"Посев" (1984. № 12)
23 октября 1984 г. состоялся третий в этом году пленум ЦК КПСС, с нетерпением ожидавшийся политическими обозревателями. В смертные годы (1982, 1984) проведение третьего, "лишнего" пленума – нормально. Повышенный же интерес вызывался тем, что пленум был созван раньше срока (положен плановый пленум в конце года, перед сессией Верховного совета). В сочетании с другими факторами – шестым подряд неурожаем, плохим состоянием здоровья Черненко и некоторым закулисным оживлением на верхах – ожидалось принятие важных решений. Но этих ожиданий пленум не оправдал. Он оказался интересен не столько тем, что на нем произошло, сколько тем, чего не произошло.
+ + +
Не произошло признания необходимости экономических реформ – даже в той умеренной форме, в какой о них говорилось при Андропове. Вместо этого докладчики, Черненко и Тихонов, объявили борьбу с “участившимися в последние годы засухами”, сославшись на Ленина, который еще в 1921 г. “с предельной ясностью и глубиной”, “мудро и прозорливо” учил, что растение без воды не растет. Эта мысль, по мнению Черненко, “не потеряла актуальность и остроту и в наши дни”.
Цифр собранного урожая опять названо не было, зато вожди показали ученость, выражаясь такими терминами, как “амплитуда колебаний”.
Эта “...амплитуда колебаний в производстве зерна составила 58 миллионов тонн. Значительный урон нанесла засуха и в этом году”; “... будет существенный недобор зерна”.
Цифры урожая (уж очень они выглядят "клеветническими" и направлены на "подрыв строя") перестали публиковать с 1981 г., когда было собрано около 160 млн. тонн зерна, на треть меньше плана. В нынешнем году, по оценке западных экспертов, собрали около 170 млн. тонн – на 70 млн. тонн меньше запланированного. Это значит, что Советскому Союзу – обладающему самыми обширными в міре пахотными площадями и 30 % занятого в сельском хозяйстве населения (не считая привлекаемых десятков миллионов "шефов"-горожан) – в этом году опять придется закупить 1/5 мірового импорта зерна (около 50 млн. тонн) и всего затратить на импорт продовольствия около 20 миллиардов долларов. Для этого советским закупщикам придется рыскать по всем странам с капиталистическим климатом: от Аргентины и Новой Зеландии – до Финляндии и Таиланда. Основную часть зерна, конечно, придется купить в США, на радость американским фермерам, которые, составляя около 4 % населения страны, производят столько зерновых, сколько требует рынок (в среднем около 300 млн. тонн в последние годы).
А ведь до революции Россия экспортировала зерна на 30 % больше, чем США, Канада и Аргентина вместе взятые...
Никому больше не надо доказывать причину столь критического положения – неэффективность колхозно-совхозной системы, убивающей у крестьянина желание трудиться. Население из деревни уходит в города. Увеличение капиталовложений не дает результатов – это наглядно видно из официально публикуемых цифр. Предел количественного развития достигнут. Решение – в отказе от колхозов и в допущении свободной хозяйственной инициативы (уже сейчас лишь благодаря ей страна не скатывается к настоящему голоду: приусадебные участки, составляющие 2 % обрабатываемой в СССР земли, дают треть всего объема продовольствия).
Но вместо признания этой очевидности (после "плюс химизации", кукурузизации, распашки целины и полупустынь, "размножения делением" райкомов на сельскохозяйственные и промышленные, закрытия "неперспективных деревень", после недавней "Продовольственной программы СССР" по сбору пищевых отходов и созданию свинарников на заводах – мер, которые каждый раз преподносились как панацея) – партия бросает новый клич: "... плюс мелиорация".
Черненко заявил на пленуме: “Широкомасштабное развертывание мелиорации... решающий фактор дальнейшего (! – М.Н.) подъема сельского хозяйства... мы будем и дальше увеличивать капитальные вложения в сельское хозяйство, насыщать его техникой, другими материальными средствами”.
На эти цели в 12-й пятилетке выделяется 50 миллиардов рублей. О реформе – ни слова. На какие только "грандиозные свершения" ни готова эта власть: реки вспять обернуть, север с югом местами поменять – лишь бы не реформы. Кстати, поворот рек на юг – проект, чрезвычайно безпокоящий российскую общественность и вызывающий широкие протесты (см. обширные материалы в "Гранях" № 133) – становится после мелиоративного пленума решенным делом, хотя и говорится об этом вскользь.
В самом деле, если с мелиорацией “мы вполне обоснованно идем на юг” (Черненко), на Северный Кавказ и в Среднюю Азию, то откуда же там возьмется для этого вода, которой уже сейчас не хватает? Ответ дает в двух абзацах своего доклада Тихонов: “...предусматривается завершить строительство объектов первого этапа переброски части стока северных рек и озер в бассейн Волги в объеме 5,8 кубического километра в год...”.
“В ближайшее время предстоит завершить проектные работы по переброске части стока сибирских рек в районы Урала и Западной Сибири, Средней Азии и Казахстана”.
Итак, – ведь задача не из легких: надо 50 миллиардов потратить – решено пустыню превратить в "цветущий сад", а цветущий сад – в пустыню. В ходе этой трансплантации в жертву неэффективной системе будут принесены последние, остававшиеся нетронутыми ею территории страны, в "зону затопления" попадут сотни русских исторических и культурных памятников и даже целые города (наши предки селились в основном вдоль рек – водных путей). “Мы лишимся Севера – самого важного района русской (увы, уменьшающейся) нации”, – пишет академик Д.С. Лихачев. И главное: ради чего?! Что это даст в условиях социалистической безхозяйственности!?
Ведь разве не признает в своем докладе Тихонов, что “в прошлом году потери воды от мест ее забора до хозяйств-потребителей составили 43 кубических километра, или 21 процент (!! - М.Н.). Велики потери воды и в самих хозяйствах, особенно в республиках Средней Азии”. – ?
Разве не было уже со времени "сельскохозяйственных" пленумов 1965–1966 гг. “на цели мелиорации направлено около 115 миллиардов рублей капитальных вложений” (Тихонов)? А результат – “...непростительно, что в стране пока проектная урожайность достигается лишь на одной трети поливных угодий. В течение многих лет не повышается продуктивность улучшенных земель в Белоруссии, Молдавии, почти в каждой второй области Российской Федерации” (Черненко).
Где же гарантии, что урожайность повысится от новых массированных капиталовложений, если с 1965 г. в сельское хозяйство уже “направлено около 740 миллиардов рублей капитальных вложений” (Тихонов) , а результат – “...острота в снабжении населения многих городов продуктами питания, и прежде всего мясом, еще не снята. И это безпокоит Центральный Комитет” (Черненко).
Вот еще несколько контрастов, из доклада Тихонова: “Армия мелиораторов сейчас составляет 1,7 миллиона человек”.
Но “...затраченные на сооружение мелиоративных систем средства не дают своевременно должной отдачи.
...в проектно-сметной документации целого ряда мелиоративных систем допускаются грубые ошибки и просчеты.
В системе Минводхоза проектированием занимается свыше 170 организаций с общей численностью работников 68 тысяч человек, однако работа их должным образом не упорядочена, часто не увязывается с планами водохозяйственного строительства.
Из-за длительной разработки проектов нередко документация морально стареет, а расходы на ее составление становятся бросовыми”.
“На предприятиях и в строительных организациях Минводхоза допускается большой перерасход материальных и топливно-энергетических ресурсов, велики потери и непроизводительные затраты. Потери рабочего времени в строительных организациях в прошлом году составили около миллиона человеко-дней. Более 40 процентов организаций превысили в 1983 году плановую себестоимость работ...”.
Можно легко представить себе, какие результаты даст “широкомасштабное развертывание мелиорации” при сохранении этих условий и типичной для социалистического хозяйствования психологии: “После нас – хоть трава не расти”. Она кое-где уже и не растет, как о том свидетельствует тот же Тихонов: “Вот пример. В Одесской области на крупнейшей Дунай-Днестровской оросительной системе площадью 20 тысяч гектаров из-за низкого качества строительства за три с половиной года эксплуатации произошло свыше 1.700 порывов трубопроводов внутрихозяйственной оросительной сети. Более того, из-за грубого просчета проектировщиков на поля орошения была подана вода с высокой минерализацией из соленого озера Сасык. В результате пахотный слой почвы на орошаемых землях резко ухудшился, потерял структуру. Колхозы и совхозы получают здесь урожай сельскохозяйственных культур в два раза ниже, чем предусмотрено проектом, и даже ниже, чем на богарных землях...”.
А ведь "мелиорация" происходит от латинского "melioratio" – улучшение...
Мелиорация нашим полям, разумеется, необходима. Но не такая, и не в ней главное. Кризис сельского хозяйства в СССР неотделим от кризиса всей советской экономики. И выход из него один – коренные реформы. Это стало очевидно для всех соцстран, и многие из них подходят к проблеме более серьезно, чем в СССР. Даже коммунистический Китай, который долгое время плелся в идеологических задах у СССР, повторяя те же ошибки, теперь решился на резкий перелом от марксизма к здравому смыслу: объявлена децентрализация системы планирования, ввод рыночных принципов ценообразования, автономия предприятий от государства, единолично-семейное сельское хозяйство с продажей крестьянами продукции на свободном рынке. И приняты были эти китайские реформы как раз накануне черненковского мелиоративного пленума – удар бывшему "старшему брату", что называется, "под ложечку". Теперь в глазах всего міра СССР оказался идеологически в хвосте у китайцев. Все идет к тому, что первое в міре социалистическое государство, очевидно, окажется последним, которое готово будет сойти с ложного пути...
+ + +
В чем же дело? Неужели правы те, кто считает, что национальному характеру русских как раз и соответствует коммунизм, коренящийся, кроме того, "в православном самодержавии" и вообще "в русской национальной истории"?
С этой весьма модной на Западе теорией может согласиться лишь тот, кто не чувствует национальной психологии нашего народа. Но трудно согласиться полностью и с другим тезисом, что, мол, неважно, кто у власти, ибо система стала сильнее ее правителей, она их отбирает, вбирает в себя и за собой "волочет" (почему ж та же система больше не "волочет" венгерских или китайских руководителей?).
Мне кажется, не следует преувеличивать самостоятельность действия системы. Решающий фактор все же – люди. А ответ на поставленный вопрос следует, видимо, искать не в дореволюционных, а в послереволюционных особенностях нашей истории и в ее психологическом преломлении в сознании людей – как народа, так и правителей.
В отличие от других социалистических стран, в СССР становление тоталитарного режима было связано с более жестоким террором (до 1953 г. репрессиями уничтожено более 60 миллионов граждан – почти треть от численности населения к моменту смерти Сталина). Но за послевоенные четыре десятка лет у нашего народа накопилось и большее количество обманутых надежд, и большее желание перемен, достигнута большая степень психологического изживания режима изнутри. То есть, в СССР создались такие условия, что если власть начнет реформы, подобные венгерским или китайским, то советское общество окажется гораздо труднее удержать в партийной узде.
Поэтому сегодняшнее советское руководство – в подавляющем большинстве своем начавшее политическую карьеру на волне кровавых сталинских чисток – очень хорошо развитым инстинктом чувствует, что реформы поставят под угрозу их власть. Причем именно их власть: тех, кто связал свою жизнь с созданием и укреплением этого режима, обосновал свое место у власти теми догмами, от которых теперь необходимо отказаться, кто отправил на смерть ради этих догм десятки миллионов людей – духовную, культурную, инженерно предпринимательскую, трудовую элиту российского общества. Ведь для сегодняшнего Политбюро отказаться от колхозов – значит признать преступлением коллективизацию и уничтожение 10 миллионов "кулаков как класса", а преступниками – самих себя...
В Венгрии и Китае возглавителями реформ стали люди, сами в определенный период пострадавшие от режима (и Кадар, и Дэн Сяопин испытали на себе репрессии и немилость своих прежних соратников). Для сохранения своей власти при реформах им есть что сказать народу, пусть демагогически: мол, мы не были согласны, сами пострадали, но тогда ничего изменить не могли, к тому же на нас давил СССР – "старший брат".
В Советском Союзе сегодняшние руководители таких оправданий не имеют. (Их мог бы иметь, скажем, Бухарин с приписываемым ему лозунгом "Обогащайтесь!" –- если бы его за этот лозунг не расстреляли...).
Но сталинское поколение руководства отживает последние годы. На его место неизбежно придет следующий эшелон партаппаратчиков – в большинстве своем таких же безпринципных и циничных, для которых тоже главное – власть, но которые, думается, будут иметь больший простор действий для ее сохранения. Они не несут личной ответственности ни за создание коммунистических догм, ни за кровавое претворение их в жизнь. У них должно быть меньше психологических тормозов и личного страха перед назревшими реформами, у них есть на кого свалить вину за все эти годы и есть хороший шанс разумными преобразованиями завоевать популярность истосковавшегося по нормальной жизни населения (а что может быть приятнее для властителя, чем популярность: войти в историю как долгожданный реформатор и т. п...).
Сегодняшнее руководство хорошо чувствует эти возможности более молодых – и, может быть, именно поэтому оно не допускает следующее поколение к власти. Все значительные посты замещаются людьми прошедшими сталинскую школу, порою даже более старыми, чем их предшественники (одно из таких назначений было объявлено 3 ноября: 75-летний Сергейчик на пост председателя Госкомитета по внешним экономическим связям). Но чем выше пост, тем труднее находить такую замену. Показательно, что, не находя "достойных'', политбюро предпочитает годами оставаться в неполном составе (11–12 членов вместо прежних 15). За всем этим виден страх перед будущим. А оно надвигается неумолимо.
Закулисные трения в верхах между различными поколениями все чаще дают себя знать. Так, будучи начальником Генштаба, Огарков (67 лет) в интервью "Красной звезде" (9.5.1984) среди прочего намекает на необходимость стабильного руководства, а в сентябре теряет свой пост. В октябре, безпрецедентным образом, главный редактор "Правды" Афанасьев (62 года) заявляет иностранным корреспондентам, что Горбачев (53 года) уже "второй генеральный секретарь партии". И в то же время в газетном отчете о пленуме фамилия Горбачева – курирующего сельское хозяйство! – даже в прениях не упоминается. Не упомянут Горбачев и среди выступавших на расширенном заседании Политбюро 15 ноября, которое – тоже безпрецедентным образом – заменило собой положенный в этом году предсессионный пленум (так это заседание – фактически четвертый пленум – подано и в газетах; в нем не участвовали лишь те члены ЦК – подавляющее большинство, – присутствие которых на пленумах чисто номинально); с речами выступали те же Тихонов и Черненко (а может и не выступали, поскольку им физически трудно, да и чего глотку рвать в своем кругу; во всяком случае, из-за опубликованной речи Черненко, заранее сданной в набор в газеты, собирать расширенное совещание не стоило...).
Вот он, символ зрелого социализма в этом сезоне: геронтократия плюс мелиорация сельского хозяйства... Что будет в следующем – сказать трудно, ибо крепость здоровья обоих "мели-ораторов" не превышает сезонной перспективы.
Впрочем, говорят, “будущее отбрасывает свои тени”. Эти тени становятся все виднее. Даже в таком скучном событии, как очередной пленум ЦК КПСС.
М. Назаров
Опубликовано в журнале "Посев" (Франкфурт-на-Майне. 1984. № 12. С. 34-36)
Стоит напомнить, что несколько месяцев спустя генеральным секретарем ЦК КПСС стал Горбачев... См. об этом в книге ВТР, гл. IV-8. Капитуляция КПСС: "перестройка". – Прим. 2007.
