоубійственный ударъ былъ нанесенъ Ватиканомъ католичеству и въ другомъ отношеніи. Для совращенія Россіи новый былъ приданъ характеръ Восточному обряду. То была уже не временная уступка схизматикамъ для приученія ихъ къ католицизму всецѣлому, а установленіе новой формы церковности и благочестія, равноправно становящейся рядомъ съ латинской формой, традиціоннной, свойственной историческому католицизму. Восточная форма копировала Православіе во всемъ, воспринимая весь и внутренній его молитвенный опытъ, съ однимъ только измѣненіемъ: папа признается и этими «православными» главой Церкви, намѣстникомъ Христа. Такъ одновременно дѣлался Ватиканъ и союзникомъ антихристовой власти, въ ея значеніи какъ власти, вступающей въ открытую борьбу съ Христомъ, и воплотителемъ антихристовой власти въ ея значеніи подмѣны Христа и фальсификаціи христіанства.
Существенно то, что не только то была подмѣна Православія, но то была и подмѣна католицизма. Поскольку католицизмъ становился лишь варіантомъ христіанства, равноправнымъ съ завѣдомо подмѣненнымъ православіемъ ‒ и самъ онъ лишался всякой истинности, обрекая своихъ «вѣрныхъ» на завѣдомую невѣрность. Духовнаго цѣломудрія уже не могло быть у тѣхъ, кто дѣлались лояльными, искренними, вѣрными послѣдователями папы на томъ его новомъ пути, когда онъ одну только точку неподвижную оставлялъ на церковномъ горизонтѣ, это ‒ самого себя, какъ намѣстника Христа. И это въ тѣхъ условіяхъ, когда этотъ намѣстникъ Христовъ руку протягивалъ богоборческой власти, поднявшей вселенскую войну противъ Христа!
Если историческій протестантизмъ обернулся послѣ паденія Россіи, къ ея разсѣяннымъ по всей свободной вселенной чадамъ, ей остающимся вѣрными, ликомъ «экуменизма», свое политическое выраженіе получающемъ въ духовномъ блудѣ, «интеркоммюнніонъ», то аналогичнымъ ликомъ, являющимъ такое же самоутвержденіе въ духовномъ блудѣ, обернулся къ Русскому Зарубежью и католицизмъ, поскольку «восточный обрядъ» сталъ равноправнымъ варіантомъ историческаго католицизма, благодарно нынѣ протягивающаго руку большевикамъ за ихъ растлѣніе православной Россіи. И можно измѣрить всю поистинѣ адскую силу злорадства Ватикана, если задуматься надъ тѣми мыслями и чувствами, которыя должны испытывать его дѣятели, называя Красную Москву, сумѣвшую растлить русскую православную іерархію до степени превращенія ея и въ орудіе совѣтской агрессіи, и въ союзника совѣтской сатанократіи ‒ Третьимъ Римомъ, ‒ тѣмъ, же, якобы, какимъ онъ былъ долгіе вѣка стоянія Православнаго Русскаго Царства, въ его значеніи опоры Удерживающаго...
+ + +
Когда употребляемъ мы слово «Отступленіе», по гречески «Апостасія», то двоякій смыслъ придаемъ мы этому слову ‒ не всегда отдавая въ этомъ себѣ ясный отчетъ. Можно говорить, въ самомъ общемъ смыслѣ, объ Отступленіи какъ о длительномъ историческомъ процессѣ, начавшемся въ 1054 году, когда впервые, рядомъ съ ранѣе извѣстными явленіями «ереси, раскола и безчиннаго сборища», въ которыя умѣщались всѣ до того случавшіяся измѣны истинной Церкви, появилось нѣчто новое, о чемъ давалось понять въ апостольскихъ ученіяхъ, но что до сего времени не получало никакого точнаго содержанія. Появилось нѣчто, Церкви измѣняющее ‒ но не въ составѣ самой Церкви, а рядомъ съ ней возникающее въ образѣ соперничающей Церкви, точнѣе, подобія ея, и своей задачей ставящее стать на мѣсто истинной Церкви какъ якобы, неистинной.
Начинается далѣе процессъ, въ которомъ, съ одной стороны все полнѣе и глубже проникаетъ въ бытіе отступившей Церкви неистинность ея, подавляя проблески истинности, въ ней сохранившіеся. А съ другой стороны все прогрессируетъ Отступленіе ступенчатое, все дальше отодвигаясь отъ исходной церковной истинности. Этотъ длящійся вѣками процессъ, наконецъ, переходитъ въ нѣкую стадію, когда такую конкретную завершенность пріобрѣтаетъ Отступленіе, что къ нему, на греческомъ языкѣ, можетъ быть уже присоединенъ членъ. Это еще не конецъ, получающій воплощеніе въ личности Антихриста. Но то уже воздвизаніе, съ разныхъ концовъ, того зданія вселенскаго, которое конкретно подготовляетъ его пріятіе. Подобнымъ «свершеніемъ», какъ мы говорили, является, примѣнительно къ протестантизму, такъ называемый «экуменизмъ». Подобнымъ «свершеніемъ» является, примѣнительно къ католицизму ‒ «восточный обрядъ». Посмотримъ теперь ‒ что является подобнымъ «свершеніемъ» примѣнительно къ православію.
И въ отношеніи Православія можно говорить объ Отступленіи въ обоихъ смыслахъ ‒ общемъ и частномъ. Въ общемъ смыслѣ нашимъ Отступленіемъ является вольнодумство. Это легко пойметъ каждый, кто способенъ ощутить сущность Руси допетровской въ сопоставленіи ея съ Россіей Императорской, основанной Петромъ. Для Руси допетровской было характерно безъизъянное духовное цѣломудріе: Церковь исчерпывала содержаніе жизни. Западническое обновленіе Россіи означало устраненіе этой цѣлостности сознанія, со внесеніемъ въ душу каждаго отдѣльнаго человѣка, и въ жизнь русскаго общества, множества руководящихъ цѣнностей, если и сводимыхъ въ законченную пирамиду, то не по признаку подведенія всего подъ церковную крышу, а по признаку ‒ поставленія во главу угла Россіи какъ національнаго цѣлаго. Тѣмъ создавался суррогатъ іерархіи цѣнностей, съ уклономъ, однако, сильнымъ, въ направленіи церковномъ, что принципіально смягчало, а практически въ значительной мѣрѣ даже угашало зловѣщее значеніе разрушенія московскаго церковнаго уклада жизни. Но если говорить о такъ называемомъ, «обществѣ», то, поскольку оно пріобрѣтало самостоятельное и все большее значеніе, оно воспринимало западническую новизну жизнепониманія именно какъ высвобожденіе отъ исконнаго святого плѣна, съ поставленіемъ по своему выбору себѣ новыхъ кумировъ. Это не упраздняло обязательной принадлежности къ Церкви, но вводило «церковность» въ составъ множества цѣнностей, которыя отнынѣ образовывали внутренній міръ каждаго сколько-нибудь «просвѣщеннаго» человѣка.
Процессъ «вольнодумнаго» Отступленія «расцерковлялъ» не только «общество». Онъ поражалъ народъ, поскольку его охватывало «просвѣщеніе», какъ внѣдрялся и въ духовенство, особенно «ученое». Можно говорить о своего рода «ступенчатости» и примѣнительно къ Отступленію русско-православному, если не въ смыслѣ историческаго процесса, то въ смыслѣ предметной градаціи процесса оформленія и углубленія отступничества отъ Церкви.
Самая мягкая форма не такъ далека отъ того, что дѣлалось и на Москвѣ: то было утилитарное обращеніе къ опыту Запада. Это, въ сущности, было характерно и для всей петровской реформы, въ ея основной заданности. Разница, однако, была та, что на Москвѣ «инструментальное» отношеніе къ западнымъ «хитростямъ» было выдержано, а потому не нарушалась тогда цѣлостность общенароднаго церковнаго сознанія. Петръ же вывелъ насильственно русскаго человѣка изъ Церкви, заставляя его осмотрѣться вокругъ себя и включать весь міръ въ свое сознаніе, тѣмъ усложняя былую мотивацію поведенія новыми мотивами.
Конечно, не всѣхъ то глубоко задѣвало. Оставалась цѣлина нетронутая, ‒ тотъ спасительный «балластъ», который давалъ стойкость русской имперской государственности. Были и такіе, кто, воспринимая западническую выучку какъ нѣчто положительное, только крѣпче утверждались въ своемъ стояніи церковномъ. Огромная масса, какъ мы отмѣчали выше, осложняла свое исходное міровоззрѣніе великодержавнымъ патріотизмомъ, но не мыслила и имперской русскости внѣ вѣрности православію, пусть и поколебленной въ своей цѣлостности. На этомъ, однако, наше западничество не остановилось. Дальше начиналось уже отступничество душевно-разорительное и духовно-губительное. Тутъ безконечное могло быть множество оттѣнковъ въ сложнѣйшей и путанѣйшей совмѣстности западничества съ русскостью. Результатомъ конечнымъ было или унылое и пассивное отщепенство или экзальтація разрушительства въ отношеніи традиціоннаго, духовно просвѣтленнаго, русскаго быта. Завершалась ступенчатость тѣми «Пугачевыми изъ университета», которымъ суждено было покончить съ Россіей. Вся жизнь Имперіи нашей, вплоть до позорнаго ея конца, можетъ быть заднимъ числомъ разсматриваема, какъ причудливое переплетеніе всѣхъ возможныхъ формъ и варіантовъ расцерковленія и отступничества, жившихъ и расцвѣтавшихъ за счетъ расточаемаго богатства вѣками накопленной духовно-полноцѣнной русскости, какъ бы самимъ Промысломъ оберегаемой во всѣхъ перипетіяхъ имперскаго нашего роста.
Революція была завершительной стадіей русско-православнаго Отступленія. И въ ней можно наблюдать своеобразную ступенчатость, имѣющую уже не только смысловой, но и историческій характеръ. 1905 годъ показалъ Революцію въ ея зародышевой полнотѣ. Далѣе расчленилась она. «Февраль»! Этимъ именемъ можно собирательно обозначить всѣ возможныя формы вольнодумства, не принимающія обликъ воинствующаго безбожія. «Октябрь»! Этимъ именемъ можно обозначить это послѣднее, относя народничество, по началу въ «октябрѣ» занимавшее видное мѣсто, къ явленіямъ, въ «октябрѣ» служебную лишь роль отыгравшимъ, чтобы возвратиться въ свое исходное лоно «февральское».
Въ отношеніи Православія подъ рубрику «февраля» можно подвести «вольнодумство» всяческаго калибра и покроя, разрушавшее наше духовное цѣломудріе. Въ планѣ узко-церковномъ укладывается въ эту рубрику и всякаго типа обновленчество. «Октябрь» въ дѣйствіи, раждаетъ, въ конечномъ счетѣ, нѣчто въ церковномъ планѣ предѣльно страшное. Это то, что привычно обозначается словосочетаніемъ «совѣтская Церковь».
Это то именно, о чемъ съ такой поразительной наглядностью прорекалъ еп. Ѳеофанъ Затворникъ: внѣшнее подобіе Церкви, лишенной благодати и являющейся только ея обманчиво-соблазнительной видимостью. Поучительно, что еп. Ѳеофанъ выразилъ духовную суть и того, что мы наименовали «февралемъ» какъ сѵмволомъ «вольнодумства», когда говорилъ о другой формѣ расцерковленія, показательной для завершительной Апостасіи. Онъ говорилъ о наличіи «мнѣній», каждымъ на свой ладъ исповѣдуемыхъ ‒ въ отмѣну церковной истины. Развѣ это не есть то «вольнодумство», о которомъ мы говорили, какъ о сути нашего русско-православнаго Отступленія! Это какъ бы тотъ питательный бульонъ въ которомъ развиваются бациллы антихристовы, отверждаясь, въ конечномъ итогѣ, въ двуликій образъ Антихриста, одновременно являющагося и воинствующимъ Христо-борцемъ и облеченнымъ въ обманную видимость Христа Христо-предателемъ. Въ октябрьскомъ своемъ ликѣ вселенскій размахъ получаетъ Русская Революція. Христоборческая сила мертвой хваткой держитъ въ лапахъ тоталитарной сатанократіи человѣческій составъ захваченной части нашей планеты, чтобы, на него опираясь, всѣми средствами насилія и обмана постепенно завладѣвать остальнымъ міромъ, еще живущимъ на свободѣ, Христопредательская же сила, въ образѣ Совѣтской Церкви, внѣдряющаяся въ церковные круги свободнаго міра, парализуетъ сопротивляемость его, подготовляя, вмѣстѣ съ тѣмъ, уже въ масштабѣ интерконфессіональномъ, подножіе грядущему Антихристу.
Вотъ что является «свершеніемъ» процесса Отступленія примѣнительно къ Православію...
+ + +
Начальныя строки настоящей статьи намѣчаютъ основные моменты такъ сказать методики нашего спасенія. На какой основѣ покоятся всѣ они? Въ какой атмосферѣ протекаютъ? Въ Церкви совершается спасеніе. И поскольку о спасительности самыхъ гоненій говоритъ Златоустъ, дождемъ благодати ниспадаютъ эти гоненія на среду, объемлемую опять-таки атмосферой Церкви. А если чѣмъ-то предѣльно страшнымъ звучитъ прорицаніе о временахъ, когда можно будетъ искать по всему свѣту и не услышать живого голоса ‒ какой голосъ тутъ имѣется ввиду? Голосъ Церкви! И когда ставили мы тутъ же вопросъ ‒ не входимъ ли мы, не вошли ли уже въ эпоху именно такую, когда надо искать по міру живого голоса ‒ именно это имѣли мы въ виду: голосъ Церкви теперь трудно услышать, такой голосъ, въ отношеніи котораго была бы дѣйствительная увѣренность, что это неподмѣнный голосъ неподмѣнной Церкви. Вотъ въ чемъ сказывается ужасъ Апостасіи того завершительнаго ея періода, когда уже свидѣтелями являемся мы не только духовной, но уже и организаціонной подготовки пріятія на землю Антихриста...
Мы видѣли антицерковную природу экуменизма ‒ соблазнъ этотъ оказался дѣйственнымъ для православной іерархіи. Какъ это ни странно, дѣйственнымъ оказался соблазнъ и католицизма ‒ показалъ то вселенскій соборъ папы Іоанна XXIII, въ стадіи его приуготовленія. Но самымъ дѣйственнымъ оказался соблазнъ совѣтской церкви. [*] Очень неблагополучно съ свободнымъ православіемъ, въ частности съ Греціей! Не сказано еще нигдѣ послѣдняго слова, но втягивается наглядно въ Антихристову подготовительную работу оно. Образуется уже и внутри-православный экуменизмъ, попирающій самый принципъ Церкви. Церковь истинная, силой вещей, обрекается на обособленность ‒ въ ожиданіи, быть можетъ, недолгомъ, того, что придется ей и въ свободномъ нынѣ секторѣ вселенной уходить въ катакомбы. Вотъ когда уже нигдѣ, дѣйствительно, нельзя будетъ услышать живого слова!
Что касается устремленія свободнаго міра инославнаго къ православію, то нарочито-пагубнымъ является облеченіе совѣтскаго зла въ православно-церковную ризу Ангела Свѣта. Устремленіе къ Православію свободнаго міра оказывается въ силу этого отравленнымъ въ самомъ своемъ зародышѣ. Это происходитъ не только потому, что затуманенъ взглядъ свободнаго міра для распознанія зла: большевизма, но и потому, что отсутствуетъ въ сознаніи устремляющихся къ Православію самое пониманіе православнаго значенія Церкви. Это надо сказать не только о тѣхъ многочисленныхъ представителяхъ западнаго богословія, которые, давая самую сочувственную, а иногда и восторженную оцѣнку Православію, разсматриваютъ его лишь какъ источникъ обогащенія своего исповѣданія за его счетъ, даже и не помышляя о присоединеніи къ нему: мыслится взаимное общеніе только въ формѣ «экуменическаго» объединенія на путяхъ къ новой Церкви, универсальной. Это надо сказать и о тѣхъ, очень немногихъ, кто присоединяются къ Православію. И для нихъ Православіе не Церковь, сохранившаяся въ истинности и являющаяся мѣстомъ спасенія, въ своей неповторимой единственности, а равноцѣнная другимъ Церковь, которой нужно быть благодарной за то, что она сохранила полноту своей исходной истинности, каковая, сама по себѣ, спасительна и для тѣхъ, кто ее сохранили, а равно и для тѣхъ, кто сумѣли ее оцѣнить и къ ней пріобщиться. Можно легко себѣ представить, какъ при такомъ умоначертаніи трудно, если вообще возможно, различить печать антихристову на Совѣтской Церкви, являющей наглядно всю полноту исходной истинности, ‒ но будучи, вмѣстѣ съ тѣмъ, одной лишь ея видимостью, прикрывающей сатанинское Зло!
Можно иногда читать проникновенныя сужденія новообращенныхъ о благодатной природѣ свойственнаго Православію «консерватизма», какъ бы предопредѣляемаго полнотой присущей Православію истинности. «Для меня стало ясно, говоритъ новообращенный испанецъ [1], что всякаго типа христіанинъ имѣетъ возможность жертвовать частью цѣлаго своего ученія для приданія большей ясности своей вѣрѣ. Только не православный христіанинъ! Онъ неколебимо преданъ сущности Христіанства, которое есть откровенная Истина, вѣчная и неизмѣнная. Римо-католикъ, напримѣръ, можетъ отказаться отъ Папы, какъ я то сдѣлалъ, или опровергнуть ученіе о Чистилищѣ, или отвергнуть постановленія Тридентскаго Собора, не переставъ быть христіаниномъ. Также и протестантъ можетъ отказаться отъ великихъ реформаторовъ съ ихъ ученіемъ о божественной благодати и предопредѣленіи, и все же остаться христіаниномъ. Одна лишь Православная вѣра не имѣетъ иныхъ элементовъ внѣ существенныхъ и основныхъ истинъ Христіанства, открытыхъ Богомъ чрезъ Іисуса Христа. Православная Церковь единственная, которая никогда передъ своими послѣдователями не одобряла ничего, кромѣ того, что «всегда, вездѣ и всѣми» было разсматриваемо, какъ ученіе, открытое намъ Богомъ (св. Викентій Лирійскій). Поэтому обращеніе въ православіе ничего иного не означаетъ, какъ охватъ Евангельской вѣры въ ея исходной чистотѣ, тогда какъ отвергнуть и оставить его значило бы отвергнуть и оставить все христіанство въ цѣломъ». «Православная Церковь единственная, которая, какъ вѣрный хранитель евангельской вѣры, ничего не измѣнила въ ней, ничего не отняла отъ нея, ничего не прибавила къ ней...»
Представимъ себѣ человѣка, такъ воспринимающаго Православіе и закрывающаго глаза на все конкретно-историческое, имѣющимъ передъ глазами прекрасныя, такимъ же настроеніемъ проникнуты, статьи, помѣщенныя въ той части ЖМП, которая ставитъ себѣ цѣлью именно этому спросу удовлетворить ‒ полное утѣшеніе получитъ онъ. Быть можетъ, новообращенный къ тому же проникнутъ похвальнымъ стремленіемъ къ «умной» молитвѣ ‒ и тутъ онъ найдетъ, и соотвѣтствующія изданія, и даже указанія на авторитеты ея, находящіеся въ орбитѣ Московской Патріархіи. Безсиленъ новообращенный распознать соблазнъ, если далекъ онъ отъ пониманія того, что сейчасъ проблема «спасенія» упирается въ явленіе Церкви, въ ея преемственной вѣрности Христу: ее, эту Церковь, надо найти, чтобы спастись, къ ней пріобщившись. Иначе, ища полноты Церкви, попадешь въ полноту безцерковности; думая идти ко Христу, окажешься въ объятіяхъ Антихриста; желая уневѣститься Христу, окажешься жертвой духовнаго блудодѣянія...
+ + +
«Духовное цѣломудріе». «Духовный блудъ»... Религія есть «связь». Можетъ ли эта связь быть случайной, преходящей, временной, мимолетной? Безсмысленъ самый вопросъ! Если такова связь ‒ то «религіи» вообще нѣтъ, а есть только религіозно окрашенное переживаніе, а иногда и просто религіозная блажь, если не прямо уже безчинная эстетическая причуда, религіозно-окрашенная ‒ худшая форма безчинства, свидѣтельствующая о полномъ духовномъ растлѣніи человѣка. Въ какой мѣрѣ усиливается пагубность сказаннаго примѣнительно къ Церкви, а тѣмъ паче къ Церкви Православной! Вхожденіе въ Церковь есть уневѣщеніе Христу, которое полноты достигаетъ, уже граничащей съ внѣвременнымъ блаженствомъ, въ подвигѣ дѣвственности, во имя общенія съ Христомъ подъятомъ...
Но если освобожденіе себя отъ всѣхъ связей съ міромъ, вплоть до самой своей воли, есть удѣлъ тѣхъ, кто жаждетъ совершенства, то для всякаго вѣрующаго цѣломудренное самоогражденіе отъ всего чуждаго его вѣрѣ, есть исходное условіе дѣйствительной принадлежности къ Церкви. Церковь ‒ наше Все, и если въ плотскомъ жительствованіи такъ называемый флиртъ можетъ болѣе грязнить человѣка, поскольку онъ пріемлется, какъ нѣчто законно-дозволенное, чѣмъ самое грубое паденіе, покаянно воспринятое въ своей гнусности, то и безпечное и самодовольное порханіе умомъ по разнымъ «религіямъ» и «культамъ» съ желаніемъ получше удовлетворить свое духовное гортанобѣсіе, есть нѣчто крѣпче отъ Церкви отдаляющее, чѣмъ срывъ невѣрности, самый грубый, но такъ и ощущаемый, какъ тяжкій грѣхъ. Это понять ‒ значитъ понять, что такое, въ планѣ церковно-религіозномъ, являетъ собою Толстой, полвѣка со дня безпокаянной кончины котораго мы въ этомъ году отмѣчаемъ.
Толстой, въ своемъ отвѣтѣ Сѵноду, заявилъ, что онъ не считаетъ свою вѣру истинной. Онъ не исключаетъ того, что самъ будетъ иначе вѣрить, если ему покажутъ лучшее. Но сейчасъ онъ лучшаго не видитъ. Что это, если не самодовольное самоутвержденіе въ духовномъ блудѣ? Перенесите это разсужденіе на отношенія плотскія ‒ что получится? Самоутвержденіе въ физическомъ блудѣ. Такъ и въ планѣ духовномъ. Всѣ религіи для Толстого лишь разнообразнѣйшій матеріалъ, религіозно-окрашенный: выбирай по вкусу!
Всякая подлинная религія есть, нравственная связь съ чѣмъ то, чему себя человѣкъ отдаетъ безраздѣльно ‒ только это есть «вѣра», о которой можно сказать: «вѣрую». Этого въ Толстомъ нѣтъ ‒ онъ одинъ только существуетъ, какъ мѣрило всѣхъ цѣнностей земныхъ и небесныхъ, собою воплощаетъ нѣкое существо богоподобное, которое, обладая разными потребностями, среди нихъ имѣетъ и выше всѣхъ другихъ подымающуюся потребность религіозную. Ее Толстой, наравнѣ съ другими, и удовлетворяетъ по своему выбору, въ мѣру своего разумѣнія, своихъ желаній, своихъ вкусовъ. Именно въ этомъ своемъ качествѣ и является Толстой для нашей современности особенно доходчивымъ, удовлетворяя лучше кого бы то ни было какому-то, именно нынѣ возникшему въ своей подавляющей массовости, спросу. И въ этой своей соблазнительности страшенъ Толстой не только православнымъ или даже вообще христіанамъ, а всѣмъ вѣрующимъ, кто бы какую вѣру ни исповѣдывалъ, кто бы къ какой сектѣ, къ какому культу ни принадлежалъ. Ибо, проникнувшись вліяніемъ Толстого, никто не станетъ ни толстовцемъ, ни еретикомъ, какого бы то ни было типа, ни раскольникомъ, ни невѣромъ-атеистомъ: каждый станетъ духовнымъ циникомъ-развратникомъ, удовлетворяющимъ свою религіозную блажь, чтобы не сказать иногда даже похоть, соотвѣтственно своимъ вкусамъ, потребностямъ, наклонностямъ... Въ этомъ именно смыслѣ Толстой нынѣ универсаленъ ‒ всечеловѣченъ, въ предѣльной степени «экумениченъ». Въ его лицѣ намъ явлена такая «интеркоммюніонъ», которая предваряетъ уже самого Антихриста, въ его всепоглощающей всеядности.
Прозорливо обличалъ о. Іоаннъ Кронштадтскій Толстого на закатѣ нашего національно-государственнаго бытія. Что бы онъ сказалъ теперь на закатѣ всечеловѣческаго бытія! Нѣтъ болѣе созвучнаго этой закатной современности человѣка, чѣмъ Толстой. И какъ былъ онъ своего рода лакмусовой бумажкой, опредѣлявшей безошибочно церковно-религіозную годность человѣка въ тѣ времена, когда на повѣсткѣ дня стояла судьба Россіи, такъ становится онъ такой же лакмусовой бумажкой, опредѣляющей религіозную годность всего человѣчества сейчасъ, когда на повѣсткѣ дня достаточно ясно уже стоитъ судьба вселенной. И то обстоятельство, что за «великимъ писателемъ земли Русской» въ представленіи міра стоитъ вся наша великая культура, притупляетъ до послѣдней степени сохранившійся инстинктъ самосохраненія, ибо скрадывается тѣмъ антихристова сущность, такъ отчетливо обозначенная въ Толстомъ о. Іоанномъ. Выходя далеко за предѣлы оффиціальной, формальной, канонической церковности, Толстой оказывается нѣкимъ общимъ знаменателемъ, къ которому приходитъ церковный «экуменизмъ» ‒ въ его предвареніи антихристова воцаренія надъ міромъ.
+ + +
Когда придетъ Господь въ силѣ и славѣ? Даже ангелы не знаютъ того. Но тутъ же Господь раскрываетъ намъ, а за Нимъ Его ученики, а за ними святые отцы ‒ различныя знаменія приближенія страшнаго часа и зовутъ насъ къ бдительности въ распознанін ихъ. Во всемъ теченіи нашей жизни двѣ опасности насъ стерегутъ ‒ одинаково губительныя, какъ бы два полюса, между которыми мятется человѣческій духъ, Божіей благодатью не просвѣтленный: уныніе и безпечность. Для тѣхъ, кого въ уныніе приводитъ самая мысль о Страшномъ Судѣ и кто готовы гнать ее отъ себя какъ устрашающее привидѣніе ‒ для тѣхъ спасеніе отъ унынія можетъ быть обрѣтено только въ безпечности. А отъ нея, поскольку не будетъ преодолѣна, отвращающая отъ мысли о Страшномъ Судѣ, связанность духа узами міра сего, опять-таки одинъ только путь лежитъ обратный ‒ къ унынію. Такъ и протекаетъ, до спасительнаго протрезвленія, жизнь такихъ людей. То, что знаменія множатся, нагромождаются, пріобрѣтаютъ все болѣе явственно-демонстративный характеръ, свидѣтельствуя о приближеніи конца міра ‒ то есть очевидность.
Но вѣдь мы видимъ не все, что въ мірѣ творится. И это должно налагать на насъ нарочитую сдержанность и осторожность не только въ опредѣленіи срока, хотя бы примѣрнаго и условнаго, конца міра, но и въ самой оцѣнкѣ состоянія міра, какъ «фатально» обреченнаго на близкій конецъ. Фатализмъ не совмѣстимъ съ осознаніемъ міра какъ ведомаго Промысломъ Божіимъ. Осуществляется промыслительная забота Живымъ Богомъ, ведущимъ ко спасенію живыя души, Имъ къ жизни вызываемыя. И вотъ тутъ и надо намъ особенно отчетливо сознавать, въ какой мѣрѣ видимое нами въ земной жизни еще не исчерпываетъ сущаго.
Это наглядно въ отношеніи нашей Родины и вообще всего міра, захваченнаго сатанинской властью, гдѣ духовно-живое загнано въ подполье и только тамъ можетъ себя потаенно являть. Но, въ какой-то намъ невѣдомой мѣрѣ это такъ и въ свободномъ мірѣ, гдѣ подъ покровомъ наглядно, демонстративно порою, а въ отдѣльныхъ случаяхъ вызывающе даже дерзко осуществляемаго Отступленія ‒ протекаетъ жизнь обыденная, лишь претерпѣвающая это зло, но въ немъ не участвующая и, можетъ быть, только ждущая повода и основанія, какой-то реальной возможности, какого-то рѣшительнаго толчка, чтобы такъ или иначе себя обнаружить въ своей устремленности къ Христу истинному.
Борьба темныхъ силъ съ Христомъ не случайно сосередоточилась въ нашемъ отечествѣ, являвшемъ собою Православное Царство, возглавляемое Удерживающимъ. Эта борьба идетъ тамъ и сейчасъ. Знаемъ мы развѣ тѣ силы, которыя зрѣютъ въ совѣтскомъ подпольѣ? Ихъ нельзя ограничивать формально рамками т.н. Катакомбной Церкви, имѣющей законное священство и живущее истинной церковной жизнью. Можетъ существовать внутренняя направленность ко Христу въ каждомъ сердцѣ. Они тоже, можетъ, ожидаютъ лишь повода, основанія, практической возможности, какого-то рѣшительнаго толчка, чтобы явить себя, раждая, въ совокупности, нѣкую спасительную стихію покаяннаго возрожденія Россіи. А если прорвется эта стихія къ свѣта Христову ‒ не родитъ ли она встрѣчное движеніе и въ остальномъ мірѣ, въ своемъ видимомъ возглавленіи больше всего боящемся именно возстановленія Русскаго Православнаго Царства, но въ какихъ-то своихъ нѣдрахъ, можетъ быть, готоваго на то, чтобы радикально пересмотрѣть исходную установку сознанія и въ страшныхъ испытаніяхъ узрѣть въ ней губительный ликъ Отступленія, во всей его и исторической и современной реальности?
Все это вѣдомо одному только Богу, въ смиренномъ обращеніи къ Которому и примемъ нашъ жизненный удѣлъ «послѣднихъ христіанъ», предоставляя на Его промыслительную волю употребить насъ во спасеніе, какъ Россіи, такъ и остального міра, если есть живыя силы, обращенныя ко Христу истинному и въ очахъ Божіихъ способныя придать жизненную мощь дальнѣйшему теченію міровой исторіи.
Архимандритъ Константинъ
Примѣчаніе:
[1] Fr. Раul Ваllеstеr Соnѵаlіеr. Его книга «Мое обращеніе въ Православіе» по-гречески напечатана въ Аѳинахъ въ 1954 г. и въ переводѣ на итальянскій въ Неаполѣ въ 1955 г.
Источникъ: «Православный Путь». Церковно-богословско-философскій Ежегодникъ. Приложеніе къ журналу «Православная Русь» [за 1960 годъ]. ‒ Jordanville: Типографія преп. Іова Почаевскаго. Holy Trinity Monastery, 1960. ‒ С. 3–29.
[*] От ред. РИ. Эта статья о. Константина была им включена в книгу "Чудо русской истории" (1970). Книга эта была переиздана в РФ в 2000 году С.В. Фоминым, который своими редакторскими сокращениями критических мест в тексте о "советской Церкви", сам не желая того, дал ее иллюстрацию: вместо возможного аргументированного возражения (например, в примечании, как это положено в издательских правилах) на резкие суждения о. Константина ‒ Фомин их просто вычеркивает, тем самым показывая, что аргументированных возражений на это у "советской церкви" не имеется. Это и ответ на не осуществившуюся надежду о. Константина после падения советской власти на «нѣкую спасительную стихію покаяннаго возрожденія Россіи. А если прорвется эта стихія къ свѣта Христову ‒ не родитъ ли она встрѣчное движеніе и въ остальномъ мірѣ». Похоже, что в МП покаяния не предвидится, и она уже ничего въ остальномъ міре не родит. ‒ МВН.
