6. О православной государственности и удерживающем принципе вечного Рима (Третий Рим)

На фоне рассмотренных примеров нетрудно увидеть, почему только православное мiровоззрение дает верные ориентиры в государственном строительстве: оно связывает с Богом и облагораживает не только свободу, равенство и братство (оторванные от Бога, они лишаются подлинного смысла), но и вообще все ценности и природные данности бытия, ставя каждую на верное место в шкале ценностей между личностью и Богом.

Свобода личности – несомненная ценность, данная нам Богом в нашей природе как свобода воли, без которой человек перестал бы быть человеком (к чему по сути и стремился марксизм). Но, в отличие от либеральной демократии, эта ценность не самодостаточна: она требует положительной и абсолютной цели – служения Истине. Христос учил: «Познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин. 8:32), – вот непременное условие подлинной свободы. При его отсутствии свобода становится саморазрушительной и, злоупотребляя ею, человек тоже перестает быть человеком, превращаясь в эгоистичное животное, порабощенное своими греховными страстями (то есть силами зла) – а это высшая степень несвободы. Назначение православного государства состоит в обезпечении максимальной отрицательной свободы человека – свободы от внешнего зла и от внутреннего греха, для обезпечения максимальной положительной свободы – свободы для служения Замыслу Божию.

Коллектив (или общество) – тоже несомненная ценность, данная нам Богом для человеческого рождения в семье как первичной ячейке и созревания к будущей вечной жизни. Ни одного из своих высших качеств человек не развил бы в одиночку, не выработал бы даже речи. Однако марксизм свел эту природную данность к принудительному принципу муравейника; либеральная демократия низводит общество до уровня животной стаи, волю которой возвела в ранг псевдобожества. И в том и в другом случае было отвергнуто Божественное назначение человека.

Только в православном государстве все люди уважаются как созданные по образу и подобию Божию и потому обладают подлинным равенством – перед Богом. И тогда их природный коллективизм облагороживается и возводится до своего высшего уровня – до церковного народа как соборной личности, имеющей в истории свою задачу, согласную с Замыслом Божиим. Лишь в таком соборном служении правде Божией, а не в исполнении индивидуальных желаний или желаний своей агрессивной стаи, раскрывается подлинное духовное существо человека. Оно сохраняет предельно личностный характер, ибо спасение каждого человека достигается его личными духовными усилиями – и одновременно предельно коллективный, ибо главное средство спасения состоит в заповеданной нам любви к другим людям. Таково подлинное братство как осознание взаимной ответственности всех людей перед Богом в едином церковном народе в пространстве и времени, через все поколения – оно-то и называется в Православии соборностью.

Государство – тоже важная ценность: это организованная форма земного бытия народа. Однако, в отличие от фашизма, в Православии и эта ценность не абсолютна. То есть государственная власть не имеет оправдания в самой себе. Она является лишь формой защиты народа от зла, воспитания в знании Истины и опять-таки организованного служения более высокой ценности – Замыслу Божию.

Глава такого государства должен получать соответствующее посвящение от Бога (каковое дается людям в церковных таинствах во всех важных случаях жизни: при рождении, венчании, смерти); он должен быть независимым от воздействия политических и прочих интриг; должен иметь соответствующую специальную подготовку. Наилучшим образом это обезпечивает наследственная православная монархия. (Кстати, русское слово "государство" происходит от "Государь": это страна под управлением Государя, Царя.)

Такая власть необходима, поскольку человеческая природа и весь мiр находятся в состоянии повреждения вследствие грехопадения, поэтому и требуется людям независимая от них (самодержавная), но зависимая от Бога верховная власть, ограничивающая и человеческую мятежную греховность, и действие в мiре сил зла. Такая власть защищает не только современное поколение своих граждан, но и духовное призвание народа во всех его поколениях, живших ранее и идущих нам на смену. Признание людьми такой самодержавной власти, служащей Божию Замыслу, – не проявление рабства, а самоограничение в борьбе с собственным греховным своеволием и уважение своего народа как надвременного целого. Такова суть православной монархии как строя, наиболее благоприятного для защиты народа от сил зла.

Лишь православное государство относится к человеку как безсмертному существу, созданному для жизни вечной. Этим (а не только преходящими земными мерками) определяются верные критерии как полномочий и законов государства, так и прав и обязанностей гражданина. Православное государство не подлаживается к греховному состоянию человечества (в чем суть демократии), а исходит из «образа и подобия Божия» в человеке. Такое государство призвано обезпечить человеку максимально благоприятные условия полноценного развития – как существа и материального, и духовного, исходя из конечной цели человеческой жизни и смысла истории: достижения Царствия Божия.

Поэтому православная государственность, подобно тому, как во Христе неслиянно и нераздельно соединено Божественное и человеческое, также имеет аналогичное строение. Возникает "симфония" (созвучие) церковной и государственной властей, разными средствами служащих одной цели. Церковь заботится о душах людей, борясь с внутренним злом в них и спасая их к Небесной жизни; государство же, возглавляемое Помазанником Божиим, заботится о жизни земной, ограждая ее, насколько можно, от действия внешних сил зла и создавая Церкви наиболее благоприятные условия для подготовки людей к спасению.

В этом важное отличие Православной Церкви от католической, которая вместо принципа "симфонии" соблазнилась соединением и духовной и земной власти в руках римского папы. Борьба папства с монархами за обладание государственной властью исказила и монархии – возник западный абсолютизм: независимая от церкви и от ее нравственных ограничений власть королей. В протестантских государствах отказ от симфонии властей принял другую крайность: монарх становился и главою подчиненной ему церковной структуры. (И те и другие западные христиане не сохранили свои монархии, уступив власть иудаизированному капиталу, ибо они все же не могли противопоставить слугам сатаны столь же циничные средства борьбы.)

В этом состоит и важное отличие православного самодержавия (что означает не "абсолютную" власть, а суверенную и политически независимую от других сил) от былого неограниченного абсолютизма западных королей, правивших до победы демократий. Ибо власть православного Царя ограничивается условием ее служения Богу. Преподобный Иосиф Волоцкий (один из наиболее правых идеологов царской власти) прямо утверждал, что неправедный Царь – «не Божий слуга, но дьявольский»[26], и ему следует противиться даже под угрозой смерти.

Таким образом, в христианскую эпоху только православная государственность была подлинно христианской удерживающей и соответствовала словам апостола Павла о силе, удерживающей мiр от пришествия антихриста: «тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь...» (2 Фес. 2:7; курсив наш). Западная же цивилизация, оставаясь по происхождению христианской, после откола от Православия и введения демократии стала христианской апостасийной, поддавшейся воздействию "тайны беззакония".

+ + +

Здесь нужно подчеркнуть, что удерживающая государственность – не наше русское изобретение, а универсальный вселенский принцип, осмысленный в святоотеческой традиции. Поскольку Закон Божий един для всех людей и народов, из него вытекает и единый для всех идеал государственного устройства, удерживающего мiр от зла и распада в хаос.

В христианской истории этот идеал государственности лишь проходил различные этапы совершенствования в виде трех вселенских Империй, являвшихся каждая в свое время полюсом притяжения для многих народов, стремившихся к «удерживающему». Конечно, государственность ни одной такой вселенской Империи не охватывала всего мiра, но она несла в себе его вселенский смысл и стремилась приобщить к нему как можно больше народов, чего каждый из них по отдельности не мог бы достичь. Образно говоря, за пределами вселенской Империи история не имеет собственной положительной энергии развития и лишь пассивно пользуется удерживающей силой исторического центра – или же, в противном случае, подпадает под отрицательное воздействие антихристианской "тайны беззакония".

Сначала эта империя, языческий Рим, лишь физической силой объединила многие народы в служении единому государству. Тогда это совместное служение было лишь прагматически осознанным: предпочтение единого государственного порядка – племенному хаосу и произволу сильного племени над слабым, в результате чего ранее истреблялись целые народы. Тем самым организованная структура римской власти уже удерживала зло, почему апостолы и призывали подчиняться ей, предпочитая принцип власти принципу произвола (только так они трактовали и саму власть, которой следует подчиняться: «ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых» – Рим. 13:3). Создание такой империи было возможно вокруг наиболее многочисленного и организованного народа, подававшего пример другим и несшего большее бремя общегосударственных забот. Таковым народом были тогда рациональные и дисциплинированные римляне, создавшие небывалую ранее систему управления и права (лежащую по сей день в основе правовой системы западных государств). Благодаря всему этому и другие народы, включенные в империю, получили более благоприятные возможности для своего развития.

Сходную положительную роль отчасти играли и предыдущие великие империи – Ассиро-Вавилонская, Мидо-Персидская, Греко-Македонская. Но Римская империя стала уникальной – по факту и месту воплощения в ней Сына Божия, Христа, Который тем самым придал именно ей значение того царства, которое, согласно видению пророка Даниила (см. в Х главе книги), будет существовать до второго пришествия Христа, то есть до конца истории. (в каком виде – другой вопрос, об этом подумаем в заключительной главе.) Поэтому название Рима после его падения стало переходящим: духовный смысл вселенской империи как главной арены истории был важнее территориального, и она в виде странствующего царства становилась поочередно достоянием различных народов, достойных ее. Вот какой смысл содержится в наименовании Рима "вечным городом".

Однако в первом Риме еще сохранялось неравенство народов. Неравенство было свойственно им в силу разных уровней развития, но оно в империи оформлялось и юридически: полноправными были лишь римские граждане, получавшие соответственно и больше культурных и экономических благ; жители же римских колоний могли получить такие же права лишь в виде особой заслуги. Таким образом, в духовном плане это было еще только безсознательное подготовительное служение той промысленной Богом государственности, которой предстояло возникнуть позже.

Новый (или Второй) Рим, как назвали Константинополь (прежнее название – Византия), столицу Восточной Римской Империи, ознаменовал следующий ее этап – византийский. Первый христианский Император Константин в IV веке промыслительно перенес столицу в новое место, чтобы не наливать новое вино в старые мехи. И Византия осознала своей целью уже не только внешнюю организацию жизни входящих в нее народов, но открытие им истины о духовном устройстве мiра. Сама организация жизни Империи во всех областях – образовании, экономике, юриспруденции, обороне, внешней политике – была направлена на облегчение людям достижения главной и конечной цели: вечной жизни в Царстве Небесном. Этой цели были призваны служить разными средствами и государственная, и церковная власти на осознанном тогда же принципе их симфонии.

Такая Империя сплачивается уже не только принудительно-административным способом, но и религиозным осознанием разными народами должной общности исторической судьбы. Их соборное служение общему благу и общей истине происходит уже на основе все более утверждающегося равноправия. При этом ведущий, державообразующий народ (в данном случае греки) является также и носителем истинной религии, образцом служения истинному Богу. В этом качестве он по-прежнему имеет больше прав, но и больше ответственности и обязанностей.

Правда, все эти качества православной Империи в Византии часто были еще далеки от совершенства, они лишь постепенно осознавались и формировались. А багаж развитой языческой культуры Рима и Греции этому мешал, вводил в соблазны и поспособствовал закату Второго Рима, который, ослабев духовно, не смог сопротивляться грубым завоевателям. Так что роль Второго Рима была подготовительной и заключалась в выработке истинных принципов государственности, служащей замыслу Божию.

Третьим Римом после навязанной Константинополю католиками Флорентийской унии (1439) и его последующего сокрушения турками в 1453 году стала Московская Русь как преемница и чистоты православного церковного учения, утвержденного Вселенскими Соборами, и стержневого православного Царства, призванного удерживать от зла земную жизнь народов в согласии с Божиим Законом. Это не было "русской национальной гордыней" (как полагают наши западники), а возложением на себя тяжелого бремени ответственности за судьбу православного мiра.

Эта преемственность была естественна, ибо Русь долго являлась в церковном смысле составной частью Византийской (Восточной Римской) Империи: Константинопольский Патриарх полтысячелетия был одновременно и каноническим русским Патриархом, а Константинополь на Руси называли Царьградом, ощущая также и своей духовной столицей. Византия сама прививала русским эту идеологию – что они часть Византийской Империи, и даже считала русских монархов "стольниками" Императора Византии со столицей в Царьграде – единственного монарха во вселенной, отличающегося от всех поместных государей: он был Помазанником Божиим для всех православных христиан, и его имя должно было поминаться во всех храмах. Эта мысль, например, в 1393 году подчеркивается в грамоте Патриарха Антония московскому Великому Князю Василию I.

При падении Византии русские оказались единственным связанным с нею православным народом, который не был порабощен турками; почти одновременно произошло и окончательное освобождения Руси от татарского ига. Это был и самый большой народ – в отличие от сербов и болгар, которые были порабощенными и слишком слабыми.

К тому же русские правители были издавна и многократно породнены с византийскими Императорами династическими браками – начиная с женитьбы св. Князя Владимiра на царевне Анне, с чем связано Крещение Руси, и до передачи внучкой Императора Мануила II Палеолога и племянницей последнего византийского Императора Константина XI Софьей Палеолог, ставшей в 1472 году супругой Ивана III, наследственных прав Русскому Царству. Поэтому государственная идеология преемственности Москвы как Третьего Рима была столь самоочевидной, что в том или ином виде отразилась одновременно во многих документах как русских, так и иностранных.

Из иностранных можно отметить папские инструкции римским послам, которым было поручено завлечь Русь в унию при обещании Константинополя как «законного наследия русских царей». После женитьбы Ивана III на Софье Палеолог, в 1473 году венецианский сенат обратился к русскому монарху с таким же напоминанием: «права на византийскую корону должны перейти к вам»[27]. Все это было еще до появления всех известных ныне русских письменных источников о Третьем Риме – они являются более поздним оформлением этой самоочевидности.

Эти иностранные документы являются также косвенным признанием того, что попытка франкского короля Карла Великого объявить в 800 году "восстановление Римской империи" через принятие из рук римского папы императорского титула была узурпацией чужих прав, поскольку тогда Империя преемственно существовала со столицей в Константинополе и ее монарх по-прежнему носил титул римского (ромейского) Императора. Не зря папство попыталось обосновать свое право на власть якобы полученными (подложными) документами от Императора Константина Великого. Да и сам Карл пытался узаконить свою узурпацию посредством брачных союзов с византийскими династиями, сознавая, что восстановил лишь территориальную преемственность от первого Рима, но не более важную – легитимно-правовую и духовную. Ведь под покровительством византийского Императора созывались Вселенские Соборы, Константинопольский Патриарх уже с VI века получил почетный титул Вселенского, то есть духовный центр вселенной был в Византии, откуда и перешел на Русь.

Именно при Иоанне III на Руси стал использоваться двуглавый орел в качестве герба, преемственного от ромейско-византийского Второго Рима (где этот древний восточный символ победы и власти был принят еще первым христианским Императором Константином и считался официальным гербом при последней династии Палеологов)[28]. Известна русская государственная печать 1497 года с изображением двуглавого орла. А последующее помещение на груди орла еще и традиционного русского всадника с копьем (Московский герб), поражающего дракона, подчеркивало удерживающее значение Третьего Рима, противостоящего злу – и это отличало русского двуглавого орла от всех западноевропейских притязателей на тот же герб.

В числе первых русских письменных источников, отражающих такую преемственность Московского Царства от Второго Рима, можно назвать "Повесть о Флорентийском Соборе" Симеона Суздальца (около 1441 года – то есть, это была реакция уже на Флорентийскую унию), "Повесть о белом клобуке" и "Повесть о взятии Царьграда" (обе – вторая половина XV века), послание ростовского архиепископа Вассиана Ивану III на Угру (1480). Еще более конкретно эта мысль выражена в Пасхалии митрополита Зосимы 1492 года. На этом фоне знаменитые слова старца Филофея из псковского Спасо-Елеазарова монастыря о «Москве – Третьем Риме» в посланиях Великому Князю Василию III и дьяку Мунехину (первая четверть ХVI века) прозвучали как само собой разумеющиеся и были в виде официальной идеологии Руси повторены во многих позднейших документах (Родословие великих князей русских и др.), занесены в Степенную книгу (1560–1563) и в текст Уложенной грамоты (1589) об учреждении русского патриаршества[29].

Примечательно, что Третьим Римом назвал Москву сам Константинопольский Патриарх Иеремия, приехавший для поставления первого русского Патриарха Иова. То есть порабощенный турками Второй Рим (надеясь на русское избавление от турецкого гнета) сам признал Русь своей преемницей, а ее Царей – преемниками византийских Императоров. Неудивительно, что в эту эпоху распространяются легенды о происхождении русских Царей от римского императора Августа и складывается убеждение, что Русь – главное царство вселенной (летописный свод 1652 года). В объединении всех православных народов вокруг Русского Царства заключался и главный замысел реформ Патриарха Никона (историософский масштаб которых, к сожалению, был не понят ни их исполнителями, ни старообрядцами).

Так, получив от Византии безупречно выраженную православную веру и государственную идеологию, не нуждавшуюся в характерных для византийской эпохи спорах по ее уточнению, русская Империя полнее всех в мiре воплотила этот должный идеал. Этому способствовало и то, что у русских, в отличие от греков, не было разработанной дохристианской философии, поэтому христианство стало первым всеобъемлющим мiровоззрением, которое наполнило собою государственность во всех ее областях и на всех уровнях. Тем самым Третий Рим стал последним не только в хронологическом порядке, но и третьей, высшей, ступенью совершенствования вселенской Империи.

Уже Крещение русского народа в IX веке было воспринято им не как узконациональная цель, а как приобщение Руси к вселенской Истине, данной Богом всему человечеству, что было ярко выражено в "Слове о законе и благодати" митрополита Илариона (ХI век). Таков изначальный смысл русской идеи. Когда же Русь осознаёт себя стержневым Царством истории, русская идея обретает форму спасения уже не только своего народа, но и как можно большего числа народов. Вот в чем был историософский смысл успешного расширения православной Российской Империи, которая включала в себя на равных основах всё новые и новые племена и делала для них доступным добровольное приобщение к Закону Божию. Такова природа геополитического чуда России в виде ее огромности на карте мира: Бог дал эту территорию должной земной власти, для выполнения ее вселенской спасительной миссии.

Это увидел в русском народе даже в 1938 году немецкий философ В. Шубарт: «Вопрос: в чем предназначение русских на Земле? – тут же оборачивается другим вопросом: в чем предназначение человека на Земле? Русские непроизвольно связывают политические проблемы и задачи с последними вопросами человеческого бытия. В судьбе своего собственного народа они не увидели бы никакого смысла, если бы этим одновременно не раскрывался для них смысл судеб всего мiра... Можно без преувеличения сказать, что русские имеют самую глубокую по сути и всеобъемлющую национальную идею – идею спасения человечества»[30].

Даже внешне Российская Империя отличалась от колониальных европейских тем важнейшим качеством, что все народы в ней были юридически равны, именно потому, что все ощущались духовно равными – как созданные по образу Божию и равные перед Ним. Ни один народ не понес материальных или духовных утрат после включения его в Империю, наоборот, только в ее составе многие могли сохраниться и созреть до более высоких уровней самосознания. (Выход из православной Империи, что в революционные годы начала ХХ века происходило по притязаниям на власть честолюбивой националистической интеллигенции, мог означать лишь деградацию для отделяющегося народа и его попадание в зависимость от апостасийного мiра.)

А державообразующий русский народ – в лице великороссов, малороссов и белорусов – не только нес обычное имперское бремя забот культурно-социальных, организационно-административных, оборонных, но и осознавал это как свой национально-религиозный долг перед Богом. При этом национальное и религиозное образовали у русских, по аналогии с двумя природами Христа, неслиянно-нераздельное единство, в котором русскость была немыслима без Православия, а присоединение к Православию открывало дорогу в русскость представителю любой народности. Таково было подлинное измерение вселенскости, которое отмечал в русском народе Достоевский: «...Назначение русского человека есть безспорно всеевропейское и всемiрное. Стать настоящим русским... может быть, и значит только... стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите»[31].

С точки зрения соответствия христианскому идеалу расцвет русской государственности наступил после преодоления Смутного времени в 1613 году: служение всех слоев государства единой цели было выстраданным, сознательным и единодушным. Цари правили в "симфонии" со свободной и авторитетной Церковью (духовной властью) вместе с Боярской думой (аристократический элемент власти) и избиравшимися снизу Земскими Соборами (демократический элемент). Причем такое русское государственное устройство отличалась от западного не только по форме, но и по сути.

У западных народов юридическая система власти вырастала из борьбы отдельных эгоизмов друг с другом и с верховной властью (сначала ей противостояли феодалы, затем буржуазия, затем все индивидуумы). В таких условиях постоянной борьбы интересов, признаваемой за естественную, было необходимо регулировать ее детальной системой правил – отсюда юридический рационализм доминирует над нравственным содержанием (такова, например, мелочность брачных договоров – в сравнении с церковным таинством соединения мужа и жены в "одно тело" пред Богом).

Русская же система государственного устройства основывалась на едином для всех национальном благе (понимаемом как следование Божией воле), на согласовании отдельных интересов в служении этой цели, на соборности принятия решений, на живом и ответственном нравственном чувстве, а не на детально прописанном законе. Поэтому нельзя с чисто юридическими мерками понять якобы "варварскую" допетровскую Русь и воплощения русского идеала. В Московской Руси, в отличие от Европы, духовное содержание жизни было важнее формы – это и осталось русской особенностью навсегда. По сравнению с Московской Русью проигрывают и часто противопоставляемые ей древнерусские "демократии" (Новгород, Псков), в которых верховная княжеская власть ограничивалась интересами торговой аристократии – в ущерб общенациональному идеалу.

О тогдашнем социальном устройстве, суде присяжных и широком самоуправлении, о роли Земских Соборов много верного написано И.Л. Солоневичем в его "Народной монархии". Впрочем, многое он пересказал из труда Л.А. Тихомирова – лишь в более публицистичной форме, только почему-то считая основополагающим натуралистический уровень народного бытия, а не религиозный: «В формировании нации религия играет второстепенную роль... Можно установить культурное, колонизационное и государственное влияние православия на Россию – но это влияние было только результатом национальных особенностей страны»[32]. Такое заявление более чем странно для русского монархиста.

С православной же точки зрения (выраженной митрополитом Иларионом уже в XI веке) всё было как раз наоборот: только с обретением Православия русский народ сформировался как нация с удерживающим вселенским самосознанием в сравнении с другими народами. О высоте же его можно судить уже по тому, что весь русский быт от крестьянина до Царя был тогда освящен непрерывным духовным подвигом. Приведем свидетельство из воспоминаний архидиакона Антиохийской Церкви Павла Алеппского, побывавшего на Руси в 1654–1656 годах:

«Какая это благословенная страна, чисто православная!.. Больше всего мы дивились их чрезвычайной скромности и смирению и их частым молениям с утра до вечера перед всякой встречной иконой... У всякого в доме имеется безчисленное множество икон, украшенных золотом и серебром и драгоценными камнями, и не только внутри домов, но и за всеми дверями, даже за воротами домов; и это бывает не у одних бояр, но и у крестьян в селах, ибо любовь их к иконам и вера весьма велики... Они зажигают перед каждой иконой по свечке утром и вечером...

У всех них на дверях домов и лавок и на улицах выставлены иконы, и всякий входящий и выходящий обращается к ним и делает крестное знамение... Равно и над воротами городов, крепостей и укреплений непременно бывает икона Владычицы внутри и икона Господа снаружи в заделанном окне, и пред нею ночью и днем горит фонарь... Так же и на башнях они водружают кресты. Это ли не благословенная страна? Здесь, несомненно, христианская вера соблюдается в полной чистоте. Исполать им! О, как они счастливы!..

Все жители в течение ее [первой седмицы Великого поста. – М.Н.] не производят ни купли, ни продажи, но неопустительно присутствуют за богослужениями в своих церквах. Царские ратники обошли питейные дома, где продают вино, водку и прочие опьяняющие напитки, и все их опечатали, и они остались опечатанными в течение всего поста. Горе тому, кого встречали пьяным или с сосудом хмельного в руках! [его тут же публично наказывали плетью]... Мы заметили, что они казнят смертью без пощады и помилования за четыре преступления: за измену, убийство, святотатство и лишение девицы невинности без ее согласия...

Что сказать о твердом неослабном исполнении ими всех религиозных обязанностей... которые тщательно выполняются и Царем, и Патриархом, и боярами, и боярынями, и царевнами! Разве они не чувствуют усталости? Разве они железные, что могут жить без еды и выстаивать длинные службы на морозе, не обнаруживая утомления?

Без сомнения, эти русские – все святые, ибо превосходят своим благочестием даже пустынных отшельников. Богу угодно было сделать этот народ Своим – и он стал Божиим – и все его действия от Духа, а не от плоти. Все это происходит оттого, что они знают о случившемся с греками и о потере ими Царства [имеется в виду падение Византии. – М.Н.]...»[33].

« Предыдущая запись

Чин и устав, како подобает приимати приходящих от жидов к правей вере христианстей

Следующая запись »

6. Февральская революция