Допустимо ли безрелигіозное государство?

Ученіе о безрелигіозномъ государствѣ является однимъ изъ самыхъ чудовищныхъ порожденій современнаго невѣрія въ формѣ такъ называемаго нынѣ атеистическаго гуманизма, т. е. вѣры человѣка въ самого себя, въ свой умъ и силу, съ отрицаніемъ всякой надобности въ религіи для жизни личной и общественной. Безрелигіоэное государство, особенно въ христіанскихъ странахъ есть безсмыслица, противная совѣсти и здравому смыслу.

Что такое это безрелигіозное государство, въ которомъ всѣ граждане безъ различія религіозныхъ убѣжденій пользуются совершенно одинаковыми правами? Это такое государство, въ которомъ некрещеные люди, магометане, язычники, іудеи, атеисты, матеріалисты, не вѣдающіе Христа, христіанской семьи и брака, не признающіе христіанской нравственности возвѣщенной Евангеліемъ, наравнѣ съ христіанами управляютъ христіанской страною съ пребладающимъ христіанскимъ населеніемъ, пишутъ для нея законы, судятъ, учатъ, «просвѣщаютъ», сами объятые тьмою невѣдѣнья и заблужденій. Это ли не нелѣпость?

Очевидно, нелѣпость эта нужна не христіанамъ, не коренному населенію христіанскихъ странъ, а иновѣрцамъ и атеистамъ. Безрелигіозное государство, я сказалъ бы, нужно не основному элементу въ организмѣ христіанскихъ государствъ, безъ котораго послѣдняго и не было бы, не легкимъ, мозгу, крови и т. п., а элементу случайному, побочному, по крайней мѣрѣ – только волосамъ и ногтямъ, если не бородавкамъ и мозолямъ, даже паразитамъ и нарывамъ (какъ іудеи и соціалисты).

Къ сожалѣнію, въ Россіи отдѣленіе государства отъ религіи (отъ Церкви, говоря конкретно) для превращенія Святой Руси въ безрелигіозное государство, по образцу несчастной Франціи, составляющее мечту лѣвыхъ политическихъ партій изъ людей, по программѣ все невѣрующихъ, не всегда встрѣчаетъ себѣ противодѣйствіе даже со стороны правыхъ и, вообще, тѣхъ партій, программою которыхъ не требуется отрицаніе религія, какъ общественнаго фактора. Это наблюдается, когда дѣло идетъ о народномъ просвѣщеніи: тутъ и «вѣрующіе», даже правые наравнѣ съ лѣвыми выражаютъ разнымъ способомъ опасное для государства неблаговоленіе свое къ церковно-народной школѣ и заодно съ ними участвуютъ въ систематическомъ изгнаніи и вытѣсненіи православнаго богословія изъ университетовъ, составляющемъ несомнѣнный фактъ, какъ это мнѣ, къ сожалѣнію, особенно хорошо извѣстно… Дѣлается это, конечно, во вредъ народному просвѣщенію и государству; дѣлается не по одной только злонамѣренности, злой волѣ, но и по худому разумѣнію, по недомыслію, а потому на этотъ случай полезно всякое новое разъясненіе старой элементарной истины о невозможности существованія государства безъ религіозной основы, забываемой и плохо понимаемой нѣкоторыми, прикосновенными въ разной мѣрѣ къ завѣдыванію судьбами Россіи.

Только умственнымъ омраченіемъ, потемнѣніемъ религіозно-нравственнаго сознанія можетъ поддерживаться мнѣніе о возможности какого бы то ни было государства, даже не въ христіанскихъ странахъ, безъ религіозной основы.

Во всѣ времена и вездѣ религія признавалась основою государства, необходимою не только для его благоденствія и процвѣтанія, но и для самаго его существованія. «Невѣдѣніе истиннаго Бога», говорить Платонъ, «для государствъ есть величайшее несчастіе, и кто ниспровергаетъ религію, тотъ ниспровергаетъ основу всякаго человѣческаго общества» (De leg. lib. X).

«Города и народы, наиболѣе преданные богопочтенію, были наиболѣе сильны и мудры, равно какъ отличавшіеся благочестіемъ вѣка всегда въ то же время отличались высокимъ развитіемъ народныхъ способностей», по словамъ Ксенофонта (Memor. Socrat. IV, 16).

Соціальное значеніе религіи, какъ основы государства, признано и невѣрующими, которые, начиная съ энциклопедистовъ ХVIII в., любятъ повторять, что «если бы не было Бога, то Его надобно было бы выдумать», – настолько религія необходима для существованія государства. «Не было примѣра», говорить Ж Ж. Руссо,  «чтобы возникло какое-либо государство безъ религіи» (Contract social). «Людямъ всегда нужна узда», говорить Вольтеръ, «и вездѣ, гдѣ существуетъ общество, необходима религія; законы служатъ уздою противъ преступленій публичныхъ, а религія – противъ тайныхъ» (Sur la Tolerance). «Поищите народа безъ религіи», говоритъ Д. Юла, «и если вы его найдете, то будьте увѣрены, что онъ ничѣмъ не отличается отъ дикихъ звѣрей» (Естеств. исторія религіи).

Современный соціализмъ даетъ подтвержденіе истины о необходимости религіи для государства уже самою своею ожесточенною борьбою съ религіею: религія, оказывается, и только одна религія (христіанская именно) мѣшаетъ соціализму основать новый общественный строй на развалинахъ государства, поддерживаемаго религіею, и «задерживаетъ наступленіе соціальной революціи», какъ выражаются соціалисты. Соціалъ- демократія, говоритъ по адресу соціалистовъ Леруа-Болье, усвоила себѣ взглядъ философіи французской революціи на религію и на христіанство въ частности, какъ на дѣло политики монарховъ, правителей и духовенства, проще говоря – какъ на обманъ правящихъ классовъ съ цѣлью подчиненія себѣ народа. «Я увѣренъ», пишетъ Леруа-Болье, «что это взглядъ ложный, дѣтскій и устарѣлый, но, хотя онъ оставленъ всѣми культурными людьми, однако часто встрѣчается еще у полуобразованныхъ людей, поддающихся всѣнъ софизмамъ и заблужденіямъ… Религіозное чувство навсегда останется одной изъ несокрушимыхъ основъ человѣческаго общества. Разрушеніе ея не послужитъ на пользу свободѣ, братству и равенству» (Леруа-Болье, «Христіанство и соціалъ-демократія»).

Просвѣщеннѣйшіе и культурнѣйшіе народы древности, у которыхъ и нынѣ мы поучаемся мудрости, уму-разуму, глубоко проникнуты были этой истиной, нынѣ искусственно затемняемой соціализмомъ по требованіямъ партійной политической тактики, и проводили послѣдовательно ее въ жизни общественно-политической. Таковы были египтяне, греки, римляне. Они ставили религію во главу всѣхъ общественно-политическихъ учрежденій, вмѣняя себѣ въ честь оказывать всяческое уваженіе и покровительство религіи и служителямъ ея (духовенству). Религія здѣсь признавалась не «частнымъ дѣломъ», какъ этого теперь хотѣлось бы соціалистамъ, а дѣломъ государственно-общественнымъ. У всякаго изъ этихъ цивилизованнѣйшихъ и мудрѣйшихъ въ исторіи народовъ была своя національная государственная религія, оскорбленіе которой строго каралось законами, такъ, напримѣръ, въ Аѳинахъ самъ Периклъ вынужденъ былъ предстать и защищаться передъ судомъ по обвиненію въ неуваженіи къ религіи. Извѣстна строгость, съ которою Цицеронъ отнесся къ одному претору Сициліи, разграбившему храмы и алтари. Современники считали трагическую смерть Діонисія Тирана карою небеснаго правосудія за нечестіе и святотатство. Паденіе Римскаго государства язычники, въ томъ числѣ и образованные, объясняли гнѣвомъ боговъ за нечестіе и пренебреженіе народа римскаго къ отеческой религіи. Вообще, въ древности хорошо понимали необходимость самаго тѣснаго единенія государства и религіи, и когда древніе желали выразить мысль о крайнемъ несчастій народа, то говорили: «бога оставили народъ».

Въ самомъ дѣлѣ, религія для государства то же, что душа въ тѣлѣ: когда душа оставляетъ тѣло, то послѣднее умираетъ, т. е. разрушается, распадаясь на составныя свои части. То же бываетъ съ государствами и народами, забывающими Бога. Народъ, живущій государственной жизнью, это вѣдь милліоны отдѣльныхъ другъ другу противоположныхъ воль, соединенныхъ въ одно цѣлое повиновеніемъ власти и законамъ. Чѣмъ тверже повиновеніе власти и законамъ, чѣмъ сильнѣе власть, тѣмъ крѣпче связь отдѣльныхъ воль или образуемое ими государство. Но только религія можетъ связывать людей въ прочныя государства высшимъ освященіемъ власти и законовъ, ученіемъ о Божественномъ происхожденіи власти.

Къ досадѣ соціалистовъ и анархистовъ это въ особенности съ большимъ успѣхомъ дѣлается именно христіанскою религіею. Ни одно государство не можетъ устоять безъ повиновенія законамъ, но безъ религіи христіанской, требующей отъ христіанъ повиновенія всякой власти, какъ происходящей отъ Бога, «не токмо за страхъ, но и за совѣсть», государство вынуждено было бы безплодно добиваться этого повиновенія принудительньши мѣрами; только религія даетъ государству его крѣпчайшую основу въ видѣ добровольнаго подчиненія власти или нравственной связи членовъ. Несомнѣнная истина, – народомъ безбожнымъ управлять трудно. Человѣкъ, понимавшій тутъ лучше другихъ, сказалъ, что «такимъ народомъ не управляютъ, – его разстрѣливаютъ». Это былъ Наполеонъ. Это хорошо понимали древніе законодатели, какъ Нума Помпилій и Ликургъ, выдававшіе свои законы за повелѣнія боговъ, т. е. прибѣгавшіе къ религіозной санкціи земной власти и законовъ, ею издаваемыхъ.

Всякому государству, его прочности и единству, всегда угрожаетъ неизбѣжное дѣленіе въ немъ на сословія и классы, порождаемою имъ рознью и борьбою классовъ въ той или иной мѣрѣ. Особенно опасна государству рознь между богатыми и бѣдными, счастливыми и обездоленными, подтачивающая государство медленно, какъ червь, или разрѣшающаяся общественными переворотами, революціями. Отсюда именно выросла грозная для современнаго человѣчества соціальная проблема, – вслѣдствіе паденія религіозно-нравственныхъ основъ общественно-государственной жизни.

Только христіанскою религіею дается спасеніе обществамъ отъ разрушительной для нихъ классовой борьбы и рѣшеніе соціальной проблемы мирнымъ путемъ ослабленія всѣхъ золъ неизбѣжнаго капиталистическаго строя. Это достигалось бы усвоеніемъ христіанской религіи духа, мира и любви обѣими враждующими сторонами: богатыми и бѣдными. Христіанство учитъ не отдавать всей души и предпочтенія временному, земному и преходящему передъ вѣчными и духовными благами и тѣмъ въ однихъ ослабляетъ жажду накопленія земныхъ благъ, богатства, а въ другихъ зависть въ богатствамъ. Христіанство учитъ сильныхъ и сытыхъ милосердію, состраданію къ бѣднымъ и слабымъ, а послѣднихъ – смиренію, кротости и терпѣнію, всѣхъ же – миролюбію и любви. Вообще, «религія», какъ хорошо выразился одинъ французскій писатель, «есть единственный каналъ, которымъ во всѣ классы общества проникаютъ идеи долга, порядка, человѣколюбія и справедливости, служащія основой человѣческаго общежитія, полезныя и необходимыя людямъ во всѣхъ условіяхъ жизни».

Изъ вышесказаннаго видно, что общественное значеніе религіи обусловливается нравственнымъ значеніемъ ея какъ основы и источника нравственности. Съ устраненіемъ религіи, такъ сказать, изъ своего обихода государство теряетъ подъ собою нравственную почву, нравственную основу, и изъ общества разумно-свободныхъ нравственныхъ личностей превращается въ звѣриное стадо, осужденное на погибель взаимнымъ истребленіемъ своихъ членовъ. Соціальныя добродѣтели и вообще какія бы то ни было добродѣтели, обусловливающія возможность общежитія, не могутъ быть установлены предписаніями и карами закона; предписать братолюбіе, трезвость, скромность, трудолюбіе и т. д., конечно, нельзя. Государство тутъ безсильно даже при полномъ повиновеніи его авторитету со стороны подданныхъ. Законы могутъ со своимъ контролемъ простираться лишь на наши поступка или внѣшнія видимыя дѣйствія, но невидимая область внутренней жизни съ настроеніями нашей воли и чувства, съ нашими мыслями и желаніями, изъ которыхъ родятся дѣйствія, совершенно не подлежитъ контролю земной власти и суда. Тутъ дѣйствительно только Всевидящее Око Творца вселенной, Судіи и Мздововдаятеля, и Его голосъ въ нашей совѣсти. Судъ Божій, судъ совѣсти – вотъ самая надежная гарантія нравственности!

Но, скажутъ намъ, развѣ недостаточно и безъ религіи той опоры нравственности, какая дана намъ во внутреннемъ нравственномъ чувствѣ или въ совѣсти? Конечно, его возраженіе неизбѣжно и понятно со стороны тѣхъ, которые допускаютъ, вслѣдъ за Кантомъ, утопическую автономную мораль, независимую отъ религіи. Но уже и Кантъ силою истины былъ вынужденъ сойти съ почвы чистой автономіи морали, когда призналъ необходимыми условіями морали вѣру въ безсмертіе и бытіе правосуднаго Божества, способнаго установить необходимую для нравственности и требуемую нравственнымъ чувствомъ гармонію между добродѣтелью и наградою, грѣхомъ и наказаніемъ, – невозможную на землѣ.

Безъ этой вѣры нравственное чувство или совѣсть вянетъ въ насъ и теряетъ свой смыслъ. Если нѣтъ Бога, судіи и законодателя, нѣть суда въ будущей жизни, то совѣсть не есть голосъ Бога, т. е. тогда нѣтъ и того, что собственно называется совѣстью: совѣсть превращается тогда въ пустой звукъ безъ смысла, въ призракъ суевѣрнаго воображенія. Что значатъ тогда угрызенія совѣсти, тревога и страхъ, навѣваемые ею, если въ самомъ дѣлѣ за гробомъ нѣтъ воздаянія и нечего страшиться? Какое значеніе могутъ имѣть для меня миръ и одобреніе, даваемыя моей душѣ совѣстію за мои добрыя дѣла, если тамъ, за гробомъ, нѣтъ и рая и наградъ за подвиги въ добрѣ, – ничего нѣть? Не разрѣшается-ли совѣсть, съ отрицаніемъ религіи, въ пустой миражъ, самообманъ и одну изъ иллюзій, отъ которыхъ такъ страдаетъ человѣчество и отъ которыхъ желательно его освобожденіе?

Толкуютъ у насъ наши Россійскіе «законодатели» въ Государственной Думѣ изъ жаждущихъ свободнаго отъ религіи государства, о замѣнѣ въ школѣ Закона Божія свѣтскою этикою. Какая наивность, выражаясь мягко! Не говоримъ уже о невозможности, абсурдности автономной морали (объ этомъ только что сказали), – въ проектѣ этомъ поражаетъ его пустота, неопредѣленность: какою этикою изъ сорока существующихъ системъ этики хотятъ замѣнить Законъ Божій, это совершенно неизвѣстно! Воображаютъ, что существуетъ одна общепризнанная какая-то «свѣтская этика»; но философія такой этики не знаетъ. Если труденъ даже только выборъ этики для упраздненія религіи изъ школы, то, разумѣется, еще труднѣе по заказу нашихъ законодателей сочинить соотвѣтствующую проекту этику. Не сведется ли она тутъ къ нагроможденію пустыхъ моральныхъ труизмовъ и фразъ, безъ всякой почвы, къ перечню правилъ поведенія, вродѣ: трудись, воздерживайся, люби ближняго и т.д.? Но что значитъ, напримѣръ, любить ближняго? Любить ближняго, несомнѣнно, значить желать и давать ему благо, котораго желаешь себѣ. А что такое благо, г.г. законодатели? Отвѣта на этотъ вопросъ не ищите въ философіи: философіею не сказано здѣсь твердаго, общепризнаннаго, громкаго слова, которое слышалъ бы весь міръ. Такое слово сказано и завѣщано міру, какъ основа человѣческой жизни, только Господомъ Іисусомъ Христомъ, и отъ Его Евангелія намъ некуда еще и незачѣмъ къ кому-либо идти.

Итакъ, источникъ и основа благоденствія и силы государства – въ религіи, особенно – въ христіанской религіи, ибо безъ религіи всякая мораль есть зданіе, построенное на такомъ или иномъ философскомъ пескѣ. Въ этомъ смыслѣ Монтескье имѣлъ основаніе сказать, что «религія, даже ложная (кромѣ іудейской, добавимъ отъ себя) есть лучшая гарантія человѣческой добродѣтели». Справедливо также онъ замѣчаетъ еще: «Плохо мыслятъ тѣ, которые думаютъ опровергнуть религію перечисленіемъ золъ, приносимыхъ ею, а не дѣлаютъ этого же съ многочисленными благодѣяніями, приносимыми религіею. Если бы я захотѣлъ разсказать о всемъ томъ злѣ, которое приносятъ гражданскіе законы, власть, республиканское правленіе, то могъ бы сказать тутъ о вещахъ ужасныхъ» (Esprit des lois).

Но слѣдуетъ ли отсюда, что законы и власть надо упразднить? Можно ли въ здравомъ умѣ отрицать вещь на основаніи только злоупотребленій, дѣлаемыхъ изъ нея людьми? А враги религіи и поступаютъ именно такимъ образомъ, когда говорятъ о вредѣ, приносимомъ будто бы религіею. Не религія тутъ виновата, а дурные и глупые люди.

Факты говорятъ только о пользѣ религіи и подтверждаютъ истину о необходимости религіи для государства, какъ его основы.

Кто-то удачно сказалъ, что «атеизмъ – это тонкій слой льда, по которому одинъ человѣкъ, пожалуй, еще иногда можетъ пройти кое-какъ, а цѣлый народъ – никогда». Дѣйствительно, отрицательное отношеніе къ религіи не такъ явно отражается на счастіи и жизни отдѣльныхъ лицъ (среди атеистовъ попадаются иногда какъ будто хорошіе и счастливые люди), какъ на благосостояніи общества. Обществу не можетъ сходить благополучно «нечестіе», пренебреженіе къ религіи. Хотя по христіанскому воззрѣнію, «благочестіе на все полезно» и въ будущей и въ земной жизни (1 Тимоѳ. IV, 8, ср. Матѳ. VI, 33), однако такая связь между благочестіемъ и ея наградою въ земной жизни скорѣе наблюдается въ жизни общественной, чѣмъ въ личной.

Въ то время, какъ благоденствіе народовъ явно обусловлено ихъ религіозно-нравственнымъ состояніемъ, въ жизни личной наблюдается обратное явленіе: добродѣтель не сопровождается обязательно счастіемъ, а нечестіе – страданьемъ, но чаще всего тутъ наблюдается обратное отношеніе: дурные люди благоденствуютъ, а хорошіе страдаютъ. Фактами подтверждается, что иначе бываетъ съ обществами; что для дурного общества невозможно не только благоденствіе, но и самое существованіе.

Классическій примѣръ этого и наглядное доказательство истины о необходимости религіи для государства даетъ несчастная Франція. Осуществленіемъ атеистическаго идеала безрелигіознаго государства Франція приведена и къ духовному и къ физическому разложенію и вырожденію. (Въ послѣднемъ случаѣ, конечно, разумѣется прекращеніе прироста населенія во Франціи). Сами французы не скрываютъ опасности положенія своей родины и причину его усматриваютъ въ отдѣленіи церкви отъ государства съ вытекающими отсюда ужасными для страны послѣдствіями и съ развитіемъ атеизма и безнравственности прежде всего. «По той мѣрѣ, какъ у насъ гаснетъ религія», говорить французъ, «растетъ безнравственность. Литература, театръ, улица – все дышеть развратомъ… Еще не зараженныя ядомъ безбожія націи по этой причинѣ боятся соприкосновенія съ нами; онѣ говорятъ о необходимости установить санитарный кордонъ вокругъ насъ и трактовать насъ, какъ очагъ заразы». Спасеніе Франціи въ возвратѣ къ преданіямъ, которыя давали ей мощь и величіе; въ водахъ крещенія – ея возрожденіе… (R. Planeix. L’abstention religieuse dans lе temps présent. 6-me édit. Paris. 1908, p. 57).

Широкими наблюденіями не надъ одной только Франціей, но надо всѣмъ человѣчествомъ на всемъ протяженіи его исторіи приведенъ къ истинѣ необходимости религіи для государства французскій историкъ, критикъ и философъ Ипполитъ Тэнъ, не смотря на свое невѣріе. Устами въ данномъ случаѣ безпристрастнаго и столь компетентнаго свидѣтеля истины говорятъ сама жизнь, факты.

«На почвѣ христіанскаго міропониманія», ‒ говоритъ Тзнъ, ‒ «мы родились, на ней выросли и безнаказанно съ нея сойти не можемъ. Всякій разъ, какъ историческая жизнь ее покидала, человѣкъ нравственно падалъ, возвращался къ звѣрскому состоянію. Никакіе споры и раздоры въ христіанствѣ не могли коснуться его существа, и теперь оно, какъ и въ былыя времена, остается великой нравственной силой. Повсюду, на обоихъ материкахъ, отъ Урала до Скалистыхъ горъ, среди русскихъ мужиковъ и американскихъ поселенцевъ, христіанство дѣйствуетъ такъ же, какъ дѣйствовало прежде среди галилейскихъ ремесленниковъ, тѣмъ же самымъ способомъ, тѣмъ способомъ, который замѣняетъ любовь къ себѣ любовью къ другимъ. Ни его существо, ни его примѣненіе не измѣнились. Подъ своей оболочкой греческой, католической иди протестантской, оно еще остается для четырехъсотъ милліоновъ человѣческихъ существъ духовнымъ орудіемъ, великой парой крыльевъ, необходимыхъ для того, чтобы поднять человѣка выше его самого, выше его пресмыкающейся жизни и его ограниченныхъ кругозоровъ, чтобы вести его чрезъ терпѣніе, смиреніе и надежду къ успокоенію, чтобы увлекать его дальше воздержанія, чистоты, доброты до преданности и самопожертвованія. Всегда и повсюду, в теченіе восемнадцати вѣковъ, какъ скоро эти крылья слабѣютъ или ихъ разбиваютъ, общественная и частная нравственность понижается. Въ Италіи во времена Возрожденія, въ Англіи при Реставраціи, во Франціи при Конвентѣ и Директоріи можно было наблюдать превращеніе человѣка въ язычника, какъ въ I вѣкѣ; тотчасъ же онъ оказывался такимъ же, какъ при Августѣ или Тиверіи, т. е, сладострастнымъ и жестокимъ; онъ злоупотреблялъ другими и собою; снова бралъ перевѣсъ звѣрскій или расчетливый эгоизмъ; свирѣпость и чувственность выступали на показъ; общество становилось разбойничьимъ притономъ развратнаго дома. Когда люди давали себѣ это зрѣлище, можно оцѣнить вкладъ, сдѣланный христіанствомъ въ наше современное общество, сколько оно внесло стыдливости, кротости, человѣчности, на сколько оно поддерживаетъ честность, добросовѣстность, справедливость. Ни философскій разумъ, ни художественная и литературная культура, ни даже феодальная, военная и рыцарская честь, никакой кодексъ, никакая администрація, никакое правительство не можетъ замѣнить его въ этомъ служеніи. Только оно способно удержать насъ на нашемъ естественномъ склонѣ, затормозить нечувствительное сползаніе, которымъ непрерывно всей своей первоначальной тяжестью наша раса движется назадъ къ своимъ низинамъ; и старое Евангеліе, какова бы ни была его теперешняя оболочка, остается и теперь лучшимъ пособникомъ общественнаго инстинкта» (Taine. Regime moderne, t. III, p. 146-147).

Религія, и при томъ именно христіанская религія, какъ видѣли, служить опорою государства и его благоденствія въ христіанскихъ странахъ. Но этимъ не исчерпывается все значеніе христіанства для государства и не опредѣляется съ полною точностью отношеніе христіанской религіи къ государству. Христіанская религія имѣетъ и болѣе высокое значеніе для государства съ религіозной христіанской точки зрѣнія. Если бы христіанство было только опорою государства въ смыслѣ необходимаго условія его существованія и прочности, то враги христіанства могли бы и въ правѣ были бы называть его орудіемъ, средствомъ государства. Нѣтъ, христіанство не средство государства и не стоитъ въ подчиненномъ отношеніи въ нему, оно выше его: христіанство указываетъ цѣлъ государству и даетъ ему высшее освященіе и оправданіе.

Не однимъ хлѣбомъ, не одними земными благами живъ человѣкъ, не ими оправдывается по христіанскому ученію существованіе человѣка на землѣ, не въ нихъ цѣль и смыслъ жизни и дѣятельности человѣка. Это относится какъ въ отдѣльнымъ лицамъ, такъ и къ ихъ совокупности, – къ народамъ и государствамъ, ко всему человѣчеству. «Отъ одной крови Богъ произвелъ родъ человѣческій для обитанія по всему лицу земли, назначивъ предопредѣленныя времена и предѣлы ихъ обитанію, дабы они искали Бога, не ощутятъ ли Его и не найдутъ ли; хотя Онъ и недалеко отъ каждаго изъ расъ: ибо мы Имъ живемъ, и движемся, и существуемъ» (Дѣян. Апост. ΧVII, 26-28). Исканіе Бога было цѣлью жизни людей въ дохристіанскій періодъ исторіи, съ откровеніемъ же и явленіемъ Бога міру во Христѣ Іисусѣ цѣлью человѣческой жизни стало жизненное усвоеніе Евангелія для устроенія всей жизни, личной и общественной на евангельскихъ завѣтахъ для созиданія христіанскаго государства или, что то же, осуществленіе Царства Божія на землѣ.

Міръ, это – царство зла и грѣха въ его естественномъ состояніи, теперь же, въ земныхъ условіяхъ, долженъ быть превращенъ въ царство правды и добра, въ Царство Божіе по завѣту Христову (Матѳ. VI, 33), насколько то возможно, чтобы служить переходомъ къ высшей формѣ его въ царствіи небесномъ и подходящею, удобною средою для воспитанія душъ въ чадъ царства небеснаго, для спасенія ихъ. Желательно и необходимо Царство Божіе еще здѣсь на землѣ ради Царства Божія на небѣ, и Самъ Господь заповѣдалъ намъ молиться о скорѣйшемъ наступленіи Царства Божія и на землѣ во всей возможной полнотѣ и силѣ: Да пріидеть Царство Твое, – путемъ осуществленія воли Божіей на землѣ такъ же, какъ на небѣ, – путемъ христіанизаціи всей жизни, какъ теперь выражаются, – путемъ созданія христіанскаго государства, выражаясь коротко и наглядно. Объ этомъ написана мною особая большая книга («Идея Царства Божія въ ея значеніи для христіанскаго міросозерцанія»), здѣсь же уступимъ мѣсто и дадимъ слово другимъ по вопросу о значеніи христіанской религіи для государства и объ ихъ взаимномъ отношеніи.

Цѣлью жизни и дѣятельности человѣческой въ христіанскихъ странахъ должно служить христіанское государство. Что же такое христіанское государство? «Мы опредѣляемъ христіанское государство», говорить датскій богословъ епископъ Мартенсенъ, «какъ такое, которое свои, въ глубочайшей основѣ, опредѣляющіе идеи и импульсы находитъ въ христіанскомъ воззрѣніи на міръ и жизнь, то есть, воззрѣніи, по которому царство Божіе въ человѣчествѣ составляетъ центръ и цѣль исторіи. Само государство есть лишь средство для развитія и споспѣшествованія царству Бога и человѣчности на землѣ; или – какъ такое государство, которое не знаетъ никакого лучшаго и надежнѣйшаго предположенія для гражданской добродѣтели, какъ коренящееся въ христіанствѣ настроеніе, которое поэтому оно и старается распространить и поддерживать всѣми зависящими отъ него мѣрами» (Мартенсенъ, «Христіанское ученіе о нравственности». Переводъ А. П. Лопухина. Т. II, стр. 533-534, ср. 530-531).

Владиміръ Соловьевъ пишетъ: «Нормальное отношеніе между церковью и государствомъ состоитъ въ томъ, что церкви принадлежитъ безусловный принципіальный авторитетъ, опредѣляющій общее направленіе воли человѣчества и окончательную цѣль историческаго дѣйствія, а государству принадлежитъ полнота власти для соглашенія законныхъ мірскихъ интересовъ съ этой высшей волей и для приспособленія мірскихъ отношеній и дѣлъ, какъ средствъ или орудій этой окончательной цѣли». «Съ христіанской точки зрѣнія государство есть только часть въ организаціи собирательнаго человѣка, – часть, обусловленная другою высшею частію – церковью, отъ которой оно получаетъ свое освященіе и окончательное назначеніе – служить косвеннымъ образомъ въ своей мірской сферѣ и своими средствами той абсолютной цѣли, которую прямо ставитъ церковь – приготовленію человѣчества и всей земли къ царствію Божію». «Христіанство, придя въ міръ, чтобы спасти міръ, спасло и высшее проявленіе міра – государство, открывъ ему истинную цѣль и смыслъ его существованія. Разница между христіанскимъ и языческимъ государствомъ состоитъ въ томъ, что это послѣднее думало имѣть цѣль въ себѣ самомъ и потому оказалось безцѣльнымъ и безсмысленнымъ; христіанское же государство признаетъ надъ собою ту высшую цѣль, которая дается религіей и представляется церковью, и въ добровольномъ служеніи этой цѣли, т. е. царству Божію, христіанское государство находитъ свой высшій смыслъ и назначеніе». (Влад. Соловьевъ, «Оправданіе добра», стр. 621-622, 617, 619; «Духовныя основы жизни», стр. 162-164).

Христіанство въ странахъ христіанскихъ то же для государства, что душа въ тѣлѣ. Понятно, что изгнаніе христіанской религіи изъ государства, отдѣленіе государства отъ церкви, всегда будетъ пламенною мечтою и желаніемъ иновѣрцевъ (магометанъ, іудеевъ, язычниковъ) и невѣрующихъ, не признающихъ христіанства. Это именно ими и для нихъ собственно и выдумано безрелигіозное государство, какъ космополитизмъ выдуманъ для тѣхъ и тѣми, кто не имѣетъ или не любитъ своего отечества. Для преобладающаго большинства вѣрующихъ христіанъ въ христіанскихъ странахъ съ государствами, которыя созданы христіанами и для христіанъ, теорія безрелигіознаго государства имѣетъ значеніе развѣ только одного изъ искуснѣйшихъ ходовъ исконнаго врага Божія въ борьбѣ его съ Царствомъ Христовымъ, и осуществленію ея, они всячески будутъ противодѣйствовать во имя христіанской совѣсти и здраваго разума, какъ ухищренію діавола.

Профессоръ-протоіерей П. Свѣтловъ.
«Прибавленія къ Церковнымъ Вѣдомостямъ». 1913. № 13. С. 598-606.
Источник

Комментарий МВН

Досточтимый автор писал эти свои размышления в эпоху, когда ему была еще неведома на практике государственная власть, происходящая не от Бога, а от его противника ‒ сатаны, хотя и попущением Божиим для вразумления народа от обратного. Если бы он учел такой крайний случай, то, несомненно, он иначе бы сформулировал свой тезис о «религіи христіанской, требующей отъ христіанъ повиновенія всякой власти, какъ происходящей отъ Бога». Он, несомненно вспомнил бы и библейские примеры о недостойной власти (слова Христа об Ироде), и эпизоды из последующей церковной истории (отношение Церкви к Юлиану Отступнику с молением о его смерти), и благословение прп. Сергия Радонежского на битву с Мамаем, как и призыв св. Патриарха Гермогена к восстанию против оккупантов-еретиков и русских бояр-пособников им.

К сожалению, за прошедший век оккупировавшая Россию богоборческая власть не только уничтожила христианскую государственность, не только создала нового "советского человека-атеиста", но и создала новую "советскую церковь", которая уже не под угрозой смерти, а добровольно готова выполнять жреческие функции по отношению к любой власти, даже антихристианской, и оправдывать ее еретическим толкованием слов апостола. Такие жрецы неспособны выполнять даже ту миссию, о которой пишет автор: «учитъ сильныхъ и сытыхъ милосердію, состраданію къ бѣднымъ и слабымъ, а послѣднихъ – смиренію, кротости и терпѣнію, всѣхъ же – миролюбію и любви». Еще никогда в истории России не было власти таких "сильных и сытых", которые разграбили и расчленили государство, обрекли миллионные народные массы на вымирание в мирное время и которые продолжают свой пир во время чумы, прикрываясь ложью, умножением карательных законов и вообще циничного беззакония.

Этим нынешние церковные функционеры дают повод и честным атеистам протестовать против признания такой сервильной жреческой религии в качестве государственной, что и в самом деле послужило бы на руку противникам настоящего Христианства для его дискредитации (что происходит уже сейчас). К этому, к сожалению, направлены и нынешние призывы "лояльных патриархийных патриотов" об установлении такой "государственной религии" во главе с нынешними "святейшими" жрецами...

Стоит ли удивляться тому, что некоторые русские люди, не находя искомой правды в жреческом советском "православии", уходят в секты, в "сильное" язычество (всё более популярное в силовых структурах и на Украине, и в РФ) или в "сильный ислам"...

Что касается "сильных" сект "воинствующего христианства", то в их числе мы видим нациствующих хилиастов, угнездившихся даже в некоторых "осколках" РПЦЗ. В этом отношении, по нашему скромному разумению, не вполне точны оптимистические выражения досточтимого автора о цели христианства как «осуществленія Царства Божія на землѣ». Точнее было бы сказать о необходимом христианском государстве, что его целью не может быть "осуществление Царства Божия на земле", неестественно поврежденной грехопадением твари; Церковь учит, что цель христианского государства (в "симфонии" с Церковью) ‒ защита народа от сатанинского зла для возрастания подданных к Небесному Царству, как далее и сказано автором точнее: «насколько то возможно, чтобы служить переходомъ къ высшей формѣ его въ царствіи небесномъ».

Вот только мечты о христианском государстве в наше время агрессивной антихристианской глобализации выглядят уже несбыточными даже в оккупированной России, разве что в виде последнего и непреложно предсказанного апокалипсического "Стана святых и Града возлюбленного"... И, разумеется, дело не в его территориальных размерах (они будут зависеть от числа верных христиан и их активности), а в необходимом "свете во тьме" как маяка для спасения из гибнущего мiра последних, ищущих спасения...

---