"Никто не забыт, ничто не забыто"...
В 1982 году в журнале "Новый мир" (№№ 5 и 6) была напечатана документальная повесть Владимира Карпова "Полководец", посвященная жизни и деятельности генерала И.Е. Петрова. Позднее повесть была выпущена отдельными изданиями.
Повесть читается с большим интересом, ибо полна драматических эпизодов из жизни заслуженного полководца, Героя Советского Союза, участника трех войн. Однако "документальным" произведение можно назвать только условно. Мало-мальски искушенный читатель легко замечает у Карпова умолчания существенных фактов или их фальсификацию, а местами и прямую ложь. "Неточности" Карпова уже не раз были отмечены критикой.
В предлагаемой статье речь идет не только о неточностях, но о сокрытии преступления и о прославлении убийц... В более широком охвате случай свидетельствует о том, как мало нам известно о нацистско-советской войне и о том, что кое-кто ныне все еще забывает, что в этой войне народ воевал за родину, а партия – за свое спасение и за сохранение власти над народом...
Герой повести – генерал армии И.Е. Петров – личность широко известная. В его послужном списке – участие в гражданской войне в Сибири, на полюсом фронте, подавление басмаческих восстаний в Средней Азии. Как оно происходило – там помнят до сих пор... Но нас интересует не его биография, а период, когда Петров возглавлял Приморскую армию в Севастополе, героически защищавшую этот город от немцев.
Рассказывают Карпов и Саенко
Событие, о котором пойдет речь, случилось в горькие дни падения Севастопольского бастиона, в конце июня – начале июля 1942 года. Среди героев обороны Карпов большое внимание уделяет Прокофию Павловичу Саенко – "легендарному герою", взорвавшему склад боеприпасов в Инкермане. Саенко после войны поселился в Севастополе, где был разыскан Карповым по просьбе генерала Петрова. Вот как сначала эту историю рассказывает Карпов:
«... 27 июня танки ворвались в расположение частей 25-й стрелковой дивизии и в упор расстреливали наших бойцов. К исходу дня, прорвав оборону на участке 9-й бригады морской пехоты, противник овладел высотой Сахарная головка. Остатки частей 25-й стрелковой дивизии и 3-го полка морской пехоты отошли к станции Ннкерман.
В этот день в районе Инкермана произошел взрыв огромной силы, который слышали и Петров, и Манштейн [немецкий фельдмаршал. – И.Д.] на своих командных пунктах. Взрыв нанес гитлеровцам большие потери, завалив землей и камнями колонну танков и мотопехоты. До некоторого времени оставалось неизвестным, что там произошло. Петров помнил этот взрыв и, после войны, в разговоре со мной, узнав, что я стал писать на военные темы, попросил меня разузнать и рассказать, что там произошло. Он был уверен, с взрывом связан какой-то героический поступок...».
И далее: «Я разыскал в Севастополе... удивительного человека, упомянутого Иваном Ефимовичем. Он совершил свой подвиг в последние часы обороны Севастополя. Теперь все экскурсоводы рассказывают о нем туристам, приезжающим в Севастополь.
По дороге из города к Инкерману есть гора, осевшая будто от сильнейшего землетрясения, ее называют скала Саенко. Обычно имя, которое носит корабль или институт, или вот эта скала, воспринимается нами как имя человека, уже ушедшего в прошлое, ставшего историей. И вдруг я узнаю – Саенко жив! Он живет здесь, на окраине Севастополя.
... поехал в поселок Бартеньевка, нашел нужный дом с садиком и открыл калитку. За калиткой сразу же остановился от неожиданности. Под сплетенным виноградом навесом, освещенный солнцем, стоял и смотрел на меня живой Лев Толстой: седая борода до пояса, белые усы, кустистые брови. Только этот Толстой был в майке без рукавов и телом покрепче, помощнее, и глаза у него были не суровые, а голубые, добрые...
Я смотрел на него и мне все не верилось, что это тот самый человек, о котором в сорок втором году уже ходили легенды. Помнят Саенко не только соотечественники, даже много повидавший и повоевавший фельдмаршал Манштейн написал позже в своих воспоминаниях такие слова: "Здесь произошла трагедия, показавшая, с каким фанатизмом боролись большевики... Когда наши войска ворвались в населенный пункт Инкерман, вся скала за населенным пунктом задрожала от чудовищной силы взрыва. Стена высотой примерно 30 метров обрушилась на протяжении 300 метров"...».
Приведя эту цитату из книги фельдмаршала Эриха фон Манштейна "Утерянные победы" (выпущенной в 1957 г. Воениэдатом ограниченным тиражом для служебного пользования), Карпов продолжает:
«Да, в том далеком теперь 1942 году даже до Манштейна (а мы знаем, как далеко находился его КП!) донесся гром этого взрыва. Только Манштейн не написал правду, что же именно тогда произошло. А случилось вот что. От взрыва колоссальной силы погибло несколько сот фашистов и несколько сот танков, орудий, автомобилей, которые были завалены огромной рухнувшей стеной на протяжении более трехсот метров.
И сделал это Саенко...».
Далее приводится уже его рассказ о взрыве: «Получил я назначение в Севастополь, в артиллерийское управление, стал начальником отдела хранения артиллерийских боеприпасов. Склад был в Сухарной балке. Находились боеприпасы не только в подземных хранилищах, но штабелями лежали на площадках на поверхности. Когда произошло нападение фашистов на нашу страну, начались налеты фашистской авиации, надо было спасать боеприпасы, которые хранились открыто, куда-то спрятать. Стали искать место. Наиболее подходящими оказались штольни. Это недалеко от Инкермана. Штольни давние. Здесь добывали белый камень. Из такого камня построены очень многие красивые дома в Константинополе, Афинах, Риме, Неаполе. Да и наш Севастополь почти весь выстроен из этого камня. Вот в эти пустые штольни и стали свозить боеприпасы. А потом, когда фашисты подступили к Севастополю и было ясно, что будет долгая битва за город, нам привозили запасы и мы их тоже складывали в штольни. Я был начальником хранилища. Свезли сюда очень много – больше пятисот вагонов.
... в июне бои приблизились к нам уже вплотную. Фашисты подступили к Инкерману. Меня вызвал контр-адмирал Заяц, мой бывший командир на крейсере "Красный Кавказ", а в ту пору он был уже контрадмиралом и начальником тыла флота. Он сказал: "По решению Военного совета, товарищ Саенко, придется ваше хранилище и боеприпасы взорвать. У тебя почти пятьсот вагонов боеприпасов и пороха. И если они попадут в руки фашистов, все это будет обращено против нас же. Понимаешь?" Я, конечно, понимал. И сказал, что ни в коем случае не допущу, чтобы боеприпасы попали в руки противника. Адмирал посмотрел на меня очень участливо. Мы же с ним старые знакомые, он всегда меня хорошо помнил. И стал он мне подсказывать: "Взорвать такое количество боеприпасов не так просто – ты же сам можешь погибнуть. Нужно все как следует рассчитать. Взрыв будет очень большой силы – успеешь ли ты унести ноги, Прокофий Павлович?" Ну, я заверил адмирала, что дело не во мне, а в том, чтобы не допустить захвата такого огромного количества боеприпасов. На прощанье адмирал обнял меня, попрощался.
- Скажите, Прокофий Павлович, а почему обязательно нужно было взорвать боеприпасы с таким риском, разве нельзя было подготовить к взрыву и уйти, чтобы взрыв произошел, когда уже ни вас, ни всех, кто обслуживал это склад, не будет в в штольнях и поблизости?
- Дело в том, что нельзя было сразу взрывать, к нам все время приходили и приезжали на машинах грузовики, офицеры, команды из воинских частей. Они брали боеприпасы, которые им необходимы для ведения боя. Вот в этом и была трудность, что нельзя было взорвать раньше: свои же останутся без патронов! А опоздаешь взорвать – могут оказаться поблизости фашисты и не допустят взрыва. Я все время прислушивался к бою: где он происходит. И вот взрывы и треск автоматов и пулеметов постепенно приближался. И настал день, когда мы уже стали слышать стрельбу позади нас. Связи телефонной с частями уже не было.
... До этого, зажигая определенные отрезки бикфордова шнура, я проверил, сколько времени они горят. Уже было все подготовлено к взрыву, во все штольни проведен бикфордов шнур, присоединен к толовым шашкам и ящикам с порохом. Если по какой-то случайности шнуры погаснут, я, чтобы взрыв произошел наверняка, заложил в боеприпасы мины с часовым механизмом. И вот настал момент, когда мы уже сами увидели фашистов. Большая их колонна остановилась вдоль речки Черной, и солдаты выпрыгнули из автомобилей и танков, пили воду, умывались, плескались. А справа от нашей высоты вдоль ската стояла колонна танков.
Я не хотел рисковать всем личным составом и поэтому спросил: "Кто останется со мною добровольно?" Из тех, кто вышел вперед, я оставил старшего техника-лейтенанта Палея и рядовых Кондрашова, Брюшко и Гаврилюка. Вот впятером мы и остались, чтобы произвести взрыв, а весь остальной личный состав с капитаном Зудиным стал пробиваться к своим... Когда все ушли, я посмотрел на оставшихся товарищей и спросил, понимают ли они, что при взрыве мы можем погибнуть, не успеем далеко убежать. Они были согласны на такой крайний исход и ответили: "Погибнем все, но боеприпасы фашистам не дадим!" "Ну, тогда давайте начинать". Мы подожгли шнуры и побежали прочь от штольни через балку, на другую сторону. Шнуры были рассчитаны на восемнадцать минут горения. За эти восемнадцать минут мы успели отбежать метров на триста-четыреста. И вдруг раздался такой ужасающий взрыв и так задрожала земля, что мне показалось, что она вообще перевернулась. Я упал и потерял сознание. Не знаю, сколько я пролежал, но очнулся оттого, что меня трясли за плечи и Кондратов спрашивал: "Товарищ начальник, вы живы?"...
Помогая друг другу, потому что все были контужены, мы побрели в сторону города и там стали пробираться к морю. Город был разрушен, всюду валялись убитые. Около одной из развалин я обнаружил знакомого мне директора завода шампанских вин Петренко, он был ранен. Я его взвалил на себя и вынес. В одном месте нас свои приняли за немцев и обстреляли. Ну, в общем, с большим трудом мы добрались до берега моря. Здесь отходили последние катера, баржи. Брали главным образом раненых. Я прыгнул на один из последних отходящих катеров, но не достал до борта и упал между катером и набережной. Меня выловили матросы и вытащили на катер. Как потом выяснилось, я ушел вовремя: гитлеровцы объявили розыск меня... Да, после ущерба, который принес взрыв гитлеровцам, они с ног сбились в поисках виновника. Гестаповцы осматривали всех, кто оказался в плену. Они даже нашли похожего на меня человека...» (Карпов В. Полководец // Новый мир. Москва. 1982. № 6. С. 133-141).
Рассказ Саенко, несомненно, официальная версия событий, но составленная довольно поздно и не всегда согласованная с воспоминаниями ряда командиров Приморской армии. Характерная черта этого "творчества" – восхваляется не только "героизм", но и "высокий гуманизм", бережное отношение к человеку. Контрадмирал Заяц трогательно беспокоится о жизни Саенко. Саенко же, в свою очередь, заботится о подрывниках... Но печальный опыт свидетельствует: там, где в советских источниках на первое место выдвигается забота о людях – что-то не все ладно...
Три точки...
Прошу читателя обратить внимание на три точки, разрывающие рассказ Манштейна в книге Карпова. За ними-то и скрывается суть и "геройского подвига" Саенко, и "заботы о людях". Приведем это место из воспоминаний фельдмаршала полностью, выделив курсивом выброшенные Воениздатом места:
««Здесь произошла трагедия, показавшая, с каким фанатизмом боролись большевики. Высоко над Инкер-маном нависала отвесная скала, тянувшаяся на юг.
Внутри ее были громадные камеры, которые служили погребами для крымского шампанского. Вместе со складами шампанского большевики хранили испорченные боеприпасы. Теперь же они использовали камеры для помещения тысяч раненых и беженцев. Как раз, когда наши войска входили в Инкерман, вся скала за населенным пунктом задрожала от чудовищной силы взрыва и 30-метровая стена обрушилась на протяжении 300 метров, похоронив тысячи людей под собой. Хотя это акт немногих фанатиков-комиссаров, он служит мерилом пренебрежения к человеческой жизни, ставшим принципом этой азиатской власти» (Erich von Manstein. Verlorene Siege. Bonn, Atheneum-Verlag, 1955).
Как видим, в советском издании эта цитата приобрела противоположный смысл: порицание ужасного преступления "азиатской власти" превратилось в восхищение фельдмаршала фанатичной защитой родины большевиками...
Эта ложь, повторяемая Карповым, доминирует во всем рассказе Саенко, который теперь приобретает особую циничность. Неправда, что Саенко снабжал фронт снарядами. Неправда, что Петров, интересуясь взрывом, подразумевал там героический поступок: Петров знал действительное положение вещей. Со слов Манштейна следует, что в штольнях Инкермана находился склад испорченных боеприпасов, большой лазарет для раненых и беженцы. Вопреки утверждению Саенко, Манштейн ничего не говорит о потерях своих войск в людях и технике: их и не могло быть, ибо взрыв произошел в то время, когда немецкие войска только входили в Инкерман с противоположной от штолен стороны... Неправда, неправда, везде и кругом неправда.
+ + +
У кого-то может встать вопрос, кому верить: Саенко или Манштейну? Версия фельдмаршала выглядит правдоподобнее уже по той причине, что слова его о взрыве госпиталя не опровергаются, а просто выброшены из воениздатской книги. А ведь можно было, не калеча авторский текст, назвать неудобные слова "подлой выдумкой обанкротившегося фашиста" или что-нибудь в этом роде – как это обычно принято в советской печати. Видимо, опровергнуть эти слова было непросто. Но давайте не будем слепо верить и Манштейну. Попробуем добраться до истины, используя сообщения советских военачальников, осведомленных о событиях последних дней обороны Севастополя.
Свидетели рассказывают
1. Начальник оперативного отдела Приморской армии, майор А.И. Ковтун: «Двадцать восьмого июня положение становится трагическим. Этого уже никак не скроешь. Немцы, захватив берег Северной, через бухту ведут обстрел города... Медсанбаты в Инкер-манских штольнях под обстрелом. Они надежно защищены от огня толщей инкерманского камня, но противник слишком близок. А куда вывозить раненых? Некуда... В ночь на 29 июня немцы переправили десант через Северную бухту в районе Инкермана... Немцы у штолен Шампанстроя. Штаб чапаевцев оттуда ушел, остались медсанбаты, не всех раненых успели вывезти в город. Ночью там был большой взрыв...» (Ковтун А. Севастопольские дневники // Новый мир. Москва. 1963. № 8. С. 152).
2. Заместитель командующего Приморской армией, комендант береговой обороны Крыма генерал-майор П.А. Моргунов: «Лечебные учреждения. Приморской армии расположились следующим образом: МСБ (медсанбат)- 224 – в Балаклаве, а затем на даче Максимова; МСБ-103 в погребах совхоза им. С. Перовской на Северной стороне; МСБ-47 – на даче Максимова, а затем в инкерманских штольнях; ППР (полевой подвижной госпиталь) –269 в штольнях Инкермана... Военно-морской госпиталь № 41 на 500 коек, расположенный в штольне № 4 Инкермана...» (Моргунов П. Героический Севастополь. Москва. 1979).
3. Г.И. Ванеев в книге "Черноморцы в Великой Отечественной войне": «Отходя, наши войска взорвали спецкомбинат № 1, хлебозавод, отделение автоматической телефонной станции, железнодорожный тоннель. Подорваны были и 11 штолен филиала артиллерийского арсенала базы в Инкермане. Это сделали начальник филиала воентехник 2-го ранга П.П. Саенко и лейтенант Ф.А. Зудин» (Ванеев Г. Черноморцы в Великой Отечественной войне. Воениздат, 1987. С. 177-178).
4. Начальник штаба Приморской армии генерал-майор Н.И. Крылов; в его воспоминаниях есть важная информация о госпиталях: «Медсанбат-госпиталь в инкерманских штольнях был гордостью начсанарма. Но заслуга создания этого подземного дворца для раненых принадлежит не только медикам. Оборудовал его инженерный отдел Флота, обеспечивший госпиталь даже автономной электростанцией... По плану здесь было семьсот мест, но при необходимости помещалось две тысячи раненых и больше...». Кроме того: «В распоряжение начсанарма был передан ряд штолен в Инкермане, вблизи крупнейшего нашего подземного госпиталя (продолжая числиться медсанбатом Чапаевской дивизии, он обслуживал уже несколько соединений, имел специализированные отделения, до двадцати операционных столов), а также штольни в Юхариной балке, винные подвалы и другие подземелья на Север ной стороне» (Крылов Н. Огненный бастион. Воениздат. 1973. С. 96. 320).
К этим цитатам сделаем некоторые комментарии и выводы.
Интересны и достоверны сведения майора Ковтуна. Он вел почти ежедневные записи в дневнике и не полагался на память. Ковтун весьма красочная личность (из старинного казацкого рода Ковтунов-Станкевичей). Прямой, смелый человек. По старым счетам, Ковтун не испытывал особой любви к "органам". Весьма вероятно, что не будь хрущевской "оттепели" и редактора А. Твардовского – его дневники не увидели бы света. Ковтун дважды говорит о медсанбатах, оставленных в штольнях. Один раз 28 июня и второй раз, сообщая о большом взрыве ночью на 29 июля в районе Инкермана, где оставались не эвакуированные медсанбаты. Правда, в опубликованных записках Ковтуна не объясняется, что было взорвано. Только в сопоставлении его слов с воспоминаниями других лиц можно разглядеть страшную действительность...
Книга Моргунова информативна, хотя в ней приложено много усилий, чтобы затемнить ход и смысл событий. Только собрав воедино все свидетельства книги, можно установить, что в инкерманских штольнях в конце июня находились: военно-морской госпиталь № 41 и медсанбат № 47. Вероятно, были там также ППГ-268 и военно-морской госпиталь № 40. За день или два до взрыва военно-морской госпиталь № 41 был эвакуирован. Все другие лечебные заведения остались и, следовательно, – чего не говорит Моргунов, – лежавшие в них раненые погибли при взрыве.
Ванеев в сравнительно недавно вышедшей книге подтверждает взрыв 11 штолен, артиллерийского арсенала в Инкермане и других объектов.
У Крылова имеется интересная дополнительная информация о госпиталях.
Легко заметить, что в книгах воспоминаний (то ли это страховка авторов, то ли редакторов и цензуры) избегается прямое указание на совместное расположение госпиталя и склада взрывчатки. Если речь идет о складе, то не упоминается госпиталь, и наоборот. Делается это явно с целью не навести читателя на мысль о преступном расположении рядом с госпиталем склада взрывчатки и последующем одновременном взрыве двух этих объектов.
Суммируя вышесказанное, можно сделать вывод: в инкерманских штольнях рядом находились: крупные госпитали, склады испорченной взрывчатки, запасной артиллерийский арсенал, некоторые другие объекты и неизвестное число беженцев. 28 июня Саенко "со товарищи" взорвал арсенал. Монолитная "скала Саенко" обвалилась, похоронив под собой штольни с ранеными и беженцами.
Так это было
Основные вехи преступления не вызывают сомнения, но интерес представляют и детали, дающие возможность составить более целостную картину.
Прежде всего следует иметь в виду принадлежность Заяца и Саенко к ведомству Берия. Многотрудная и расстрельная должность начальника тыла не поручается лицу, не связанному с НКВД. То же следует сказать и о коменданте склада боеприпасов, ближайшем сотруднике Заяца.
Далее. Взрыв госпиталя, расположенного рядом со складом боеприпасов, заранее предусматривался "органами" в случае оставления Севастополя. Эвакуации госпиталей не планировалось. А если и планировалось руководителями медицинских служб или штабом Приморской армии, то было пресечено чинами НКВД. Для Ермолаева, Заяца и их подручных склад взрывчатки мог быть только удобным предлогом для исполнения приказа Сталина № 270, в основе которого лежал страх, что попавшие в плен солдаты и офицеры могут пойти в союзе с немцами против партии.
Не следует забывать, что в ведении Заяца как начальника тыла находились не только склады, но и медико-санитарные и другие службы. Поэтому, когда Заяц давал Саенко приказ о взрыве складов (столь заботясь, чтобы исполнитель "унес ноги"!), он точно знал, что в инкерманских штольнях находятся люди: раненые и беженцы.
Ванеев утверждает, что взрывали Саенко и Зудин. Эту версию следует считать наиболее вероятной. Секретность задания Саенко не допускала многих свидетелей, особенно посторонних. Своих боялись, конечно, больше, чем немцев: в случае чего – растерзают...
Видимо, Саенко неточно описал и взрыв. Подожгли бикфордов шнур, горение которого рассчитали на 18 минут, и побежали. Но за 18 минут можно было пробежать более километра, а не 300-400 метров, как утверждает Саенко.
Показательно и поведение самого "героя". В Севастополе идут бои с прорвавшимися через Северную бухту немцами. Саенко не присоединяется к сражающимся частям, а бежит южными окраинами к морю в надежде улизнуть. Официально – он дезертир. Ограниченная эвакуация будет разрешена только 1 июля. Но не в глазах командования. Он честно выполнил свой чекистский долг, уничтожив потенциальных "предателей" и ненужный немцам склад испорченной взрывчатки. В награду ему был дан заблаговременно пропуск на раннюю эвакуацию.
Такова неприглядная история карповского "героя" Саенко и гибели инкерманского госпиталя. Но и этим она еще не исчерпывается. Где бы ни было принято решение о взрыве госпиталя – в местном или центральном управлении НКВД – не могла не возникнуть мысль, ставшая в подобных ситуациях стандартной: свалить все на немцев. Однако, в таком случае надо было бы признать помещение госпиталя практически на взрывчатке, что затрудняло исполнение этой мысли.
Как бы там ни было – следы подобного самооправдания остались.
В 1946 году на Нюрнбергском процессе Прокуратура СССР представила документ (USSR 63/5, Т. VII. 423. "Der Prozeß"), в котором утверждалось, что в Инкермане в подвале одного из домов находился полевой лазарет санитарного батальона № 17. Часть раненых, которых не могли эвакуировать, попала в руки немцев. Немцы, напившись вина (лазарет находился в винном складе!), сожгли лазарет вместе с ранеными. По-видимому, эта ранняя версия № 1 была создана для иностранного употребления. Она еще довольно скромна, даже не указано число погибших. Навеяна ли она инкерманскими событиями или же это отдельный случай (имевший или не имевший место) – сказать невозможно.
Иначе дело обстоит со сравнительно недавней версией, назовем ее – фикция № 3 (считая саенковский рассказ фикцией № 2). В пропагандной брошюре С.Т. Кузьмина "Сроку давности не подлежит", выпущенной огромным тиражом в 300.000 экземпляров, говорится:
«В период обороны Севастополя в Инкермане в штольнях завода шампанских вин находился военный госпиталь и медсанбат № 47. После отступления Советской Армии там осталось большое количество раненых бойцов и командиров, не успевших эвакуироваться. Среди них находились и жители города, спрятавшиеся от бомбежек.
Фашисты, захватив завод, подожгли штольни. Свидетели этой трагедии, находясь вблизи, слышали душераздирающие крики, плач и вопли о помощи. Всего в штольнях погибло 3 тысячи гражданских лиц (мужчин, женщин, детей), а также раненых бойцов и офицеров Советской Армии и Флота» (Кузьмин С. Сроку давности не подлежит. Москва. Политиздат. 1985- С. 95).
Несколько слов о творце этой версии. С.Т. Кузьмин не простой партийный или чекистский сочинитель-пропагандист. 2 ноября 1942 года он был назначен членом Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников. Интересно, что в эту же комиссию входили академики Н.Н. Бурденко, Б.Е. Веденеев, Т.В. Лысенко, Е.В. Тарле, Н.П. Трайнин, член Политбюро ЦК ВКП(б), секретарь ЦК А.А. Жданов, летчица, Герой Советского Союза B.C. Гризодубова, писатель А.Н. Толстой, митрополит Николай. Кузьмин же был специальным представителем этой комиссии на Нюрнбергском процессе. Он, вероятно, участвовал в "оформлении" Катыни и других подобных советских фальшивок.
Эта предложенная им третья фикция почти соответствует действительным событиям, только убийство раненых переадресовано на немцев. Правильно указано пребывание в штольнях медсанбата № 47 и беженцев. Подтверждено нахождение также госпиталя (№ 40), о котором говорилось выше. Но есть и разница: обитатели штолен уничтожаются огнем, вместо взрыва штолен. (Трудно представить себе, как можно поджечь штольни!)
Почему же эта версия не была "обнаружена" раньше той самой комиссией и не фигурировала на процессах нацистских преступников? Ответ, вероятно, следует видеть в том, что были живы еще многие свидетели событий, как немцы, так и русские. Защита на процессе могла даже потребовать осмотра штолен...
Итак, Карпов в 1982 г. утверждает, что инкерманские штольни, служившие складом взрывчатки, были взорваны Саенко без единой живой души. В 1985 г. Кузьмин ему противоречит: взрыва не было, те же инкерманские штольни оставались в целости и с тысячами находившихся в них раненых и беженцев были сожжены немцами...
Осуждать Кузьмина здесь не место. Скажу только, что вина его и ему подобных в том, что они вовсе не были заинтересованы в раскрытии множества действительных нацистских преступлений. Их интерес сосредоточивался на пропагандной стороне дела, для которой важно было использовать не только действительные, но и вымышленные "преступления" немцев. Практика эта родилась в военное время, базировалась она как на газетных сообщениях с фронта, безудержно лживых, так и на вдохновении "органов". Цель была – привить солдату и офицеру "священную" ненависть к немцам, бóльшую, чем она была к кремлевским владыкам. Кузьмин откровенно пишет о пропагандной направленности "документов" комиссии: «Нельзя не отметить ценность документов Чрезвычайной государственной комиссии как агитационного материала, усиливавшего ненависть к врагам нашей Родины, повышавшего трудовой энтузиазм советских людей в тылу, способствовавшего наступательному порыву советских войск» (там же, с. 30). Для этого вполне подходили и Катынь, и Инкерман, и Керчь и многие другие места [напр., заблаговременное минирование и взрыв после отхода советских войск Киево-Печерской Лавры и Крещатика. – Ред.], где собственные преступления переадресовывались на немцев...
Еще кое-что о немцах
Эти случаи перекладывания ответственности на врага стоит оттенить еще одним свидетельством: описанием того, как немцы на самом деле поступили с другими ранеными бойцами и офицерами Приморской армии, брошенными в Севастополе. Это можно узнать из книги немецкого хирурга Питера Бамма "Невидимый флаг". П. Бамм, вошедший в Севастополь вместе с войсками Манштейна, принадлежит к числу тех людей, которые в кровавой вакханалии войны сумели сохранить редкую в то время человечность – милосердие и сострадание даже к врагу. Ему удалось спасти множество жизней. Он пишет:
«Мы удивлялись тому, что не встретили раненых гражданских лиц. Фельдфебель Киенце нашел их под сводами севастопольского кафедрального собора [Свято-Николаевский храм? – И.Д.]. Я пошел туда с несколькими санитарными ефрейторами. На соломенной подстилке вповалку лежали старые и молодые женщины, дети и старики. Им были сделаны необходимые хирургические операции. Перевязки были временные. Вероятно, русские не имели перевязочного материала.
В одном углу на соломе стоял на коленях православный священник. В поднятой руке он держал крест. Слабый свет свечи, едва достигавший свода, отражался в камнях, которые украшали крест. Священник шептал молитвы. Перед ним умирала старая женщина. Ее костлявые ревматические руки хватали воздух. Окружающие повторяли слова молитвы. Женщина еще раз глубоко вздохнула и перестала дышать...
Санитары занялись перевязками. Киенце поручили найти подходящее помещение для раненых. Другой санитар был послан на кухню за питьем и пищей;.. Несчастные начали замечать, что с ними что-то происходит. Священник долго с благодарностью жал мне руку. Но, собственно, это мы были повинны в этих людских страданиях...
Когда я возвратился в свой дом, стоявший на краю города над полуостровом Херсонес, Ромбах уже ждал меня. Я хотел ему рассказать о виденном, но он кратко промолвил: "Пойдемте со мной".
Мы выехали за пределы города. На виноградных холмах южных окраин Севастополя, на месте, на котором Ифигения когда-то глядела через Понт Евксинский на Геллу, русские оставили своих раненых. Многие тысячи их лежали на земле между виноградными кустами. Несколько дней они уже не ели, 48 часов ничего не пили. Хирургической помощи большинству не было оказано. Солнце часами жгло их. Страдания: этих, опрокинутых войной на землю людей не поднимались криком к небесам, но стояли вздохом нал холмом. Дальше в долине были видны загородки, в которых было собрано около тридцати тысяч военнопленных.
Ромбах и я посмотрели друг на друга. Что же делать с ранеными? Можно сделать десять, двадцать, сто операций, но не две или три тысячи. Они будут продолжаться многие дни, за это время умрут сотни. Кроме этого, все уже умирают от жажды. Задачи, превышавшие наши силы и возможности, должны были быть разрешены одновременно. В нашем подразделении не было человека, который мог бы подумать в следующие сорок восемь часов о минуте сна...
Ромбах поехал в Симферополь, достать на армейском складе все, что имелось из палаток, хирургических инструментов, перевязочных материалов и медикаментов. Я пошел к коменданту лагеря военнопленных, чтобы среди пленных найти врачей и фельдшеров. Комендантом был очень вежливый австриец из Вены. Его палатка находилась около загородки. Я представился и сообщил ему, что имею приказ позаботиться о раненых военнопленных и нуждаюсь в его помощи...
Через нескольких переводчиков было передано приказание врачам и фельдшерам выйти вперед. Но никто не вышел. Русские были полны недоверия. В конце концов, мы нашли одного хирурга, отец которого был профессором Петербургского университета. Ему я объяснил, в чем дело. Он разыскал врачей. Их было около тридцати. К этому следует прибавить еще пятьдесят фельдшеров...
Вскоре вернулся Ромбах с несколькими грузовыми машинами. С помощью приехавших солдат были поставлены первые палатки. Это были большие палатки, вмещавшие, по меньшей мере, сотню раненых. Палатки оставлялись внизу открытыми, чтобы дать доступ прохладному ветерку.
Мы составили вместе две большие палатки и связали вход с крышей обыкновенной палаткой. В этих двух палатках поставили операционные столы, так, что они были на свежем воздухе и все же операции происходили в тени. Вечером русские врачи приступили к операциям на двенадцати столах. В этот день было совершено свыше ста операций. Нерешенным вопросом оставалась вода... » (Bamm P. Die unsichtbare Flagge. München, Kosel-Verlag. 1954. S. 138).
Конечно, нарисованная Питером Баммом почти идиллическая, картина была очень редким явлением германо-советской войны. Существовал приказ, не разрешавший использовать немецкие медикаменты для лечения советских пленных. Но, как это ни странно для немцев (вспомним характерные именно для них слова: "приказ есть приказ"), они довольно часто не придерживались строгих приказов. Все зависело от человека...
Да, наряду с безмерными жестокостями, бывало и гуманное отношение немцев к военнопленным. Этого не следует забывать.
+ + +
И в заключение еще немного о роли Карпова в создании фальшивки. Знал ли он о деяниях Саенко, когда восхвалял в своей книге его "геройство"? Не мог не знать! Для этого было достаточно знакомство с воспоминаниями, приведенными в этой статье. Но Карпов явно проштудировал значительно больше материалов, чем автор предлагаемой статьи, вдобавок, он беседовал со многими участниками боев, включая Петрова. Об осведомленности Карпова о трагедии свидетельствуют задаваемые им Саенко вопросы. Он знает, что можно спрашивать, а что нельзя. Карпова не интересует первый и главный вопрос: "Были ли, не дай Бог, люди в штольнях, все ли успели уйти от взрыва?" – но только судьба взрывчатки... Далее, Карпов должен был поинтересоваться, что скрывается за многоточиями в воениздатском переводе воспоминаний фельдмаршала Манштейна. Должен он был знать и о версии № 1, представленной на Нюрнбергском процессе. Зная истину, по меньшей мере, имея возможность ее узнать, Карпов пошел по пути прославления убийцы. Прославляя преступника, Карпов становится его сообщником.
Манштейна и многие тысячи других нацистских преступников судили, они понесли заслуженное наказание. Но совершившие не менее подлые и кровавые дела заяцы, саенки и прочие – ушли от ответственности. Не пора ли вспомнить о них?
Хочу обратиться к обществу "Мемориал" с призывом заклеймить преступника Саенко, его начальство и сподручных, и водрузить Крест над взорванными штольнями, где под скалой погребены его жертвы; определить хотя бы приблизительно число убитых, по возможности установить имена некоторых их них; требовать расследования этого чудовищного преступления, одного из многочисленных, совершенных в ходе германско-советской войны по воле и приказу тогдашних кремлевских властителей.
Кое-что известно о гражданских Куропатах, но до сих пор закрытой темой остаются "военные Куропаты". Сколько же их еще хранит наше недавнее прошлое?
(Дугас И. Три точки... Инкерманская трагедия // Вече. Мюнхен. 1992. № 46 С. 162-181)
Справка об авторе (из "Вече" № 57, 1996)
Николай Алексеевич Дугас (1916-1995) в 1941 г. закончил физ-мат. факультет Николаевского пединститута, добровольцем пошел на фронт. В Харьковском окружении попал в плен, бежал, скрываясь у бельгийской границы до подхода американцев. Узнав о репрессиях по отношению к репатриируемым советским гражданам, решил эмигрировать в США. В 1987 г. под псевдонимом И.А. Лугин опубликовал книгу "Полглотка свободы" о тернистом пути преданных Сталиным советских пленных: от их мучений и гибели в гитлеровских лагерях вплоть до их насильственных выдач в СССР после войны (6-й том "Всероссийской мемуарной библиотеки" А.И. Солженицына).
К этому стоит добавить, что после занятия немцами Крыма расследованием Инкерманского преступления занималась совместная германско-русская комиссия. Найти ее отчет в данный момент мне не удалось. Возможно, также более подробная информация содержится в публикации "Невиданные злодеяния большевиков в Инкермане" в издававшейся в г. Симферополе газете "Голос Крыма" от 5 июля 1942 г. № 59 (65).
Огромное спасибо Михаилу Викторовичу за проделанную работу по сбору и изучению дополнительных источников по инкерманскому взрыву. Честно: спасибо.
Но есть и претензии по способу преподнесения материала, интерпретации фактов и другим жонглёрствам. Его манера всё извращать и передёргивать на антисоветский лад стала просто невыносима! Где христианское чутьё? Где чувство меры? Где честь, наконец? В своём безудержном желании обгадить советскую власть, он выуживает из любой помойной кучи подходящие к теме отбросы и комбинирует их по типу каждое лыко в строку – лишь бы «закидало».
Уже совсем не удивительно, что антисоветчику Назарову вполне годятся для доказательства его лживых клеветнических тезисов рассказы манштейнов «со товарищи» (Манштейн, без сомнения, лично раскопал и пересчитал количество погребённых под взрывом, а также провёл экспертизу – уже взорванных!!! – боеприпасов на «испорченность»). Ну как тут не поверить Манштейну?!. Но следуя логике двойных стандартов, верить «преступным» свидетелям советской власти по-назаровски совершенно недопустимо! Дешёвые журналистские выверты!
К слову, замечательное назаровское доказательство: причастность к НКВД. После одного только этого вообще больше нечего доказывать – виновен во всём, «преступник».
Сидя в тепле со стаканом чая, Назарову на удивление легко рассуждать о способности человека пробежать 300 метров за 18 минут по искорёженной снарядами гористой местности, под плотным неприятельским огнём и в темноте ночи. Браво, Михаил Викторович! Медальон с Манштейном ему на шею, на алой ленте!
Теперь по существу. На войне весьма часто приходится принимать одно из двух решений: плохого и очень плохого. Уничтожение боеприпасов, чтобы не достались врагу, всегда считалось, считается и будет считаться благоразумной практикой. Поэтому и планировался взрыв заранее, и это правильно. Это плохой выбор, но ещё худший – не уничтожить их и сдать врагу, чтобы этими боеприпасами потом тебя же и убили. Но только не для Назарова! У него своё видение войны: взорвали «испорченные» (где экспертиза?!) боеприпасы – «преступники». Это то же самое, что взорвать мост во время отступления: плохой выбор, но ещё худший – не взорвать. Однако Назаров, судия праведный, выносит приговор, и суд для этого не нужен: «преступление», «преступники», «виновны».
Эвакуация раненых из указанных госпиталей проводилась, что явственно видно из множества свидетельств, и не только из здесь указанных. Да, успели вывезти не всех – ну, дык, война, стреляют!.. Но по-назаровски это – преступление. И за него ещё «ответить» надо.
Очень может быть, что Михаил Викторович не в курсе, какие страдания претерпели пленённые в Севастополе военнослужащие (о раненых даже и говорить не стоит). Какие нечеловеческие муки они переносили на жаре, без воды и еды, без медицинской помощи, ведомые пешком через весь Крым и далее!.. Умереть мгновенно от такого взрыва, вероятно, мечтал каждый из них, но увы, «посчастливилось» не всем. Да, это плохой выбор – погибнуть от спланированного взрыва ради стратегической необходимости, но ещё худший выбор – попасть в тот самый севастопольский плен.
Но Назарову этого не понять. Был бы лишь повод и хоть какая-то зацепка обгадить советскую власть.
Антисоветчик – всегда русофоб (с).
Оказывается, не все совпатриоты в рот воды набрали после своей позорной дискуссии в комментариях (см.: https://rusidea.org/25062909)... Нашелся один, кому плюнь в глаза - Божия роса. Но это Вас же и обличает.
Во-первых, не надо приписывать мне авторство приведенных в тексте фактов и свидетельств - все они снабжены источниками.
Во-вторых, потрудитесь доказать, что их авторы (в данном случае Дугас и советские военачальники) "передергивают" и т.п. "в своём безудержном желании обгадить советскую власть", докажите, в чем они неправы.
В-третьих, если по-Вашему НКВД самая человеколюбивая организация, о которой подумать плохое грешно, а советская власть вообще не способна на подобные преступления, то почему и куда за 1917-1959 гг. в нашей стране исчезло 66 миллионов человек (согласно советской же статистике)? ("Но Назарову этого не понять. Был бы лишь повод и хоть какая-то зацепка обгадить советскую власть...")
И в-четвертых, благодарю и Вас за признание, что Вы сами бы нажали на взрывную кнопку: если согласно Вашему "христианскому чутью" и "чести" убить тысячи своих раненых было великим народолюбивым актом советской власти ("умереть мгновенно от такого взрыва, вероятно, мечтал каждый из них"), то после таких слов я искренне желал бы Вам оказаться на их месте (вместо них) с радостной мечтою об эпитафии на своей краснозвездной братской могиле: "Слава КПСС! Антисоветчик – всегда русофоб (с)".
Скажите же, как следовало поступить со складом боеприпасов? Что должно было предпринять командование в сложившейся ситуации?
Не удивлюсь, что ответ будет: вступить в ряды власовцев или что-то в этом ключе.
Стало быть, Вы не отрицаете этого взрыва каменоломен вместе с людьми, а оправдываете его Вашим "христианским чутьем". В чем тогда Ваши претензии к опубликованному материалу, описывающему столь доброполезное деяние советской власти? Просто Дугас и Назаров не обладают такой же нравственностью, как НКВД, сов. власть и Вы.
НН: Вам показалось, что я отрицаю этот взрыв? Это словно отрицать 2МВ, такая же глупость. Претензии не к фактам, а к их интерпретации, она сплошь построена на передёргивании и навешивании ярлыков.
Вы заметили, что под этой статьёй уже и не пишет никто? - вероятно, "нахлебались" от прошлой аналогичной, ибо гниль антисоветчины слишком выпукло обозначилась в торчащих из текста авторских ушах. Народ просто пачкаться не хочет. А меня, вот, за живое берёт, я севастополец.
Кстати, ответьте и вы на поставленный выше вопрос, как следовало поступить командованию в ТОЙ САМОЙ ситуации? Как бы лично вы поступили на месте командования? Ведь сейчас, с высоты прожитых лет легко "осмотреться" и принять правильное решение. Решите же!..
МВН: из текстовых свидетельств по приводимым вами ссылкам: "—сказала 75-летняя Лидия Гавриловна Пошивалова, которая девять месяцев провела в штольне. —Оттуда нас и забрали через три дня после взрыва. Немцы сожгли раненых. Я видела все это. Я стала седой. Потом, уже после войны, пришла на это место. Я землю эту целовала". Видите, немцы СОЖГЛИ раненых! Это свидетельство очевидца, который поседел от увиденного. Но взорвать их одним разом было менее гуманно по-вашему, верно? Мне понятна ваша нерешительность человека сугубо гражданского, не нюхавшего пороха войны и не привыкшего, не готового принимать ответственных судьбоносных решений. Но командование Красной Армии было решительным и твёрдым, и хотя ошибки и просчёты случались, тем не менее оно умело решать сложные задачи и решило их, наконец, все - в Берлине.
Да, Саенко, на мой взгляд, был герой. Далеко не каждый человек способен был бы на подобный поступок: когда надо с одной стороны выполнить поставленный приказ, а с другой совершить свой личный нравственный выбор - взорвать штольни с возможным убийством своих же сослуживцев и соотечественников. Уверен, он сделал это вовсе не потому что привык в качестве "кровавого НКВДшника" убивать сограждан, а потому что понимал, что грядущая трагическая неизбежность в итоге выгоднее и для страны и для людей.
"немцы СОЖГЛИ раненых!" - это в штольнях-то? Наверно, у вашей свидетельницы Лидия Гавриловны в школе были двойки по химии и физике? Подумайте, сколько горючего и кислорода нужно для сжигания тел, причем в закрытом пространстве. Да и зачем? Чтобы этих раненых не попытались спасти врачи доктора Бамма и чтобы вызвать этим возмущение человеколюбивого советского агитпропа?
И еще: народ и Россию ли защищал Саенко своим "подвигом", или власть богоборческой партии над своим народом, к которому она в данном случае отнеслась по принципу: "так не достанься же никому".
Не вижу дальнейшего смысла в дискуссии с таким "христианским чутьем", как у Вас: «Командование Красной Армии было решительным и твёрдым... Да, Саенко, на мой взгляд, был герой. Далеко не каждый человек способен был бы на подобный поступок». Вот именно: не каждый, при этом зачем-то замазывая свое "гуманное геройство" лукавым враньем (мол, людей там не было, а была колонна немецких танков) - зачем же вашему герою так слюняво скромничать и так принижать свою решительность и масштаб "героизма"? Почему даже "решительная" советская власть, в отличие от "чуткого христианина" Сергея К., умаляла свою решительность в данном случае, замалчивая о нахождении в штольнях тысяч людей, не только раненых, но и женщин с детьми, и даже утверждая об их эвакуации ? И героизировать это подлое, но "гуманное" массовое убийство своих – тоже способен не каждый.
Всё уже сказано, и каждый делает выбор согласно своей нравственности. Но мне Вас искренне жаль. И сколько же вас таких манкуртов с искореженной гнилой совестью осталось после беснований богоборческого марксизма-ленинизма русской земле...
Действительно, если это был "геройский подвиг командования Красной армии" и именно так «каждый из раненых советских солдат мечтал умереть мгновенно от такого взрыва». - то почему советская власть стала упорно отрицать этот гуманный подвиг?
НН: вы скользкий тип, перевираете сказанное мной (я не говорил, что сожгли В ШТОЛЬНЯХ, и свидетельница Пошивалова этого не говорила), и на поставленный простой (хотя, реально непростой) вопрос упрямо не отвечаете. Кишка тонка?..
Спрашиваете: "народ и Россию ли защищал Саенко своим "подвигом"? Чужая душа потёмки, а внешняя сторона подвига очевидна - военнослужащий грамотно и в срок выполнил поставленный труднейший приказ, чем обеспечил ликвидацию огромного склада боеприпасов под носом у врага. Но в любом подвиге вы торопитесь разглядеть "червоточинку", типа Матросов подскользнулся, Гастелло промахнулся и т.п. Продолжайте кидать дерьмо на вентилятор - всё на вас же и летит.
МВН: "...Не каждый, при этом зачем-то замазывая свое "гуманное геройство" лукавым враньем (мол, людей там не было, а была колонна немецких танков)". Покажите СВИДЕТЕЛЬСТВО САЕНКО, где он говорит, что людей рядом не было. Саенко с группой подчинённых выполнил поставленный приказ, точка. Он уж точно был бы преступником, если бы не выполнил его. "...И даже утверждая об их эвакуации" - вы отрицаете свидетельские показания, в том числе командиров КА, что эвакуация проводилась (хотя и не была полной), таким образом продолжаете врать и передёргивать, да ещё и клевещите на меня. Впрочем, ваш стиль заурядного журналистишки из жёлтой прессы уже стал вполне узнаваемым, так сказать, визитная карточка...
"Не вижу дальнейшего смысла в дискуссии" - согласен, только ответьте прежде на мой вопрос. Или тоже кишка тонка?
Вы оба уцепились за приятный для вас повод поёрничать и поскрежетать зубами над советской властью, над её героями, в то время когда они ДЕЯТЕЛЬНО защищали Отечество, как могли, как умели, а вы - только и умеете, что на диванах и в тепле критиковать то, на что сами не способны. Бездарные и бесплодные диванные стратеги!
Итак, жду ответ на вопрос. Сорвём же маски!
Это именно Вы, несчастный упертый совпатриот, не хотите отвечать на приводимые Вам факты. Повторяю вопрос: если это был "геройский подвиг командования Красной армии" и именно так «каждый из раненых советских солдат мечтал умереть мгновенно от такого взрыва», - то почему советская власть стала упорно отрицать этот гуманный подвиг?
Однако дам ответ на Ваш вопрос: «Как следовало поступить командованию в ТОЙ САМОЙ ситуации? Как бы лично вы поступили на месте командования? Ведь сейчас, с высоты прожитых лет легко "осмотреться" и принять правильное решение».
Как поступила бы лично я в той самой ситуации. Я сочла бы сохранение жизней тысячам своих соотечественников несравнимо большей ценностью и целью, чем предотвращение попадания каких-то железок в руки немцев.
Помимо этого главного, даже если боеприпасы в штольнях не были испорченными (как пишет Манштейн, но Вы ему не хотите верить), они по калибру и другим характеристикам не подходили к немецкому оружию. Немцы могли бы их использовать только в советском трофейном оружии, которое опять-таки требовало постоянно имеющихся в наличии советских боеприпасов и запчастей, что было проблематично. Да и к чему немцам были эти сложности, неужели у Вермахта не было достаточно своего оружия и боеприпасов?
Судя по другим примерам, красные политруки в данной ситуации руководствовались не уничтожением боеприпасов, а скорее приказом Сталина «Об ответственности военнослужащих за сдачу в плен» (от 16.8.1941), где предписывалось сдавшиеся в плен части «уничтожать всеми средствами, как наземными, так и воздушными». И таких случаев известно немало. Вот и раненых в штольнях не допустили превратиться в пленных, заблаговременно уничтожив. Поэтому все советские пленные были Сталиным брошены на голодную смерть, он отказался от них (как "изменников Родины"), от их снабжения через Международный Красный Крест, как это делали все воевавшие армии.
В сущности главный вопрос тут: была ли т.н. "советская власть" (точнее террористическая диктатура богоборческого марксизма-ленинизма) добром или злом для нашего народа? Не стану Вам приводить ее христианскую оценку, поскольку Вы ее не вмещаете. Приведу сухую статистику – наглядный ответ на этот вопрос дан цифрами чудовищных человеческих потерь от этой власти – в статье Курганова "Три цифры", которую Вам уже дважды рекомендовали, но Вы ее игнорируете.
А ведь лишь из этого главного вопроса о сущности сов. власти можно сделать верный ответ на Ваш вопрос о взрыве людей в Инкерманских каменоломнях: «как следовало поступить командованию». «С высоты прожитых лет» очевидно, что военному командованию следовало давно сделать всё возможное, чтобы не допустить оккупацию России еврейской богоборческой сектой большевиков. А раз уж допустили – сделать всё возможное для свержения их власти, даже и в условиях войны, чтобы вести ее "за Родину!", а не "за Сталина!". На это надеялись настоящие русские патриоты, стремившиеся в те годы создать Русскую силу против внешнего врага и против внутреннего. К сожалению, это не удалось, потому что свободная Россия никому в мире не была нужна. Но этот нравственно единственно верный ответ Вы тоже не способны вместить, поскольку для Вас антирусская власть богоборцев – "добро" только потому, что она оккупировала Россию первой. Итог этой оккупации (в т.ч. "победы над фашизмом") мы увидели в 1991 году и до сих пор последствий не преодолели. В т.ч. в умах таких людей, как Вы...
На этом я также заканчиваю полемику с Вашим кровожадным большевистским "христианским чутьем".
Выплыла очередная правда, но она ничего не даст, ведь у нас президент - чекист, а чекисты бывшими не бывают.
НН: "то почему советская власть стала упорно отрицать этот гуманный подвиг?" - прежде чем, приведите доказательство "упорного отрицания советской властью". Насколько понимаю, факт взрыва никто никогда не отрицал, а умолчание о сопутствующих жертвах не является отрицанием их наличия. Так что снова передёргиваете и врёте.
Спасибо за ваш ответ: "Я сочла бы сохранение жизней тысячам своих соотечественников несравнимо большей ценностью и целью, чем предотвращение попадания каких-то железок в руки немцев". Думаю, командование КА было не глупее вас, и приняло другое решение, и в итоге и оно, и другие решения оказались правильными - мы победили! Кстати, вам бы следовало поинтересоваться свидетельствами о том, как страдали защитники Севастополя в немецком плену. Это был настоящий ад, где живые завидовали мёртвым. Когда будете читать, будете плакать, поверьте. Так что, может, ещё и передумаете с окончательным ответом. И неужели вас не смущает то, что немцы раненых из этих штолен сожгли сразу?..
И к слову, это не "какие-то железки", это огромное количество боеприпасов - 500 вагонов! Так же цинично можно было "парировать" на ваше замечание о жертвах - "какие-то люди", но никто этого не делает, потому что это люди.
"Как пишет Манштейн, но Вы ему не хотите верить" - нет ни единого основания ему верить. Всё говорит об обратном (про "испорченность" боеприпасов). К вашему сведению, многие боеприпасы подходят к разным маркам оружия.
"неужели у Вермахта не было достаточно своего оружия и боеприпасов" - оружия и боеприпасов НИКОГДА не бывает достаточно, именно поэтому выпуск и того, и другого НИКОГДА не прекращался, даже до сих пор.
"В сущности главный вопрос тут: была ли т.н. "советская власть" (точнее террористическая диктатура богоборческого марксизма-ленинизма) добром или злом для нашего народа?" - примитивное обобщение. Мы разбираем конкретный трагический случай из ВОВ, а вас заносит на глобальные выводы.
Между прочим, любая власть - это диктатура. Самодержавие - тоже. Не надо бояться слова диктатура, оно хорошее )
"Сделать всё возможное для свержения их власти, даже и в условиях войны" - настоящий "кухаркин" размах и понимание, КАК НАДО управлять государством, особенно в условиях войны. Власову после этих ваших слов стаканчик студёной воды поднесли в аду. Браво!
МВН: А Михаил Викторович, похоже, смелости ещё не набрался ответить на мой вопрос, послал вперёд себя барышню... Ай, молодца!
Предлагаете почитать брехню Курганова - почитал: умозрительное жонглирование цифрами. Как говорится, есть ложь, есть наглая ложь, а есть статистика (с). Это она самая, как раз на ваш "вентилятор".
Прекрасная строка из биографии автора: "В августе 1942 г., перед занятием немецкими войсками Ессентуков, будучи антикоммунистически настроенным, принял решение остаться в городе и сотрудничать с оккупационными властями. В декабре 1942 г. покинул Ессентуки вместе с отступавшими немецкими войсками. Добрался до Берлина, где работал сварщиком на заводе. Участвовал в деятельности Власовского движения в качестве члена национального совета Комитета освобождения народов России (КОНР)". Разумеется, верить нужно именно этому человеку! За сим - ещё один стаканчик Власову! Он там, в аду, просто молится за вас. За всех вас, власовцы проклятые!
"Данные исследований Курганова (Кошкина) получили известность в среде эмиграции, на них ссылался А.И. Солженицын" - ещё один ваш замечательный светоч вашей правды. Ха-ха-ха! Вменяемые люди уже давно не воспринимают солженицынскую художественную брехню.
Вопрос Сергею К.: Вы верите только в советские версии, но в чем, например, "брехня" Курганова? Цифры-то он использует официальные советские. И вообще, какие у Вас основания верить благоуханному "вентилятору" советского агитпропа, который долгое время даже цифры советских потерь в войне многократно занижал... На аргумент о сталинском приказе уничтожать своих пленных "изменников Родины" Вы предпочли не ответить... А о Власовском движении советую прочесть книгу немецкого историка И. Гофмана, и другую его книгу: "Сталинская истребительная война (1941–1945 годы)". У него всё основано на проверяемых документах.
Заметил, что здесь в хорошем тоне не отвечать на вопросы. Поэтому утештесь тем, что я вас хотя бы не проигнорировал. Да и нет смысла отвечать, ведь любой "просоветский" ответ вас не устроит. Скажу лишь, что упомянутый приказ Сталина притянут к рассматриваемой истории натурально за уши. Оставляю вас с вашим милым Власовым и власовцами.
"Заметил, что здесь в хорошем тоне не отвечать на вопросы". Наверное поэтому Вы не ответили и на мой: в чем "брехня" Курганова? Раз уж Вы его обвиняете - докажите. Кстати, я посмотрел всю дискуссию здесь и в параллельной теме: на все Ваши аргументы тут были даны ответы и заданы Вам резонные вопросы, на которые Вы не нашли, что ответить по сути. Поэтому с Вами далее никто уже общаться тут не желает.
Интересно, а это не тот Саенко, который в ЧК прославился садизмом?
...И вновь возвращаешься к вопросу «ЗАЧЕМ?». Зачем вы устраивали революции, убивали, гнали людей, разрушали церкви, дома, заводы, гнобили страну, деля её на всякие там украины? Чтобы что? Построить новый мир всеобщего счастья? На костях, на крови, на несчастье других, несогласных? Построили? Так чего же вы опять открываете рот, изрыгая славословия своим божкам, лениным, сталиным и прочей нечести. Хотите повторить? Хотите поломать жизнь десяткам, сотням тысяч людей, миллионам. А скорее уничтожить их... Знаю, что вопросы риторические и ответа на них не будет, потому что у этих ленинцев-сталинцев нет Бога в душе, а вместо совести один только тезис – цель оправдывает средства. http://www.alt-srn.ru/story/1-latests-news/2320-2016-07-25-16-24-36
Был в Севастополе. Разыскал на кладбище на Северной стороне (возле Никольского храма) могилу Саенко. Сфотографировал, помолился об упокоении.
http://tnkscr.net/ukXGAY.jpg
http://tnkscr.net/gZSzoa.jpg
И ещё о могиле.
Севастопольцы бережно хранят память о своих героях, и могила Саенко тому подтверждение. Мне было приятно находится рядом с ней, и осознавать свою причастность к этому человеку. Я севастополец, и этим он мне дорог, потому что он жил в моём городе и воевал за него. Теперь упокоен здесь с миром. Я безмерно горд тем, что родился и вырос в таком городе, за который воевал такой человек, как Саенко. Подвиг его бессмертен!