15.12.1903 (28.3).– Умер Николай Федорович Федоров, автор "Философии общего дела"
"Философия общего дела" и "рай на земле"
Портрет Н.Ф. Федорова работы Леонида Пастернака
Николай Федорович Федоров (26.5.1829–15.12.1903) был оригинальным философом-футурологом, мечтавшим воскресить всех умерших людей, когда-либо живших на земле: с помощью науки собрать их рассеянные молекулы и атомы, чтобы «сложить их в тела отцов». Однако миллиарды воскрешенных не уместятся на Земле, поэтому Федоров предлагал заселить ими другие планеты. Так родился замысел освоения космического пространства. Федоров положил начало так называемому русскому космизму – религиозному проекту освоения человечеством космоса как Божия замысла с приближением таким образом к Богу. Утопическое учение Федорова, изложенное в книге "Философия общего дела", содержит многие верные нравственные составляющие, однако в целом его оптимистические фантазии, граничащие с гностицизмом, каббалой, теософией, оккультизмом, – противоречат христианскому учению о смысле мiроздания и о конце земного мiра.
Будущий философ родился 26 мая 1829 г. в селе Ключи Тамбовской губернии (ныне Сасовский район Рязанской области) как внебрачный сын князя П.И. Гагарина, получил фамилию крестного отца. В 1849 г. по окончании гимназии в Тамбове поступил на юридический факультет Ришельевского лицея в Одессе, проучился там три года, затем был вынужден оставить лицей ввиду смерти дяди К.И. Гагарина, платившего за обучение. В 1854 г. получил учительский аттестат в Тамбовской гимназии и был определен преподавателем истории и географии в Липецкое уездное училище. С октября 1858 г. преподавал в Боровском училище Тамбовской губернии и затем периодически в других городах.
В1867–1869 гг. он давал частные уроки в Москве. В 1869 г. устроился помощником библиотекаря в Чертковской библиотеке (первая в Москве общедоступная библиотека, положившая начало Исторической), а с 1874 г. в течение 25 лет работал библиотекарем Румянцевского музея, в последние годы жизни – в читальном зале Московского архива Министерства иностранных дел. В библиотеке Румянцевского музея (будущей РГБ) Федоров первым составил систематический каталог книг. Там же после трех часов дня (время закрытия музея) и по воскресеньям был дискуссионный клуб, который посещали многие выдающиеся современники.
Федоров вел аскетическую жизнь, старался не владеть никаким имуществом, значительную часть жалования раздавал своим "стипендиатам", от прибавок к жалованию отказывался, всегда ходил пешком. Он отказывался фотографироваться и не позволял нарисовать свой портрет – единственный портрет Федорова был написан тайно Леонидом Пастернаком. Умер философ в 1903 г. от воспаления легких, похоронен на кладбище Скорбященского монастыря (на углу Новослободской улицы и Вадковского переулка, сейчас там машиностроительный университет "Станкин").
Необычное учение Федорова своей высокой нравственной целью победы над смертью уже в земном мiре, глубиной этических требований как долга перед прошедшими поколениями, идеей "регуляции природы", привлекало многих современников. Во время работы в Боровском уездном училище Федоров познакомился с Н.П. Петерсоном, одним из преподавателей в яснополянской школе Л.Н. Толстого. Позже, работая библиотекарем, был знаком с К.Э. Циолковским, которого хотел сделать своим "пансионером", и оказал влияние на его мiровоззрение. В 1878 г. с учением Федорова в изложении Петерсона познакомился Ф.М. Достоевский, которого мысли философа "заинтересовали" как близкие по духу. В 1880-х и 1890-х гг. Федоровым регулярно общался философ В.С. Соловьев, написавший: «Прочел я Вашу рукопись с жадностью и наслаждением духа, посвятив этому чтению всю ночь и часть утра, а следующие два дня, субботу и воскресенье, много думал о прочитанном. "Проект" Ваш я принимаю безусловно и без всяких разговоров… Со времени появления христианства Ваш "проект" есть первое движение вперед человеческого духа по пути Христову. Я со своей стороны могу только признать Вас своим учителем и отцом духовным… Будьте здоровы, дорогой учитель и утешитель». Влияние Федорова заметно в работе Соловьева «Об упадке средневекового мiросозерцания». В это же время с Федоровым регулярно общался и Л.Н. Толстой, говоривший: «Я горжусь, что живу в одно время с подобным человеком» (но позже они разорвали отношения из-за резко антицерковных и антиправительственных позиций Толстого).
При жизни Федорова его работы не публиковались, они были собраны и изданы в 1906–1013 гг. его друзьями и учениками В.А. Кожевниковым и Н.П. Петерсоном под наименованием "Философия общего дела". С этой книги Федорова начинается так называемый "русский космизм", различные аспекты которого представлены в XX веке именами таких ученых и философов, как В.И. Вернадский, А.Л. Чижевский, П. А. Флоренский, в литературном творчестве А. Платонова и многих советских писателей. Литературовед-декадент А. Волынский (Хаим Флексер) восторгался: «Федоров – единственное, необъяснимое и ни с чем не сравнимое явление в умственной жизни человечества… Рождением и жизнью Фёдорова оправдано тысячелетнее существование России. Теперь ни у кого на земном шаре не повернется язык упрекнуть нас, что мы не бросили векам ни мысли плодовитой, ни гением начатого труда…».
Веря в безконечность эволюции разума, космисты выдвинули идею нового сознательного этапа развития и творческого преобразования земного мiра и заселения всей Вселенной, спасения ее от энтропийной смерти научными усилиями человечества, победы духа над материей, устранения всех несовершенств, зла и его высшего проявления – смерти. В этом русле "регуляции природы", экологии и освоения космоса в конце XX века в России интерес к творчеству и идеям Федорова снова возрос. В Москве в конце 1980-х годов было создано Общество им. Н.Ф. Федорова. В Музее-читальне им. Федорова регулярно работает научно-философский семинар, где идеи Федорова обсуждают физики и биологи, философы и литературоведы, политики и бизнесмены. В 1988 году в г. Боровске, где в одной и той же школе с интервалом в 30 лет работали Федоров и Циолковский, были проведены Первые Всесоюзные Федоровские чтения. Традиция Федоровских чтений стала регулярной, а в 2003 г. был проведен Международный Конгресс в Белграде "Космизм и русская литература. К 100-летию со дня смерти Н.Ф. Федорова".
И Федоров и многие его последователи основывали свои философские и нравственные идеи на христианстве. Однако с точки зрения православного богословия эти идеи были хилиастическим "религиозным позитивизмом", верой в человеческое создание "рая на земле" и его распространении на весь космос при игнорировании Царства Божия, будущего воскресения всех людей и их различной посмертной судьбы. Учение Федорова было родственно всем вариантам "рая на земле", имевшим в Новое время масонско-иудейскую основу.
Приведем ниже оценку "Философии обшего дела" видным православным ученым прот. Георгием Флоровским (в кавычках внутри текста он приводит слова самого Федорова):
«Учение Федорова есть своеобразная форма религиозного позитивизма, утонченная форма «позитивной религии». И, строго говоря, ничто не изменится, если в нем умолчать о Боге (как многие из продолжателей Федорова теперь и поступают)…
Говорят, Федоров был церковным человеком. Но его мiровоззрение, «в большинстве своих предположений», не было христианским вовсе, и с христианским откровением и опытом резко разногласит. И это скорее идеология, чем действительная вера… «Христос есть воскреситель и христианство есть воскрешение; завершением служения Христа было воскрешение Лазаря…» Это не случайная обмолвка. Христос и был для Федорова только величайшим чудотворцем, которому духи и стихии повинуются. Таинство Креста оставалось для него закрытым, – «и самая крестная казнь, и смерть Христа были лишь безсильным мщением врагов воскрешения и врагов Воскресителя…» Вифания, где воскрешен был Лазарь, для Федорова выше Назарета, и Вифлеема, и самого Иерусалима…
У Федорова остается одно прикладное христианство без основного. Его «проект» нисколько не выводит за пределы «слишком человеческого». И не в христианском Откровении источник его вдохновений. Федоров исходит из других преданий и традиций. Он строит какое-то «новое христианство»…
Словесно Федоров как будто в церковности и в православии. Но это только условный исторический язык. У Федорова совсем не было интуиции «новой твари» во Христе, он не чувствовал, что Христос есть «потрясение» для природного порядка и ритмов. О Христе он говорит очень редко, мало и неясно, в каких-то бледных и неубедительных словах. Строго говоря, у Федорова нет никакой христологии вовсе…
В его «проектах» нет вовсе потусторонности, есть прямое нечувствие преображения…
Строго говоря, у Федорова была одна всепоглощающая тема, один навязчивый замысел. Это – тема о смерти. И этот замысел – воскрешение мертвых. И вот в том, что Федоров говорит о смерти и воскресении, поражает его нечувствие. Странно сказать, но в смерти он не чувствовал тайны не почувствовал в ней темного жала греха. Для Федорова то была скорее загадка, чем тайна, и неправда больше, чем грех. И эту загадку смерти он почти что исчерпывает в пределах морали и евгеники. «Воскрешение предков», восстановление родовой полноты и цельности, восстановление естественного и психологического братства, – этим и исчерпывается для него духовная сторона победы над смертью. В природе «воскрешение» означает только переключение и обращение энергии, означает разумную регуляцию процессов. Сам Федоров подчеркивал, что ничего «мистического» здесь нет и быть не должно. И всеобщее Воскресение он представляет себе, как некое возвращение к здешней жизни, только в восстановленной полноте рода…
Нечувствие греха (только «недомыслие!») искажало для Федорова все перспективы. Он не мог вместить в свою систему и осмыслить само понятие спасения, – «спасаться» собственно было не от чего…
У человека есть только один действительный враг, с которым Федоров и призывал бороться, предполагая, что у человека есть силы этого врага побороть, – это – природа или смерть... И это враг только временный…
Природа слепа и в этой своей слепоте губительна и смертоносна. Но стихия сильна, пока не обуздана. Сильна, пока не силен человек, пока он не прозреет. И человек сильнее природы, и он призван овладеть природой, обуздать и обратить в покорное орудие смысла и разума. Тогда и смерть прекратится…
Интересует Федорова собственно только судьба человеческого тела. И ведь именно через тело человек и сращен с природой… Но остается совсем неясно, какова же судьба души?.. Остается и то неясным, что же есть смерть?.. Остается неясным, кто умирает и кто воскресает, – тело или человек?..
О загробной жизни умерших Федоров едва упоминает. Он говорит больше об их могилах, об их могильном пpaxе. И весь феномен смерти в изображении Федорова сводится собственно к тому, что поколения вытесняют одно другое, что слишком коротки сроки жизни, и вся совокупность человеческих поколений не может осуществиться сразу. Смерть в его понимании есть только натуральный изъян, недоразвитость природы и мiра. «Нет смерти вечной, а устранение смерти временной – наше дело и наша задача…» Потому и врачевание против смерти предлагается натуральное, в пределах природы, силами человека и природы, без всякого трансцензуса, без благодати. «Нужно еще прибавить, что воскрешение, о котором здесь говорится, есть не мистическое, не чудо, а естественное следствие успешного познания совокупными силами всех людей слепой, смертоносной силы природы…».
Главное же в том, чтобы возвратить или возстановить свою власть над собственным телом…
Человек «должен вновь овладеть своим телом изнутри, – должен настолько познать себя и мiр, чтобы иметь возможность производить себя из самых основных начал, на которыя разлагается человеческое существо». И это умение «воспроизводить себя» предполагает соответственную власть и над всяким человеческим телом, над материей вообще, «познание и управление» всеми молекулами и атомами внешнего мiра, — ибо весь мiр есть прах предков. Извлекать частицы умерших тел придется из сидерических далей, из теллурических глубин…
Для Федорова здесь вопрос стоит именно о собирании и сочетании частиц, о складывании разложившегося («сложить в тела отцов, какие они имели при своей кончине»)…
Он ... ожидает, что от такого обращения и рационализации мiр оживет и воскреснет, станет безсмертным. «Обращая влияние земной массы в сознательный труд, объединенный род человеческий даст земной силе, управляемой разумом и чувством, следовательно силе живоносной, преобладание над слепыми силами других небесных тел и соединит их в одном живоносном деле воскресения…»
Тогда и откроется «трудовой рай»...
В этом странном религиозно-техническом проекте хозяйство, техника, магия, эротика, искусство сочетаются в некий прелестной и жуткий синтез. ...
Божественному действию он противопоставляет человеческое. Он благодати противопоставляет труд. Одно вместо другого. Мiр замкнут в себе…
«Знанием вещества и его сил восстановленные, прошедшие поколения, способные уже воссозидать свое тело из элементарных стихий, населят мiры и уничтожат их рознь… Земля станет первой звездой на небе, движимой не слепой силой падения, а разумом, восстановляющим и предупреждающим падение и смерть. Не будет ничего дальнего, когда в совокупности мiров мы увидим совокупность всех прошедших поколений … Этот день будет дивный, чудный, но не чудесный, ибо воскрешение будет делом не чуда, а знания и общего труда…»
С этим гуманистическим активизмом у Федорова связано условное понимание эсхатологических пророчеств Библии, как предупреждений и предостережений, обращенных педагогически к воображению и воле людей. Они говорят только о том, что случилось бы под условием человеческого неделания…».
(Протоиерей Георгий Флоровский. "Пути русского богословия". 1937).
Таким образом, Н.Ф. Федоров и его современные почитатели отвергают христианскую эсхатологию: учение Церкви о конце мiра земного и о вечном Царстве Небесном. В этом учение Федорова и весь "русский космизм" смыкаются с хилиазмом – верой в наступление счастливого Тысячелетнего Царства Божия с победой над злом на земле. А служит это учение совсем иной цели, вопреки чаяниям его сторонников. Вот что писал об этом архиепископ Аверкий (Таушев):
«Духовно ослепляя человека, даже считающего себя христианином, хилиазм в корне извращает все православное христианское мiровоззрение... Но что самое страшное: настроенные так, вопреки учению Церкви (кроме верховодов и заправил этой ереси, прекрасно понимающих, что они делают, куда идут и ведут других), иногда даже не знают, что они принимают участие отнюдь не в устроении Царства Божия на земле, а – в подготовке Царства Антихристова. Ведь, по предречению ряда Святых Отцев, идеей установления благоденственного и мирного жития на земле, полного изобилия и благополучия, под громким названием "Царства Божия", будет прельщать христиан и привлекать их симпатии к себе не кто иной, как Антихрист.
Итак, вот кому в конечном итоге служат эти современные еретики – нео-хилиасты!
Неужели в нынешнее время это может быть кому-то еще неясно?..»
(Архиепископ Аверкий (Таушев). "Святый праведный отец Иоанн Кронштадтский – обличитель современной ереси "нео-хилиазма".)
М.В. Назаров
« Предыдущая запись 
Н. Федоров - интеллектуальный обольститель; по сути, сознательный лже-спаситель - предлагает беС-смертие смерти - это же сумасшествие физическое и духовное.., как результат полного фиаско простолюдина над гармоничным обладанием могучего дара таланта и способностей, которыми был одарён Богом - вместо благодарности Господу - гордыня забывчивости Спасителя и Евангелия, и формирование своей собственной религии (подленькой несомненно!). Уверен, что Николай Федоров, при наличии огромного ума, сознавал и талантливо скрывал от других своего копытного кумира-искусителя в соитии интеллектуальной садо-мазой, увы!
Спасибо господину Назарову за глубокий и компактный православный анализ учения Федорова!
В безрассудной молодости своей был влюблён в Федорова, и в память о заблуждении своём храню дореволюционное издание "Общего дела". Полностью согласен с утверждением уважаемого Автора статьи - "Учение Федорова было родственно всем вариантам "рая на земле", имевшим в Новое время масонско-иудейскую основу".