Памяти Ивана Лукьяновича Солоневича

24.04.1953. – Умер в Уругвае эмигрантский публицист Иван Лукьянович Солоневич

О народной монархии

Иван Лукьянович Солоневич (1.11.1891–24.4.1953) родился в белорусском селе в крестьянской семье, закончил гимназию, занимался спортом, стал журналистом. Осенью 1913 г. поступил на юридический факультет Петербургского университета, но не окончил его. Во время войны в армию Солоневича не призвали из-за близорукости. Сразу после революции участвовал в Белом движении на юге, но не эвакуировался из-за болезни.

При большевиках работал спортивным журналистом и инструктором. Планировал вместе с братом побег из СССР в Финляндию, но вследствие третьей неудачной попытки в 1933 г. они были арестованы и отправлены в лагеря, где им удалось устроиться спортивными инструкторами и летом 1934 г. подготовить оттуда новый совместный побег – в Финляндию.

Попав в эмиграцию, сначала жил в Финляндии, потом в Париже, в Софии. Выпустил правдивую книгу "Россия в концлагере", которую либеральные и не знавшие жидобольшевицкого ужаса европейцы сочли клеветнической. Советские агенты неоднократно пытались его убить, в 1938 г. взорвали жену и сына Солоневича бомбой, присланной по почте, после чего Солоневич переселился в более безопасную Германию.

Книга о соловецком концлагере сделала его знаменитым в русском Зарубежье. На волне этого успеха он стал известным (бойким, своенравным, отчасти скандальным) публицистом, напористо критиковавшим все эмигрантские организации и авторитеты в своей газете "Голос России". Пытался основать собственное "Движение штабс-капитанов". Из-за этого его подозревали в "засланности", во что, конечно, трудно поверить.

Солоневич был известным монархистом, хотя и не особенно чутким к православному содержанию русской монархии. Это основной недостаток его творчества.

В частности таковы многие его утверждения в его главной книге "Народная монархия". В возникновении русской идеи Солоневич считал натуралистический момент, в духе евразийства, более основополагающим, чем религиозный: «В формировании нации религия играет второстепенную роль...» (Народная монархия. Сан-Франциско, 1978. Ч. I. С. 9–10; Ч. III, С. 62). И другие его представления о Православии неверны (например: I–90, II–29; IV–76, 97); видимо поэтому, в части "Дух народа" именно о православном духе ничего не сказано. Поэтому у него: «Россия до 1917 года была, вероятно, самой бедной страной европейской культуры» (I–110); «со страниц великой русской литературы на вас смотрят лики бездельников» (II–88), мол, если прав Достоевский, то прав и гитлеровский идеолог Розенберг (II–91). Солоневич нередко позволяет себе развязную форму и даже чертыхается (I–61, III–117, IV–45); порою в полемике он запальчиво ломится в открытую дверь. Впрочем, он и сам признает за собой «некоторый налет дилетантизма» (III–7) и пишет: «Лично я принадлежу к числу людей, которые стесняются сравнительно мало. Есть люди более скромные» (IV–47).

Однако в "Народной монархии" содержится много верных суждений о Московской Руси в ее сравнении с петровской эпохой. Свою идею "народной монархии" Солоневич взял именно из допетровского социального строя русского государства, публицистически ярко развив аналогичные идеи Л.А. Тихомирова о "сочетанной власти".

Вспомним, что тогда Цари правили вместе с Боярской думой (аристократический элемент власти) и Земскими Соборами (демократический элемент). Позже славянофилы считали Земские Соборы непременной принадлежностью русской монархии, а Тихомиров подчеркивал:

«Можно иметь единоличную власть и без монархии. Наоборот, можно и при монархии пользоваться всеми силами коллективных властей повсюду, где они нужны» и использовать «в государственном деле лучшие свойства всех принципов власти, не допуская их лишь до вредного верховенства» ("Монархическая государственность"). При этом в допетровской Руси именно Церковь соединяла Царя с народом. Однако позже эта связь была разрушена Петром, и посредником в общении Государя с народом вместо Церкви стала бюрократия.

Напоминая об этом и используя идеи Тихомирова, Солоневич распространял понятие "симфонии" на три власти: царскую, церковную и земскую и выдвигал понятие монархии соборной, народной. Он отмечал, что в наибольшем виде такая "симфония" была осуществлена именно в Московской Руси, где самодержавие преодолело аристократический боярский феодализм в опоре на "мизинных людей" (сыгравших главную роль и в победе Москвы над феодально-западническим Новгородом). Поэтому московское самодержавие, в отличие от Западной Европы, имело «чисто народное демократическое рождение», ибо простые люди были кровно заинтересованы в верховной защите от феодального и боярского произвола и всегда поддерживали монарха.

И если в Западной Европе первые отвоевания "свобод" у монархов-абсолютистов были достигнуты в пользу аристократического слоя, но не в пользу народа, – то в Московской Руси народ имел свои свободы гораздо раньше Европы, защищая их вместе с Царем и Церковью против феодальных поползновений аристократии. Поэтому В.О. Ключевский называл русское самодержавие "демократическим", а Солоневич справедливо утверждал:

«Та "азиатская деспотия", в виде которой нам рисовали Московскую Русь, имела свой габеас корпус акт [закон о свободе личности, принятый английским парламентом в 1679 г.], имела свой суд присяжных, свое земское самоуправление и имела дело со свободным мужиком. Не с крепостным, и тем более не с рабом. И если мужик был прикреплен к земле, то совершенно тем же порядком и в совершенно той же форме, в какой служилый слой был прикреплен к войне. Самоуправления, равного московскому, не имела тогда ни одна страна в мире...».

После сокрушительных Петровских реформ «усилия ряда русских царей – Павла I, Николая I, Александра II и Николая II, за которые Павел I, Александр II и Николай II заплатили своей жизнью – не воссоздали и половины свобод Московской Руси» – писал Солоневич.

В целом же И.Л. Солоневич бойкий интересный публицист, но не мыслитель. И даже в публицистике у него часто отсутствует должный духовный уровень, например, в его популярной работе "Великая фальшивка февраля".

Исходная позиция его в основе правильная: «в феврале 1917 года никакой революции в России не было вообще: был дворцовый заговор... никакой "народ" никакого участия в Феврале не принимал... Правые не могут признаться в том, что страшная формулировка Государя Императора о предательстве и прочем относится именно к их среде, левым очень трудно признаваться в том, что февральская манна небесная, так неожиданно свалившаяся на них, исходила вовсе не от народного гнева, не от восстания масс и вообще не от какой "революции", а просто явилась результатом предательства, глупости и измены в среде правившего слоя».

Однако причину крушения монархии Солоневич видит лишь в социальных противоречиях, в вырождении дворянства и старого правящего слоя, включая Династию, в господстве бюрократической системы, в измене генералитета,– всё это во многом верно, хотя и искажено личной неприязнью простолюдина Солоневича к дворянству. Кроме того, он преувеличивает (вопреки обратным фактам) и некое экономическое неблагополучие в Российской Империи, и неграмотность (якобы «восемь десятых русского населения не умеют ни читать, ни писать» – ?!), «пережитки крепостничества», упоминает цензуру, "русификацию" в Польше, Прибалтике и даже: «затевается нелепый процесс Бейлиса, который кончается его оправданием, но который производит во всем мире совершенно скандальное впечатление».

«Болото правящего слоя» своей безпомощностью, конечно, подрывало доверие к власти в условиях "антицаристской" пропаганды, но в какой-то мере и сам Солоневич демонстрирует тут свою подверженность ей, заключая: «Февральскую революцию сделали чухонские бабы Выборгской стороны» (пресловутый "хлебный бунт"), – в противоречие со своим основным тезисом: «к Февралю «народ» не имел ровно никакого отношения... Февраль 1917 г. – это почти классический случай военно-дворцового переворота». (Оксфордский историк Г.М. Катков писал о подготовленности революционерами этого "хлебного бунта": Катков Г. Февральская революция. Париж, 1984.)

Главное же, концентрируясь на внутренних социально-экономических причинах и измене правящего слоя, Солоневич полностью отвергает внешние причины: стремление еврейства и масонства – мiровых антихристианских сил – устранить в лице православной России главное (удерживающее) препятствие их глобальному господству. Не упоминает даже заграничное финансирование всех антирусских сил в годы войны («Лично я думаю, что в подготовке Февраля немецкие деньги никакой роли не играли», – а в разложении армии и революционной дезинформации?), высмеивает «совершенно детские легенды об "английском заговоре"... С таким же основанием можно ссылаться на йогов, магов, волшебников и прочих людей того же сорта» и вообще не упоминает предательство союзников по Антанте. Даже упоминая Я. Шиффа и его откровенный обмен телеграммами с Милюковым, сомневается в том, что Шифф финансировал революционеров, а якобы Ротшильды поддержали Россию кредитом... (А как же знаменитый еврейский ультиматум 1915 года?).

Во время Второй міровой войны Солоневич жил в Германии, но активной политической деятельностью не занимался, считая антирусскую политику Гитлера проигрышной. В эти годы он работал над книгой "Белая империя" (она же "Народная монархия").

После войны эмигрировал в Аргентину, где в 1948 г. основал газету "Наша страна", до сих пор сохранившую скандально-критический стиль своего основателя. (В начале 1950-х гг. он в своей газете даже призывал эмиграцию поддержать атомную войну США против СССР.) В результате неприятностей с аргентинскими властями был вынужден переехать в соседний Уругвай, где скончался в 1953 г.

"Народная монархия" – его наиболее ценное произведение, раскрывающее социально-политическое значение монархии как наиболее справедливого народного строя.

М.Н.

---