Умер философ Николай Александрович Бердяев

24.03.1948. - Умер философ Николай Александрович Бердяев

Николай Александрович Бердяев (6/18.03.1874-24.03.1948), религиозный "философ свободы". Происходил из старинной дворянской семьи. Отец в прошлом военный, затем председатель правления крупного банка. Бердяев воспитывался в Киевском кадетском корпусе. В 1894 г. он поступил на естественный факультет Киевского университета, а через год перевелся на юридический факультет. Увлекся социализмом, примкнув к сторонникам легального марксизма. В 1897 г. за участие в студенческих волнениях арестован и исключен из университета, в 1901 г. административно выслан в Вологду, где, как писал он, «вернулся от социальных учений, которыми одно время увлекался, на свою духовную родину, к философии, религии, искусству».

В 1902 г. Бердяев получил разрешение жить в Житоміре, через два года переехал в С.-Петербург и вместе с С.Н. Булгаковым организовал религиозно-философское общество, занимался поисками "нового религиозного сознания" для решения вопросов "правды о земле", однако так, как если бы многовекового святоотеческого опыта не существовало. С 1908 г. в Москве сближается с кругом основателей Религиозно-философского общества (кн. Е.Н. Трубецкая, В.Ф. Эрн, П.А. Флоренский). В этом русле Бердяев – участник знаменитого программного сборника социально-религиозной альтернативы революции: "Вехи" (1907). Он был полезен опровержением лево-революционных социальных утопий, но с либерально-религиозных позиций, утопичность которых была в нечувствии к христианской эсхатологии.

Февральскую революцию 1917 г. Бердяев воспринял с пониманием, ибо, по его мнению, «русская абсолютная монархия не была народной и не имела твердой опоры в народе»; полагал, что в России совершается «не классовая, а сверхклассовая, всенародная революция, осуществляющая задачи общенациональные и общегосударственные» ("Русская Свобода", 1917, № 2 и № 4). Октябрьский переворот не принял, хотя и не эмигрировал. Стал участником антиреволюционного сборника "Из глубины" (1918), в котором "веховский" круг авторов уже анализировал свершившуюся революцию и отчасти корректировал свои позиции. В начале 1919 г. Бердяева избрали профессором Московского университета, осенью он учредил "Вольную академию духовной культуры", где вел семинар по Достоевскому. Получив охранную грамоту на свою квартиру и библиотеку, он тем не менее не желал иметь с богоборцами-большевиками ничего общего. У себя дома Бердяев собирал кружок интеллигенции и вел дискуссии по любым вопросам. В 1920 г. арестован, допрашивался лично Дзержинским и был выпущен.

В 1922 г. вместе с большой группой интеллигенции выслан в Германию. В 1924 г. переехал во Францию, с 1933 г. жил в пригороде Парижа Кламаре. Был редактором в либерально-религиозном эмигрантском издательстве "YMCA-Press", основанном с помощью международной организации, связанной с масонством. Руководил также религиозно-философским журналом "Путь", читал лекции, постоянно публиковал свои новые книги на темы свободы, социального христианства, в котором увлекательным образом сочетались элементы либерализма и консерватизма (такова уже его предреволюционная "Философия неравенства"). Благодаря этому оказал воздействие на развитие западноевропейской философской мысли.

Эмиграция заставила многих русских либералов поправеть и уточнить свое отношение к западной демократии. В их числе был и Бердяев, написавший примечательную книгу "Новое средневековье" (Берлин, 1924). Вот его меткие суждения о демократии:

«Секулярная демократия означает отпадение от онтологических основ общества, отпадение общества человеческого от Истины. Она хочет политически устроить человеческое общество так, как будто Истины не существовало бы...». Вообще, «Органическая воля народа не может быть арифметически выражена, она необнаружима никаким подсчетом голосов... Демократия признает суверенным и самодержавным народ, но народа она не знает, в демократиях нет народа. То оторванное человеческое поколение очень краткого отрывка исторического времени, исключительно современное поколение и даже не все оно, а какая-то часть его, взомнившая себя вершительницей исторических судеб, не может быть названо народом. Народ есть великое историческое целое, в него входят все исторические поколения, не только живущие, но и умершие, и отцы и деды наши. Воля русского народа есть воля тысячелетнего народа, который через Владиміра Св. принял христианство, ...который выдвинул великих святых и подвижников и чтил их, создал великое государство и культуру... Самомнение и самоутверждение современного поколения, превозношение его над умершими отцами и есть коренная ложь демократии. Это есть разрыв прошлого, настоящего и будущего, отрицание вечности, поклонение истребляющему потоку времени».

О капиталистической системе: «Много ли есть онтологически реального в биржах, банках, в бумажных деньгах, в чудовищных фабриках, производящих ненужные предметы или орудия истребления жизни, во внешней роскоши, в речах парламентариев и адвокатов в газетных статьях, много ли есть реального в росте ненасытных потребностей? Повсюду открывается дурная безконечность, не знающая завершения. Вся капиталистическая система хозяйства есть детище пожирающей и истребляющей похоти. Она могла возникнуть лишь в обществе, которое окончательно отказалось от всякого христианского аскетизма, отвернулось от неба и исключительно отдалось земным удовлетворениям. Капитализм совершенно невозможно мыслить как сакральное хозяйство, он, конечно, есть результат секуляризации хозяйственной жизни. В этой системе нарушается истинное иерархическое соподчинение материального духовному... Мамонизм стал определяющей силой века, который более всего поклоняется золотому тельцу. И ужаснее всего, что в этом ничем не прикрытом мамонизме век наш видит великое преимущество познания истины, освобождения от иллюзий».

Соответственно в программном заявлении (1925) бердяевского журнала "Путь" утверждалось: «Капиталистическое общество не менее антихристианское, чем общество коммунистическое. Борьба буржуазного общества и социалистического общества не есть борьба добра и зла, – в ней выявляются лишь две формы зла. Подлинная же борьба есть борьба Христова и антихристова духа, который проявляется по внешности в полярно противоположных образах. И русский народ и весь мір вновь с небывалой остротой стали перед задачей до конца серьезно понять и принять христианство и осуществлять его действительно и реально в жизни не только личной, но и общественной. На развалинах буржуазного общества нужно строить общество христианское, нужно воспользоваться этим благоприятным положением, а не возрождать разложившееся антихристианское старое общество. Если же мы не будем христианской правды осуществлять в жизни, то антихристианские и антихристовы начала будут все более и более побеждать. В этом смысл нашей эпохи».

В 1930-е гг. Бердяев сотрудничал в журнале "Новый град", участвуя в поисках авторитарно-корпоративных идеологов фашизма: «корпоративного экономического парламента и уничтожения парламента, основанного на господстве партий». В этом смысле Бердяев считал фашизм подлинно народно-демократическим явлением, хотя и не вполне христианским. В соответствии с тогдашними фашистско-корпоративными идеологами, Бердяев писал:

«Мір должен был бы состоять из трудовых общин, духовно скрепленных и объединенных в федерацию»; «Политические парламенты, выродившиеся говорильни, будут заменены деловыми профессиональными парламентами, собранными на основаниях представительства реальных корпораций, которые будут не бороться за политическую власть, а решать жизненные вопросы, решать, например, вопросы сельского хозяйства, народного образования и т.п., по существу, а не для политики» ("О рабстве и свободе человека". Париж, 1939).

В обосновании этого нового корпоративного строя, которырый утверждался тогда в Европе, Бердяев утверждал в "Новом граде", что «Индивидуализм капиталистического общества никогда не утверждал ценности человеческой личности и не защищал ее достоинства, он интересовался не человеком, а "экономическим человеком", потому что "экономический человек" выгоден для экономической экспансии и экономической мощи». Трудящимся предоставляются формальные политические и экономические права, но не предоставляется возможностей их осуществления, равных с возможностями богатых слоев... «Поэтому в жизни экономической свобода есть двусмысленный принцип, она легко прикрывает интересы экономически привилегированных классов».

Вывод: «Существуют ступени и градации свободы. Максимальная свобода должна быть в духовной жизни, в совести, в творчестве, в отношении человека к Богу. Но свобода ограничивается и делается минимальной по мере спускания к жизни материальной». Тем более личное самоограничение будет необходимо в переходный послекоммунистический период: «Для создания нового міра, для перехода к новому социальному строю необходимо пройти через серьезную аскезу... в противостоянии соблазнам міра, личность порабощающих» ("О рабстве и свободе человека").

Многие подобные тексты Бердяева не утратили своей ценности и в отношении посткоммунистической РФ.

Однако идеологических и богословских заблуждений у Николая Александровича было немало. В частности, по "гуманистическим причинам" Бердяев не понял совершенно точную с христианской точки зрения книгу И.А. Ильина "О сопротивлении злу силою". Поэтому и в годы гражданской войны в Испании Бердяев в статье, полной нравственных двусмысленностей, демонстрирует такую логику: насилие правых – «не то же, а в тысячу раз хуже, ибо коммунисты имеют преимущество не быть христианами». Поэтому «Христиане должны стать не на сторону тех сил и течений, которые признают себя "христианскими", это носит чисто словесный характер, а на сторону тех сил и течений, которые реально защищают духовные и человеческие ценности – правду, свободу, справедливость, милосердие, христиане должны их и признать христианскими». То есть Бердяев призывает поддержать испанских коммунистов, не объясняя, как их "правда" сочетается с его же признанием: «Я не думаю отрицать... безобразия религиозных гонений, расстрела священников, сжигания храмов».

Особенной запальчивостью он отличался в критике монархии как "нереалистичного" строя, утверждая, что «Не только для будущего, но и для прошлого религиозная самодержавная монархия была утопией... в идее религиозного самодержавия есть недостаток смирения, гордыня». «...самодержавная монархия очень мало делала для осуществления христианской общественной правды», это была принудительная «видимость православия». И вообще: «Идея вероисповедного христианского государства есть лже-христианская идея», осуществляемая лишь методом «насилия». Из этого он даже выводил «правдивость секуляризации» в том смысле, что лишь в секулярном демократическом обществе христиане могут свободно «вступить на путь реального, а не символического осуществления правды Христовой». Потому что «демократия есть наименее утопическая форма, ... наиболее соответствующая греховной природе человека» ("Путь", 1925-1927).

О соответствующем "свободном" противодействии христианизации со стороны греховной природы человека и сил зла в таком обществе Бердяев почему-то не задумывался... Вряд ли такой логикой можно опровергнуть очевидное: православная монархия создает наилучшие предпосылки для христианизации общества именно тем, что, в отличие от демократии, сознательно ограждает общество от воздействия сил зла и сохраняет верный духовный ориентир.

Бердяев совершенно упускает из виду важнейший именно реалистический принцип православной "симфонии" (это слово в его цитированных статьях просто отсутствует). Он не берет во внимание и историософскую "удерживающую" суть православного самодержавия (функцию ограждения міра от легализации "тайны беззакония")... И даже доходит до такого утверждения: «...строй Православной Церкви при коммунистической власти в некоторых отношениях более правильный и более соответствует достоинству Церкви Христовой, чем при православной монархической власти»...

Несогласных со своей точкой зрения на монархию Бердяев упрекал в "реакционной утопичности", "нечувствительности к духу времени", в непонимании "хода истории". Сам же претендовал на роль пророка ("пророчество" как "дополнение к священству" – это был тогда модный тезис в парижских кругах). Он заявлял, что христианство вступило в «третий период», в котором оно «теряет в количестве, но выигрывает в качестве», «в этот период возможно христианское возрождение, качественное усиление христианства», после чего «будет явлена чудесная сила правды Христовой в міре» и «Царствие Божие придет». Однако в этих почти хилиастических "пророчествах" можно видеть как раз утопичное непонимание того, что мір вступил в эпоху апостасии, то есть демократической дехристианизации міра, а не обновленного "христианского творчества" для утверждения "правды о земле"...

Несомненно, все эти просчеты у Бердяева исходят из ложности его "свободолюбивого" богословия, в котором он, едва ли не обожествляя принцип свободы, к сожалению, не достаточно вник в православное учение о сути мірового зла. Это был общий и частый недостаток в либерально-демократических ветвях зарубежного Православия (парижской и американской).

Парижский коллега Бердяева прот. В.В. Зеньковский писал о нем, стараясь быть максимально сдержанным: «В области догматической Бердяев нимало не считался с церковной традицией, без колебаний отклонялся от нее, легко вбирал в себя чужие религиозные установки, - отсюда убеждение, что он защищает некое "универсальное" (или "вечное") христианство. Когда Бердяев окончательно утвердился в мысли о "примате свободы над бытием", то тогда ему стало совсем легко уходить в вольные построения. Быть может, всё религиозно-философское обаяние произведений Бердяева определяется именно своеобразной амальгамой христианских идей и внехристианских начал: многим и в самом деле кажется, что перед нами начало "новых путей" в религиозном сознании...» ("История русской философии").

Книги Бердяева написаны очень увлекательным, "пророческим" языком. Люди, только начинающие знакомиться с православным учением, нередко подпадают под их обаяние. Однако, с подлинно православной точки зрения, в них много ложного: начиная с ограничения Божественного могущества понятием предсотворенности свободы и кончая непониманием сути еврейского вопроса как замены богоизбранности сатаноизбранностью. Потому недостаточно трезвыми были и надежды Бердяева "победить" антихриста религиозным творчеством.

М. Назаров

---