Разумная политика основывается на принятіи всякой силы таковой, какъ она есть. Это относится и къ Церкви. Можно ее отрицать, можно ее игнорировать, но, вводя Церковь въ планъ своего строенія, государство должно брать ее такою, какова она есть, въ собственномъ самосознаніи и идеалѣ. Поступая иначе, политика можетъ только вредить Церкви, искажая ее, и вредить государству, связывая его съ силой фальсифицированной, лишенной внутренняго смысла, а стало быть иллюзорной и безполезной, или даже вредной.
Такимъ образомъ вопросъ о томъ, что такое есть Церковь, по религіозному самосознанію, входитъ въ составъ обязательнаго пониманія политики, и особенно монархической.
Съ точки зрѣнія чисто политической, голосъ религіознаго самосознанія можетъ казаться какъ бы «иностраннымъ». Въ немъ рѣчь и забота идетъ совсѣмъ не о томъ, о чемъ привыкла заботиться политика. Точно также и съ высоко религіозной точки зрѣнія заботы «міра сего» кажутся столь же «иностранными», даже ничтожными. Но — при появленіи какихъ либо отношеній между этими двумя мірами, — каждый изъ нихъ долженъ принимать другой въ той природѣ, съ тѣми интересами, въ томъ построеніи, какой тотъ имѣетъ. Всякія другія отношенія были бы не реальны, не разумны.
Итакъ, что же такое Церковь, по ея сознанію? Я въ этомъ отношеніи могу лишь вкратцѣ повторить формулировку, которую уже дѣлалъ подробнѣе въ другомъ сочиненіи, при спеціальномъ разсмотрѣніи этого предмета [1].
Съ точки зрѣнія духовнаго самосознанія, общественность не создаетъ достаточно гармонической среды для существованія личности, ибо люди не могутъ создать въ своемъ обществѣ организующаго начала съ безусловнымъ характеромъ. Это зависитъ отъ того, что въ человѣкѣ есть духовный элементъ, не самобытный, а связанный съ Богомъ. Тамъ, гдѣ самъ человѣкъ является организующимъ элементомъ, т.-е. въ политикѣ, онъ не можетъ поставить во главу угла строенія духовный элементъ, зависящій не отъ него, а отъ Бога. Но человѣческое строеніе выходитъ при этомъ неполнымъ, не испомѣщающимъ личность всецѣло, и потому не даетъ ей удовлетворенія. Полное испомѣщеніе личности возможно лишь въ строѣ, гдѣ организующимъ элементомъ является Богъ.
Этимъ строемъ является Церковь, которая не сливается съ соціальнымъ строемъ, и является общественностью надъ-соціальной.
Различіе между соціально-политической средой и церковной опредѣлятся тѣмъ, что организаціонное начало въ обществѣ — есть человѣческая личность, элементъ психологическій. Организаціоннымъ же элементомъ Церкви является Богъ, Личность Божественная, элементъ духовный. Въ первомъ случаѣ цѣли опредѣляются человѣкомъ, во второмъ случаѣ — Богомъ. Въ обществѣ человѣкъ работаетъ на себя, въ Церкви является Божьимъ домостроителемъ. Такимъ образомъ Церковь представляетъ коллективность совершенно своеобразную.
Въ церковномъ строѣ человѣкъ приводится къ коллективной жизни духовной природою своей. Духовные дары въ людяхъ различны, а между тѣмъ цѣлью святости поставлена полнота совершенства. Она оказывается, такимъ образомъ, недостижима иначе какъ совмѣстной духовной жизнью.
Апостолъ Павелъ хорошо объясняетъ это въ посланіи къ Коринѳянамъ (I-е, 12–14). «Дары, говоритъ онъ, различны, но духъ одинъ и тотъ же, и служенія различны, а Господь одинъ и тотъ же, и дѣйствія различны, а Богъ одинъ и тотъ же, производящій все во всѣхъ». Безъ дара не остается никто. «Каждому, говоритъ Апостолъ дается проявленіе Духа на пользу: одному дается Духомъ слово мудрости, другому слово знанія, тѣмъ же Духомъ, иному вѣра, тѣмъ же Духомъ, иному дары исцѣленій, тѣмъ же Духомъ, иному чудотворенія, иному пророчество, иному различеніе духовъ, иному разные языки, иному истолкованіе языковъ. Все сіе производитъ одинъ и тотъ же Духъ, раздѣляя каждому особо, какъ Ему угодно. Ибо какъ тѣло одно, но имѣетъ многіе члены, и всѣ члены одного тѣла, хотя ихъ и много, составляютъ одно тѣло, такъ и Христосъ». При этомъ «не можетъ сказать глазъ рукѣ: ты мнѣ не надобна, или также голова ногамъ: вы мнѣ не нужны»... Всѣ другъ въ другѣ, стало быть, духовно нуждаются. Интересы членовъ тѣла Христова солидарны. «Страдаетъ ли одинъ членъ — страдаютъ съ нимъ всѣ члены, славится ли одинъ членъ — съ нимъ радуются всѣ члены.
Эта необходимость солидарности и взаимопомощи — составляетъ законъ для жизни духовной, для ея полноты.
Всесторонней святости отдѣльный человѣкъ не имѣетъ. Но при взаимопомощи каждый можетъ пользоваться плодами дара, имѣющагося у другого члена Церкви, почему легче освящается и самъ. «Служите, говоритъ Апостолъ Петръ, другъ другу тѣмъ даромъ, какой получили, какъ добрые домостроители многоразличной благодати Божіей» (I, 10).
Эта взаимопомощь въ духовной жизни составляетъ причину, по которой для христіанъ нужна отъ государства не только свобода совѣсти, но свободное коллективное существованіе, какъ членовъ Церкви. Но есть еще другая сторона религіозной жизни, связывающая христіанъ, и ставящая передъ государствомъ довольно сложный вопросъ.
Въ цѣляхъ христіанства, заключается всемірная задача высочайшей религіозной важности. Именно въ Церкви вырабатывается изъ среды всего рода человѣческаго Тѣло Христово, коего членами являются отдѣльныя личности. Отсюда для христіанина является обязанность дѣятельнаго участія во всемірно-исторической миссіи Церкви, безъ чего нельзя пребыть живымъ ея членомъ.
Такимъ образомъ, религіозная коллективность выходить за національные и территоріальные предѣлы каждаго отдѣльнаго государства. Стѣсненіе свободы или независимости этого всемірнаго коллективнаго бытія подрывало бы религіозную жизнь каждой отдѣльной личности.
Съ политической точки зрѣнія этотъ всемірный характеръ Церкви можетъ казаться неудобнымъ, какъ бы уменьшающимъ всецѣлую преданость гражданъ тому государству, котораго членами они состоятъ. Но такое воззрѣніе весьма ошибочно. Конечно патріотизмъ христіанина не можетъ быть абсолютнымъ, но зато онъ привноситъ къ идеѣ національной идею всемірную, всечеловѣческую, а слѣдовательно очищаетъ, повышаетъ и расширяетъ національную идею.
Это такая важная услуга развитію народа, что въ сравненіи съ нею блѣднѣетъ та польза, которую оказываетъ своему народу и государству «абсолютный патріотизмъ», не знающій въ мірѣ ничего выше отечества.
Во всемъ, что касается интересовъ оправдываемыхъ, справедливыхъ — христіане, въ своей Церкви, всепреданно служатъ отечеству, и лишь въ томъ, гдѣ отечество грѣшитъ противъ высшей правды, христіанинъ не можетъ быть ему усерднымъ слугой. Но съ точки зрѣнія здравой политики, это не есть явленіе вредное для государства. Напротивъ для него очень полезно содержать элементы, воздерживающіе его отъ несправедливости и эксплуатаціи относительно остальныхъ частей человѣчества, такъ какъ государства обыкновенно, именно вступая на этотъ путь, кладутъ начало собственной своей гибели.
Такимъ образомъ «условный патріотизмъ» христіанскихъ подданныхъ можно считать, болѣе полезнымъ съ точки зрѣнія широкой политики, чѣмъ «безусловный патріотизмъ», свойственный въ сущности лишь народамъ, находящимся въ состояніи варварства. Условный христіанскій патріотизмъ совершенно аналогиченъ тому «условному» же патріотизму, который пораждается всѣми великими идеями, научными или нравственными, ибо онѣ неизбѣжно получаютъ тоже «общечеловѣческій» характеръ, а потому уже не допускаютъ человѣка приносить въ жертву отечеству высшія нравственныя требованія или припципы общечеловѣческаго блага.
Универсализмъ Церкви особенно совмѣстимъ съ идеей монархіи, представляющей верховенство этическаго начала. Та монархія, которая, понимая свою идею, умѣетъ привнести всечеловѣческое пониманіе блага и справедливости въ свою міровую политику, тѣмъ самымъ является сотрудницей Церкви, а потому пріобрѣтаетъ вдвойнѣ преданныхъ и усердныхъ гражданъ въ христіанахъ. Исторія показала примѣръ этого еще у Константина Великаго. Московская Русь этому же обязана была своимъ крѣпкимъ единствомъ духа и преданностью государству населенія, не знавшаго даже словъ «народность» и «патріотизмъ», но обладавшаго чувствомъ народности и любовью къ отечеству несравненно больше чѣмъ теперь: а вырабатывались эти чувства именно на почвѣ единства задачъ политическо-національныхъ и церковно-христіанскихъ.
Итакъ, политика можетъ принять христіанскую церковную идею, какъ вполнѣ совмѣстимую съ государственными интересами.
Но является далѣе вопросъ: въ какихъ внѣшнихъ формахъ выражается христіанская коллективность, то есть та Церковь, съ которою государство должно стать въ союзныя отношенія?
По внѣшности она имѣетъ всѣ соціальные элементы. Въ ней есть народъ (міряне, вѣрующіе), есть руководящій слой священства разныхъ степеней, есть высшій слой епископовъ, которыхъ совокупность представляетъ Церковную власть. Въ Церкви есть даже старшій епископъ (Патріархъ, Папа и т. д.) и высшая власть — Соборъ. При извращеніи церковности, изъ этихъ элементовъ можетъ выростать власть почти неотличимая отъ соціально-политической. Но въ нормальномъ состояніи церковную коллективность одинаково ошибочно было бы представлять себѣ теократической монархіей, или іерархически-аристократической республикой, или демократической общиной.
Въ Церкви, личности представляютъ лишь части одного Тѣла Христова.
Сообразно природѣ и цѣлямъ этой коллективности, церковный строй расположенъ такъ, чтобы члены его были живыми членами тѣла Христова. Въ юридическомъ смыслѣ, въ Церкви нѣтъ начальства и власти, и всѣ другъ другу подчиняются въ тѣхъ предѣлахъ, какіе указаны даромъ Христа.
Членъ Церкви даже самый малый, остается разумною, а не безсловесною овцой. Сверхъ того, какъ бы ни былъ онъ малъ — онъ все-таки есть носитель какого-нибудь дара, какой-нибудь силы Христовой, и зачѣмъ-нибудь нуженъ для другихъ, хотя бы и болѣе сильныхъ и высокопоставленныхъ.
Это сознаніе выразилось въ томъ, что вся жизнь, вся дѣятельность Церкви совершается въ тѣснѣйшей совмѣстности всѣхъ членовъ.
Такъ какъ власть въ Церкви принадлежитъ только Христу, а Христосъ дѣйствуетъ въ цѣлостной Церкви, то соборное начало проникаетъ церковный строй. При чемъ должно замѣтить, что идея соборности состоитъ не въ преобладаніи большинства, а въ полномъ единогласіи всѣхъ.
Сущность соборности не во внѣшней формѣ собранія, а во внутреннемъ духовномъ единеніи общей мысли и воли. Но потребность единенія естественно издревле приводила къ общимъ собраніямъ и рѣшеніямъ. Она же выразилась въ избраніи лицъ священнаго сана.
Но смыслъ этихъ избраній не въ томъ, чтобы представить «общественную волю», а въ сохраненіи полной совмѣстности, духовной слитности вѣрующихъ.
Оставаясь разумными, а не безсловесными овцами, міряне подчиняются Христу, а не людямъ. Точно также и епископъ, подчиняется Христу, а не общественной волѣ. Всѣ они обязаны охранять волю Христа, живущаго во всей совокупности вѣрующихъ, а не въ одномъ священствѣ. Такова идея Церкви, которую посланіе восточныхъ патріарховъ [2] и въ новѣйшее время указало Римско-католикамъ, говоря что «у насъ ни патріархи, ни соборы никогда не могли ввести что-либо новое, потому что хранитель благочестія у насъ есть самое тѣло Церкви, то есть самый народъ» (Пар. 17).
Таково содержаніе церковности, которое необходимо знать политикѣ для того, чтобы съ нимъ сообразоваться. Желая быть въ союзѣ съ Церковью, государство должно искать этого союза въ цѣлой церковной коллективности.
Примѣчанія:
[1] «Личность, Общество и Церковь». Первоначально напечатано въ «Богословскомъ Вѣстникѣ» (1903 г. № 10). Засимъ отпечатано отдѣльно, какъ V выпускъ «Религіозно-Философской Библіотеки» (1904 г.).
[2] Окружное посланіе единой святой, соборной и Апостольской Церкви ко всѣмъ православнымъ христіанамъ». СПб. Синод. Тип. 1850 г.
Источникъ: Левъ Тихомировъ. Монархическая Государственность. Томъ третій. Часть четвертая: Монархическая политика. — Изданіе Техническаго Центра Зарубежныхъ Организацій Русской Національно-Мыслящей Молодежи. — Мюнхенъ: Типографія Р. Ольденбургъ, 1923. — С. 71–77.
От ред. РИ.
Устранен разнобой в написании слова "Церковь". В заглавие [в квадратных скобках] добавлено уточнение из названия данной 4-й части книги, т.к. речь тут идет не о богословском понятии. Кто-то из дотошных читателей может заметить в тексте не совсем удачные выражения, но по сути они не нуждаются в уточнениях, т.к. рассматривают Церковь именно в политическом плане.
Следует также отметить, обращаясь к первому абзацу текста, что в СССР политика богоборческого государства целенаправленно вредила Церкви, исказив ее суть и миссию, и навредила своему же государству, лишив его внутреннего смысла перед Богом и вызвав этим неизбежный крах под грудой иллюзорной идеологии и лжи. Нынешнее государство-продолжатель советского наследия, взяло искаженную советскую Церковь «такою, какова она есть, въ ее собственномъ самосознаніи и идеалѣ». И такая церковно-государственная политика «можетъ только вредить Церкви, искажая ее, и вредить государству, связывая его съ силой фальсифицированной, лишенной внутренняго смысла, а стало быть иллюзорной и безполезной, или даже вредной». То есть жреческий сервилизм официальной Церкви вредит как ей, так и государству, и всему нашему народу, воспитывая его в неправде и в покорности любой неправедной власти. А ведь всем придется давать ответ перед Богом...
Так что в данной главе выдающегося труда Л.А. Тихомирова мы имеем рассуждение именно о месте истинной исторической Церкви в политике православного монархического государства, что в наше время в нашей стране выглядит лишь воспоминанием об утраченном благочестивом времени и строе...
К сожалению, ошибался и Тихомиров.
Он ратовал за скорейшие выборы патриарха, не понимая, что этому не время и не место.
Зато Николай II, знакомый лично со многими иерархами, это прекрасно понимал.
Подвижников вроде митрополита Макария времен Грозного среди них не было.
Зато никонов - хоть отбавляй.