В антирусской пропаганде есть особо-острый пункт, требующiй спецiальнаго разсмотренiя. До сих пор он остается "действующим" по причине крайняго невежества русскаго общества в украинской исторiи. Речь идет об установленiи крепостного права в Малороссiи, которое приписывается москалям. Они, по словам Петрика, "позволили нашему гетману раздавать старшинам маетности, старшины позаписовали себе и детем своим в вечное владенiе нашу братью, и только что в плуги их не запрягают, а уж как хотят так и ворочают ими, точно невольниками своими" [73].
Сообщенiе это очень авторитетное. Принадлежа к казачьей аристократiи и занимая - до своего бегства в Запорожье - видный пост в войсковой канцелярiи, Петрик превосходно знал картину закрепощенiя простого народа. Конечно, он и сам "запрягал в плуги" крестьянскую братью, ибо трудно поверить, чтобы будучи правой рукой генеральнаго писаря Кочубея - тогдашняго друга Мазепы, он остался чистым агнцем, не запятнанным всеобщей крепостнической практикой. Не соверши он какого-то преступленiя по службе, после чего вынужден был бежать, он безусловно не порицал бы москалей за то, что те "позволили" ему сделаться крупным помещиком. Только попав в Сечь, в вынужденную оппозицiю к гетману, обрушился он на это "позволенiе", забывши, что Москва "позволила" и многое другое - сбор податей, администрированiе и полное управленiе краем. Петрик великолепно знал это и тем не менее остался верным казачьей традицiи - переносить ответственность за свои грехи на Москву.
Позднее, введенiе крепостного права в Малороссiи приписано было императрице Екатерине Второй. Кому не известна "Русская Исторiя" гр. А. К. Толстого?
Messieurs, - им возразила
Она: - vous me comvlez,
И тотчас прикрепила
Украинцев к земле
Событiе это связывают с указом 3 мая 1783 г., положившим, по всеобщему мненiю, конец свободе в малороссiйском крае.
Унылый томный звук пролью
От струн, рекой омытых слезной:
Отчизны моея любезной
Порабощенье воспою.
Так начинается "Ода на рабство" В. В. Капниста, появившаяся вскоре после указа 1783 года. По всем правилам ложноклассической пiитики, сильно тронутой сентиментализмом, поэт удаляется сначала "на холм древами осененный", потом "уклоняется" в густую рощу, где севши "под мрачным мшистым дубом" предается горестному созерцанiю несчастья обрушившагося на Малороссiю.
Куда ни обращу зеницу,
Омытую потоком слез,
Везде, как скорбную вдовицу,
Я зрю мою отчизну днесь.
Из ламентацiй его видно, что роковой указ разсматривается, как грань между двумя эпохами малороссiйской жизни. Одна - светлая, счастливая, свободная, другая - отмеченная знаком рабства, слез и стенанiй.
Везде, где кущи, села, грады
Хранил от бед свободы щит,
Там твердо зиждет власть ограды
И вольность узами теснит.Где благо, счастiе народно
Со всех сторон текли свободно,
Там рабство их отгонит прочь.
Увы! Судьбе угодно было,Одно чтоб слово превратило
Наш ясный день во мрачну ночь.
"Одно" только слово, один законодательный акт. Так представляли и представляют себе введенiе крепостного права на Украине девяносто девять процентов образованных людей в Россiи. Для полуобразованных и совсем необразованных пущена с давних пор еще более грубая версiя, согласно которой украинскiй народ, освободившись от польских помещиков, попал в другое рабство, к помещикам русским, которым царица раздала земли и крестьян в Малороссiи.
Катерина вража баба,
Що ты натворила!
Степ широкiй, край богатый
Панам роздарила.
Вирши эти прiобрели всероссiйскую известность, цитировались в тысячах речей и журнальных статей, раздавались с трибуны Государственной Думы, даже здесь, в эмиграцiи, приведены А. В. Карташевым в "Очерках по исторiи русской Церкви", вышедших в 1959 году в Париже [74]. В полном согласiи с либеральной версiей, он упрекает Екатерину за "введенiе в обширных пределах Украины небывшаго там крепостного права".
В Советском Союзе таких образцов - не меньше. Раскрыв "Исторiю русской литературы XVIII века" проф. Д. Д. Благого [75], можно прочесть об указе 1783 г., как о "закрепощенiи крестьян до того бывших лично свободными".
Что после этого требовать от публицистики и всяких безответственных видов печатного слова?
Весь этот ворох бранных стихов, слезливых и высокопарных од, возмущенных речей и проклятiй - превосходный образец невежества, обывательскаго воспрiятiя исторiи и сознательно распускаемых с политическими целями легенд.
Новое рабство, действительно, установилось на Украине и было, по словам народа, "хуже лядскаго". Но закабалителями выступили не великороссы, а свои доморощенные паны, вышедшiе из среды казачества. И произошло это не по указу Екатерины, а задолго до него. В положенiе украинскаго крестьянства указ 3 мая 1783 г. не внес никаких измененiй и по мненiю изследователей не был даже замечен крестьянством. Земли были расхищены и мужики закреплены задолго до воцаренiя Екатерины.
Вот пункт 8-й указа, наиболее нас занимающiй: "Для известнаго и вернаго полученiя казенных доходов в наместничествах Кiевском, Черниговском и Новгородско-Северском, и в отвращенiе всяких побегов к отягощенiю помещиков и остающихся в селенiях обитателей, каждому из поселян остаться в своем месте и званiи, где он по нынешней последней ревизiи написан, кроме отлучившихся до состоянiя сего Нашего указа; в случае же побегов после изданiя сего указа поступать по общим государственным установленiям" [76].
Пункт этот дополняется соответствующими штрихами, разбросанными в других частях указа: - распоряженiем оставлять на усмотренiе помещиков раскладку податей с крестьян в частновладельческих деревнях, и запрещенiем принимать беглых малороссiйских поселян.
Даже если бы мы не располагали никакими другими документами кроме зтого пункта, его достаточно было бы для установленiя факта существованiя крепостничества в Малороссiи до 1783 года. Мы видим здесь весь характерный крепостной ландшафт - "помещиков", "частновладельческiя деревни", "поселян", "побеги" доставляющiе помещикам "отягощенiя". То обстоятельство, что поселяне не просто уходят, а бегут, свидетельствует о невозможности легальнаго ухода с места. Это и есть главный признак зависимости. Целью Екатерининскаго указа было не введенiе крепостничества, уже существовавшаго в крае, а распространенiе на Малороссiю административных мер, связанных с фиском и действовавших во всех прочих россiйских губернiях. Такая унификацiя была бы невозможна при различiи экономически-правовых отношенiй.
* * *
Процесс установленiя новаго крепостного права ныне представляется довольно ясным. Он достаточно изучен благодаря трудам самих же украинских историков XIX века, таких как Лазаревскiй, Ефименко, Романович-Словатинскiй. К ним присоединилось исключительно ценное изследованiе В. А. Мякотина, изданное в эмиграцiи [77].
В общих чертах он рисуется так: Хмельничина уничтожила в крае все дворянскiя вотчины, а заодно уничтожила чуть не все дворянство. Речь идет не об одних только ополяченных и окатоличенных шляхтичах, но также о панах сохранивших православiе: те из них, что, подобно Адаму Киселю, боролись с народом в польских рядах, разделили судьбу поляков и были физически истреблены либо изгнаны. Уцелели только примкнувшiе к Хмельницкому. Жизнь, дворянское званiе и усадьбы они сохранили, но ни земель населенных крестьянами, ни тем более самих крестьян, как феодально-зависимых, вернуть не могли. Численно, они представляли горсточку. Во время присяги царю Алексею Михайловичу, их насчитали не более двухсот. Хотя царское правительство относилось к ним с наибольшим уваженiем, выделяя из всех прочих слоев украинскаго населенiя (первая милостивая грамота после Переяславской рады адресована была малороссiйскому дворянству), тем не менее, эти потомки старой южнорусской знати оказались нежизнеспособными и быстро сошли на нет, растворившись в массе казачества. Не они были заводчиками новаго крепостничества; его ввели казаки.
Еще раз: когда говорим "казаки", имеем в виду не те 360 тысяч, бывших с Хмельницким под Зборовом в 1649 году, даже не тех, которых записывали в реестр, а людей запорожской школы - численно небольшую, но сплоченную группу, составлявшую окруженiе Богдана, а потом образовавшую неписанное старшинское сословiе. Рекрутировалось оно путем "естественнаго отбора". Если про казачiй реестр один современник выразился: "Можнейшiе пописались казаками, а подлейшiе остались в мужиках", то в старшину выбивались можнейшiе из можнейших - самые хищные и пронырливые. Уже в момент присоединенiя к Московскому государству, они обнаружили в полной мере свою столетнюю мечту учредиться помещиками и занять место изгнанных польских панов. Первые же посланники к Алексею Михайловичу - войсковой судья Самойло Богданов и переяславскiй полковник Тетеря били челом в Москве о "привилеях на хартiях золотыми словами писаных: мы судье, на местечко Имглеев Старый с подданными там будучими и со всеми землями издавна до Имглеева належащими, а мне полковнику на местечко Смелую также с подданными в ней будучими, и со всеми землями к ней належавщими". Такiя же грамоты выданы были генеральному писарю Ивану Выговскому, проявившему особенную жадность к маетностям. Он не только проcил о подтвержденiи тех грамот на землю, что выхлопотал от польскаго короля, но бил челом о новых. Царь ни в чем не отказывал. Почти каждый видный урядник, с теченiем времени, обзавелся желанным документом на именiе.
Мы указывали, что московское правительство плохо разбиралось во внутренних малороссiйских делах; милостями осыпало прежде всего тех, через кого разсчитывало привязать к себе новый край, а таковыми сумели представить себя казаки. Внушая высокое мненiе о своей роли, они, соответствующим образом, умаляли, вернее замалчивали, роль крестьянства. Сделать это было тем легче, что времена были крепостническiя, во всем мiре мужик ставился ни во что, о нем часто забывали, а на Украйне, вдобавок, он сделался жертвой собственных иллюзiй. Надевши в дни Хмельничины баранью шапку и объявив себя казаком, он счел это достаточной гарантiей от крепостной неволи. Если же ему и в реестр удавалось попасть, то свобода казалась навеки обезпеченной. Удивительно ли, что эти люди ни разу не подали голоса? Ни просьб, ни челобитiй московскому правительству от них не поступало и держались они так, чтобы в них никто не заподозрил крестьян. А матерое казачество все делало с своей стороны, чтобы затемнить в глазах Москвы казацко-крестьянскiя отношенiя. Оно добилось передачи этого вопроса на свое собственное разрешенiе. Уже в мартовской челобитной 1654 г. Хмельницкiй писал: "Мы сами смотр меж себя иметь будем и кто казак, тот будет вольность казацкую иметь, а кто пашенный крестьянин, тот будет должность обыклую его царскому величеству отдавать как и прежде сего".
Выдавая жалованныя грамоты старшине и не возражая против помещичьяго землевладенiя на Украйне, Москва сама его не вводила, считая это делом внутренне малороссiйским. Впрочем, судьба грамот выданных после Переяславской рады была незадачливая, оне остались лежать, в шкатулках, в тайных кладовых, даже в земле закопанныя и не принесли своим владельцам никакой пользы. Московским приказным людям казаки говорили, что народ непременно убьет их если узнает о существованiи у них таких документов. Таким образом, самый простой, легальный способ завладенiя землями посредством царскаго пожалованiя оказался самым трудным. Гораздо большаго успеха достигли окольным путем. Начали с "ранговых маетностей" - населенных земель назначенных для содержанiя казачьяго уряда. Каждому крупному воинскому чину положено было жалованье в виде такого именiя, жители котораго обязывались различными повинностями в пользу владельца- урядника. По существу это была та же панская вотчина, только не частновладельческая, а войсковая, находившаяся во временном пользованiи. Владели ею до тех пор, пока занимали соответствующiй пост; лишившись чина, лишались и маетности. Помещичiй характер такого именiя не бросался в глаза и не будил, на первых порах, призрака крепостной эксплоатацiи.
Доставались ранговыя маетности, прежде всего, "бунчуковому товариству", состоявшему при генеральном уряде, при гетмане, "под бунчуком". Из его числа выходили генеральные писаря, судьи, обозные - все важные чины. Одновременно наделялось значковое или полковое товариство, состоявшее при полковом значке.
Кроме ранговых маетностей придуман был и другой вид войсковых вотчин. Значные казаки, дав своим детям образованiе "с латынью" и даже без оной, приписывали их затем к генеральной войсковой канцелярiи, как это практиковалось в Польше. На содержанiе таких приписанных молодых людей определили не меньшiя маетности, чем на ранги. Порабощенiе мужика началось под видом служенiя войску Запорожскому. Но очень рано у старшины зародилось намеренiе превратить войсковыя экономiи в частную и в наследственную собственность. С теченiем времени это и было сделано.
Существовало не мало земель "к диспозицiи гетманской надлежащих", из которых выделялись часто куски, передававшiеся в личное владенiе тому или иному казаку. Вместе с ними и населенiе, зависевшее прежде от "войска", переходило в частную зависимость.
Хотя верховным распорядителем всего земельнаго фонда Малороссiи считался московскiй царь, и самыми законными документами на право владенiя были царскiя жалованныя грамоты, но уже Хмельницкiй, помимо Москвы, начал раздавать маетности своею властью. Эта практика прiобрела широкiе размеры после того, как старшина добилась ея легализацiи. Обращаться каждый раз в Москву за пожалованiем с некоторых пор перестали, все раздачи сосредоточились в руках гетмана, а Москва утверждала их постфактум. Роль царскаго правительства свелась, под конец, исключительно к такой санкцiи. Генеральная войсковая канцелярiя сделалась с этого момента источником земельных прiобретенiй и у всех, кто имел туда доступ, вошло в обычай выпрашивать себе земли.
Но расхищенiе шло, также, другим, нелегальным порядком. Более или менее богатые казаки начали округлять владенiя путем скупки за безценок "грунтов" у обнищавших крестьян. Царское правительство решительно запрещало такую практику, так как она вела к уменьшенiю тягловых единиц и к сокращенiю доходов казны, но казаки, при попустительстве гетманов и старшины, продолжали скупать грунты потихоньку. Для отторженiя крестьянской земли не брезговали ни прiемами ростовщичества, ни игрой на народных бедствiях. Отец гетмана Данилы Апостола давал в неурожайный год деньги нуждавшимся, прибегавшим к займу, "чтоб деток своих голодною смертью не поморити", а потом за эти деньги отнимал у них землю. Полковник Лизогуб содержал шинок, с помощью котораго опутал долгами мужиков и, тоже, за эти долги отбирал землю.
О подвигах его сохранился красочный документ - жалоба некоего Шкуренка, взявшаго у Лизогуба 50 злотых взаймы. "Дай мне в арешт грунта свои, а я буду ждать долг, пока спроможешься с деньгами" - сказал полковник. "Я и отдал свой грунтик, но не во владенье, а в застановку (в заклад). А как пришел срок уплаты, стал я просить Лизогуба подождать, пока продам свой скот, который нарочно выготовил для продажи. А Лизогуб задержал меня в своем дворе и держал две недели, требуя отдачи долга. Со слезами просил я отпустить меня домой, так как жена моя лежала на смертной постели. Но Лизогуб тогда же со своим господарем (управляющим) оценил мой грунтик и насильно послал меня к конотопскому попу, говоря: иди к попу и как поп будет писать, будь при том. Поп написал купчую, но без свидетелей с моей стороны и без объявленiя в Ратуше. Так пан Лизогуб и завладел моим грунтом, хотя я и деньги ему потом носил" [78]. На своем "грунту" крестьянин нигде не чувствовал себя прочно, потому что всякому более или менее "моцному" казаку позволено было посягать на него правдами и неправдами. Уже вскоре после Хмельничины наблюдаются случаи, когда старшина "силомоцью посидает людскiе грунта". В гетманство Мазепы подобная практика прiобретает характер народнаго бедствiя. Особенно свирепствовал любимец Мазепы, полковник Горленко. "Где было какое годное к пользе людской место, все он своими хуторами позанимал, а делал это так, что одному заплатит, а сотни людей должны неволею свое имущество оставлять. Куда ни глянешь - все его хутора, и все будто купленные, а купчiя берет, хотя и не рад продавать" [79].
Что касается пространств пустых, незаселенных, которых в то время много было на Украйне, то и они очень быстро оказались расхватанными путем "займованiя" по праву перваго владенiя. Дохода с них не было, но его предвидели в будущем. Очень скоро, главная масса земель сосредоточилась в руках казачьей аристократiи.
"Эй дуки вы, дуки!
За вами вси луги и луки!
Нигде нашому брату нетеязи стати
И коня попасти!"
Параллельно с мобилизацiей земель идет процесс превращенiя крестьянства в крепостное состоянiе. Никакого права на такое обращенiе казачество не имело и никто не давал ему этого права. Совершено было все путем грубаго произвола и насилiя. А. Я. Ефименко резюмирует это так: "Вместе с г. Лазаревским, который посвятил десятки лет добросовестнаго труда детальному выясненiю фактической стороны происхожденiя большей части малорусских крупных дворянских родов, мы должны признать, что малорусское панство выросло на всяческих злоупотребленiях своею властью и положенiем. Насилiе, захват, обман, вымогательство, взяточничество - вот содержанiе того волшебнаго котла, в котором перекипала более удачливая часть казачества, превращаясь в благородное дворянство" [80].
Первоначально, после освобожденiя края от польской власти, крестьянин имел право свободнаго передвиженiя и перехода с одной земли на другую. Казакам это было, даже, выгодно до поры до времени; техника закрепощенiя требовала, чтобы возможно больше народа согнано было с насиженных мест и заменено новым. Но когда этот процесс кончился, свобода передвиженiя стала величайшим неудобством для новых помещиков, и ее всеми мерами стали пресекать.
Так в 1707 году, по приказу Мазепы, полтавскiй полковник всех уходящих на слободы "не только переймал, грабил, забурал, вязеннем мордовал, кiями бил, леч без пощадення вешати разсказовал" [81]. В 1739 г. генеральная войсковая канцелярiя запрещает переходы под угрозой смертной казни. Мотивировалось это желанiем пресечь, якобы, побеги заграницу. Узнав об этом, русское имперское правительство отменяет свирепое запрещенiе, но на практике полковыя канцелярiи продолжают действовать в духе постановленiя 1739 г., ссылаясь на Литовскiй статут. Через 18 лет, гетман Разумовскiй, своею властью, издает распоряженiе равносильное запрету переходов. По этому распоряженiю, крестьянин, собирающiйся оставить владельца, должен оставить ему и все свое имущество, да кроме того, обязан взять от владельца письменное свидетельство об отходе. После этого, крестьянину ничего кроме бегства не оставалось. По словам все той же компетентной изследовательницы А. Я. Ефименко, весь процесс закрепощенiя крестьян "совершился чисто фактическим, а не юридическим путем, без всякаго, по крайней мере непосредственнаго вмешательства государственной власти".
Стоило какому нибудь казаку сделаться "державцею", т. е. получить административную власть над известным округом, как он уже претендовал на "послушенство" крестьян этого округа. Сначала это выражалось в, сравнительно, скромных требованiях, потом требованiя росли, увеличивались, пока не завершались полным порабощенiем. Если казак располагал незаселенной землей, он приманивал на нее крестьян обещанiем всевозможных льгот, а когда те поселялись, они оказывались через некоторое время в тяжелой зависимости от владельца. Обычно, поселявшiеся слободами на таких землях крестьяне получали право не нести никаких повинностей в пользу землевладельца в теченiе первых десяти лет. По отбытiи этого срока они обязаны были платить владельцу по сто талеров в год, осматривать местный млинок (мельницу) и возить из него розмол. И это все. Никаких других повинностей не полагалось. Новые паны, однако, начали повсеместно нарушать это обычное право, - требовать годовой чинш раньше положеннаго срока и облагать слобожан различными работами. Гетман Мазепа узаконяет этот произвол и издает в первые годы XVIII века универсалы, согласно которым крестьяне два дня в неделю обязаны работать в пользу соседних панов, да еще платить овсяную дань. Видимо, в это время начала складываться известная народная песня:
Ой горе нам - не гетманщина -
Надокучила вража панщина
Шо ходячи поиси, сидячи выспишся!Як на панщину йду - торбу хлиба несу,
А з панщины йду - ани кришечки
Обливают мене дрибни слизочки!
Сечевики, постоянно враждовавшiе с Мазепой, нередко пользовались в своей агитацiи крепостнической политикой гетмана, как мотивом для разжиганiя недовольства в народе. Из Запорожья шли обличительные листы: "Мы думали, что после Богдана Хмельницкаго, народ христiанскiй не будет уже в подданстве; видим, что напротив, теперь бедным людям хуже стало чем при ляхах было. Прежде подданных держала у себя только старшина, а теперь и такiе, у которых отцы не держали подданных, а ели свой трудовой хлеб, принуждают людей возить себе сено и дрова, топить печи, да чистить конюшни".
В 1727 году, некая Даровская, в Стародубском полку, потребовала от своих слобожан явиться на панщину в то село, где она жила. "Мы не поехали, - разсказывают слобожане, - помня договор, чтобы платить только годовой чинш по сту талеров и быть уже свободными от всякой панщины. Поноровивши некоторое время, Даровская снова прислала нам приказ, чтобы ехали мы на ту панщину неотмовно и мы, исполняя тот приказ Даровской, яко комендерки своей, выслали на панщину тридцать пять своих парубков, которых Даровская приказала всех без исключенiя тирански батожьем бить, причитаючи вину его, что за первым разом не поехали на панщину. А потом позваны были во владельческое село и все мы, хозяева где зазвавши нас во двор приказала Даровская, по одному оттуда выводя, нещадно кiями бить, от котораго бою недель по шесть и побольше многiе из нас пролежали" [82].
Закабаленiю подверглась значительная часть тех простых казаков, что вели свое хозяйство на крестьянскiй манер и ничем, фактически, от крестьян не отличались. Сыграв роль пушечнаго мяса во дни Хмельничины, они теперь стали "мясом" закрепощенiя. Через каких нибудь десять лет после смерти Хмельницкаго, стольнику Кикину довелось слышать речи полкового судьи Клима Чернушенко про полтавскаго полковника Витязенко: "Нас казаков полковник Витязенко многим зневажает и бьет напрасно, а жена его жен наших напрасно же бьет и безчестит; и кто казак или мужик упадет хоть в малую вину, и полковник его именiе все, лошадей и скот берет на себя. Со всего полтавскаго полка согнал мельников и заставил их на себя работать, а мужики из сел возили ему на дворовое строенiе лес, и устроил он себе дом такой, что у самого гетмана такого дома и строенiя нет; а город наш Полтава весь опал и огнил, и о том у полковника раденiя нет; станем мы ему об этом говорить - не слушает" [83].
Таковы были светлыя времена, когда все "кущи, села, грады хранил от бед свободы щит" и когда "благо, счастiе народно со всех сторон текло свободно". Не будь Капнист сыном миргородскаго полковника, ложь, лежащая в основе его оды, не так бы бросалась в глаза. Она могла быть объяснена невежеством, незнанiем прошлаго. Но человек, у котораго еще отцы и деды закабаляли крестьян по методу Даровской, меньше всего имел право проливать "унылый томный звук" по поводу екатерининскаго указа.
Указ был одним из серiи узаконенiй порожденных другой, более важной и общей реформой, объявленной в 1780 году. Реформа эта - упраздненiе гетманства и всех казачьих порядков в Малороссiи. В 1781 году упразднены Малороссiйская Коллегiя, Генеральный суд, центральныя войсковыя и полковыя учрежденiя, территорiя гетманщины разделена на наместничества Кiевское, Черниговское и Новгород-Северское, где вся администрацiя, суд и управленiе должны были отправляться с тех пор по общероссiйскому образцу. То был полный конец казачьяго уряда, существовавшаго около 130 лет. Жалели о нем немногiе, больше те, что кормились от него; "моцные" же казаки, в массе своей, давно превратились в "благородное россiйское дворянство", ничем от великоросских собратьев не отличавшееся. Состоя на службе в столицах, заседая в Сенате и Синоде, сделавшись генералами, министрами, канцлерами имперiи, добившись всего, о чем мечтали их предки, они не имели уже причин жалеть о казачьих привилегiях. Из разсадника смут превратились в опору порядка и трона.
Только небольшая горсточка продолжала скорбеть о бунчуках и жупанах. К ней, без сомненiя, принадлежал В. В. Капнист. В его роду, повидимому, долго жили казачьи преданiя и антимосковскiя настроенiя. Многiя самостiйническiя исторiи Украины ссылаются на визит какого-то Капниста, в 1791 году, к прусскому министру Герцбергу. Грушевскiй излагает этот эпизод так: "Недавно из секретных бумаг прусскаго государственнаго архива стало известным, что в 1791 году, когда испортились отношенiя между Россiей и Пруссiей, к тогдашнему прусскому министру Герцбергу явился украинец Капнист, потомок известнаго украинскаго рода, сын заслуженнаго миргородскаго полковника. Он объяснил Герцбергу, что его прислали земляки, пришедшiе в отчаянiе от "тиранiи россiйскаго правительства и князя Потемкина". "Казацкое войско, - говорил он, - очень огорчено тем, что у него отобрали старыя права и вольности и обратили его в регулярные полки; оно мечтает возвратить себе эти старые порядки и вольности, старое казацкое устройство (ancienne consti- tution des Cosaques)". По порученiю земляков Капнист спрашивал министра, могут ли они надеяться на помощь Пруссiи, если возстанут против "русскаго ига". Но министр дал уклончивый ответ, не предполагая, чтобы у Пруссiи действительно могла возникнуть война с Россiей. Поэтому Капнист уехал, сказав, что на будущее время, если прусское правительство того пожелает, оно может войти в сношенiя с украинцами через его брата, путешествовавшаго тогда по Европе" [84].
Ни Грушевскiй, ни другiе самостiйническiе авторы не дают нам подробностей столь интересной архивной находки, вследствiе чего личность посланнаго остается неясной. Грушевскiй не называет его имени, прилагая молчаливо к своему тексту портрет поэта Василiя Васильевича Капниста, но "Велика Исторiя Украины" прямо называет его "графом Василiем Капнистом" [85]. Можно простить авторам анахронизм связанный с титулом (в графском достоинстве Капнисты значатся только с 1876-1877 г.), но гораздо труднее примирить с их утвержденiем факт поездки поэта за за границу в 1791 г. Ни бiографы, ни историки литературы ничего такого не сообщают, напротив, дружно уверяют, что с 1783 по 1796 г. он проживал почти безвыездно в своем именiи "Обуховка" на Полтавщине. А второго Василiя в числе его братьев, кажется, не обреталось. Но пусть это был не автор "Ябеды" и "Оды на рабство", даже не брат его, а скажем, племянник - все равно, эпизод этот - свидетельство политическаго климата, в котором создавалась "Ода".
Плач ея был плачем о гетманстве, а вовсе не об утрате крестьянской свободы. На крестьян и на крепостное право там даже намека нет, "свобода" упоминается абстрактно и ее можно понимать как угодно. Будь наш поэт печальником горя народнаго, ему бы надо было быть им не в 1783 году, а гораздо раньше, когда Витязенки, Лизогубы, Горленки закрепощали народ и "вязеннем мордовали".
Не назвав крепостничества, как предмета своей печали, Капнист умолчал и об отмене гетманскаго режима, скорбеть о котором было непристойно, да и в обществе это не встретило бы сочувствiя. Гетманство уже при Даниле Апостоле было тенью прежняго уряда, а при Разумовском носило чисто декоративный характер. Его отмена в 1780 г. не вызвала ни возраженiй, ни сколько нибудь значительных разговоров и толков. Оно пало, как перезрелый плод с дерева. Ни у кого из последних казакоманов не хватило духа выступить с его защитой. Зато удалось отмстить самодержавiю и извлечь агитацiонный эффект из указа 1783 года. Представить его, как введенiе крепостного права и пролить по этому поводу "потоки слез" - сулило верный успех в либеральном столичном обществе, в радищевских и новиковских кругах.
Антимосковская пропаганда здесь, как встарь, не могла обойтись без маскировки и должна была скрывать истинныя причины озлобленiя, подменяя их ложными, более благовидными.
назад вверх дальше
——————— + ———————
ОГЛАВЛЕНИЕ
——— + ———
Библиотека - История
[73]Соловьев - т. XIV, стр. 499. М. 1962, кн. VII.
[74]Том II, стр. 469.
[75]М. 1951. Учпедгиз. стр. 402.
[76]Полное Собр. Законов Россiйской Имперiи, т. XXI, No. 15.724, стр. 907.
[77] А. М. Лазаревскiй. Описанiе Старой Малороссiи, 3 тома. - Его же - Малороссiйск. посполитые крестьяне. - Его же - Историч. очерки полтавской Лубенщины. - Его же - Из исторiи сел и селян Левобережной Малороссiи. - А. Я. Ефименко "Малорусское дворянство". Вестник Европы, т. IV, авг. 1891. - А. Романович-Словатинскiй - "Дворянство в Россiи". Кiев 1912 г. - В. А. Мякотин. "Очерки Соцiальной Исторiи Украины в XVII-XVIII в.". Прага, 1924-1926. III выпуска. Фрагменты ея печатались в "Русском Богатстве" в 1912 г. No. 8, 10, 11.
[78]А. Я. Ефименко - Малорусское дворянство. (Вестник Европы, т. IV, авг. 1891, стр. 533).
[79]А. М. Лазаревскiй. Очерки малороссiйских фамилiй. Русскiй Архив, 1875, кн. 9.
[80]Ефименко, стр. 532.
[81] Лазаревскiй. Русскiй Архив, 1875, кн. 8, стр. 408.
[82]А. Я. Ефименко, стр. 543.
[83]С. М. Соловьев. - Ист. Россiи, М. 1961, т. XII, стр. 356 (кн. VI).
[84] Проф. Мих. Грушевскiй. - Иллюстрированная Исторiя Украины. СПБ 1913, стр. 486.
[85]"Велика Исторiя Украины". Львов - 1948 - Виннипег. Стр. 553.
