Как нравственные принципы монархиста есть принципы православного христианина, так и само учение о православной монархии органически связано с учением Церкви, с цельным православным мiровоззрением. Наиболее крепким монархистом может быть только глубоко верующий церковный человек, у которого монархические убеждения составляют неотъемлемую часть той веры, которую он исповедует. Таковыми были все глубокие идеологи монархии, начиная с К.Н. Леонтьева и Л.А. Тихомирова и кончая Н.Н. Русаковым. Настоящий монархист, вслед за архим. Константином Зайцевым, видит место монархии в контексте мiровой истории, в перспективе борьбы Христа с грядущим антихристом, и сознает свою борьбу за монархию как борьбу за имя Христово под знаменем Креста.
В современной России в силу глубокого расцерковления народа такое понимание монархии находит немного сторонников. В широких кругах монархия ассоциируется с сильной единоличной властью, с "железной рукой", которая наводит какой-то порядок. Власть православного Царя путают с властью диктатора, типа Сталина или Гитлера, ведут разговоры о "монархо-фашизме". В лучшем случае останавливаются на "популярной монархии" И. Солоневича, лишенной духовного понимания нашего великодержавия. Этот вариант монархии, делающий упор на своем народном характере, остроумно был назван "пугачевской монархией".
В последнее время среди патриотической общественности приобретает все большую популярность салазаровская или франкистская модель фашизма (вспомним, что и И.А. Ильин, и А.В. Карташев считали ее оптимальной для Португалии и Испании того времени). Для земного благоустройства нации, это, возможно, так и есть. Единственное превосходство православной монархии перед диктатурой типа Салазара - это ее духовно-нравственное содержание, ее богоустановленный характер и служение "Удерживающего" мировое зло. Просто народный характер монархии этих преимуществ перед сильной национально-авторитарной властью не обеспечивает.
Ясно, что здание монархизма, возводимое лишь на русской народной традиции и самобытности, стоит как бы на одной ноге и весьма непрочно. Крепость учению о монархической государственности придает обращение к наследию Вселенской Церкви. Монархизм как русская самобытная государственность есть частное политическое убеждение, которое может и меняться в зависимости от политической обстановки. Монархизм же как составная часть учения Православной Церкви есть нечто твердое, неизменное, требующее своего постоянного исповедания.
В 1992 г. группой духовенства Русской Церкви оно было сформулировано в таком виде:
«Исповедую в Церкви Православной чину Царя Самодержавнаго быта и благодати Божией на главе Помазанника, в таинстве Царства приемлемой пребывати. Вящшим же в сем служении Православного Царя быта охранению Церкви Святой и учения ея, и образа благочестия ея, и уставов ея, и всего земнаго бытия ея.
Исповедую, яко вне Царства сего Православнаго Церковь Христова гонима есть яве или отай, и немнози суть иже при гонении сем спастися имут. Сего ради, якоже и прежде во вся века Церковь о Царстве Православном моляшеся, тако и аз ныне молюся, да созиждет Господь Царство сие в земли нашей во еже оградити Церковь Свою от всякаго гонения и соблазна» (см. Прав. 104 Карфагенского Собора, Чин св. Миропомазания на Царство).
Здесь нет никакой "ереси монархизма" или его "догматизации", о чем так любят кричать церковные модернисты. Не одни догматы составляют учение Церкви, есть еще обширная область церковного Предания, не отчеканенная в виде догматических формулировок на Вселенских Соборах, но тем не менее также обязательная для полноты православного мiровоззрения. Церковь из девятнадцати с половиной веков своего земного бытия шестнадцать веков прожила в православном Царстве (от Константина Великого до Царя-Мученика Николая), она выразила свое учение о нем как о государственном идеале во многих канонических памятниках и отеческих творениях, в литургическом предании.
В этой области апостасийно настроенные церковные либералы за последние десятилетия произвели целую революцию. Мы уже не говорим о множестве курсов церковной истории, в которых идеал и эпоха православного Царства представлены в самых черных красках. Сами литургические тексты подверглись в эти годы коренной переработке. Достаточно просмотреть внимательно переизданные Московской Патриархией богослужебные книги, чтобы убедиться, что малейшее упоминание о царях изъято из всех церковных песнопений.
И здесь прямая обязанность православных монархистов как части церковного народа исповедывать учение о Православном Самодержавии как часть учения Вселенской Церкви, не стыдясь визга и свиста, поднимаемого апостатами-республиканцами. Конечно, нельзя требовать этого от тех, кто принципиально отвергает идею монархии. Но кто признает себя монархистом, тот должен исповедывать это не только в монархическом собрании, но и в Церкви. И, конечно, необходимо твердо противостоять как попыткам искажения в либеральном духе церковно-государственной истории, так и попыткам "республиканского" перекраивания церковного богослужения.
К сожалению, даже в Зарубежье смирились с некоторыми искажениями богослужебных текстов, допущенными в угоду февральским временщикам, например, с формулировкой тропаря Кресту: «Спаси Господи люди Твоя...», изгнавши упоминание о Царях. Напомним указание свт. Иоанна Шанхайского, что отсутствие законного Государя не может служить основанием таких изъятий. Довод, что, мол, Царя сейчас нет, любят приводить те, которые не хотят его иметь, то есть имеют иной, неправославный государственный идеал.
Таким образом, наш монархизм для нас - это наше знамя, которое бывает всегда одним и не перекрашивается под цвет местности. К сожалению, значительная часть нынешних патриотических лидеров предпочитает для своих знамен наиболее безопасную пятнисто-камуфляжную окраску, но монархист не может уподобляться таковым.
