Долгая дорога к германо-польской войне 1939 г.

Русским читателям, политикам и историкам, особенно совпатриотам, будет интересно ознакомиться с тем, как провоцирование Второй мiровой войны видит генерал современного Будесвера. При этом, выявляя умолчания и противоречия в устоявшейся трактовке этого вопроса державами-победительницами, он, похоже, не удерживается и от некоторого уклона в противоположную крайность. В комментарии к докладу мы постараемся это отметить. ‒ МВН.

Этот доклад генерал Бундесвера в отставке Герд Шульце-Ронхоф читает перед жителями Германии на основе написанной им книги «1939 год. Война, у которой было много отцов. Длинная дорога ко Второй мировой войне». Его вы можете прослушать и просмотреть в видеозаписи в Интернете по адресу http://gedankenfrei.wordpress.com/2008/07/08/wk2/. ‒ Переводчик.

Несколько лет назад я исследовал вопрос, в какой степени на основании германских программ вооружения, осуществлявшихся между 1933 и 1939 годами,  население Германии тогда могло сделать вывод, что у Гитлера есть агрессивные военные планы? Когда-то я, как молодой офицер Генерального штаба, работал в области вооружения, и с тех пор у меня в голове крепко сидит простая мысль: вооружаются, как правило, чтобы защищать себя от кого-то, чтобы напасть на кого-то или чтобы стать для кого-то полноправным союзником. Всегда есть этот «кто-то», оправдывающий необходимость вооружения. А если мы хотим узнать, с какой целью какая-либо страна или, точнее, её правительство, занимается вооружением, то необходимо сравнить её вооружение с вооружением соседних государств. Для этого есть очень простая формула, которая позволяет дать оценку намерений, которые стоят за вооружением. Если какое-либо правительство пытается создать вооруженные силы, которые в три раза превосходят таковые соседних государств, то справедлив вывод, что оно в долгосрочной перспективе готовится к войне. Но если такая страна или её правительство удовлетворяются третью от вооруженных сил своих соседей, то ясно, что здесь занимаются вооружением только для того, чтобы при необходимости иметь возможность обеспечить оборону.

Если бы я хотел доказать, что Гитлер с 1933 года готовил агрессивную войну, то я должен был бы сравнить германское вооружение с вооружением соседних государств, а именно и совершенно конкретно Франции и государств, находящихся в антигерманском союзе с ней и в непосредственном соседстве с Германией. Я подчёркиваю: в непосредственном соседстве. Потому что при этом анализе я исключаю Англию и к тому моменту уже очень сильно продвинувшийся в вооружении Советский Союз. И я взялся за дело: набрал германской специальной литературы и стал в ней искать данные о вооружении наших соседей, чтобы иметь возможность сравнения.

К моему удивлению, я не нашёл во всей послевоенной германской исторической литературе ничего о довоенном вооружении зарубежных государств, за исключением программ военно-морского вооружения, которое отлично документировано и по Германии. Итак, если я хотел найти данные о вооружении, я должен был добыть их в иностранной литературе. Поэтому я использовал чешскую, французскую, американскую и английскую литературу, которой в переводе на немецкий имеется достаточно. Но историки обычно не пишут о политике вооружения своих стран, они пишут о внутренней политике, внешней политике, экономике, культуре. Если повезёт, то можно иногда найти информацию и о политике национальной безопасности. А когда мне везло ещё больше, то я находил что-нибудь и о вооружении – информацию, которая мне нужна была для сравнения. Таким образом, мне приходилось много искать и много читать. А много читая, я зачастую находил то, что совсем не искал.

К моему удивлению, я обнаружил, что целый ряд иностранных историков упрекают свои правительства 20-30-х годов в том, что они могли бы легко предотвратить Вторую мировую войну, если бы этого хотели. Некоторые из них даже утверждают, что их правительства были среди тех, кто занимался разжиганием войны.

Такого в немецкой литературе я ещё не читал. Всё это меня крайне заинтересовало, я стал читать ещё больше, искал и сравнивал, откуда эти иностранные историки берут свои выводы. Я обеспечивал себя всеми доступными источниками: посещал архивы, читал мемуары зарубежных политиков и военачальников и наталкивался на всё большее количество документов, говорящих о том, что целый ряд иностранных правительств в 20-30-е годы внесли большой вклад в развязывание Второй мировой войны. И об этом я хочу вам рассказать.

Я вам объяснил, как я перешёл к теме предвоенной истории. Но перед тем как начну, хочу ответить на вопрос, каким же было германское вооружение в 30-е годы в сравнении с соседними государствами, то есть с Францией и  находящимися с ней в союзе против Германии государствами. Если взять активные вооружённые силы мирного времени Германии, то в 1933 году они соотносились с таковыми у Франции и союзных с ней государств как 1 к 12. Если к этому приплюсовать ещё и резервные вооружённые силы, то это соотношение можно выразить цифрами 1 к 97.

В 20-е годы, когда мы заключили с нашими соседями Версальский мир, в Германию вошли французские и бельгийские войска, польские и литовские военные части и полувоенные отряды. Если вы вспомните, что германские пограничные области либо на короткое, либо на длительное время были аннексированы, тогда сможете понять, что у немцев к 1933 году был совершенно определённый взгляд на вооружение. Большинство немцев тогда хотели прекращения этих действий наших соседей. Им было ясно, что при помощи имевшихся десяти дивизий рейхсвера осуществить это было нельзя. Большинство германского населения в 1933 году приветствовало вооружение своей страны. Но даже спустя 6 лет осуществления программы вооружения, в 1939 году, соотношение активных резервных и вооружённых сил Германии по сравнению с соседними государствами (то есть главным образом  с Францией и Польшей. – Прим. пер.) составляло 1 к 2,5 – всё ещё не в нашу пользу.

Я вам объяснил, какими окольными путями я пришёл к теме «Причины Второй мировой войны». Меня настолько зажгло то, что я прочитал в иностранной литературе и в архивных делах и что при этом мне открылось, что наступил момент, и я решил обо всем этом написать. Так появилась моя книга «1939 год. Война, у которой было много отцов». Следует отметить, что название этой книги уводит от сути: «Война, у которой было много отцов». Исходя из него, можно прийти к выводу, что книга о войне. Но ключевые слова в названии – это «много отцов». Поэтому настоящее название книги вы найдёте в подтитуле: «Долгая дорога ко Второй мировой войне». То есть, я писал в ней о предыстории войны, а не о самой войне, не о преступлениях, совершённых в этой войне с обеих сторон, не о национал-социалистическом режиме, не о преследовании евреев и не об их истреблении во время войны. Я совершенно отчетливо говорю об этом в начале своего доклада, потому что мне иногда в конце высказываются упрёки именно из-за того, что я не упомянул преступления Гитлера и национал-социалистического периода.

Итак, о предыстории войны. Положение в Европе между концом Первой мировой войны и началом второй никогда не было свободным от напряжённости. Напряжённость во взаимоотношениях и две войны были между Польшей и СССР. У Польши и Литвы были напряжённость и одна война. Была война между Италией и Албанией. Франция и Италия конфликтовали из-за территорий. Как и Дания с Норвегией, Италия с Англией, Югославия с Австрией, Германия с Чехословакией, Венгрия с Чехословакией, Польша с Чехословакией, Англия с Ирландией, Испания с Италией. Всё это хотя и держало Европу в состоянии непрекращающейся длительной лихорадки, но к взрыву привело только тогда, когда в 1939 году Германия потребовала возвращения Данцига и предоставления возможности построить экстерриториальную автодорогу через Польский корридор с территории рейха до территории оторванной от него с 1918 года Восточной Пруссии. Раньше я считал, что Вторую мировую войну развязал Гитлер, когда он против воли Польши и Англии стал силой решать вопрос Данцига и Польского корридора. В 1967 году израильский посол в Бонне Ашер бен Натан дал интересный ответ на вопрос одного журналиста: кто начал шестидневную войну и кто первым начал стрелять? Он сказал: «Это совершенно не имеет никакого значения. Решающим является то, что предшествовало первым выстрелам». Именно так я и подошёл к вопросу, который раньше перед собой в такой форме не ставил: «А что, собственно, предшествовало первым выстрелам в 1939 году?».

За прошедшие годы я уже кое-что прочитал, что заставило меня отказаться от суждения, что Гитлер был единственным виновником Второй мировой войны. Естественно, мне пришлось задать себе вопрос: а откуда у меня это простое представление об истории? Было оно из тех источников, которые вы можете читать и сегодня, а также из учебной литературы школьного периода и той, которую нам в 50-е и в последующие годы предоставляли в бундесвере. И тогда я себя спросил: а что же учат сегодняшние школьники о возникновении Второй мировой войны?

После этого я прочитал учебник моей младшей дочери, по которому она училась в гимназии в Нижней Саксонии („Unsere Geschichte“, Band 4, Verlag Disterweg). Этот учебник истории показывает школьникам портрет правительства рейха, которое в 1939 году стремится к войне не для того, чтобы решить проблему Данцига, а чтобы завоевать Польшу. Обосновывая это, учебник цитирует речь Гитлера, произнесённую 22 августа 1939 года, за неделю до начала войны. Она должна убедить учащихся, задача которых – усвоить, как началась война. В этой речи перед  командным составом вермахта Гитлер говорит (так его цитирует учебник): «Противники не рассчитывали на мою большую решительность. Наши противники – это мелкие людишки, я видел их в Мюнхене. Но вот Польша попала в то положение, в котором я хотел её видеть. Я боюсь только одного – что мне в последний момент какая-нибудь свинья вручит посреднический план». Я повторю последние слова: «Я боюсь только одного – что мне какая-нибудь свинья вручит посреднический план». Они говорят сами за себя и комментариев не требуют. Проблема только в том, что они – фальшивка! Эти слова были специально сочинены для Нюрнбергского процесса, как и другие процитированные слова, вставленные в речь Гитлера, чтобы служить доказательством против обвиняемых. Таким образом хотели доказать главным обвиняемым, что Гитлер им всё говорил открыто и что они поэтому всё знали и тоже несут ответственность за войну. Школьникам же навязывается впечатление, что Гитлер не только не вёл переговоры, но и не хотел их вести.

Но знали ли вы, что Гитлер ещё после обеда в день до начала войны дал согласие президенту рейхстага и министру авиации Герингу на продолжение переговоров с британским послом в Берлине, с тем чтобы попытаться решить германо-польские проблемы путём переговоров и тем самым избежать войны? Знали ли вы, что германское правительство просило британское посредничать между Германией и Польшей в вопросе о Данциге? Знали ли вы, что Гитлер в последние 10 дней до начала войны связывался с итальянским, английским и французским правительствами? И знали ли вы, что германское правительство непосредственно перед началом войны сделало Польше предложение из 16 пунктов об урегулировании германо-польских проблем? Поляки просто отказались принять это немецкое предложение. Нет, они не только отказались принять содержание этого предложения: они вообще отказались принять сам документ, содержащий эти предложения. И поэтому германское предложение пришлось отправлять в Варшаву через Лондон, и таким образом оно попало в руки членов английского правительства, в частности министра военно-морского флота Купера. Ну и, как это иногда бывает с чиновниками, Купер забрал свои служебные документы домой, чтобы там с ними поработать. Так этот документ попал в руки жены Купера, которая его и прочитала. Ознакомившись с 16 пунктами германского плана, она сказала мужу: «Я не знаю, чего ты хочешь. Ведь германские предложения так разумны!». Так эту ситуацию описывает сам Купер в своих мемуарах.

Он тут же впал в отчаяние, потому что ему вдруг стало ясно, что английская общественность может отреагировать на германские предложения точно так же, как его жена, и тут же позвонил редакциям газет „Daily Mail“ и  „Daily Telegraph“,  и потребовал представить германские предложения в как можно более негативном свете. В это время правительство рейха заявило, что вечером через радио познакомит мир с этими своими предложениями. В ответ британский посол в Берлине Хендерсон выразил в Министерстве иностранных дел Германии просьбу, чтобы они пока не предавали эти предложения гласности. Он обосновал это тем, что ознакомление общественности с германскими предложениями может помешать проведению переговоров с поляками... Французский историк Рассинье так писал после войны об этом мирном предложении немцев: «Если бы французский и английский народы 30 августа 1939 года узнали об этом немецком предложении, то Париж и Лондон вряд ли смогли бы объявить войну Германии, не вызвав взрыва возмущения своего населения, который бы обеспечил мир».

А теперь вы, конечно, спросите, откуда у меня все эти данные. Я это узнал из документов Нюрнбергского процесса, из документов английского МИДа, из описаний двух французских историков и участвовавших в этом послов. В последние десять дней перед началом войны шли интенсивные переговоры между Берлином и Лондоном, с тем чтобы разрешить германо-польские проблемы без войны.

Какие это были проблемы?

Мы знаем, что речь шла о Данциге и об экстерриториальных путях из рейха в Восточную Пруссию, отрезанную от рейха с 1918 года, то есть о вопросе так называемого «коридора». А гуманитарная трагедия непольских меньшинств в Польше оказалась забытой и была вычеркнута из немецких школьных учебников. С 1918 года самостоятельная Польша имела, кроме 19 миллионов польскоговорящего и католического населения, еще и 5 миллионов украинцев, 2,5 миллиона евреев, которых в Польше отказывались признавать равноправными гражданами, 2 миллиона немцев, 1,2 миллиона белоруссов и насчитывающие многие десятки тысяч человек такие меньшинства, как литовцы, чехи, венгры, словаки, кашубы и слонцаки. 19 миллионов поляков после 1919 года пытались полонизировать в языковом смысле 11 миллионов своих сограждан-неполяков и католизировать их. Они расторгли соглашение о защите меньшинств, которое их обязала подписать Лига Наций в 1920 году, и начали преследовать своих непольских сограждан в собственном государстве.

Если я начну вам сейчас рассказывать о судьбе немцев в Польше, то кое-кто, возможно, скажет: «Ах, знаю я это. Это всё болтовня изгнанных». Поэтому я не буду говорить о жребии, выпавшем в Польше этническим немцам, а расскажу о судьбе самого большого национального меньшинства в тогдашней Польше – 5 миллионов украинцев. Их положение очень хорошо документировано, потому что в то время много украинцев эмигрировали из Польши в британскую Канаду. Таким образом, английские СМИ и парламент регулярно получали информацию о том, что происходило в Польше того времени с украинцами. Так „Manchester Guardian“ сообщала 14 декабря 1931 года: «Меньшинства в Польше должны исчезнуть. Эта политика проводится без оглядки на кого бы то ни было, не обращая ни малейшего внимания на мировое общественное мнение, на международные договоры и на предписания Лиги Наций». Украина (Западная. – Прим. пер.) под польским господством превратилась в ад. О Белоруссии можно говорить то же самое и с ещё большим правом. Целью польской политики является ликвидация национальных меньшинств как на бумаге, так и в действительности».

Я выше уже сказал, что и парламенты периодически знакомились с судьбой украинцев в Польше. Так, в протоколах верхней палаты парламента в Лондоне от 15 июня 1932 года можно прочитать о докладе на тему последних переговоров в Женеве, в Лиге  Наций, сделанном лордом Ноэлем Бакстоном перед депутатами. Он сообщал: «В последние дни на заседаниях Совета Лиги Наций были рассмотрены важные вопросы, касающиеся национальных меньшинств. На январском совещании прежде всего был рассмотрен доклад, сообщавший о так называемом «терроризировании», которое имело место быть в польской Украине осенью 1930 года. Из «коридора» и из Познани начиная со времени аннексии уже выселено не менее одного миллиона немцев, потому что они считают условия там невыносимыми. В польской части Восточной Галлиции начиная с окончания войны до 1929 года на 2/3 было сокращено количество национальных школ. В университетах, в которых украинцы в период австрийского господства имели 11 кафедр, теперь у них нет ни одной, хотя в 1922 году польское правительство обещало им собственный университет. В той польской части Украины, которая раньше принадлежала России, то есть на Волыни, условия ещё более жёсткие. Во всей Украине имеется система полицейского преследования». Лорд Ноэль Бакстон продолжал: «В этой связи мы не можем не упомянуть особенно прискорбный факт, а именно тюремные пытки осуждённых и подозреваемых, попавших в немилость к польским властям. Убедительные доказательства, что в таких случаях применяются средневековые пытки, у меня, к сожалению, есть. Эти явления были названы в Совете Лиги Наций лордом Сесилем, делегатом британского правительства, «потрясающими совесть человечества». Но они не были подвергнуты расследованию со стороны Лиги Наций, как это должно было бы быть». Это два британских голоса, свидетельствующих о том, что тогда происходило в Польше.

Во Франции положение в тогдашней Польше тоже не осталось незамеченным. Один французский профессор славистики, который написал три книги о Польше того времени и который оказался свидетелем присоединения Западной Украины к Польше, писал: «Здесь расстреливали, вешали, пытали, бросали в тюрьмы, реквизировали имущество. Было казнено большое количество украинских священников, поляки не делали их арестантами, с тем чтобы избежать переполнения тюрем. Но тюрьмы всё равно были переполнены украинцами всех сословий, единственным преступлением которых было то, что они являлись украинцами и говорили по-украински». Это свидетельство француза. С другими национальными меньшинствами в Польше ситуация тогда была похожей. Еврейское меньшинство преследовалось так же, как и другие. Сегодняшним немцам непривычно слышать, что между 1933 и 1938 годами, то есть когда евреев у нас уже дискриминировали, 557 тысяч евреев покинули Польшу и прибыли в Германию, чтобы либо найти в ней убежище, либо использовать её как временный приют на пути в другие страны, в основном во Францию и США.

В 1939 году снова драматически ухудшились условия жизни и у немецкого меньшинства. Я уже упоминал, что поляки в 1920 году односторонне расторгли договор о защите меньшинств. Правительство рейха в ноябре 1937 году сделало ещё одну попытку. Оно заключило с польским правительством договор о защите национальных меньшинств на двусторонней основе, который, правда, тоже действовал недолго. В 1939 году в Польше были закрыты немецкие школы, у немцев отнимали торговые и производственные лицензии, разрешение на ведение врачебных практик, поджигали крестьянские дворы, бойкотировали торговые учреждения, немцев избивали прямо на улицах. А тех, которые хотели избежать этих издевательств, перебравшись на территорию рейха, подвергали на границе обстрелу и лишали жизни точно так же, как спустя десятилетия тех немцев, которые бежали из ГДР на Запад. Несмотря на это до августа 1939 года на территории рейха и в Данцигской области в лагерях-приёмниках было зарегистрировано почти 80.000 немецких беженцев.

Все меньшинства Польши в 1939 году пережили гуманитарную трагедию, как меньшинства в Югославии под властью Милошевича. Только то, что произошло при Милошевиче в Югославии, у нас ещё свежо в памяти, потому что мы вспоминаем телевизионные кадры. То, что в 1939 году и перед этим происходило в Польше, исчезло из коллективной памяти Европы. Наши школьные учебники об этом тоже молчат.

С 1920 до 1939 года в Лиге Наций в Женеве было зарегистрировано около 15.000 жалоб от нацменьшинств Польши. На них Лига Наций не отреагировала, хотя это было её долгом. Министерство иностранных дел в Берлине только за последние полгода перед началом войны зарегистрировало 1.500 случаев нарушения прав, актов произвола и издевательств над немцами в Польше. Тогдашний государственный секретарь фон Вайцзеккер, заместитель министра иностранных дел рейха и, кстати, отец будущего нашего президента, писал в своих мемуарах: «Наши дипломатические и консульские сообщения из Польши показывали, как в 1939 году волна беженцев становилась всё выше и перекрыла первоначальную проблему Данцига и проезда через коридор». В этой ситуации гуманитарной катастрофы Гитлер верил, что вполне быстро можно прийти к решению вопроса немецкого меньшинства, проблемы Данцига и коридора. Именно это он в 1939 году снова и снова повторял англичанам и французам как устно, так и в различных интервью и в письменных обращениях. Он снова и снова говорил англичанам и французам, что в этом году, в 1939-м, должно быть найдено решение германо-польских проблем и что принятие этого решения из-за трагической судьбы одного миллиона немцев в Польше нельзя дальше отодвигать.

С октября 1938 года Гитлер снова и снова выдвигал полякам предложения, а в августе 1939 года поставил ультиматум. Из того, что я узнал, меня удивило, что Гитлер, оказывается, уже после того как у него в кармане был пакт с Советским Союзом о ненападении и он практически мог начать войну, уже после того, как вермахт был полностью подтянут к границам и оставалось только дать приказ о наступлении, время которого уже было назначено, – даже  после всего этого Гитлер три раза отодвигал момент нападения. Сегодня в дневниках офицеров вермахта можно прочитать, как он это обосновывал перед высшими генералами и адмиралами. Каждый раз он говорил: «Мне нужно ещё время для переговоров». И несмотря на это в германских учебниках пишут: «Я только боюсь, что мне в самый последний момент какая-нибудь свинья предложит план посредничества»! В своих переговорах Гитлер пользовался посредническими услугами шведского промышленника Биргера Далеруса. Далерус имел отличные связи по бизнесу как в Лондоне, так и в Берлине. Вначале он предложил свои услуги Герингу. После трёх дней переговоров посредническими услугами Далеруса воспользовался и сам Гитлер. Далерус делал то, что сегодня называется челночной дипломатией. В последние десять дней перед началом войны он ежедневно один или два раза летал из Берлина в Лондон и обратно, передавал дипломатические ноты и объяснял каждой стороне, как была понята их нота другой стороной, подсказывал, где ещё возможны компромиссы и где их больше ожидать нельзя. То есть он играл роль честного посредника. Ход переговоров Биргера Далеруса можно реконструировать поминутно из его собственных записей. Ход этих переговоров также можно восстановить по записям МИД Германии. И вот что во всём этом больше всего восхищает: все эти записи, будь то шведские, английские или немецкие, совпадают абсолютно. То есть можно быть совершенно уверенным, что в описании последних дней перед войной нет никакой ошибки. Благодаря этим записям доподлинно известно, как в эти последние дни шла борьба за мир, за разрешение спорных вопросов.

В наших школьных учебниках нет ничего об этих переговорах, об этих десяти днях борьбы за мирное решение проблем, нет ничего о гуманитарной трагедии украинского, еврейского, немецкого и белорусского народов в Польше. Я нашёл переговоры в последние десять дней перед началом войны настолько интересными, что описал их в своей книге день за днём, час за часом. События этих десяти дней читаются как криминальный роман.

Давайте вернёмся в 1918 год. Германо-польские отношения между двумя войнами не всегда были такими плохими, как в 1939 году. Плохим было начало_, и плохим был конец. В 1918 году, когда Германская империя вынуждена была на западе капитулировать перед Америкой, Англией и Францией, поляки взяли себе на востоке германские провинции Позен (Познань) и Западную Пруссию. И сделали они это ещё перед тем как эти области были им отданы странами-победителями. Западная Пруссия была тогда на 70% заселена немцами, и этот насильственный акт Польши в Веймарской республике не был признан ни одним правительством. В 1918-1919 годах Польша потребовала в Версале, кроме того, части Померании, Силезии и всю Восточную Пруссию. Этого она не добилась, но вызвала достаточно большие страхи в Германии.

В 1921 году Польша предприняла попытку захватить всю Верхнюю Силезию при помощи полувоенных формирований и живущих там уже в течение 3-х поколений польских гастарбайтеров. После всенародного референдума, проведение которого Польша хотела сорвать (и результаты которого оказались в пользу Германии, а не Польши. – Прим. переводчика.) она получила-таки от стран-победительниц Верхнесилезскую индустриальную область. В 1933 году Польша два раза призывала Францию к совместной войне против Германии, но Франция отклонила эти предложения. У Польши в 1933 году было 298 тысяч солдат, то есть в три раза больше, чем у Германии, которая имела только 100 тысяч солдат. Поэтому перед приходом в 1933 году к власти Гитлера Польшу рассматривали как угрозу Германии все германские демократические партии, а также рейхсвер. И только когда в Германии у власти оказался диктатор Гитлер, а Польшей руководил диктатор Пилсудский, удалось добиться сближения двух стран на несколько лет. Продлилось оно ещё некоторое время после смерти Пилсудского, наступившей в 1935 году. После неудачной попытки Пилсудского в 1933 году убедить французов начать войну против Германии, он изменил политику. В 1934 году он заключил с Гитлером договор о дружбе. Ставшие теперь стабильными германо-польские отношения привели к тому, что Польша в 1938 году с согласия Гитлера присоединила к себе часть территории распавшейся Чехословакии. В 1938 году Польша аннексировала чешскую часть индустриальной области Тешен (которая является продолжением Верхней Силезии на восток) и аннексировала населённый в основном немцами пограничный город Одерберг, о котором я скажу ещё ниже. А сейчас просто запомните это название – Одерберг.

Так как Польша с 1918 до 1938 года минимум один раз или даже по нескольку раз осуществляла нападения на своих соседей: на Советский Союз, Литву, Германию и Чехословакию – и захватывала у них пограничные территории соседей, в 1939 году Польша была для англичан страной, которые мы сегодня называем «государствами-мошенниками». Хотя Германия и Польша до 1938 года сблизились, три польские проблемы продолжали сохраняться, а именно: защита прав национальных меньшинств, желание присоединить Данциг снова к Германии  (именно этого требовало 97% немецкого населения Данцига уже в течение многих лет). Кроме того, Данциг не был частью государства Польша. Он имел мандат Лиги Наций и был свободным государством; но победители предоставили Польше в Данциге особые таможенные, почтовые, железно- и автодорожные права. Третьей проблемой было желание немцев иметь с территории рейха до Восточной Пруссии, которая была оторвана от рейха с 1918 года, экстерриториальные пути сообщения. Это желание немцев не возникло на пустом месте. Восточная Пруссия в результате двух договоров была связана восемью железнодорожными ветками через теперь уже польскую территорию с Померанией и Силезией. За перевозки по этим дорогам нужно было платить в злотых пошлину за транзит, что вначале не составляло особого труда. Но во время и после мирового экономического кризиса Германия больше не могла при помощи торговли с другими странами зарабатывать достаточное количество польской валюты и поэтому больше не могла оплачивать транзитные пошлины в полной сумме в злотых. Поэтому министерство экономики стало регулярно переводить недостающие суммы в рейхсмарках. Но Польша увидела в этом нарушение договора. Объективно говоря, это так и было. В наказание с 1936 года Польша начала закрывать для немцев одну железную дорогу за другой. Но 67%, то есть 2/3, железнодорожного транспорта обеспечивали энергетические потребности Восточной Пруссии. Перевозили уголь из Верхней Силезии для промышленности, ремесленного сектора, отопления жилья и производства электроэнергии в отрезанной германской провинции. Вы ведь знаете, что тогда основным источником энергии был уголь, а не газ и нефть. В конце концов Польша стала угрожать тем, что в случае дальнейших недостач переводов в злотых она закроет последние железнодорожные ветки, связывающие рейх с Восточной Пруссией. Тем самым Восточная Пруссия была бы отрезана от энергоносителей и обречена на экономический коллапс, то есть оказалась бы в такой ситуации, в которой два десятилетия спустя оказался Западный Берлин из-за советской блокады. Так германская сторона (а именно министерство экономики рейха) пришла к идее, что вместо того, чтобы постоянно дискутировать с поляками о злотых, лучше договориться с ними о строительстве экстерриторриальных путей сообщения, находящихся под германской юрисдикцией и управлением, через территорию «коридора». Таким образом в 1939 году на повестке дня оказались три упомянутые германо-польские проблемы: судьба немецкого этнического меньшинства, Данцига и транзитных путей сообщения.

Удивительно, что прозорливые люди за рубежом ещё до прихода Гитлера к власти видели взрывную опасность этих проблем. Уинстон Черчиль предупреждал верхнюю палату английского парламента уже 24 ноября 1932 года: «Если английское правительство действительно желает что-то сделать для мира, тогда оно должно взять на себя ответственность и само поднять вопрос о Данциге и коридоре, пока у держав-победительниц есть ещё преобладание в силе. Если эти вопросы не будут решены, то не может быть надежды на долгосрочный мир». Эти причины для новой войны создали сами победители, когда заключали Версальский мирный договор, и они их не ликвидировали даже тогда, когда время давно назрело.

Гитлеру в 1938 году казалось, что у него для решения этих проблем есть в руках два козыря. Первый козырь: польские правительства упрашивали 16 предшествовавших Гитлеру германских правительств окончательно признать её территориальные приобретения в Познани, Западной Пруссии и Верхней Силезии. Все правительства Веймарской республики это отклоняли. Гитлер согласился дать это признание. Второй козырь: в 1938 году Польша хотела вместе с аннексией чешской индустриальной области Тешен аннексировать и населённый немцами город Одерберг. Выше я уже упоминал его. Министерство иностранных дел в Берлине заявило на это протест. Но тут вмешался Гитлер и согласился на передачу Польше Одерберга. Цитирую его дословно: «Мы не можем ссориться с Польшей из-за каждого населённого немцами города!». Он надеялся, что в благодарность за это Польша согласится с воссоединением Данцига с Германской империей. После аннексии Тешенской области и Одерберга Польшей в сентябре 1938 года Гитлер начал в октябре переговоры с Польшей о Данциге, транзитных путях и выполнении обязательств по правам немецких меньшинств в Польше. Его первое предложение: признание польских территориальных приобретений начиная с 1918 года и продление германо-польского договора о дружбе с десяти до 25 лет. В январе 1939 года Гитлер сделал ещё большие уступки. Он предложил (цитирую): «Данциг политически будет включен в германское сообщество, а экономически останется в Польше». С моей точки зрения это была очень даже честная, компромиссная формулировка, потому что Данциг и до этого политически не принадлежал Польше. Он был подмандатной областью и самостоятельным государством. До марта 1939 года в германо-польских  переговорах наблюдалось лёгкое сближение, но, к сожалению, не прорыв. В это время Польша из-за многочисленных войн, которые она всё время вела, была осуждаемой в Европе и из-за недавнего присоединения Тешенской области в сентябре 1938 года всё ещё подвергалась осуждению со стороны Англии.

В конце марта 1939 года эта ситуация резко изменилась. Гитлер совершил большую ошибку, он объявил Чехию, в нарушение своих обещаний, протекторатом Германии и оккупировал её. Теперь Британии стали нужны союзники против Германии, и она предложила Польше пакт о защите. Польша тут же сменила своего партнёра и перешла на сторону Англии. И хотя германо-польские переговоры поначалу ещё продолжались, Польша в конце марта 1939 года заключила договор с Англией и объявила о частичной мобилизации. Так, во всяком случае, пишут в книгах. На самом деле она удвоила численность своей армии, создала корпусные штабы и приказала своим военным соединениям продвинуться к территории Восточной Пруссии. Всё это уже в марте 1939 года!

Гитлер среагировал на это тем, что 3 апреля 1939 года впервые отдал приказ начать подготовку нападения на Польшу. С этого времени между Германией и Польшей установились ледяные отношения. Несмотря на это, правительство рейха сделало ещё пару попыток начать переговоры. Но польское правительство на это дало разъяснение, что статус свободного города Данцига базируется не на решениях Версальского договора, а на том, что Данциг на протяжении столетий принадлежит Польше, а Познань и Западная Пруссия уже давно де-юре и де-факто принадлежат Польше. То, что Германия предлагает, не является, таким образом, вкладом в переговоры. Министр иностранных дел Польши подчеркнул это ещё раз перед сеймом в Варшаве, где он 5 мая 1939 года в своей речи сказал: «Нация, которая сама себя уважает, не делает односторонних уступок!». После этого Гитлер попросил английское правительство посредничать от имени Германии в Польше.

30 августа 1939 года Гитлер сделал уже упоминавшееся предложение из 16 пунктов. Одним из существенных пунктов было: «Население коридора должно само решить в процессе референдума под международным контролем, хочет ли оно быть в составе Польши или Германии. Та страна, которая проиграет этот референдум, получит права экстерриториальных путей сообщения в корридоре. Останется корридор в Польше – Германия получит права экстерриториальных путей сообщения в Восточную Пруссию. Перейдёт коридор Германии – поляки получат экстерриториальные пути сообщения к своему порту на Балтийском море, к Гдыне». Частью этого же предложения было и следующее: «Порт и город Гдыня независимо от результатов референдума останутся у Польши, с тем чтобы у неё был балтийский порт. Кроме того, Польша сохранит свои торговые привилегии в Данциге». Это было последнее предложение немцев перед войной. Вот, пожалуй, и всё, что можно сказать о якобы нежелании Гитлера и германского правительства вести переговоры, о чем сегодня в школах учат наших детей.

В конце своего доклада я хотел бы немного рассказать об источниках, из которых я черпал информацию. И кое-что о заключении пакта Гитлера-Сталина (пакт Молотова-Риббентропа. – Прим. пер.) непосредственно перед началом войны. Чаще всего я использовал в качестве источников документы МИДов. Именно в них можно наблюдать переписку между государствами, обмен нотами. Они говорят о многом. Вы знаете, принято, что государства и правительства спустя приблизительно 30 лет после исторических событий снимают со своих документов гриф секретности и передают их общественности и науке для исследований. Я вам для примера принёс такой том документов. (Для читателей: показывает размер и толщину книги.) Эти тома документов во всех странах выглядят приблизительно одинаково. В моих руках находятся документы германского МИДа за последнюю неделю перед началом войны.

Как любитель (а вы знаете, что я не изучал профессионально историю, что я самоучка) в таких документах с удивлением наталкиваешься на особенности, которые приходится сначала объяснить себе самому. Само собой разумеется, что каждое правительство и каждая нация публикуют прежде всего то, что их оправдывает и показывает в хорошем свете, а то, что им не хочется оглашать, они стараются придержать под столом. В этом и американцы, и немцы, и кто бы то ни был ещё ‒ одинаковы. Это не должно удивлять.

Но ещё одну особенность я заметил достаточно поздно: подделки в официальных документах. Я, например, нашёл в документах германского МИДа речь Гитлера с вкраплениями. Не надо публиковать материал, если знаешь, что он фальшивка, да ещё и вредная для твоей страны. И я не смог себе объяснить, как такая фальшивка могла оказаться среди официальных германских документов. Долго мне пришлось гадать, не находя разумного ответа. Но у меня был консультант, профессор истории, помогавший мне работе. Я позвонил ему и задал свои вопросы. Он ответил так: «Прочитайте-ка предисловие к этим документам». Вы можете прочитать это предисловие во всех таких сборниках документов предвоенного и военного периодов. Везде стоит одно и то же. На первой странице этого предисловия написано, что эти документы составлены исключительно английскими, французскими и американскими архивариусами и историками. Единственные немецкие руки, которые прикасались к этим сборникам документов германского МИДа, были руки типографа и переплётчика. Как видите, и таким образом можно «влиять» на историю.

После того как я сделал это открытие, я снова заказал эти же отпечатанные документы предвоенного периода, но уже с годом издания 1940 и 1941 и установил, что и во времена Германского рейха некоторые документы, показавшиеся издателю не очень «красивыми», не публиковались. А после войны англичане, французы и американцы тоже постарались убрать кое-что, но уже то, что не очень выгодным показалось им. Несмотря на это, все эти сборники документов очень содержательны, также как и американские, и английские, и какие бы то ни было другие. Даже несмотря на то, что многие из низ «промыты». Я вам только что сказал, что том документов, который я держу в руках, охватывает всего одну неделю. Если вы, как и я, захотите просмотреть время с 1900 до 1939 года, то вам придётся перелопатить целые стеллажи. Всё это вообще нельзя перечитать, разве что вы готовы пожертвовать годы. Поэтому я выискивал для себя только документы по тем событиям, о которых я хотел что-то узнать. Но так как всегда очень хочется знать, что же происходило также незадолго до этого и немного времени спустя, то мне пришлось читать и о периодах «незадолго до этого и немного времени спустя». При этом я тоже обнаружил кое-что такое, чего я вообще не искал.

О секретном протоколе к Пакту Молотов-Риббентроп

Вот маленький пример. Во всех германских исторических книгах написано о преступлении Гитлера, состоявшем в том, что он отдал три балтийских государства Сталину, о чём написано в секретном протоколе от 23 августа 1939 года (к пакту Молотова-Риббентропа. – Прим. пер.). Я всегда воспринимал этот момент в истории как тайный сговор между Гитлером и Сталиным, в котором Советскому Союзу были отданы литовцы, латыши, эстонцы, финны и восточные поляки (то есть западные украинцы. – Прим. пер.). Этот тайный протокол существует. И он является мошенническим, в этом я нисколько не сомневаюсь, хотя такие тайные договоры были тогда обычным явлением. Сопутствующие появлению этого протокола события мне показались настолько интересными, что хочется о них рассказать.

Непосредственно до германо-советских переговоров в Москве состоялись советско-французско-английские переговоры. Британцы и французы очень хотели заключить с Советским Союзом договор о взаимопомощи раньше немцев. И британцы с французами тоже были готовы отдать СССР три прибалтийских государства и тем самым купить договор о взаимопомощи с ним. Но этот договор не был подписан. Как видим, тем же свинством занимались уже британцы и французы, что, правда, не делает ни на йоту лучше наше собственное свинство.

И вот я случайно нахожу кое-что в документах. Читаю – о! очень знакомо – германское правительство стремится заключить с Советским Союзом договор о невмешательстве и проводит по этому поводу зондаж в Москве. Германский посол в Москве, граф фон Шулленбург, получает приглашение на приём у министра иностранных дел Молотова, который предлагает ему в форме вопросов 4 пункта для переговоров. Из них пункт 1 – Пакт о ненападении – и пункт 4 (а теперь будьте внимательны!) – совместная германо-советская гарантия сохранения будущей независимости трёх прибалтийских государств.  Посол телеграфирует об этих советских предложениях в Берлин, и германский министр иностранных дел Риббентроп отвечает на сообщение об этом разговоре между Шулленбургом и Молотовым письмом, в котором высказывает согласие с предметом переговоров, предложенных советской стороной. При этом он ясно даёт понять, что Германия готова гарантировать вместе с Советским Союзом независимость трёх прибалтийских государств.  На следующей встрече Молотова и Шулленбурга Молотов говорит, что Германия может получить, как она того хочет, пакт о ненападении, но при этом она должна подписать и секретный дополнительный протокол. В конце беседы он ещё раз подчёркивает: «Пакт – да, но вместе с секретным приложением». Германский посол, в соответствии со своими должностными обязанностями, естественно, тут же спрашивает, что же будет стоять в этом секретном приложении? На это Молотов не даёт ему ответа.

С германской стороны решили, что в секретном протоколе речь будет идти о гарантии сохранения трёх прибалтийских государств или что об этом будет идти речь в том числе. Когда германский посол в Москве сообщает об этой беседе Риббентропу в Берлин, то министр иностранных дел в своём ответе снова подтверждает, что он согласен со всеми пунктами переговоров, в том числе и с совместной германо-советской гарантией независимости трёх прибалтийских государств.  Очень интересно, что в записи каждой беседы, в каждой ноте, которой стороны обмениваются, этот пункт без исключений отчётливо упоминается. Спустя некоторое время Молотов посылает германской стороне проект пакта о ненападении. Текст секретного приложения отсутствует. Обычным делом является обмен такими текстами, чтобы их можно было ещё раз прочитать. Ведь надо проверить, можно ли ставить свою подпись под всеми словами со всеми их оттенками или необходимо будет провести дополнительные переговоры.

Но вместо представления отсутствующего текста Сталин приглашает министра иностранных дел Риббентропа в Москву. 23 августа 1939 года, за семь дней до начала войны германский министр иностранных дел Риббентроп едет в Москву с полномочиями вести переговоры и подписать договор. В 16 часов этого же дня Риббентроп впервые в своей жизни встречается с глазу на глаз со Сталиным в Кремле. Риббентроп всё ещё думает, что вместе с пактом о ненападении он будет подписывать объявление о гарантиях для прибалтийских государств. Но в полночь вместе со знаменитым германо-советским пактом о ненападении оказывается также подписанным и секретный протокол – приложение, в котором три прибалтийских государства, Финляндия и Восточная Польша признаются сферой интересов СССР.

Что же произошло за эти восемь часов, между 16:00, когда Риббентроп вошёл к Сталину, и полночью, когда договор оказался подписанным? Молотов знакомит Риббентропа с содержанием секретного приложения, в котором речь идёт о разделе Восточной Европы на две сферы интересов. Риббентроп в шоке. Такого он не ожидал. Хотя у него есть полномочия для ведения переговоров и подписания договора, он теперь решиться на это не может и просит временно прекратить переговоры. Советская сторона даёт ему это время. Он едет из Кремля в германское посольство, оттуда звонит в Бертесгаден в Оберзальцберге Гитлеру и сообщает ему, как развились события. Гитлер чувствует себя прижатым к стене, так как польские и немецкие войска уже стоят друг против друга. Гитлеру нужен этот пакт о ненападении, и он говорит: «Фон Риббентроп, подписывайте». Таким образом, секретное приложение к договору является результатом неожиданного трюка со стороны руководства СССР. Об этом я ещё нигде не читал. Но вы сами можете убедиться в документах, которые находятся в двух зданиях отсюда, в университетской библиотеке Гамбурга. Гитлер согласился с тем, на что были согласны пойти и англичане с французами незадолго до этого. Даже если фон Риббентроп позже в своих воспоминаниях описывал эти события несколько по-другому, подчеркну, что именно так оно описано в документах МИДа. Я уже сказал, что это было преступление по отношению к суверенитету прибалтов и финнов. В тайном дополнительном предложении стоит также, что Германия предоставляет Советскому Союзу свободу действий в Восточной Польше.

Едва только тайный протокол был около полуночи подписан, в этот же день, ещё до обеда, а именно около 10 часов утра, содержание этого протокола было передано одним дипломатом из германского посольства в Москве американскому дипломату в той же Москве. Последний тут же несёт его американскому послу. Тот немедленно телеграфирует о содержании секретного протокола в Вашингтон. А если ещё вспомнить разницу во времени между Москвой и Вашингтоном, то будет ясно, что Рузвельт, когда он утром прибыл в свой Овальный кабинет, уже имел содержание тайного дополнительного соглашения между Германией и СССР у себя на столе.

Рузвельт практически мгновенно узнаёт, что Польша теперь находится под угрозой Германии и Советского Союза. Но он сохраняет эту информацию в тайне от поляков. Вместо этого Рузвельт советует полякам, чтобы они в вопросе о Данциге оставались неуступчивыми. Так Рузвельт сознательно способствовал тому, чтобы поляки попали в германо-советскую ловушку.

Можно с уверенностью исходить из того, что, если бы поляки узнали об этой новой для них опасности, они скорее отказались бы от своих и без того эфемерных прав на свободное государство Данциг, чем отдать Советскому Союзу Восточную Польшу.

Таким образом, после внимательного изучения документов многие вещи предстают перед нами в ином свете, чем нам их освещала послевоенная литература в Германии.

Итак, дамы и господа, вы услышали о германо-польской напряжённости, приведшей к войне; о германских усилиях переговорами вернуть Данциг, которые не смогли помешать скатыванию к войне, и вы узнали о соглашении Гитлера и Сталина, которое обеспечило безопасность Германии для её ведения войны с Польшей. Для меня лично, когда я начал работать над этой темой, многое из того, что я узнал, было новым. В начале этой работы я многого просто не знал и сегодня утверждаю, что моё поколение изучало в школе фальсифицированную историю. Сегодня я могу только взывать к вам: передайте правдивую историю вашим детям и внукам.

Основой доклада служила моя книга «1939 год. Война, у которой было много отцов. Долгая дорога ко Второй мировой войне», написанная по результатам интенсивных исследований.

Перевод Генриха Дауба

Для тех, кто хочет разобраться в причинах начала войны, книга Герда Шульце-Ронхофа "1939 год. Война, у которой было много отцов..." является очень хорошим источником, который я могу читать в первую очередь. Ниже, её данные на немецком языке.

Gerd Schulze-Rohnhof, „1939. Der Krieg, der viele Väter hatte. Der lange Anlauf zum Zweiten Weltkrieg“. Olzog-Verlag, München 2003, 5. Verbesserte Auflage. Oktober 2006, 600 S., viele Karten und Ablichtungen, gebunden.
Was hat die Generation unserer Väter und Großväter dazu bewegt, nur 20 Jahre nach dem Ersten Weltkrieg Adolf Hitler in einen neuen Krieg zu folgen? „Dieser Krieg“, so Schultze-Rhonhof, „hatte viele Väter“. Vieles in unserer deutschen Geschichte zwischen 1919 und 1939 ist ohne Kenntnis des zeitgleichen Geschehens in anderen Ländern nicht zu verstehen, zu eng greifen oft Wirkung und Wechselwirkung ineinander.
Что побудило поколение наших отцов и дедов только через 20 лет после Первой Мiровой войны последовать за Адольфом Гитлером в новую войну? "Эта война", говорит Шульце-Ронхоф, "имеет многих отцов". Многое в нашей немецкой истории между 1919 и 1939 не понять без знания тогдашних событий в других странах и их взаимного влияния.

«Эта война имеет многих отцов»...

Комментарий М.В. Назарова

1. С моей точки зрения, главное для нас значение генеральского доклада в том, что он содержит много фактов, замолчанных победителями Второй Мiровой войны с целью огульного обличения Германии как виновницы этой войны (и сокрытия собственных преступлений в непререкаемом памятнике юстиции под названием "Нюрнбергский трибунал", который порождает у честных историков (ревизионистов) недоверие к объявленным причинам и целям войны).
В частности, в СССР и в РФ практически неизвестны репрессивное отношение польских властей к нацменьшинствам (в т.ч. к немецкому населению на приобретенных Польшей согласно Версалю германских землях) и заинтересованность США и Англии в нападении Германии на Польшу, которое было, как видим, отчасти спровоцировано самой Польшей и стоящими за ней западными демократиями, хотевшими этой Мiровой войны для зачистки "антисемитской" Европы русской кровью. Приводимые генералом переговоры Гитлера накануне войны в этом отношении также нельзя оставить без внимания: действительно, "эта война имеет многих отцов". Уже поэтому данный текст заслуживает публикации для будущей расчистки завалов и оздоровления отношений между русским и немецким народами, для уточнения друзей и врагов России.

2. Автор текста как немецкий патриот, разумеется, желает представить Германию в более благоприятном свете, чем ее официальная демонизация победителями. Он справедливо указывает не только на избирательный характер документов и фактов, опубликованных победителями, но и на допускавшиеся при этом фальсификации. Однако при этом генерал дает тогдашней ситуации и намерениям Гитлера свою весьма "мягкую" и, вероятно, тоже избирательную интерпретацию, уклоняясь в апологетическую сторону.
Например, он не дает оценки способу, которым Гитлер создал себе повод для нападения на Польшу: известная провокационная имитация "нападения поляков" на немецкую радиостанцию в Гляйвице с убийством нескольких человек. Или: если Гитлер был столь миролюбивым по отношению к Польше, которая вела себя враждебно и неуступчиво в легко решаемых вопросах, то чем объяснить гитлеровскую оккупацию Чехословакии, с которой не имелось подобных проблем? Генерал сам признает: «Гитлер совершил большую ошибку, он объявил Чехию, в нарушение своих обещаний, протекторатом Германии и оккупировал её» ‒ в чем же причина этой "ошибки", если не желание фюрера приобрести "жизненное пространство" на востоке, о чем он мечтал в "Майн Кампф"? Допустим, он писал эту книгу, будучи молодым неопытным политиком-авантюристом в предвидении будущего, когда евреи совсем уничтожат русский народ и развалят Россию (так трактуют это его апологеты). Однако колониальная политика гитлеровского Восточного министерства (А. Розенберга) на оккупированных позже советских территориях свидетельствует о его прижизненных намерениях колонизировать российские земли, а не безкорыстно "освобождать русских от жидобольшевизма" (поэтому Гитлер не допустил создания независимого Русского правительства и расчленил Русскую Церковь на занятых территориях), потому и проиграл почти выигранную в 1941 г. войну, настроив против себя оккупированное советское население и позволив Сталину тактически перехватить лозунг русского патриотизма.

3. На этом фоне выглядит несколько сомнительной и приводимая оценка секретного протокола к Пакту Молотов-Риббентроп о разделе Польши и Прибалтики как "мошеннического".

Источник: Фонд "Историческая память"

Якобы поначалу в нем должна была содержаться "гарантия сохранения будущей независимости трёх прибалтийских государств" – но предположить такое намерение и у Сталина и у Гитлера совершенно невероятно: зачем им нужно было бы это специально и секретно подчеркивать в особом приложении к договору? Нелогично предположить и то, что «британцы с французами тоже были готовы отдать СССР три прибалтийских государства», которые Антанта создала как своих вассалов, расчленяя Российскую империю. И так ли уж сталинское изменение секретного текста на прямо противоположное застало Гитлера врасплох в безвыходной ситуации? Надо думать, что оба, и Сталин и Гитлер, относились к этому договору как к временному, который оба собирались позже нарушить, а пока что разграничили сферы влияния. И соглашаясь на секретный протокол "в последний момент", фюрер что, не представлял себе всех последствий своего нападения на Польшу (союзницу Англии) ‒ как повод своим противникам для начала их долгожданной войны против Германии?

4. Конкретных источников цитируемых фактов и намерений Гитлера автор в докладе, к сожалению, не приводит, мы должны верить на слово его, возможно, субъективной интерпретации "неисторика" (как он себя скромно характеризует). Правда, некоторые источники называются в его книге ‒ но для этого нужно самостоятельно проверить указываемые "неисториком" документы: насколько точно они исследованы, не выхвачены ли некоторые фразы из контекста, в каких условиях, кому и с какой целью были сказаны Гитлером приводимые генералом миролюбивые слова, насколько они искренни и не противоречат ли они другим словам и распоряжениям, и главное ‒ реальной практической политике фюрера... (Все диктаторы врут, победитель Сталин в своей "миролюбивой политике", в избранных цитатах совпропагандистов, даже превосходит Гитлера, ибо тот не обещал покоряемым народам "рая на земле".)
Историк отличается от неисторика тем, что первый привлекает к анализу весь массив данных, в т.ч. противоположных, в сравнении которых с итоговой реальностью выявляет истину, второй же выбирает из этого массива только то, что ему нужно (потому, в частности, т.н. "отрицатели холокоста", верно указывая на многие фальсификации, спекуляции и преувеличение числа жертв, доходят до полного отрицания уничтожения Гитлером евреев, несмотря на безспорные факты). В подобной избирательной тенденции и данного автора упрекают лево-либеральные критики (пример из FAZ). У меня сейчас нет возможности для огромной проверочной работы, поэтому я делаю такую редакторскую оговорку.

5. Отчасти генерал сам идет на поводу у принятой ныне историографии (советской и западной), обозначая русское население в Польше (православных малороссов, белорусов и великороссов) на оккупированных ею после революции территориях Российской империи как "украинцев"... (Геноцид поляками русского православного населения описан в книге: Попов А. "Пора проснуться! Гонение на православных и русских в Польше в XX веке". Белград. 1937.) А в проводимой параллели: «меньшинства Польши в 1939 году пережили гуманитарную трагедию, как меньшинства в Югославии под властью Милошевича» ‒ генерал Бундесвера подпадает под дезинформацию собственной страны и США в оправдании агрессии НАТО против оклеветанной Югославии (где никакого угнетения меньшинств сербами не было, а в Косове была обратная трагедия, устроенная сербам албанцами с помощью натовцев).

Основными своими вышесказанными сомнениями я как редактор поделился с переводчиком данного доклада и получил от него такой ответ: «Вы жили в Германии и прекрасно знаете, что в германской историографии не Шульце-Ронхоф и не подобные ему исследователи определяют генеральную линию. Такие исследователи ‒ это ревизионисты не только для российской историографии, но и для официальной германской. А потому им приходится писать очень внимательно и очень честно ‒ все проверяя и перепроверяя и давая подробные ссылки на источники. Такие книги авторы прочитывают вместе с адвокатами, чтобы никому не удалось привязаться к неточностям и разгромить такую книгу, а то и подвести автора под судебный процесс. Со стороны официальной историографии до сих пор не было ни одной попытки опровергнуть то, что написал Шульце-Ронхоф. И вот таким авторам-ревизионистам лично я доверяю больше, чем всем официальным историкам Германии и РФ вместе взятым. Мы имеем дело в данном случае не с болтуном Стариковым, а с германским генералом, который живет не в безвоздушном пространстве, а в реалиях созданной победителями ФРГ!».

Как бы то ни было, публикуемый доклад полезно знать русскому читателю (см. п. 1 моего комментария: "Эта война имеет многих отцов"). В числе этих "отцов" не забудем и Сталина, выступившего союзником Гитлера в Пакте Молотов-Риббентроп.

---