Чем Россия отличается от Запада

Журнал "Север", Петрозаводск, 1996, № 8 – 9

(О двух христианских цивилизациях – удерживающей и апостасийной)

Часто приходится слышать о том, что и Россия, и Запад принадлежат к христианской цивилизации. В принципе это верно. Но сама христианская цивилизация давно разделилась на две, существенно отличающиеся друг от друга. Видимым образом это произошло в XI веке, когда западная часть Церкви, самовольно изменив некоторые части вероучения, отделилась от православия, утвержденного Вселенскими Соборами.[*]

_______________________________________

[*] К нашему времени западная (католическая) Церковь отделила себя от стержневой христианской традиции следующими главными новшествами:
— утверждение, возобладавшее в XI веке, что Святой Дух исходит не только от Бога Отца, но и от Сына (что противоречит, например, евангельскому описанию Крещения Христа, когда на Него снизошел Святой Дух от Бога Отца),
— утверждение, появившееся еще в IX веке и в 1854 г. возведенное в догмат, что не только Христос, но и Божия Матерь была зачата Ее родителями вне первородного греха (что противоречит словам Архангела при Благовещении: «Ты обрела благодать у Бога...»),
– утверждение о главенстве Римского епископа над всеми остальными (обосновываемое ложным истолкованием слов Христа об апостоле Петре) и выведенный отсюда в 1870 г. догмат о «непогрешимости» Римских пап в делах веры как «наместников Христа» на земле.

_______________________________________

Обычно православная критика католицизма ограничивалась богословским опровержением западных догматов на основе Священного писания и святоотеческой традиции – эта тема очень убедительно разработана. Однако достойны удивления как сама потребность западной Церкви в этих ничем не оправданных нововведениях, так и упорство, с которым католики их отстаивают. Причину этого, как и суть происшедшего отделения западной Церкви, попробуем в данной статье объяснить историософски.

История человечества – драма, смысл которой в злоупотреблении человека своей богоданной свободой. И наряду со своеволием части ангелов (ставших бесами – соперниками Бога в деле мiроустройства), своеволием избранного для воплощения Христа еврейского народа (который отверг Небесного Мессию-Христа и ждет своего земного мессию-антихриста) – можно говорить и о соблазне западного христианского мiра. Именно этот соблазн отличает Запад от исторического пути православной России.

Для этого еще раз вспомним слова апостола Павла: «...тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь. И тогда откроется беззаконник, которого Господь Иисус убьет духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего» (2 Фес, 2:3-8). В святоотеческой традиции этот «человек греха, сына погибели» назван антихристом. Перед концом мiра он будет править всей землей по тому материалистическому рецепту, который сатана безуспешно предлагал Христу в пустыне: «хлеб» и земная власть над всеми государствами; то есть жизнь грешных людей для себя, а не для Царствия Небесного.

И вот, с момента пришествия Христа дальнейший ход истории определяется борьбой между силами Христа и антихриста. Сначала христианство одерживает победы, распространяясь на все народы вокруг своей средиземноморской колыбели. Однако позже, в зрелом христианском мiре, нарастает разлагающее действие антихристианских сил. В этой борьбе и определились разные пути России и Запада. Ключевым понятием здесь становится понятие «удерживающего».

Святые отцы понимали под «удерживающим» сначала сам принцип государственной власти, действующей для защиты «добрых дел» – в противоположность принципу анархии. В те годы это была власть Римской империи, распространявшаяся почти на весь известный европейцам мiр.

С перенесением столицы империи в ее восточную часть – в Константинополь (его стали называть Вторым Римом) Римская империя усилила свою «удерживающую» роль тем, что обрела истинную религию, раскрывавшую смысл истории и смысл идущей в ней борьбы между силами добра и зла. Возникает понятие «симфонии» (созвучия) государственной власти и Церкви, разными средствами служащих одной цели. Церковь заботится о душах людей, спасая их и готовя к Небесной жизни; государственная власть заботится о жизни земной, ограждая ее, насколько можно, от действия сил зла и создавая для Церкви наиболее благоприятные условия.

Отпадение Запада от общей христианской истины было и отпадением от принципа симфонии. Западная Церковь, взяв в свои руки, помимо духовной, также и светскую власть, впала в рациональный соблазн принуждающего, даже карающего христианства (инквизиция). Неудивительно, что «неся всей вселенной свет Христа», она не могла предотвратить геноцид аборигенов на колонизируемых территориях новых материков. В своей гордыне превосходства она стремилась «колонизировать» и православные народы – что показали уже крестоносцы, разграбившие Константинополь; он пал под натиском мусульман не без этой «христианской» подножки.

Так православный Второй Рим, оставшийся хранителем Истины, стал несомненным удерживающим центром мiра. От него русский народ и получил веру, а не от западной Церкви.

С момента крещения Руси Византия (восточная часть Римской империи, ставшая самостоятельной после завоевания Рима варварами в V в.) считала русскую землю как бы своей провинцией, и Константинопольский патриарх долго был каноническим главою Русской Церкви, до установления русского Патриаршества (1589). То есть Русь стала в церковном смысле частью Византии. Поэтому после Флорентийской унии Константинополя с католиками (1439) и последовавшего завоевания Константинополя турками (1453) – Русь естественно осознает себя преемницей стержневого православного царства истории. Тем самым и роль «удерживающего» переходит от Константинополя к Москве.

Перенятие этой преемственности отражено и династически: в начале этого периода стоит брак крестителя Руси св. равноапостольного князя Владимiра с византийской царевной Анной, в конце – брак Ивана III с племянницей последнего византийского Императора Софьей Палеолог. Мы переняли от Византии и герб – двуглавого орла (в нем можно видеть символ той самой «симфонии» двух властей).

В результате в XY в. и возникает понятие «Москва – Третий Рим». Как сказал тогда об этом старец Филофей: первые два Рима пали, «Третий Рим – Москва» – стоит, а «четвертому не быть». То есть нам уже некому передавать эстафету православного «удерживающего» царства: не будет православной России – не будет и остального мiра, наступит конец истории.

Эта духовная особенность России и создала русскую цивилизацию, отличную от западной. Обе они были по происхождению христианскими, но русская цивилизация стала христианской «удерживающей», западная же – христианской апостасийной цивилизацией, то есть демонстрирующей отход от Истины и созревание в себе той самой «тайны беззакония», о которой говорил апостол Павел. В этом и состоял главный смысл великого церковного «раскола» между Западом и Востоком в XI веке.

Соблазн западной Церкви заключался в преувеличенной обращенности к земным, рациональным целям и средствам (дьявол применяет все тот же прием, что и в соблазне иудейства). Католики ориентировались на организацию посюсторонней жизни человека для «зачатка Царства Божия на земле». Успехи христианизации измеряли по внешним, земным критериям при невнимании к внутреннему духовному росту человека. При этом дисциплина и право – сами по себе ценности положительные, но определяющие лишь внешнюю форму жизни человека, – стали преобладать над ее целью: праведностью для достижения Царства Небесного.

Похоже, именно эта обращенность к земной деятельности объясняет догматические новшества католиков: вольно или невольно они стремились размыть принцип неслиянно-нераздельного соединения Божественного и человеческого во Христе – в сторону человеческого. Так, уже необъяснимое упорствование в «филиокве» – исхождении Святого Духа не только от Бога Отца, но и «от Сына» – возможно, таит в себе подсознательный смысл: от Бого-человека. Еще больше понятие Боговоплощения размывается в догмате о «непорочности зачатия» Божией Матери Ее родителями. Католики считали это Ее возвеличением – на деле же они умаляли Ее человеческую заслугу в стяжании непорочности всей своей праведной жизнью. Таким изъятием Божией Матери из состава человечества выдергивается ключевое звено в Боговоплощении как неслиянно-нераздельном соединении Божественного и человеческого для искупления всех грешных людей.

Сама католическая трактовка искупления представляет собой лишь юридическую аналогию возмещения морального ущерба. Искупление понимается как удовлетворение, принесенное Богу Отцу Сыном Божиим за оскорбление, нанесенное Богу Адамом при грехопадении. Бог при этом представляется не любящим Отцом, а неумолимым и даже мстительным Судьей. В православном же понимании искупление совершилось тем, что Христос Своей сострадательной любовью к людям, добровольной смертью и воскресением разрушил дьявольскую власть над человеком, обновил его естество, вызвал в его душе новое состояние и дал ему возможность свободно следовать по указанному пути спасения, раскрытия в себе образа и подобия Божия.

Рационально-юридическое толкование спасения как действия внешнего ведет и к формализации добродетели как количественной меры. Отсюда и столь вопиющий факт в католицизме, как продажа «излишков добродетели» одних людей другим в виде индульгенции.

Общий знаменатель этих католических особенностей – умаление необходимости личного и свободного духовного усилия человека для спасения. В области организации Католическая Церковь своим идеалом имела скорее всемiрную дисциплинированную армию с безпрекословным чинопочитанием, Православная же Церковь – соборную семью верующих с уважением святости в своих возглавителях.

Провозглашение Римских пап «непогрешимыми» наместниками Христа на земле было закономерным увенчанием структуры юридического христианства. В сущности, это было следование тем методам власти, которыми дьявол искушал Христа в пустыне: Церковь не для спасения человечества к Царствию Небесному, а для управления земным мiром – по аналогии с «Великим инквизитором» Ф.М. Достоевского.

Похоже, гордыня «столичных» римских епископов и стала той закваской, на которой вырос римский католицизм. В нем просвечивает рационалистический фундамент первого, языческого Рима, особенности которого (дисциплина, право, сила государства) и определили описанные черты западной Церкви после того, как она отказалась от христианских императоров Византии (которая сохраняла название Римской Империи) и в 800 году признала своим императором Карла Великого.

Протестантизм был понятной реакцией на заблуждения католицизма, но при этом было утрачено само понимание Церкви. Она стала для протестантов прежде всего идеей, помогающей лучше устраивать «реальную» жизнь... Характерным для всего Запада стало, что их главный христианский праздник – Рождество, воплощение Христа в мiр сей; тогда как в России главный праздник – Воскресение Христа и Его открытие людям врат в мiр иной.

В русле этого земного соблазна на Западе крепли и сознательно антихристианские силы, постепенно добиваясь успехов. Эпоха Реформации стала новым этапом западной ипостаси, породив множество ересей (вроде «жидовствующих» на Руси). В этом был и замысел оформившегося тогда масонства: его можно определить как тайное «униатство» элиты христианского Запада в сторону иудаизма – который изначально имел мощный инструмент влияния: деньги.

Политическая цель масонства заключалась в свержении монархий, «демократизации» и дехристианизации мiра (в частности, чтобы обезпечить равноправие иудеям). Главное же: в дехристианизированном обществе единственной «истиной» становится истина закулисных деньгодателей. Философ-эмигрант И.А.Ильин называл эту власть «мiровой закулисой». Она и установила свое господство в западном мiре путем так называемых «буржуазных» революций и мiровых войн. Сопротивление ей западных националистических сил в виде фашизма не могло быть успешным, ибо, сделав себе кумиром все тот же первый, языческий Рим (а в Германии добавился и расизм) – оно не соответствовало духовному уровню задачи. Тем самым силы апостасии на Западе лишили католическую Церковь былого влияния. Это стало поражением всей католической концепции «христианизации мiра» под лозунгом «цель оправдывает средства» (ибо соперничать с антихристианскими силами в области земных средств и вседозволенности христиане не могли).

Более того: в XX веке, особенно после второго Ватиканского Собора (1960-е годы),католическая Церковь пошла на «симфонию» с апостасийными властями мiра сего. Началось ее экуменическое сближение даже с иудейством и масонством под лозунгом «объединения под одним Богом» – при полном забвении того, какому «богу» (или «верховному существу») поклоняются те или другие и какого «мессию» ждут...

Можно уважать личную жертвенность многих западных христиан, несмотря на их неправославность. Есть в западной Церкви и чуткие мыслители, и аскеты-подвижники, сторонящиеся мiра сего... Не они, родившиеся и воспитанные в своей традиции, несут ответственность за уклонение западного христианства от истины. Многие из них сейчас даже пытаются сопротивляться целям «мiровой закулисы» (например, лишь сочувствие могут вызывать протесты американских христиан против запрета молитвы в школах).

Но все же нельзя отказаться от констатации того, что западная Церковь в целом отклонилась от верного пути, от Замысла Божия. При этом ее возглавление часто не желало слушать ни соборного голоса своих епископов, ни их протестов против догматических новшеств (например, епископа Штроссмайера на Ватиканском Соборе в 1870 году), ни даже предупреждений, даваемых в явлениях Божией Матери (таковы, например, были Ее слова в Лурде против догмата о Ее «непорочном зачатии» – что Ватикан перетолковал в полную противоположность).

Все это время в своей гордыне Запад, не понимая Россию духовно, судил о ней по своему подобию – плоско-рационально: видя «отсталость» и «варварство» в ее религиозной цельности; «раболепие» – в отсутствии политического властолюбия и в сознательном самоограничении народа; «деспотизм» – в ином, служебно-политическом строе, который, однако, не стеснял духовной свободы: в Московской Руси это было общее служение воле Божией – и крестьян, и дворян, и царя... Этим православная монархия – организация жизни в максимальном соответствии с Божьим Замыслом – кардинально отличалась от западного абсолютизма, развивавшегося как ничем не ограниченная власть.

О географическом расширении России на восток Запад тоже судил по своим методам колонизации, пугая «русским империализмом». Тогда как в этом расширении наглядно проявилась именно удерживающая особенность православной Российской империи. Она стала прообразом истинного вселенского содружества народов, так как строилась на равенстве их всех перед Богом – и сохранила в себе все, даже самые крохотные народности. Тем самым Российская держава даже в своих уникальных размерах явила мiру геополитическое чудо истории – чудо Третьего Рима.

Однако апостасийные веяния стали проникать и в Россию, особенно после западнических абсолютистских реформ Петра: ограничение им роли Церкви по протестантскому образцу, последовавшее увлечение русской знати западными учениями... Петровский абсолютизм дал основание и для либералов-западников требовать «демократии» и «свободы».

Хотя «демократию» (которой в России якобы никогда не было до нынешних посткоммунистических времен – так считает Клинтон) мы имели гораздо раньше Запада. Только это была иная демократия: система народного самоуправления, естественно вырастающая снизу вверх, от сельских сходов до всесословного Всероссийского Земского Собора (западную же демократию спускают народу для выбора «сверху вниз» как власть партий, зависимых от денег, – особенно это очевидно в США).

При этом русская соборная демократия ставила себе целью совместное искание единой Божьей истины и служение ей. Тогда как важнейшим признаком западной «демократии» стало равнодушие к Истине, то есть «плюрализм» множества «равноправных истин». Это привело к размыванию границы между добром и злом и ко все большей легализации зла. («Христианская демократия» на Западе сегодня означает лишь то, что часть политиков считает себя христианами в личной жизни – подчиняясь все тому же вседовлеющему Молоху рынка в жизни государственной.)

Именно удерживающим аспектом альтернативной русской цивилизации и объяснялась ненависть к нам антихристианской «мiровой закулисы». Эта финансовая олигархия много потрудилась для нашей катастрофы, видя в православной России главное препятствие своему мiровому господству. Ведь деньги становятся безусловной властью лишь в обществе, утратившем абсолютные духовные ценности. Именно этот процесс «мiровая закулиса» издавна поощряет во всем мiре под видом демократизации, навязывая всем свои «непреложные экономические законы» (из которых главный состоит в ее монополии на печатание долларов). Так, родившись в русле апостасии, «мiровая закулиса» стала в Новое время и ее главным двигателем.

Таким образом, в начале XX века православная «удерживающая» цивилизация и западная «апостасийная» вступили в решающий конфликт, определяющий конечную судьбу мiра. В феврале 1917 года под объединенными ударами всех врагов «удерживающее» Российское государство пало; в Октябре власть захватили открыто богоборческие силы. Казалось, Россия и весь мiр ступили на последнюю грань истории. Но особенность России проявилась и в том, что на русской почве у коммунизма – вопреки планам революционеров и ожиданиям «мiровой закулисы» – проявился неожиданный консервирующий аспект. Став как бы генеральной репетицией апокалипсиса, коммунизм в то же время, ценою небывалых жертв, невольно удержал Россию от того общемiрового пути к апокалипсису большому, на который ее толкал Февраль – оставив нам шанс на иной путь после освобождения.

То есть, как это предвидел св. Феофан Затворник, Господь может обратить в свою противоположность даже победный разгул сил зла – если мы оказываем ему сопротивление. Ведь не Бог нас наказывает, насылает страдания; Он, уважая нашу свободу, попускает нас страдать на путях нашего своеволия – чтобы мы сами поняли свою ошибку и сознательно вернулись на верный путь.

Все это наводит на мысль, что несмотря на усиление разрушительного процесса апостасии в XX веке – российское предназначение еще не завершилось. Ведь если России было суждено погибнуть, а вместе с нею и всему земному мiру (ибо Россия – «удерживающий»), то логично предположить, что это наступило бы сразу после революции. Этого не произошло. За кулисами видимой истории кроется тайна, из которой нам доступно ощутить лишь то, что Господь все это время сохранял для России – и мiра – последний шанс. Об этом заставляет задуматься и явление иконы Державной Божией Матери в день отречения Государя: теперь сам Господь и Божия Матерь удерживают мiр для нас в период нашей немощи...

Во всяком случае, после падения коммунистического режима смысл событий для всего мiра заключается в одном: удастся или нет русскому народу осознать происшедшее и восстановить свою «удерживающую» роль. Учитывая мощь «мiровой закулисы», вероятность этого граничит с чудом. Но многие православные люди чувствуют, что все же могут исполниться предсказания наших святых: молитвами новомучеников и нашей верностью русской идее Россия может восстановиться в своей державной, «удерживающей» силе – хоть на короткое время. Чтобы дать мiру наглядную возможность последнего выбора между добром и злом для их окончательного разделения.

Видимо, в этой верности самим себе нам предстоит новый виток противостояния с Западом. Но это будет не наша вина. Наша совесть чиста: мы не навязываем свое «удерживающее» мiропонимание Америке, мы лишь хотим, чтобы она не навязывала свою апостасийность нам. И мы не можем уклониться от этого противостояния, безвольно подчинившись торжеству идеологии антихриста. Это было бы изменой и нашим предкам, и христианскому смыслу жизни.

Михаил Назаров
Журнал "Север", Петрозаводск, 1996, № 8 – 9, с.87-91

---