22.01.1972. - Умер в Париже писатель Борис Константинович Зайцев
Стереоскопическое зрение Бориса Зайцева
Борис Константинович Зайцев (29.01.1881–22.01.1972), родился в Орле в дворянской семье. Детство прошло в деревне при домашнем воспитании, в Калуге окончил реальное училище. За участие в студенческих безпорядках был отчислен из Московского технического училища (1898-1899), куда его определил отец, директор московского завода Гужона. Учился в Горном институте в Петербурге и на юридическом факультете Московского университета (не окончил).
В 1906 году вышли "Рассказы. Книга 1-я", проникнутые пантеистическою религиозностью (человек изображен как часть великого безымянного духовного начала, разлитого во всей природе) и принесшие автору известность. О своем творческом развитии Зайцев писал в 1916 г.: «Начал с повестей натуралистических; ко времени выступления в печати – увлечение т.н. "импрессионизмом", затем выступает элемент лирический и романтический. За последнее время чувствуется растущее тяготение к реализму».
На начальном этапе творчества, особенно в драматургии, было ощутимо воздействие Чехова (с которым лично познакомился), предопределяющее выбор героя: это интеллигент, который всегда находится в разладе с окружающим несовершенным мiром и мечтает об иной, истинно одухотворенной форме существования.
В 1904 г. Зайцев впервые посетил Италию, подолгу жил там в годы перед Первой мiровой войной и очень любил эту страну – колыбель западноевропейской культуры. Об этом позже вышел цикл очерков "Италия", печатавшихся с 1907 г.; Зайцева привлекала также личность Данте, о творчестве которого он написал несколько исследований.
В годы войны Зайцев окончил Александровское военное училище и сразу после Февральской революции был произведен в офицеры, однако не попал на фронт и с августа 1917 по 1921 год жил в своем калужском поместье Притыкино. По возвращении в Москву был избран председателем Московского отделения Всероссийского союза писателей, работал в Кооперативной лавке писателей и в "Studio Italiano", подвергался аресту.
Своим главным произведением доэмигрантского периода Зайцев не раз называл повесть "Голубая звезда" (1918), расцененную им как «прощание с прошлым». Повесть воссоздает историю любви героя, мечтателя и искателя высшей духовной правды, к девушке, которая напоминает тургеневских героинь. Фоном этой любви показана интеллектуальная и художественная жизнь московской среды в предчувствии приближающихся грозных событий.
Получив в 1922 г. разрешение ввиду болезни уехать за границу, Зайцев сначала жил в Берлине, с русской писательской среде, затем в Италии, откуда переехал в эмигрантскую столицу – Париж. Был председателем Парижского союза писателей. К этому времени он уже пережил сильное влияние русской религиозной философии В. Соловьева и Н. Бердяева, которые, несмотря на их известное философское вольнодумство, по позднейшим свидетельствам писателя, пробили «пантеистическое одеяние юности» и дали сильный «толчок к вере».
Архимандрит Киприан (Керн) отмечал уже в ранних описаниях природы Зайцевым «какое-то подсознательное неуловимое ощущение божественной иконы мiра, его неомраченных светлых истоков», а в результате революционной трагедии обострилось и его духовное понимание Родины: «Какая это была Россия..!», канувшая в Лету как Атлантида...
В "Слове о Родине" (1938) Зайцев пишет об эволюции своего патриотического самосознания в эмиграции:
«Нельзя сказать, чтоб у нас, у просвещенного слоя, воспитывалось тогда чувство России. Скорей считалось оно не вполне уместным. Нам всегда ставили в пример Запад. Мы читали и знали о Западе больше, чем о России, и относились к нему почтительнее...
Одно дело – воспринимать изнутри. Другое – со стороны. Судьба поставила нас теперь именно как бы в сторонку, отобрав почти все. Что же, может быть в таком облегченном виде зрение и верней.
Многое видишь теперь о Родине по-иному... Когда жили в самой России, средь повседневности, деревянных изб, проселочных дорог, неисторического пейзажа, менее это замечали. Издали избы, бани, заборы не видны... Но зато чище общий тысячелетний облик Родины. Сильней ощущаешь связь истории, связь поколений и строительства и внутреннее их духовное, ярко светящееся, отливающее разными оттенками, но в существе своем все то же, лишь вековым путем движущееся: свое родное...
Может быть, не всегда ведь так будет так, как сейчас. Не вечно же болеть "стране нашей российской". Возможно, что приближаются новые времена – и в них будет возможно возвращение в свой отчий дом.
Так что вот: древность и блеск культуры духовной, своеобразие, блеск ее и в новое время, величие России в тысячелетнем движении, и ощущение – почти мистическое – слитности своей сыновней с отошедшими, с цепью поколений, с грандиозным целым, как бы существом. Сквозь тысячу лет бытия на горестной земле, борьбы, трудов, ужасов, войн, преступлений, – немеркнущее ядро духа – вот интуиция Родины. Чужбина, безпризорность, беды – пусть. Для русского человека есть Россия, духовное существо, мать, святыня, которой мы поклоняемся и которую никому не уступим».
В романе "Золотой узор" (1926), автобиографической тетралогии "Путешествие Глеба" (1937–1953), в воспоминаниях "Москва" (1939) и "Далекое" (1965) революционная эпоха предстает в некоем стереоскопическом зрении: воспоминания из жизни старой России и новый взгляд из эмиграции с осмыслением значение революции как искупительной кары за отступничество.
О новом мiроощущении Зайцева свидетельствуют также написанные им очерки о странствиях к святым местам ("Афон", 1928, "Валаам", 1936; паломничества в эти монастыри писатель совершил в 1927 и 1936 гг.). Это были и важные этапы на пути самого Бориса Константиновича к Церкви, чему способствовало, как у многих эмигрантов, ностальгическое чувство об утраченной родине, которую многие вновь обрели в русских зарубежных храмах, построенных еще до революции – в этих островках старого русского міра, каким писатель ощутил и Валаам, отошедший после революции к Финляндии. Писатель создает светским языком исторический "житийный портрет" великого русского святого "Преподобный Сергий Радонежский", а также других святых ("Царь Давид", "Алексей Божий человек", "Иоанн Кронштадтский"), новым взором оценивает классиков XIX века ("Жуковский", "Жизнь Тургенева", "Чехов", очерки о Гоголе), рисует примечательные художественные образы священнослужителей из жизни русской эмиграции во Франции, – в романе "Дом в Пасси" (1935), в рассказе "Река времен" (1964) и др.
В эмиграции Зайцевым созданы также романизированные биографии трех русских классиков: "Жизнь Тургенева" (1932), "Жуковский" (1951), "Чехов" (1954), в которых предпринят опыт описания духовного мiра и творческого процесса каждого из этих писателей.
Обобщая опыт русской эмиграции в статье, приуроченной к 25-летию своего отъезда из Москвы, Зайцев выразил основную тему всего созданного им после того, как он покинул родину: «Мы – капля России... как бы нищи и безправны ни были, никогда никому не уступим высших ценностей, которые суть ценности духа». Этот мотив главенствует и в его публицистике (примечателен цикл статей в парижской газете "Возрождение" осенью 1939 – весной 1940 гг., впоследствии изданный под общим заглавием "Дни"), и особенно в мемуарной прозе, занимающей основное место в последний период творчества писателя.
Творчество Зайцева – спокойное, скромное и ценное прежде всего его автобиографическими и мемуарными произведениями, помогающими лучше понять эпоху в некоем стереоскопическом зрении: из России и из эмиграции.
Умер Зайцев в Париже 22 января 1972 года, похоронен на русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа.
Боже, упокой раба Твоего!
Автору статьи - огромная благодарность!
Господи, дай нам побольше Твоих людей