2.07.1977. – Умер во Франции писатель Владимир Владимирович Набоков
Феномен Набокова
Владимир Владимирович Набоков (10.4.1899-2.7.1977) – один из талантливейших и своеобразных писателей в русской литературе, однако нерусского, космополитического духа.
Родился он в С.-Петербурге в богатой дворянской семье члена I Государственной думы от кадетской партии и одного из ее лидеров, Владимира Дмитриевича Набокова. Дед Д.Н. Набоков был министром юстиции в правительствах Императоров Александра II и Александра III, бабушка по линии отца М.Ф. баронесса фон Корф происходила из обрусевшей семьи немецкого генерала русской службы. Мать писателя была из старообрядческой семьи сибирского золотопромышленника и миллионщика И.В. Рукавишникова, который обезпечил материальное благополучие семьи Набоковых. Осенью 1916 г. Владимир Набоков получил имение Рождествено и миллионное наследство от В.И. Рукавишникова, дяди со стороны матери.
Либеральные взгляды отца отразились на воспитании мальчика. Окруженный любовью взрослых и комфортом, он получил западническое домашнее образование англофильского стиля ("научился читать по-английски раньше, чем по-русски", – отмечал он сам), увлекся энтомологией, шахматами и спортом, рано стал сочинять стихи. Окончил одно из лучших учебных заведений Петербурга – 8-летнее Тенишевское училище, в котором основное внимание уделялось естественно-научным предметам. В 1916 г. Набоков на собственные деньги издал в Петербурге первый сборник своих стихов, на который мало кто обратил внимание.
Февральскую революцию семья Набоковых восприняла восторженно, поскольку отец принял активнейшее участие в ней (он был в числе составителей текста "отречения" Великого Князя Михаила с незаконной передачей вопроса о монархии на волю Учредительного собрания). В.Д. Набоков цинично признавал, что никто не был вправе «лишать престола то лицо [царевича Алексея], которое по закону имеет на него право» и что составители текста «не видели центра тяжести в юридической силе формулы, а только в ее нравственно-политическом значении». Затем В.Д. Набоков занял важный пост Управляющего делами Временного правительства. ( Он был убит в эмиграции в марте 1922 г. С.В. Таборицким случайно вместо Милюкова, но случайность эта по духовной сути не так уж случайна...)
Октябрьский большевицкий переворот заставил семью Набоковых в 1919 г. эмигрировать. Будущий писатель прибыл в почитаемую с детства Англию для продолжения образования. За три года он окончил Тринити-колледж в Кембриджском университете, где изучал романские и славянские языки и литературу.
В 1922 г. Набоков переезжает в Берлин, где отец был редактором либеральной эмигрантской газеты "Руль". В этой газете сын публикует свои первые рассказы. В апреле 1925 г. Владимир женится на Вере Слоним, дочери еврейского адвоката, в духовном единении с которой прожил всю жизнь как со своей "музой". Литературная известность в русской эмиграции пришла к Набокову после издания в 1926 г. романа "Машенька" (под псевдонимом В. Сирин). Из-за эгоцентричного мiровосприятия отношения начинающего писателя с эмигрантами-литераторами не сложились (хотя большинство из них тоже были либералами), друзей у Набокова не было. В этот период были написаны рассказ "Возвращение Чорба" (1928), повесть "Защита Лужина" (1930), романы "Камера обскура" (1933), "Отчаяние" (1934), "Приглашение на казнь" (1936), "Дар" (1937).
В 1937 г., из-за обострения еврейской проблемы в гитлеровской Германии, Набоковы переезжают во Францию, а с началом Второй мiровой войны в мае 1940 г. бегут от немецкой оккупации в США при содействии Общества помощи еврейским иммигрантам HIAS. В Америке Набоков получает преподавательскую работу в различных университетах. С этого времени он начинает писать на английском языке под своим настоящим именем – Набоков. Первый англоязычный роман был – "Истинная жизнь Себастьяна Найта", затем последовали "Под знаком незаконнорожденных", "Другие берега" (1954), "Пнин" (1957). Знаменитая "Лолита" (1955) была написана им и на английском языке, и в русском переводе. (Первоначально роман, как признавал сам Набоков, был опубликован в одиозном издательстве "Олимпия Пресс", которое выпускало в основном "полупорнографическую" литературу.) Этот скандальный роман принес ему и большие деньги, и всемiрную известность.
С 1945 г. Набоковы уже были гражданами США. В Америке Набоков также много переводил на английский. В 1964 г. он опубликовал свой перевод "Евгения Онегина" А.Пушкина (в четырех томах с обширными комментариями). Он перевел лермонтовского "Героя нашего времени", "Слово о полку Игореве", многие лирические стихотворения Пушкина, Лермонтова, Тютчева.
В 1959 г. Набоковы возвращаются в Европу и поселяются в шикарном отеле "Палас" в Монтрё (в Швейцарии). Там Набоков пишет свои последние романы, наиболее известные из которых — "Бледное пламя" и "Ада" (1969). (Последний незавершенный роман The Original of Laura вышел на английском языке в ноябре 2009 года.)
Начиная с 1960-х гг. распространились слухи о возможном выдвижении Набокова на Нобелевскую премию по литературе. В 1972 г. лауреат этой премии А.И. Солженицын написал письмо в шведский комитет с рекомендацией Набокова: «Это писатель ослепительного литературного дарования, именно такого, которое мы зовём гениальностью. Он достиг вершин в тончайших психологических наблюдениях, в изощрённой игре языка (двух выдающихся языков мiра!), в блистательной композиции. Он совершенно своеобразен, узнаётся с одного абзаца — признак истинной яркости, неповторимости таланта. В развитой литературе XX века он занимает особое, высокое и несравнимое положение. Всего этого, мне кажется, с избытком достаточно, чтобы присудить В. В. Набокову Нобелевскую премию по литературе и поспешить с этим актом в 1972 году, так как автору столько же лет, сколько и нашему веку. Обиднее всего бывает осознать с опозданием непоправимость ошибки» (12 апреля 1972).
Несмотря на то, что номинация не состоялась, Набоков выразил благодарность Солженицыну в письме, отправленном в 1974 г., после высылки Солженицына из СССР.
Умер В.В. Набоков 2 июля 1977 г., похоронен на кладбище в Клэренсе, вблизи Монтрё.
+ + +
С оценкой творчества Набокова Солженицыным можно во многом согласиться с чисто художественной точки зрения. Однако в нашем календаре "Святая Русь" мы стремимся дополнить художественный критерий также и духовным в православных координатах смысла жизни и творчества. Приведу свою оценку из книги "Миссия русской эмиграции" (глава "Контурная карта эмигрантской литературы"):
«...Получить эту давно вожделенную и вполне заслуженную премию Набокову так и не удалось; литературоведы считают, что и другие престижные премии его тоже почему-то обходили, что пробуждало в нем обидную зависть. Сам Набоков знал себе цену и, разумеется, ставил себя выше всех прочих русских писателей, даже классиков, выразив свое отношение к ним в "Лекциях по русской литературе"[47], которые он по-английски читал американским студентам. В частности: «Не скрою, мне страстно хочется Достоевского развенчать... Достоевский писатель не великий, а довольно посредственный, со вспышками непревзойденного юмора, которые, увы, чередуются с длинными пустошами литературных банальностей». Современникам Набоков также давал желчные характеристики, выставляя оценки как учитель школьникам.
Простим ему это в данной нашей книге, нас интересует другое. В уникальном литературном феномене Набокова мы имеем созданный им писательский "остров" экзистенциализма в необычайно талантливом художественном воплощении. Его писательское кредо: «Искусство – божественная игра. Эти два элемента – божественность и игра – равноценны. Оно божественно, ибо именно оно приближает человека к Богу, делая из него истинного полноправного творца»[48]. Набоков остро чувствовал свое одиночество в реальном мiре, и он как "творец", точнее как шахматный игрок (его увлечение), играючи, сотворил свой виртуальный мiр, в котором существуют его "шахматные" персонажи ("Защита Лужина"). Виртуальность этого мiра символизируется завершением романа "Приглашение на казнь", где герой прорывается сквозь декорации писательской художественной фантазии.
В этом отношении странное явление Набокова обязано именно эмигрантскому состоянию. Адамович в статье о Набокове пишет, что «эмиграция "ущербна" по самой природе своей и, значит, может художника особенно чуткого, выбить не то что из колеи, а как бы и из самой жизни»[49] – этим он объясняет все писательские особенности Набокова, его внутренний мiр:
«У Набокова перед нами расстилается мертвый мiр, где холод и безразличие проникли так глубоко, что оживление едва ли возможно. Будто пейзаж на луне, где за отсутствием земной атмосферы даже вскрикнуть никто не был бы в силах» – не состояние ли это эмиграции? «Он сам себя питает, сам к себе обращен. Он скорее бредит, чем думает, скорее вглядывается в созданные им призраки, чем в то, что действительно его окружает...»[50].
«Это, между прочим, удивительная и как будто не-русская набоковская черта: беззаботность в отношении "простоты и правды" в толстовском смысле этой формулы или во всяком другом, щегольство, скольжение, отсутствие пауз и внутренних толчков, резиново-безшумная стремительность стиля, холощенно-холодный, детски-дерзкий привкус, ребячески-самоуверенный и невозмутимый оттенок его писаний»[51].
И Адамович признает: «Но если "дитя эмиграции", то не это ли именно сын эмиграции и обречен был выразить? ...С догадкой этой становится вдруг понятно, как могло случиться, что большой русский писатель оказался с русской литературой не в ладу». Ибо – «Пришлось ли когда-либо прежней русской литературе жить в безвоздушном пространстве? Могло ли одиночество ни в ком не вызвать безразличия или даже ожесточения, ни у кого не отразиться в видениях, в общем складе творчества, до нашего времени неведомом? Нет ничего невозможного в предположении, что Набоков именно в его духовной зависимости от факта эмиграции, как следствие этого факта, и найдет когда-нибудь национальное обоснование»[52].
Мы специально не приводим оценки Набокову с правого литературного фланга, а даем слово все тому же признанному "первому критику эмиграции" Г.В. Адамовичу, который провозглашал на сходках эмигрантского Монпарнаса «ощущение какой-то почти метафизической удачи, решения долго смущавшей задачи». И даже он не нашел этого решения у духовно родственного ему Набокова, отметив "не-русскую набоковскую черту" и его "нелады" с традицией русской литературы...
Набоков до конца жизни оставался космополитом и со своего экзистенциального русскоязычного острова, созданного птицей Сирин, перешел на англоязычный континент, давший ему материальную обезпеченность успехом скандальной "Лолиты". В интервью журналу "Плэйбой" в связи с известностью этого романа Набоков так определил свою национальность: «Я американский писатель, родившийся в России и получивший образование в Англии, где я изучал французскую литературу, прежде чем провести 15 лет в Германии. Я приехал в Америку в 1940 г. и решил стать американским гражданином и сделать Америку своим домом»[53]. Тем не менее своего дома у Набокова нигде не было, несмотря на материальную возможность его приобретения: он, нигде не пуская корней, в конце жизни обосновался и умер в швейцарской гостинице...
Такая русская литература могла бы возникнуть в каком-то ином варианте русской истории, если бы не было Крещения Руси, Куликова поля, Серафима Саровского, литературы ХIХ века и самой революции... Главная проблема его огромного "экзистенциального" таланта, как и вообще у каждого человека, – его отношение к Богу, должного выхода к Которому писатель, видимо, не нашел – если судить по раздражавшим его "тошнотворным религиозным мотивам" у Достоевского, по высказываниям его героев в "Даре" и в автобиографическом романе "Другие берега" (1954). Как жаль, что такой дар Свыше был растрачен всего лишь на "экзистенциализм"...»
М.В. Назаров
Что бы ни написал Набоков, он перечеркнул свою писательскую биографию написанием гнусного романа о преступном вожделении взрослого мужчины к несовершеннолетней девочке. Имя такого мерзавца, как Набоков, должно зыбыто, как покрытое неизгладимым позором.
Характерно,что люди, подымающие Набокова на щит, учреждающие его музеи (как в СПб), созывающие конференции, ему посвященные, - это лица либератльной национальности, соплеменники его жены
и, совместно с ними, только бывшие русские.
Надо не любить Россию, чтобы любить Набокова.