Умер писатель-социалист Александр Иванович Герцен

9.01.1870 (22.01). - Умер писатель-социалист Александр Иванович Герцен

Герцен: «Террором создать ничего нельзя»
К познанию России "от обратного" – 2

Александр Иванович Герцен (25.3.1812–9.1.1870) был внебрачным сыном богатого помещика И.А. Яковлева; мать – немка Луиза Гааг. Александр получил фамилию, придуманную отцом (от нем. Herz – сердце); воспитывался в отцовском доме, получил хорошее образование, в 1833 г. окончил физико-математическое отделение Московского университета.

«Духовное развитие Герцена протекало под воздействием социального опыта декабристов", Июльской революции 1830 во Франции, Польского восстания 1830-1831, под влиянием стихов Пушкина и Рылеева, драм Шиллера, произведений французских мыслителей конца 18 века», – сообщает БСЭ, добавляя характеристику Ленина:  Герцен «сумел подняться на такую высоту, что встал в уровень с величайшими мыслителями своего времени... вплотную подошел к диалектическому материализму и остановился перед – историческим материализмом». То есть стал атеистом. Разумеется, Герцен «принял деятельное участие в борьбе главных направлений общественной мысли: славянофилов и западников, разделяя до середины 40-х гг. позиции последних».

В 1847 г., вступив в конфликт с властью, Герцен с семьей уехал на Запад. Вот что писал о нем Ф.М. Достоевский:

«Герцен не эмигрировал, не полагал начало русской эмиграции; нет, он так уж и родился эмигрантом. Они все, ему подобные, так прямо и рождались у нас эмигрантами, хотя большинство их не выезжало из России. В полтораста лет предыдущей жизни русского барства за весьма малыми исключениями истлели последние корни, расшатались последние связи его с русской почвой и с русской правдой. Герцену как будто сама история предназначила выразить собою в самом ярком типе этот разрыв с народом огромного большинства образованного нашего сословия. В этом смысле это тип исторический. Отделясь от народа, они естественно потеряли и Бога. Беспокойные из них стали атеистами; вялые и спокойные - индифферентными. К русскому народу они питали лишь одно презрение, воображая и веруя в то же время, что любят его и желают ему всего лучшего. Они любили его отрицательно, воображая вместо него какой-то идеальный народ, - каким бы должен быть, по их понятиям, русский народ. Этот идеальный народ невольно воплощался тогда у иных передовых представителей большинства в парижскую чернь девяносто третьего года. Тогда это был самый пленительный идеал народа. Разумеется, Герцен должен был стать социалистом, и именно как русский барич, то есть безо всякой нужды и цели, а из одного только “логического течения идей” и от сердечной пустоты на родине. Он отрекся от основ прежнего общества, отрицал семейство и был, кажется, хорошим отцом и мужем. Отрицал собственность, а в ожидании успел устроить дела свои и с удовольствием ощущал за границей свою обеспеченность. Он заводил революции и подстрекал к ним других и в то же время любил комфорт и семейный покой».
(Ф.М. Достоевский. ПСС в 30-ти томах. 1980. Т. 21, с. 9)

В Западе Герцен разочаровался в первые же месяцы жизни в Париже (см. "Письма из Avenue Marigny", 1847).

«Современное поколение имеет единого бога, имя которому капитал; у буржуазной европейской цивилизации нет соперников, но есть – эпоха мещанства, эта гнилая червоточина в организме Европы… тяжело видеть, что это – та Европа, в которую мы верили… Здесь само христианство обмелело в мирной гавани реформации, обмелела и революция в мирной гавани либерализма… печать мещанства стерла с чела Европы печать Духа Святого…»

Поначалу он еще писал революционные статьи, но поражение революции 1848 г. во Франции, очевидцем и участником которой был Герцен, привело его к отказу от основных философских положений западничества о неодолимости прогресса человечества и прочих социальных утопий ("С того берега", 1847-1850, и др.). Оставаясь социалистом, Герцен все перспективы общественного развития человечества теперь связывал с Россией и разработал теорию "русского социализма" на основе крестьянской общины, став одним из основоположников народничества. Это явно противоречило наступавшему марксизму и интернационалистической социал-демократии, которые позже вступили в борьбу с народничеством. «Теория "русского" социализма" в действительности не содержала, по словам Ленина, "... ни грана социализма"», – пишет БСЭ. Эти идеи лежали в основе издательской и публицистической деятельности последующих лет Герцена в Лондоне: альманах "Полярная звезда" (1855–1868), газета "Колокол" (1857-1867, вместе с Огаревым) – в основном Герцен требовал отмены крепостного права, что действительно было необходимо.

Герцен был богатым человеком и с материальной стороны в эмиграции ни в чем не нуждался. Но в 1850–1852 гг. у него прошла череда личных драм: измена жены, гибель в кораблекрушении матери и младшего сына, смерть жены от родов. Трагедии побуждают человека задумываться об их духовных причинах. К тому же в  эти годы Англия и Франция заключили военный союз с мусульманской Турцией против России, и в 1854 г. начали Крымскую войну. Война сопровождалась массированной клеветой западной печати о России как "стране безпробудного раболепия, мракобесия и тирании". Возможно, все это было поводом по-новому задуматься о понятии родины и о своем более бережном долге по отношению к ней. Свою борьбу против "николаевского режима" Герцен не хотел смешивать с поддержкой врагов России.

Во всяком случае, именно в марте 1855 г. сразу после смерти Императора Николая I, в разгар Крымской войны, Герцен пишет Императору Александру II, мечтая уже не о революции, а о возможности мирных преобразований. Герцен увлечен идеей, что императорская власть, необычайно сильная в России, может без особых препятствий направить свою мощь на "благодетельные реформы": «Государь!.. От вас ждут кротости, от вас ждут человеческого сердца. Вы необыкновенно счастливы!". Появились мечты о возвращении в Россию. В ответ бывшие друзья-западники из России, никогда Запада не видевшие, наставляют, что разочарование Герцена в западном мiре чрезмерно и неоправданно, так же как и его надежды на внутренние силы самой России.

Однако Герцен идет еще дальше и уже при первых приготовлениях Александра II по отмене крепостного права публикует в феврале 1958 г. панегирик молодому монарху: «"Ты победил, Галилеянин!", и нам легко это сказать потому, что у нас в общей борьбе не замешано ни самолюбие, ни личность. Мы боролись из дела, кто его сделал, тому и честь... Но с того дня, как Александр II подписал первый акт, всенародно высказавший, что он — со стороны освобождения крестьян, что он его хочет, с тех пор наше положение к нему изменилось... мы убеждены, что Александр II не равнодушно примет приветствие людей, которые сильно любят Россию — но так же сильно любят и свободу, "которым не нужно его бояться и которые для себя лично ничего не ждут, ничего не просят". Но ничего не прося, они желали бы, чтоб Александр II видел в них представителей свободной русской речи, противников всему останавливающему развитие, во всем ограничивающем независимость, но не врагов! Они потому этого хотят, что им стало дорого мнение освободителя крестьян! "Ты победил, Галилеянин!"» (18 февраля 1858 г.)»

Итак, с одной стороны, в 1850–1860-е годы Герцен считался лидером русской социалистической эмиграции, с этим была связана его известность, его общественное почитание на Западе, его круг общения (включая явных врагов России), – чего он терять не хотел и продолжал по инерции выполнять эту роль. С другой стороны, избранный революционный жизненный путь начинает ему самому казаться ошибочным. С таким настроением в эти годы Герцен начинает свое главное произведение: мемуары "Былое и думы", которое называл исповедью. Хотел того автор или нет, но в этой исповеди предстает вся тщетность суеты "прогрессивного русского интеллигента-атеиста" по революционному преобразованию России, которую он долго не понимал и до конца, к сожалению, не понял, ибо не принимал в расчет Бога и Его замысел о міре и о России.

В 1860-е годы Герцена постигает новое несчастье (умирают от дифтерита трехлетние близнецы, новая жена не находит понимания у старших детей). Герцен приветствует освобождение крестьян в 1861 г. и, несмотря на критические статьи о неблагоприятных последствиях реформы, постепенно отдаляется от революционеров, в 1867 г. прекращает издание "Колокола", поняв его безсмысленность (да и в Россию он почти не попадал). Его завещанием стала последняя работа – письма "К старому товарищу" (1869). Они адресованы революционеру М.А. Бакунину и направлены против его призывов к уничтожению государства, немедленному социальному перевороту, полной свободе. Нельзя, писал Герцен, звать массы к такому бунту, потому что насилием и террором можно лишь расчистить место, но создать ничего нельзя.

Последние годы Герцен жил в Женеве и других городах Европы (Канны, Ницца, Флоренция, Лозанна, Брюссель и др.). Умер в Париже, похоронен на кладбище Пер-Лашез. Впоследствии прах его был перевезен в Ниццу.

Герцен – не самая яркая фигура в галерее тех знаменитых западников, которым было суждено  познавать Россию "от обратного". Оттолкнувшись от западного опыта, он лишь повернул на русский путь, не успев его пройти до конца – наверное, также и из-за своей слишком большой "революционной славы" как главного "наследника декабристов". Тем не менее его литературный талант, его искренние личные переживания и переосмысление своих взглядов делают его мемуарное и эпистолярное творчество весьма поучительным для понимания причин глупости нашей западнической интеллигенции. Ее характернейшая черта состоит в том, что она всегда принимает за "Запад" свой утопический миф о Западе и насильственно подгоняет под него судьбу России.

М.Н.

Философ С.А. Левицкий о Герцене:

«По мнению Герцена, на Западе люди более свободны, но они пользуются свободой лишь для устройства своих мелких делишек. На Западе больше социальной справедливости, но она носит чисто формальный характер. Фактически Запад чтит свои высокие идеалы лишь в теории, оставаясь на практике погруженным в засасывающую тину мещанства. Отсюда – типично западное лицемерие, сочетающее политическую мелодекламацию с культом посредственности и узкого эгоизма. В ярких красках выражает Герцен свой протест против западного мещанства: "Европа погрязла в невылазном болоте мещанства. Она, быть может, от самодержавия частной собственности и избавится, реализовав экономическую сторону социализма. Это будет лучший случай, но и тогда ей не смыть с себя мещанства. Самый социализм ее будет мещанским".

Единственную прогрессивную силу на Западе Герцен видел в социализме. Однако, приветствуя социализм в его тогдашнем настоящем, как врага правой реакции, Герцен в то же время опасался торжества социализма в будущем, такого социализма, который во имя общественного блага приносит в жертву самую дорогую для него ценность – человеческую личность. «Подчинение личности обществу, народу, человечеству, идее есть продолжение человеческих жертвоприношений», – пишет он. И в пророческую минуту из-под его пера вырвались следующие строки: «Быть может, настанет день, когда социализм окажется худшей формой тирании – тиранией без тирана, тогда в душах неведомого нам нового поколения проснется новая жажда свободы, и оно подымет бунт против социализма во имя свободы». В особенности подозрительно относится он к марксизму – самих марксистов он называл презрительно «марксидами». Он был одним из немногих тогда, кто предвидел неизбежность вырождения победившего марксизма в новую, страшную самодержавную диктатуру.

Нужно сказать, что Маркс ненавидел Герцена и клеветнически называл его платным агентом правительства, только для виду притворявшимся социалистом. Это, конечно, была клевета, но ей тогда кое-кто верил. Мы сказали, что Герцен опасался торжества крайнего социализма, но, с другой стороны, он создал собственную разновидность социализма. Он, правда, заимствовал идею безгосударственного социализма у Прудона, но проводил эту идею глубоко по-своему. Герцен никогда не забывал, что социализм должен быть только средством освобождения личности, а ни в коем случае не самоцелью. Социализм, ставший самоцелью, неизбежно приведет к тирании самого страшного вида – тирании анонимного общественного блага над живой личностью. В центре социального мировоззрения Герцена стояла всегда человеческая личность, ее нравственная свобода и достоинство. Выражаясь современным языком, он был проповедником «персоналистического социализма». Насколько такой социализм заслуживает названия социализма – другой вопрос...

Социализм в России имел двух апостолов – Маркса и Герцена. Победил социализм Маркса, но именно потому, что он был циничнее, последовательнее и реалистичнее, чем этический социализм Герцена. Характерной чертой герценского социализма была унаследованная им от славянофилов вера в крестьянскую общину. Подобно славянофилам, Герцен высоко ценил общину как зародыш расцвета русского социализма. Он думал даже, что Россия сможет миновать капитализм и из феодального, самодержавного периода через социальную революцию перейти прямо в социализм. Но если для славянофилов община была проявлением христианского духа братства, то для Герцена община была проявлением социалистического инстинкта русского народа. Живучесть крестьянской общины являлась для Герцена залогом того, что в русском народе живет идея социальной справедливости. Разочаровавшись в живых силах Запада, он с тем большей силой стал все свои надежды возлагать на Россию. Это не значит, что он отказался от западнических идеалов свободы, но он считал, что Запад не в силах осуществлять свои идеалы и что осуществить эти идеалы призвана Россия, которая чужда западного мещанства и в которой живет живой дух братства. В этом – своеобразие позиции Герцена, западника по убеждению, славянофила по инстинкту.

Писания Герцена пользовались в николаевской России огромной популярностью, он был тогда общепризнанным "властителем дум", кумиром русской интеллигенции. Но положение изменилось в шестидесятых годах, после освобождения крестьян, которое Герцен приветствовал в своей пламенной статье под названием "Ты победил, Галилеянин". Дело в том, что ученики Белинского и Герцена – Чернышевский, Добролюбов, Писарев были примитивнее, но последовательнее своих учителей. Им казалось непоследовательным совмещение натурализма и позитивизма в философском мировоззрении с идеализмом в области социальной этики. Для них и этика должна быть обоснована на разумном эгоизме, на утилитаризме, а не на гуманистических идеалах, которые, по их мнению, остаются при этом висящими в воздухе. Для Герцена все дело заключалось в социальном освобождении, и он был довольно равнодушен к политическим формам борьбы. Для его же учеников именно политическая революционная борьба должна быть главным делом, социальное же освобождение при этом приложится само собой. Им была неприемлема позиция Герцена – материализм в естествознании, позитивизм в философии, идеализм в этике. Они хотели быть стопроцентными реалистами, отказавшимися от всех гуманистических «предрассудков», которые для них были неосознанным наследием ненавидимого ими христианства. По всем этим причинам новое поколение "шестидесятников" относилось к Герцену как к наивному идеалистическому старцу, который не может больше идти в ногу с эпохой. Поэтому в шестидесятых годах влияние «Колокола» стало ослабевать.

К этому присоединилось еще одно обстоятельство: во время польского восстания Герцен стал на сторону поляков, провозгласив лозунг: "За нашу и вашу свободу". Между тем, когда русское общество из статей Каткова узнало, что поляки хотят не только освобождения, но и "Польшу от моря до моря", по русскому обществу прошла волна патриотического подъема, и Герцен в глазах многих стал ренегатом. В целом можно сказать, что Герцен представляет собой яркий пример человека, сохранившего бессознательную религиозность, но сознанием своим ушедшего в проповедь секуляризма. Его лучшие черты – высокий этический идеализм, нравственная чуткость – вскормлены и воспитаны в нем христианством...»
(С.А. Левицкий. Очерки по истории русской философии)

К познанию России "от обратного" - см. также:
1. Памяти Н.М. Языкова.
2. Герцен: «Террором создать ничего нельзя».
3. Памяти Л.А. Тихомирова.
4. Достоевский: «Православие – наш социализм».
5. Жертва Гоголя Божественной правде.
6. Самарин: от Гегеля – к Православию.
7. Костомаров: Малороссия как малая родина.
8. Карамзин: от масонства к монархизму.
9. Иван Киреевский: от романтизма к Православию.
10. Памяти К.С. Аксакова.
11. Памяти П.А. Вяземского.
12. М.Н. Катков: «государственный деятель без государственной должности».
13. А.В. Карташев: от масонского министра – к апологету Св. Руси.

---