Для Своего творения Богом установлены определенная иерархичность и упорядоченность. Об иерархичности мipa учат многие свв. Отцы, особенно св. Дионисий Ареопагит (к авторству творений которого либералы относятся весьма критично, всегда сопровождая имя его приставкой "псевдо"): «Бог не есть Бог неустройства, но чина и мира». Во всем Его творении имеется определенный порядок, строй, лад. Тварь различна, и потому причастна Божеству в разной степени, в меру своего достоинства: одна причастна только бытия, другая - и жизни, третья - еще и разума. И среди самих ангельских сил, по свидетельству св. Дионисия, существует строгая иерархия соподчиненности. По образу Небесной иерархии установлена иерархия церковная.
Зло как раз и состоит в нарушении свободной разумной тварью Божественного порядка, богоустановленной иерархии. В этом смысле очень точно сказано, что "демократия", то есть нарушение Божественного порядка, имеет своим первообразом и источником ад, так как на Небе вечно пребывает установленное Богом Царство.
Одним из центральных пунктов православной догматики является учение о грехопадении человека, понимаемом прежде всего не в юридическом смысле "преступления и наказания", а в смысле глубокого повреждения человеческой природы. Нынешнее состояние человека является падшим, искаженным грехом, и имеет свойство постоянно развиваться в худшую сторону, усиливая это повреждение. С целью ограничения и сдерживания этого греховного развития Богом установлены для падшего человечества семья и государство. Смысл их существования прежде всего в ограничении разрушительной греховной воли человека, посредством как добровольного послушания, так и принудительного подчинения. Безбожный гуманизм именно потому искажает или даже совсем отрицает эти сдерживающие учреждения, что не признает состояние человека греховным, больным, нуждающимся в гипсовых повязках и шинах.
В истории Церкви можно проследить, как постепенно усиливаются ограничивающие, сдерживающие начала во всех областях: в богословии, в богослужении, в благочестии и в церковном управлении. Это не отрицает церковного творчества. Но истинное творчество в Церкви -и это надо подчеркнуть - всегда было уделом святых духоносных мужей, совлекшихся ветхого человека и стяжавших благодать Св. Духа. Всякое же творчество падшего человека неизбежно несло печать падения, было более или менее ложным и, соответственно, причиняло Церкви больший или меньший вред.
В области богословия Церковь в ранневизантийский период дошла в уяснении богооткровенной истины почти до предела возможного тварному человеческому естеству, отчеканила эту истину в богоприличных словах догматов, раскрыла их смысл, и наконец, закрепила в своем богопочитании. После этого оставалось только хранить эту истину, преуспевать каждому члену Церкви в ее личном осмыслении и отсекать всякие искажения. Этим и наполнен поздневизантийский и русский периоды истории Церкви, которые вовсе не являются "упадком", как утверждают модернисты.
В богослужении мы также видим вначале интенсивное развитие. В соответствии с правилом: закон молитвы определяется законом веры - богослужебный чин наполняется догматическим содержанием и закрепляется в таком виде. Лучше и совершеннее этого творчества духоносных Отцов уже ничего не придумаешь; последующим поколениям, сильно оскудевшим в стяжании благодати, остается только хранить этот богослужебный чин, точно и благоговейно его исполнять и лично из него вразумляться.
В области благочестия видно развитие свято-отеческого аскетического учения о духовной жизни, стоящего несравненно выше прежнего морализма тертуллиановского типа. Затем по мере оскудения духоносных наставников наступает период закрепления, систематизации и хранения этого учения, спасение лично каждого согласно этому учению. Ту же тенденцию мы видим и в самом укладе жизни всех народов, которые восприняли Православие. Сначала идет процесс углубления христианских начал и воцерковления быта; затем этот воцерковленный быт, охватывающий все стороны жизни христианина, служит ему величайшей помощью в деле спасения, сводя до минимума греховные соблазны и играя чрезвычайно полезную охранительную роль. Только те, кто никогда всерьез не занимался своим спасением, могли издеваться над воцерковленным византийским или русским бытом, создававшим человеку максимально благоприятные условия для спасения.
В этом смысле и всю христианскую культуру можно рассматривать как ограничивающую греховное развитие всех сил души: ума, чувства и воли. Это, собственно, признают и все гуманисты, обвиняющие византийскую культуру в том, что она тормозила развитие падшего человека, "накладывала оковы" на его мысль и нравы.
Конечно, нельзя забывать, что человек является свободной и разумной личностью и его стремления ко спасению не могут остановить никакие самые неблагоприятные внешние условия; равно как и самые благоприятные условия не могут подвигнуть ко спасению того, кто этого не желает. Но исторический опыт показывает, что людей с таким твердым произволением, непреклонным в течение всей жизни, очень и очень немного, а большинство весьма неустойчиво и очень сильно зависит в своем поведении от окружающей их среды. Именно поэтому благая воля Божия, желающая всем спастися и в разум истины прийти, в исторической жизни Церкви большую часть времени отвела под благоприятный период Православного Царства, охраняющего христианскую культуру и воцерковленный быт народа, то есть под условия, наиболее благоприятные для спасения.
Во внутрицерковном управлении преобладание сдерживающих начал выражается прежде всего в его регламентации и оформлении канонического права.
