1.2.1726 (14.2.). – Умер Иван Тихонович Посошков, автор "Книги о скудости и богатстве", православный писатель и первый русский экономист.
Истинное царское богатство – богатство народа и правда как "невещественное богатство"
Иван Тихонович Посошков (ок. 1670–1.2.1726) – известный русский экономист, один из тех самоучек-начетчиков московской церковной письменности, которые, крепко придерживаясь старых национальных начал, тем не менее, ясно понимали, что Россия должна идти вперед и что только в полном развитии ее сил заключается спасение.
Биографические сведения относительно Посошкова крайне скудны. Родился он в с. Покровском, близ Москвы, около 1670 г. В документах имя его встречается в первый раз по делу строителя Андреевского монастыря Аврамия, который подал Императору Петру I "тетради" о причинах недовольства в народе. По этому делу были привлечены к ответу, в числе "друзей и хлебоядцев давних", между прочими, и крестьяне "Ивашка да Ромашка Посошковы". На этот раз Посошкову удалось выпутаться из дела.
Затем Посошков ведет деятельную жизнь первороходца нарождающейся русской промышленности, а иногда занимает и официальное положение (у водочных дел). Он пытается делать изобретения по военной части, вообще много работает, пишет, успевает сделаться сравнительно состоятельным человеком, но видного положения среди сотрудников Петра не приобретает и умирает при Екатерине I, 1 февраля 1726 г., в Петропавловской крепости.
Причина ареста точно не выяснена, но, по-видимому, погибель Посошкова была вызвана именно сочинением его: "Книги о скудости и богатстве, сие есть изъявление, от чего приключается скудость, и от чего гобзовитое богатство умножается" – сочинением, составляющим главное основание его славы. По силе языка, по массе затронутых вопросов, по богатству мысли сочинение это дает полное право назвать Посошкова первым русским экономистом.
Многое из того, о чем говорил Посошков, составляло вопросы дня и так или иначе обсуждалось и другими современниками Петра; но для составления о том целого трактата, и притом при отсутствии знакомства хотя бы с начатками западно-европейской экономической науки, требовался недюжинный талант, сила которого становится еще более очевидной при сравнении книги Посошкова с бедными по мысли и по языку произведениями так называемых меркантильных теоретиков, особенно немецких.
Сочинение Посошкова не имеет узко экономического характера. Это целая программа переустройства Русского государства, включающая и такие мероприятия, которые не получили осуществления и до настоящего времени. Посошков представляет собой оригинальное сочетание меркантильных идей с каноническими идеями Запада – сочетание тем более любопытное, что оно создалось вне всяких литературных западно-европейских влияний.
Посошков – прежде всего искатель христианской правды, а затем националист, сторонник демократической централизации на почве абсолютного монархического принципа. Вера в абсолютизм у него так велика, что даже деньги он находит возможным чеканить, не сообразуясь с реальной стоимостью металла. Он мечтает и о том, что государство в состоянии установить "естественную, справедливую цену", причем рекомендует решить вопрос очень просто: "Буде кто взял цену не противонастоящия излишнюю, взять штрафу, да высечь батоги или плетьми, чтобы впредь так не делал". Он сознает, что главным источником благосостояния является земля, но склонен придавать большое значение обилию денег.
Он понимает, что удовлетворение одним фискальным целям не может служить основанием разумной государственной политики и что только на почве развития промышленности возможно процветание государства. Забота правительства должна быть направлена на развитие национальных производительных сил. В России много нетронутых естественных богатств; когда у нас разовьется самостоятельное производство предметов насущной необходимости, иностранцы будут к нам "ласковее, прежнюю свою гордость всю отложат и за нами станут гоняться". Способы поощрения отечественной промышленности: тариф, организация складочных торговых мест, развитие цехового строя, привлечение иностранных мастеров для обучения русских, развитие в народе грамотности и пр. Посошков настаивает на урегулировании отношений помещиков к крестьянам, обосновывая свое мнение тем, что "крестьянам помещики не вековые владельцы, того ради не весьма их берегут, а прямой их владелец Всероссийский Самодержец".
Он скорбит о плохом возделывании земли, об истреблении лесов, о вреде разделов, настаивает на необходимости межевания, восстает против подушного налога: "Во исчислении душевном, – говорит он, – не чаю проку быти, понеже душа вещь неосязаемая и умом не постижимая, и цены не имущая; надлежит ценить вещи грунтованные", и притом так "казну собирать, чтобы и царства не разорять". Он противник множественности налогов: "Многие вымышленники, хотя сборы пополнить вымыслили поземельные, подушные, хомутейные, банные, прикольные, с судов водяных, посаженные, мостовые, пчельные, кожные, покосовшинные и с подводчиков десятые и называют то собрание мелочными сборы: обаче ни теми поторжными сборы наполниться казна не может, токмо людям трубация великая: мелочной сбор мелок он и есть". По его мнению, следует установить единый "государственный правдивый сбор, иже с Христова воплощения уставленный, т. е. десятинный", да и с товара установить единую пошлину, "ибо и с вола едина кожа содирается". Относительно соли Посошков того мнения, что "вельми пригоже ей быть в свободном торгу".
Кроме того, Посошкову принадлежат "Завещание отеческое" – домострой XVII в. и "Зерцало суемудрия раскольнича", рассматривающее причины возникновения раскола. Сочинения Посошкова изданы Погодиным (т. 1-й, М., 1842; 2-й, M., 1863), "Завещание отеческое" – Е. Прилежаевым (СПб., 1893). См. Брикнер, "Иван П." (СПб., 1876); Алексей Царевский, "Посошков. и его сочинения" (М., 1883); Н. Павлов-Сильванский, "Проекты реформ в записках современников Петра Великого" (СПб., 1897).
А. Миклашевский
Александр Николаевич Миклашевский, экономист (1864–1911).
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона
+ + +
Большая часть сочинений Посошкова посвящена вопросам церковным и религиозно-нравственным. По своему образованию и главным умственным интересам он был вполне человеком допетровской России: он был на 20 лет старше Петра и молодость его прошла в последние годы царствования Алексея Михайловича; его пытливый ум нашел себе пищу в наиболее важном вопросе умственной жизни его времени, вопросе об истинном Православии, который незадолго перед тем был так остро поставлен раскольниками. Интерес его к этому вопросу усилился вследствие личной его близости к раскольникам: его родная сестра была ярой раскольницей...
Стремясь выяснить истину, Посошков начал усердно изучать священное писание и достиг замечательных результатов, особенно если принять во внимание, что он не получил какого бы то ни было правильного образования. Он был самоучкой в полном смысле слова; "ей, неученый есмь человек, к сему же и земледелец есмь", скромно замечает он в первом письме к митрополиту Стефану Яворскому, прося извинить "несложность писания". Несмотря на это он вполне овладел всей церковной письменностью того времени.
Прения с раскольниками постоянно побуждали его к дальнейшим трудам в этой области. Он ходил "в раскольничьи сонмища", учился "прелести раскольничьей", чтобы затем ее опровергать, "много поискал в Божественном писании" и даже сличал новопечатные книги с древними рукописными в патриаршей книгохранильнице и на печатном дворе. Плодом этого изучения было обширное полемическое сочинение против раскольников, законченное в конце 1708 г.: "Зеркало очевидное", или "Зеркало, сиречь изъявление очевидное и известное на суемудриа раскольнича, в нем же чрез святое евангелие и апостольскую проповедь и чрез многая Божественная писания ясно вся их блядословная дела означишася" (вар.: "главизна изъявися")...
Собственные рассуждения его часто обнаруживают большой здравый смысл; им придают оживление народные пословицы и картинные сравнения; большей частью, однако, вся сила обличений и речи заключается в резкой нетерпимости и в грубости выражений... В послесловии Посошков старается оправдать "унизительность" и "суровость" своей речи: "ревность бо моя, подвиже мя на такое жестокословие. Вы не на суровость словес смотрите, но зрите разума тех словес"...
Сочинение его, однако, весьма понравилось и ученым людям. Справщики московского печатного двора, получив от Посошкова его "Зеркало" тотчас по его окончании, послали рукопись, умолчав об имени автора, в начале 1709 г. святителю Димитрию Ростовскому, который как раз в это время заканчивал свой труд против раскола: "Розыск". Св. Димитрий чрезвычайно удивился достоинствам сочинения неизвестного автора; он собственноручно написал на рукописи два хвалебных четверостишия и писал справщику Феологу: "книжица та воистину благопотребна, великое раскольником обличение и постыждевие. Когда бы та книжица прилучилася прежде написания моей, много бых от нее почерпнул..." Св. Димитрий находил нужным только "мало нечто местами поисправити и приочистити" и, по-видимому, ... результатом его работы, по соображениям Е. Прилежаева, и явилась сокращенная редакция сочинения Посошкова, под названием "Зеркало безыменного творца, на раскольников обличение"...
Не меньше, чем раскольничья и люторская ереси, против которых направлено было "Зеркало очевидное", тревожила Посошкова общая "духовная нужда": несоблюдение в жизни и совершенное незнание элементарных оснований христианского учения. Учащавшиеся встречи с иноземцами показывали, что православный народ в знании религии уступал еретикам иноземцам и даже басурманам. "Простые" и "малоученые", мы "живем чуть не подобны безсловесным" и не можем дать отповеди иноверцам: "аще и от басурман кто вопросит нас, то им и ответу дать не умеем, а что и станем говорить, лишь на стыд всем нам и на поругание православным". Посошков скорбел об этом и как православный христианин, и как патриот...
Не видя ни откуда помощи, он решился по "ревности, вложенной в него от Бога", обратить на это внимание высшей духовной власти и в 1704 г., подал доношение митрополиту Стефану Яворскому, в котором молил его озаботиться, чтобы "от неразумия люди Божии напрасно не погибали", и составить и напечатать наставления о вере и о духовном и о гражданском благочинии... Он указывал, что для этого надо прежде всего дать народу новых достойных священников: "Древнее, государь, у нас в России обыкновение посвящатися в пресвитерство из самого простоумия". Даже московские священники не могут наставить в вере, "а сельских уже и почитать в дело нечего... Посошков предлагал для просвещения духовенства устроить "академию великую, всех наук исполненную", и в городах, во всех епархиях и в главных обителях построить училища и затем строжайше воспретить, чтобы без училищного свидетельства отнюдь в пресвитеры и в дьяконы никого не посвящать...
Не дождавшись от митрополита поучений о вере и ободренный успехом своего "Очевидного зеркала", Посошков, тотчас по окончании этого труда, сам решается приняться за составление одного из тех религиозно-нравственных сочинений, которые он намечал в своих доношениях. После того, как святитель Димитрий Ростовский вполне одобрил "Зеркало", ему нечего уже было смущаться тем, что он неученый человек, земледелец, и надо было заботиться о том, чтобы "избегнуть вины за закопание таланта". В 1719 или 1720 г. он закончил свое второе сочинение "Завещание отеческое к сыну своему, со нравоучением, за подтверждением Божественных писаний"...
Разъясняя главные основания религии в их приложении к жизни, Посошков подробнейшим образом наставляет, как должен вести себя православный христианин во всех обстоятельствах жизни. Он говорит особо об отроческом житии и о брачном житии, о молитве дома и в церкви, дает особые наставления рабам, мастерам, купцам, солдатам, офицерам, крестьянам, приказным, инокам, архиереям.
Все сочинение проникнуто полемическим характером и останавливается преимущественно на тех сторонах современности, которые резко противоречили идеалу благоверия и духовного и гражданского благочиния; современность в нем отражается в резких и живых чертах, и этой своей стороной "Завещание отеческое" представляет драгоценный материал для характеристики общества XVII и начала XVIII века.
Рядом с отрицательной картиной общества этой эпохи, весьма любопытны также и положительные взгляды Посошкова, как одного из лучших представителей того же самого общества. В "Завещании" ярко выразилось типичное для XVII века, исключительно религиозное мiросозерцание, идеал строго духовного жития...
Это "духовное житие", монашеское мiровоззрение резко противоречило новому "светскому житию", светскому мiровоззрению, которое лежало в основе петровской культурной реформы... Посошков знает о новом светском мiровоззрении и для сильнейшего обличения его с единственно доступной ему церковной точки зрения, тесно сливает его с учением "еретика проклятого, Мартина Лютера". "Ныне мнози из русского народа, говорит он, научившася от иноземцев, от правые своея древния веры в лютерское зловерие начинают склонятися и от всескверного Мартина Лютера уставленные, слабые, и роскошные, и весьма развращенные законы начинают принимати"... Это житие – "роскошное, легкостное и сладостное" и представляет полную противоположность "узкому и прискорбному пути, иже вводит в царство небесное"; по новому учению можно "до полунощи, иное же и до самого света, в скакании и танцовании без сна проводити... и пить с музыками и карты играти"...
Настойчивое требование сознательной молитвы, разумной обрядности, и, главное, доминирующая во всей книге проповедь евангельских истин: непротивления злу, христианской любви и смирения показывает, что Посошков возвысился над староверческим обрядовым пониманием религии. Он требует непременно "внимания и богомыслия" при чтении молитв. "Егда бо речеши "Отче наш иже еси на небесех", тогда мысль свою возведи на небо и умными своима очима зри самого Бога на херувимах сидящего". Таким образом объясняет он строфа за строфой главнейшие молитвы и предостерегает: "о чем молитися языком, а ума своего в ту молитву не простреши и мысли своея на небо к самому Богу не возведеши, то ты будеши яко бездушный бубен: что гремиши, того и сам не ведаеши". Бог – столь же метко объясняет он дальше – "не от языка, не от гортани требует молитвы, но от сокрушенного сердца и чистого ума, возведенного на небо пред самого Бога"...
Вскоре по окончании "Отеческого Завещания" Посошков принимается за третье свое большое сочинение, "Книгу о скудости и богатстве", которую посвящает всецело той теме, которой касался в своих доношениях и в своем религиозно-нравственном труде, а именно – реформе церковных и гражданских уставов... Он предназначал свой труд лично для самого Государя, решив довести до его сведения о всей той "неправде", о всех тех "неисправностях", которые он видел кругом, и о тех мерах, какими можно было бы помочь злу. Он не скрывал от себя опасность, какой грозила ему откровенная, резкая речь о всех общественных и государственных неустройствах. Не раз он сам пугался своей смелости и оговаривался: "Не постави, Господи Боже мой, сего моего словесе в осуждение, еже дерзнул поносительно на пастырей своих писати", или "страшен ми сей глагол, что дерзнул о таком деле великом писати, но презельная моя горячесть понудила мя на сие дело"...
"Книга о скудости и богатстве" писалась... в 1721–1724 гг., когда Петр I энергично проводил свои реформы... К его преобразовательной деятельности Посошков относится весьма сочувственно, хотя и не потому, чтобы он ценил самые его реформы, но потому что в указах его узнавал "явного правдолюбца", видел ту же "презельную горячесть" к общему благу, которая заставляла самого Посошкова трудиться под своими книгами, "нужду свою домовную презрев"... За "явное правдолюбие" Петра Посошков даже закрывал глаза на те стороны его деятельности, которые должны были оскорблять его старомосковское церковное мiровоззрение, и многих людей того же образа мыслей сделали ярыми ненавистниками Петра I. Посошков не мог не знать, что Петр является главным виновником распространения в России нового светского мiровоззрения, против которого, как против люторской ереси, боролся П. в "Отеческом Завещании", что Петр вводит ненавистные ему "вечеринки с богомерзкими танцами", что он весьма близок к нечестивым иноверцам... Ради общего блага он делал уступку своей строгой морали...
Малое знакомство с иноземными порядками, также как строго церковное мiровоззрение клало резкую грань между Посошковым и Петром I с его ближайшими сотрудниками, которые основывались в своей деятельности на знакомстве с западной жизнью и усвоили вместе с иноземными учреждениями также и иноземное светское мiровоззрение. Главным источником преобразовательных планов Посошкова является критика русской действительности, основанная на широком знакомстве с ней. Во многих случаях, когда злу можно было помочь лишь коренной реформой, по урокам запада, как делал Петр, Посошков в своих проектах не выходит из круга идей Уложения Царя Алексея Михайловича и ограничивается мерами, безсилие которых выяснилось еще в предшествовавшем веке. В этом отношении, также как по своему мiросозерцанию, он является вполне человеком XVII века; стремление к реформам и смутное сознание превосходства иноземных уставов не противоречит этой характеристике, так как Московская Русь также постоянно реформировала старые порядки и училась, сколько могла, у иноземцев. В противоположность западникам: Петру и его ближайшим сотрудникам, Посошков был типичным московским прогрессистом.
Эти черты Посошкова важны для изучения как московской культуры, так и общества петровской эпохи. Как видно из не так давно открытых проектов разных лиц петровского времени, он был типичным представителем особой сильной партии сторонников петровской реформы, которые одинаково с ним сохраняли церковное мiровоззрение, понижали настоятельность реформ, но лишь понаслышке были знакомы с Западом, и в обсуждении реформ поэтому исходили из критики русской современности. Проекты неизвестного автора "12-ти статей", Ив. Филиппова, вице-губернатора В. Ершова и других во многом сходятся с проектами Посошкова, а некоторые наблюдения и предложения их поразительно с ними совпадают. "Книга скудости и богатства, однако, значительно превосходит все эти проекты богатством и разносторонностью содержания, литературным талантом и в особенности оригинальными теоретическими рассуждениями...
О "закоренелой древней неправде", о недостатках суда и управления Посошков пишет особенно горячо не только потому, что безправие составляло вопиющее зло времени, но и потому, что ему не раз в жизни пришлось потерпеть от неправды... Нужно совершенно изменить обветшавшие и искаженные неправыми судьями древние уставы, учинить "всем делам новый регул"... Не будучи в силах наметить основания "нового регула", Посошков, имея в виду старое, испытанное средство – Земский Собор, предлагает прибегнуть к "народосоветию", "многонародному совету", к "самому вольному голосу народа". Необходимо созвать выборную комиссию для пересмотра старого Уложения и всех статей и указов и для сочинения нового судебника, избрав по 2 – по 3 человека из всех чинов, от духовенства, гражданства и высокого чина, приказных людей, дворянства, купечества, боярских людей, фискалов, а также и из крестьян... По-видимому, его выборная комиссия должна была не только составить уложение о наказаниях и устав судопроизводства, но и обсудить реформы всего государственного управления...
Наряду с изложенными соображениями об общей государственной реформе, особенный интерес представляют общие рассуждения Посошкова о народном и царственном богатстве и о купечестве... Рассуждения его по основным вопросам политической экономии весьма любопытны для начальной истории этой науки и для характеристики личности Посошкова, его ума. Без малейшего влияния зарождавшейся в то время на Западе экономической науки, он самостоятельно выясняет некоторые главные начала народного хозяйства, заслужив себе славу, как выражается Брикнер, первого русского писателя-экономиста...
Истинное государственное богатство, как метко разъясняет Посошков, состоит не в финансах, а в благосостоянии народа, и государство должно пещись прежде всего о богатстве народа. а не о фискальных своих интересах. "Собранию царских сокровищ", "царскому интересу" он посвящает особую, последнюю главу, а в остальных рассуждает о "всенародном обогащении". "Не то царственное богатство – говорит он, – еже в царской казне лежащие казны много, ниже то царственное богатство, еже синклит Царского Величества в златотканых одеждах ходит, но то самое царственное богатство, ежели бы весь народ по мерностям своим богат был самыми домовыми внутренними своими богатствы, а не внешними одеждами или позументным украшением"; "Сие дело невеликое и весьма нетрудное, еже царская сокровища наполнити богатством..., но то великое многотрудное есть дело, еже бы народ весь обогатить". "В коем царстве люди богаты, то и царство то богато; в коем царстве люди будут убоги, то царству тому не можно слыть богатому"...
Он обращает особенное внимание на внешнюю торговлю и считает, ... важнейшей задачей торговой политики поощрение вывоза продуктов промышленности и ограничение привоза иностранных товаров, и мечтает о возможности скорого торжества русской промышленности над иностранной... Он настаивает на поощрении отечественной промышленности для того, чтобы при покупке иностранных продуктов "деньги из царства вон не выходили"... Как настоящий экономист-теоретик, Посошков говорит о тесной связи между богатством и государственным устройством, определяя "правду", как "невещественное богатство".
Практического значения разнообразные проекты Посошкова не имели... Многие его мысли... далеко опережали время и осуществлены были или много десятилетий спустя, или не исполнены и до сих пор, составляя очередные задачи нашего времени. Еще в 1840-х годах, "Книга о скудости и богатстве" печаталась с большими цензурными затруднениями, так как в ней идет речь о возможности освобождения крестьян. "крестьянам помещики не вековые владельцы, того ради они не весьма их берегут, а прямый их владетель Всероссийский Самодержец, а они владеют временно". Для своего времени Посошков находил необходимым совершенно и навсегда отделить крестьянские земли от помещичьих и точно определить размеры крестьянских повинностей. Лишь через 70 лет правительство сделало первую слабую попытку ограничения помещичьей власти в этом направлении законом о числе барщинных дней.
Военные писатели удивляются мыслям Посошкова по военному делу, также далеко опережавшим свое время: "Нельзя не подивиться сметливости Посошкова: он, вопреки мнениям лучших тактиков своего времени, восстает против безсознательных действий плотно сомкнутого строя и высказывает мысль об одиночном развитии солдата, — мысль, которую стали осуществлять не только у нас, но и во всей Европе, еще в слишком недавнее время" ("Военн. Сборн." 1859). Рассуждения П. о рациональном лесном хозяйстве весьма замечательны потому, что даже на Западе наука лесоводства развилась позднее появления его книги: в наблюдениях и предложениях его о рыболовстве Брикнер указал целый ряд совпадений с научным исследованием Бэра и с рыболовным уставом 1859 г. Из многих мыслей Посошкова, которые и в наши дни, 180 лет спустя после появления "Книги о скуд. и бог.", не потеряли своего жизненного значения, указать достаточно на его проект всеобщего обязательного обучения: "Паки немалая пакость крестьянам чинится и оттого, что грамотных людей у них нет... Я чаю, не худо бы было так учинить, чтобы не было и в малой деревне безграмотного человека, положить им крепкое определение, чтобы безотложно детей своих отдавали учить грамоте, и положить им срок года на три или на четыре".
Сочинения Посошкова в XVIII веке были довольно широко распространены в списках; в настоящее время известно 6 списков "Книги скудости и богатства". В 1752 г. книга эта была переписана для Академии Наук по предложению Ломоносова, который, видимо, интересовался Посошковым и в 1756 г. предложил Академии снять копии также с рукописи трех его доношений митрополиту Стефану Яворскому... В 1793 и 1815 гг. впервые напечатаны были две небольших записки Посошкова, а главные его сочинения впервые появились в 1842, 1863 и 1873 гг.
Н. П. Павлов-Сильванский
Николай Павлович Павлов-Сильванский (1869–1908) – русский историк и архивист, государственный и политический деятель. Автор работ по истории России времен Петра I, общественных движений XVIII—XIX веков, крестьянства, а также историографии.
