"Посев" (1984. № 12)
23 октября 1984 г. состоялся третий в этом году пленум ЦК КПСС, с нетерпением ожидавшийся политическими обозревателями. В смертные годы (1982, 1984) проведение третьего, "лишнего" пленума – нормально. Повышенный же интерес вызывался тем, что пленум был созван раньше срока (положен плановый пленум в конце года, перед сессией Верховного совета). В сочетании с другими факторами – шестым подряд неурожаем, плохим состоянием здоровья Черненко и некоторым закулисным оживлением на верхах – ожидалось принятие важных решений. Но этих ожиданий пленум не оправдал. Он оказался интересен не столько тем, что на нем произошло, сколько тем, чего не произошло.
Не произошло признания необходимости экономических реформ – даже в той умеренной форме, в какой о них говорилось при Андропове. Вместо этого докладчики, Черненко и Тихонов, объявили борьбу с “участившимися в последние годы засухами”, сославшись на Ленина, который еще в 1921 г. “с предельной ясностью и глубиной”, “мудро и прозорливо” учил, что растение без воды не растет. Эта мысль, по мнению Черненко, “не потеряла актуальность и остроту и в наши дни”.
Цифр собранного урожая опять названо не было, зато вожди показали ученость, выражаясь такими терминами, как “амплитуда колебаний”.
Эта “...амплитуда колебаний в производстве зерна составила 58 миллионов тонн. Значительный урон нанесла засуха и в этом году”; “... будет существенный недобор зерна”.
Цифры урожая (уж очень они выглядят "клеветническими" и направлены на "подрыв строя") перестали публиковать с 1981 г., когда было собрано около 160 млн. тонн зерна, на треть меньше плана. В нынешнем году, по оценке западных экспертов, собрали около 170 млн. тонн – на 70 млн. тонн меньше запланированного. Это значит, что Советскому Союзу – обладающему самыми обширными в міре пахотными площадями и 30 % занятого в сельском хозяйстве населения (не считая привлекаемых десятков миллионов "шефов"-горожан) – в этом году опять придется закупить 1/5 мірового импорта зерна (около 50 млн. тонн) и всего затратить на импорт продовольствия около 20 миллиардов долларов. Для этого советским закупщикам придется рыскать по всем странам с капиталистическим климатом: от Аргентины и Новой Зеландии – до Финляндии и Таиланда. Основную часть зерна, конечно, придется купить в США, на радость американским фермерам, которые, составляя около 4 % населения страны, производят столько зерновых, сколько требует рынок (в среднем около 300 млн. тонн в последние годы).
А ведь до революции Россия экспортировала зерна на 30 % больше, чем США, Канада и Аргентина вместе взятые...
Никому больше не надо доказывать причину столь критического положения – неэффективность колхозно-совхозной системы, убивающей у крестьянина желание трудиться. Население из деревни уходит в города. Увеличение капиталовложений не дает результатов – это наглядно видно из официально публикуемых цифр. Предел количественного развития достигнут. Решение – в отказе от колхозов и в допущении свободной хозяйственной инициативы (уже сейчас лишь благодаря ей страна не скатывается к настоящему голоду: приусадебные участки, составляющие 2 % обрабатываемой в СССР земли, дают треть всего объема продовольствия).
Но вместо признания этой очевидности (после "плюс химизации", кукурузизации, распашки целины и полупустынь, "размножения делением" райкомов на сельскохозяйственные и промышленные, закрытия "неперспективных деревень", после недавней "Продовольственной программы СССР" по сбору пищевых отходов и созданию свинарников на заводах – мер, которые каждый раз преподносились как панацея) – партия бросает новый клич: "... плюс мелиорация".
Черненко заявил на пленуме: “Широкомасштабное развертывание мелиорации... решающий фактор дальнейшего (! – М.Н.) подъема сельского хозяйства... мы будем и дальше увеличивать капитальные вложения в сельское хозяйство, насыщать его техникой, другими материальными средствами”.
На эти цели в 12-й пятилетке выделяется 50 миллиардов рублей. О реформе – ни слова. На какие только "грандиозные свершения" ни готова эта власть: реки вспять обернуть, север с югом местами поменять – лишь бы не реформы. Кстати, поворот рек на юг – проект, чрезвычайно безпокоящий российскую общественность и вызывающий широкие протесты (см. обширные материалы в "Гранях" № 133) – становится после мелиоративного пленума решенным делом, хотя и говорится об этом вскользь.
В самом деле, если с мелиорацией “мы вполне обоснованно идем на юг” (Черненко), на Северный Кавказ и в Среднюю Азию, то откуда же там возьмется для этого вода, которой уже сейчас не хватает? Ответ дает в двух абзацах своего доклада Тихонов: “...предусматривается завершить строительство объектов первого этапа переброски части стока северных рек и озер в бассейн Волги в объеме 5,8 кубического километра в год...”.
“В ближайшее время предстоит завершить проектные работы по переброске части стока сибирских рек в районы Урала и Западной Сибири, Средней Азии и Казахстана”.
Итак, – ведь задача не из легких: надо 50 миллиардов потратить – решено пустыню превратить в "цветущий сад", а цветущий сад – в пустыню. В ходе этой трансплантации в жертву неэффективной системе будут принесены последние, остававшиеся нетронутыми ею территории страны, в "зону затопления" попадут сотни русских исторических и культурных памятников и даже целые города (наши предки селились в основном вдоль рек – водных путей). “Мы лишимся Севера – самого важного района русской (увы, уменьшающейся) нации”, – пишет академик Д.С. Лихачев. И главное: ради чего?! Что это даст в условиях социалистической безхозяйственности!?
Ведь разве не признает в своем докладе Тихонов, что “в прошлом году потери воды от мест ее забора до хозяйств-потребителей составили 43 кубических километра, или 21 процент (!! - М.Н.). Велики потери воды и в самих хозяйствах, особенно в республиках Средней Азии”. – ?
Разве не было уже со времени "сельскохозяйственных" пленумов 1965–1966 гг. “на цели мелиорации направлено около 115 миллиардов рублей капитальных вложений” (Тихонов)? А результат – “...непростительно, что в стране пока проектная урожайность достигается лишь на одной трети поливных угодий. В течение многих лет не повышается продуктивность улучшенных земель в Белоруссии, Молдавии, почти в каждой второй области Российской Федерации” (Черненко).
Где же гарантии, что урожайность повысится от новых массированных капиталовложений, если с 1965 г. в сельское хозяйство уже “направлено около 740 миллиардов рублей капитальных вложений” (Тихонов) , а результат – “...острота в снабжении населения многих городов продуктами питания, и прежде всего мясом, еще не снята. И это безпокоит Центральный Комитет” (Черненко).
Вот еще несколько контрастов, из доклада Тихонова: “Армия мелиораторов сейчас составляет 1,7 миллиона человек”.
Но “...затраченные на сооружение мелиоративных систем средства не дают своевременно должной отдачи.
...в проектно-сметной документации целого ряда мелиоративных систем допускаются грубые ошибки и просчеты.
В системе Минводхоза проектированием занимается свыше 170 организаций с общей численностью работников 68 тысяч человек, однако работа их должным образом не упорядочена, часто не увязывается с планами водохозяйственного строительства.
Из-за длительной разработки проектов нередко документация морально стареет, а расходы на ее составление становятся бросовыми”.
“На предприятиях и в строительных организациях Минводхоза допускается большой перерасход материальных и топливно-энергетических ресурсов, велики потери и непроизводительные затраты. Потери рабочего времени в строительных организациях в прошлом году составили около миллиона человеко-дней. Более 40 процентов организаций превысили в 1983 году плановую себестоимость работ...”.
Можно легко представить себе, какие результаты даст “широкомасштабное развертывание мелиорации” при сохранении этих условий и типичной для социалистического хозяйствования психологии: “После нас – хоть трава не расти”. Она кое-где уже и не растет, как о том свидетельствует тот же Тихонов: “Вот пример. В Одесской области на крупнейшей Дунай-Днестровской оросительной системе площадью 20 тысяч гектаров из-за низкого качества строительства за три с половиной года эксплуатации произошло свыше 1.700 порывов трубопроводов внутрихозяйственной оросительной сети. Более того, из-за грубого просчета проектировщиков на поля орошения была подана вода с высокой минерализацией из соленого озера Сасык. В результате пахотный слой почвы на орошаемых землях резко ухудшился, потерял структуру. Колхозы и совхозы получают здесь урожай сельскохозяйственных культур в два раза ниже, чем предусмотрено проектом, и даже ниже, чем на богарных землях...”.
А ведь "мелиорация" происходит от латинского "melioratio" – улучшение...
Мелиорация нашим полям, разумеется, необходима. Но не такая, и не в ней главное. Кризис сельского хозяйства в СССР неотделим от кризиса всей советской экономики. И выход из него один – коренные реформы. Это стало очевидно для всех соцстран, и многие из них подходят к проблеме более серьезно, чем в СССР. Даже коммунистический Китай, который долгое время плелся в идеологических задах у СССР, повторяя те же ошибки, теперь решился на резкий перелом от марксизма к здравому смыслу: объявлена децентрализация системы планирования, ввод рыночных принципов ценообразования, автономия предприятий от государства, единолично-семейное сельское хозяйство с продажей крестьянами продукции на свободном рынке. И приняты были эти китайские реформы как раз накануне черненковского мелиоративного пленума – удар бывшему "старшему брату", что называется, "под ложечку". Теперь в глазах всего міра СССР оказался идеологически в хвосте у китайцев. Все идет к тому, что первое в міре социалистическое государство, очевидно, окажется последним, которое готово будет сойти с ложного пути...
+ + +
В чем же дело? Неужели правы те, кто считает, что национальному характеру русских как раз и соответствует коммунизм, коренящийся, кроме того, "в православном самодержавии" и вообще "в русской национальной истории"?
С этой весьма модной на Западе теорией может согласиться лишь тот, кто не чувствует национальной психологии нашего народа. Но трудно согласиться полностью и с другим тезисом, что, мол, неважно, кто у власти, ибо система стала сильнее ее правителей, она их отбирает, вбирает в себя и за собой "волочет" (почему ж та же система больше не "волочет" венгерских или китайских руководителей?).
Мне кажется, не следует преувеличивать самостоятельность действия системы. Решающий фактор все же – люди. А ответ на поставленный вопрос следует, видимо, искать не в дореволюционных, а в послереволюционных особенностях нашей истории и в ее психологическом преломлении в сознании людей – как народа, так и правителей.
В отличие от других социалистических стран, в СССР становление тоталитарного режима было связано с более жестоким террором (до 1953 г. репрессиями уничтожено более 60 миллионов граждан – почти треть от численности населения к моменту смерти Сталина). Но за послевоенные четыре десятка лет у нашего народа накопилось и большее количество обманутых надежд, и большее желание перемен, достигнута большая степень психологического изживания режима изнутри. То есть, в СССР создались такие условия, что если власть начнет реформы, подобные венгерским или китайским, то советское общество окажется гораздо труднее удержать в партийной узде.
Поэтому сегодняшнее советское руководство – в подавляющем большинстве своем начавшее политическую карьеру на волне кровавых сталинских чисток – очень хорошо развитым инстинктом чувствует, что реформы поставят под угрозу их власть. Причем именно их власть: тех, кто связал свою жизнь с созданием и укреплением этого режима, обосновал свое место у власти теми догмами, от которых теперь необходимо отказаться, кто отправил на смерть ради этих догм десятки миллионов людей – духовную, культурную, инженерно предпринимательскую, трудовую элиту российского общества. Ведь для сегодняшнего Политбюро отказаться от колхозов – значит признать преступлением коллективизацию и уничтожение 10 миллионов "кулаков как класса", а преступниками – самих себя...
В Венгрии и Китае возглавителями реформ стали люди, сами в определенный период пострадавшие от режима (и Кадар, и Дэн Сяопин испытали на себе репрессии и немилость своих прежних соратников). Для сохранения своей власти при реформах им есть что сказать народу, пусть демагогически: мол, мы не были согласны, сами пострадали, но тогда ничего изменить не могли, к тому же на нас давил СССР – "старший брат".
В Советском Союзе сегодняшние руководители таких оправданий не имеют. (Их мог бы иметь, скажем, Бухарин с приписываемым ему лозунгом "Обогащайтесь!" –- если бы его за этот лозунг не расстреляли...).
Но сталинское поколение руководства отживает последние годы. На его место неизбежно придет следующий эшелон партаппаратчиков – в большинстве своем таких же безпринципных и циничных, для которых тоже главное – власть, но которые, думается, будут иметь больший простор действий для ее сохранения. Они не несут личной ответственности ни за создание коммунистических догм, ни за кровавое претворение их в жизнь. У них должно быть меньше психологических тормозов и личного страха перед назревшими реформами, у них есть на кого свалить вину за все эти годы и есть хороший шанс разумными преобразованиями завоевать популярность истосковавшегося по нормальной жизни населения (а что может быть приятнее для властителя, чем популярность: войти в историю как долгожданный реформатор и т. п...).
Сегодняшнее руководство хорошо чувствует эти возможности более молодых – и, может быть, именно поэтому оно не допускает следующее поколение к власти. Все значительные посты замещаются людьми прошедшими сталинскую школу, порою даже более старыми, чем их предшественники (одно из таких назначений было объявлено 3 ноября: 75-летний Сергейчик на пост председателя Госкомитета по внешним экономическим связям). Но чем выше пост, тем труднее находить такую замену. Показательно, что, не находя "достойных'', политбюро предпочитает годами оставаться в неполном составе (11–12 членов вместо прежних 15). За всем этим виден страх перед будущим. А оно надвигается неумолимо.
Закулисные трения в верхах между различными поколениями все чаще дают себя знать. Так, будучи начальником Генштаба, Огарков (67 лет) в интервью "Красной звезде" (9.5.1984) среди прочего намекает на необходимость стабильного руководства, а в сентябре теряет свой пост. В октябре, безпрецедентным образом, главный редактор "Правды" Афанасьев (62 года) заявляет иностранным корреспондентам, что Горбачев (53 года) уже "второй генеральный секретарь партии". И в то же время в газетном отчете о пленуме фамилия Горбачева – курирующего сельское хозяйство! – даже в прениях не упоминается. Не упомянут Горбачев и среди выступавших на расширенном заседании Политбюро 15 ноября, которое – тоже безпрецедентным образом – заменило собой положенный в этом году предсессионный пленум (так это заседание – фактически четвертый пленум – подано и в газетах; в нем не участвовали лишь те члены ЦК – подавляющее большинство, – присутствие которых на пленумах чисто номинально); с речами выступали те же Тихонов и Черненко (а может и не выступали, поскольку им физически трудно, да и чего глотку рвать в своем кругу; во всяком случае, из-за опубликованной речи Черненко, заранее сданной в набор в газеты, собирать расширенное совещание не стоило...).
Вот он, символ зрелого социализма в этом сезоне: геронтократия плюс мелиорация сельского хозяйства... Что будет в следующем – сказать трудно, ибо крепость здоровья обоих "мели-ораторов" не превышает сезонной перспективы.
Впрочем, говорят, “будущее отбрасывает свои тени”. Эти тени становятся все виднее. Даже в таком скучном событии, как очередной пленум ЦК КПСС.
М. Назаров
Опубликовано в журнале "Посев" (Франкфурт-на-Майне. 1984. № 12. С. 34-36)
Стоит напомнить, что несколько месяцев спустя генеральным секретарем ЦК КПСС стал Горбачев... См. об этом в книге ВТР, гл. IV-8. Капитуляция КПСС: "перестройка". – Прим. 2007.
