ПОД НЕМЦАМИ. Воспоминания, свидетельства, документы

В данном обзоре использованы работы историков К.М. Александрова (С.-Петербург), В.С. Батшева (Франкфурт-на-Майне) и другие материалы. Начнем с обстоятельного труда К.М. Александрова.

+ + +

В 1941–1942 годах коварный враг захватил значительную часть территории Советского Союза исключительно по причине внезапности совершенного вероломного нападения, а также превосходства в силах и средствах. Немецко-фашистские оккупанты и их союзники были жадны, тупы, безжалостны и примитивны в своих намерениях и действиях. В занятых противником областях с первых дней воцарились беспросветная нужда, голод и террор. Однако миллионы советских людей, с надеждой и нетерпением ожидая возвращения родной советской власти, под руководством Коммунистической партии уже летом 1941 года поднялись на самоотверженную борьбу в тылу врага. В результате линии коммуникаций врага оказались парализованы, а его живая сила таяла день ото дня благодаря дерзким операциям неуловимых партизан, опиравшихся на всенародную любовь и поддержку. За годы войны народные мстители уничтожили, ранили и пленили свыше 1,6 млн. солдат и офицеров Вермахта, служащих военно-строительных организаций, немецких чиновников, военных железнодорожников [1]. В тылу у захватчиков буквально горела земля под ногами, и, кроме жалкой кучки предателей и пособников, ни на кого не мог опереться кровожадный агрессор…

Набор подобных тезисов хорошо знаком нам со школьных времен. Единственное смутное сомнение в исторической достоверности этой лубочной картины вызывал вопрос, неизменный на протяжении долгих мирных десятилетий и неожиданно «цеплявший» в любой официальной анкете: «Проживали ли вы или ваши родственники на оккупированной территории в годы войны?»

В 1941–1944 годах представители советской власти, возвращавшиеся следом за наступавшими с Востока войсками, грозно вопрошали в освобожденных районах присмиревшее местное население: «Как смели жить без нее? Как смели пахать и сеять? Как смели ходить по земле, как смели готовить пищу, нянчить детей и спать по ночам? Как смели стирать белье, топить печи и выносить сор? Как смели кормить козу и делать запасы на зиму? Как смели дышать одним воздухом с теми, с кем, она, советская власть, воюет? А ну, кто тут живой остался? Кто не пошел в партизаны, кто надеялся без нас прожить? Кто мечтал, что мы не вернемся, кто тут радовался, что нас прогнали? Кто растаскивал без нас колхозы, кто сдавал немцам сало, кормил фашистских захватчиков? Кто заимел козу, выкармливал поросенка, кто держал без нас курицу, развивал частнособственнический инстинкт? Кто тут торговал на базаре? Кто открыл сапожную мастерскую? Кто спекулировал немецкими эрзацами, реставрировал капитализм? Кто подоставал с чердаков иконы, ремонтировал церкви, шил попам рясы, разводил религиозный дурман? Кто без нас тут открывал школы, кто вымарывал из букварей слово “Сталин”? Кто работал в больницах, лечил изменников родины? Кто служил в горуправах, холуйствовал перед оккупантами? Кто тут рвал сталинские портреты, кто ругал советскую власть, издавал грязные газетенки, восхвалял фашистское иго, утверждая, будто немцы сильнее нас? Кто пошел в полицейские отряды, стрелял в славных представителей советской власти, защищал фашистское отребье?» [2]

В результате о жизни населения под немцами и их союзниками мы знали только то, что власть разрешала знать.

В настоящий сборник автором-составителем включены прокомментированные документы и воспоминания соотечественников, описывающих реалии повседневной жизни в разных оккупированных областях Советского Союза. Большая часть подготовленных к печати материалов хранится в зарубежных архивах и частных коллекциях, ранее не публиковалась и представляет несомненный интерес, как для специалистов, так и для широкого круга читателей. Разумеется, оккупация не выглядела только такой, какой ее увидели мемуаристы. Но, помимо всего прочего, она была и такой, — даже если приведенные факты и свидетельства не соответствуют укоренившимся стереотипам. (...)

К. М. Александров

[1] Необоснованность данного утверждения П. К. Пономаренко убедительно показал в своей монографии смоленский исследователь И. П. Щеров. См.: Щеров И. П. Партизаны: организация, методы и последствия борьбы (1941–1945). Смоленск, 2006. С. 360–365. И. П. Щеров, анализируя советские и немецкие документы о потерях, пришел к выводу о том, что общие потери противника в результате действий партизан в годы войны не превышают 25 тыс. человек, оказавшись в 64 раза меньшими по сравнению с цифрами П. К. Пономаренко.

[2] Цит. по: Редлих Р. Н. Предатель. Роман. Мельбурн, 1981. С. 201–202.

В сборнике опубликованы воспоминания, свидетельства и документы, посвященные повседневной жизни населения, деятельности местных органов самоуправления, террору и вооруженной борьбе на оккупированных территориях Советского Союза в 1941–1944 годах. В научный оборот вводятся новые источники, которые выявлены составителем в результате многолетних занятий в Гуверовском архиве Стэнфордского университета, и другие малоизвестные материалы. Текст книги доступен для чтения в интернете.

В числе свидетельств, собранным К.М. Александровым, в книге приводятся воспоминания Бориса Ширяева, размещенные на нашем сайте: "Ставрополь-Берлин" (главы I-III и далее с продолжениями) о жизни в Ставрополе при немецкой военной оккупации.

+ + +

В большой работе франкфуртского историка Владимира Батшева «Освобожденная или оккупированная территория?» (май 2007 г.) также приведено много примечательных свидетельств о жизни в оккупации. Он пишет:

На Западе немцы-оккупанты застали сохранившимися все формы общественно-административного устройства, не прервавшуюся экономическую деятельность и не остановившуюся социально-культурную жизнь. Мэры и министры, сенаторы и академики, администрация и полиция — все и всё оставалось на месте.

В Советском Союзе наоборот – вступлению противника предшествовало полное разрушение всех форм общественной жизни, всех видов административного управления. Сбежали представители комиссариатов, члены ЦК, обкомов и других партийных организаций, удрали работники госбезопасности, поспешно эвакуировался административно-технический персонал заводов и предприятий. Принудительно вывозились представители высшего слоя интеллигенции (артисты, ученые, писатели и пр.).

Архивы – сжигали, учреждения – уничтожали, фабрики и заводы - взрывали и вывозили, запасы продовольствия – ликвидировали. Пути сообщения и средства связи прерывались. [Даже заключенных в следственных тюрьмах расстреливали. – М.Н.]

В этих условиях, если бы оставшееся население не сорганизовалось, не создало свои управленческие структуры и не противопоставило бы их аппарату оккупанта, задача властвования и полного подавления сопротивления на занятых территориях для гитлеровского режима не составили бы никаких трудностей. Отсутствие государственного самоустремления населения облегчило бы задачу превращения захваченной территории в область с чисто колониальным режимом.

Но превращение захваченной территории в колонию не осуществилось!
Создание органов самоуправления, не признать которых немцы не могли, а тем более, не считаться с ними в дальнейшем, уже было первым актом самоопределения и самоутверждения населения. Сам же факт признания органов самоуправления был первой уступкой нацизма, его первым отступлением от прокламированной ранее политики на Востоке.

Живший в Днепропетровске Евгений Романович Островский (в эмиграции Романов, будущий руководитель НТС) вспоминает:

«Какой будет немецкий режим – толком никто не знал, но какой был советский – знали хорошо. Не надо забывать, что со времени жестокого искусственного голода, насильственной коллективизации (которая только на Украине стоила жизни 6 миллионам человек), кровавой чистки 1937-1938 годов, прошло лишь несколько лет, всё было свежо в памяти людей. Только преступная и бездарная политика Гитлера повела к постепенному перелому в народном сознании. Да и то, неприятие советского режима, даже, несмотря на гитлеровские зверства, сохранилось до конца войны.

Перед оставлением Днепропетровска группы "истребителей" разъезжали на грузовиках и поджигали оставшиеся объекты; так подожгли находившийся близ нашего дома хлебный завод. Поджигали и уезжали дальше - спешили на другую сторону Днепра. Завод сразу же потушили поднятые сторожем завода окрестные жители: "Мы же без хлеба будем сидеть!"

В последние дни перед оставлением города в нем почти не было войск, были только спецчасти, которые подрывали заводы, жгли, что можно.

Там перед каждым домом были дворики, в них скамеечки, на которых вечерами сидели жители и переговаривались через палисадники. В темноте светилось зарево от подожженного завода или другого, что горело. И вот те разговоры, которые велись между рабочими, они-то и передавали это ощущение, что советская власть наконец-то уходит и уходит навсегда. Порою слышались ироничные смешки, не было подавленности и страха, было ожидание чего-то нового. По крайней мере, людям казалось, что худшего, чем при большевиках, быть просто не может...

В этот день, вечером, ушли советские войска. Небольшие колонны изморенных солдат, телеги с кладью и ранеными. Все это прошло через город на другой берег Днепра. Город опустел и затаился под покровом ночи.

Я жил на окраине города, в рабочем поселке, у своего приятеля по университету. Рано утром я вышел в садик, глядевший на улицу. Из соседних домов тоже кое-кто появился. В утренней тишине раздался треск мотоцикла. Солдат в необычной форме. В это время на край тротуара вышла женщина с букетом цветов! Второй мотоциклист притормозил, она подала ему цветы, и он поехал с ними дальше, к Днепру.

Это мгновение – женщина, подающая цветы немецкому солдату, – символически разделило время на две части: хорошо известное советское и неизвестное немецкое...

Когда город заняли немцы, то собралась группа, главным образом из молодой интеллигенции, технической в том числе, для того чтобы обсудить, что делать в этих условиях. Естественно, надо было восстанавливать электричество, и всё, жизненно необходимое для города. Я был на одной из таких встреч. Таким образом, на этой базе возникали органы самоуправления, которые потом входили в контакт с военным немецким комендантом, чтобы как-то урегулировать взаимоотношения.

На таких встречах были разговоры не только о конкретных действиях, но и попытки представить себе, как дальше будет всё развиваться. Однако насколько тогда люди не предполагали того, что действительно собой представляет гитлеровская Германия, гитлеровская политика, – видно из тех рассуждений, которые высказывались. Одним из самых худших вариантов считалось, что немцы будут вести себя наподобие 1917-1918 годов, создадут украинское марионеточное правительство, сделают из Украины протекторат, а дальше будет видно...

Было отстроено какое-то самоуправление, и люди жили и приспосабливались к той обстановке, которая была при оккупации.

Нужно сказать, что материальное положение, особенно на селе, при немцах было лучше, чем при советской власти. Стало и свободнее, потому что более-менее можно было критиковать немецкие действия в разговорах между собой. Это было «расковывание» сознания, снятие тотального пресса, который лежал на людях. Начали открывать церкви.

Ну и жизнь развивалась себе, более-менее, нормально, как она могла развиваться в условиях войны и оккупации.

Конечно, город был разграблен, были разбиты склады, магазины. Но это продолжалось очень недолго, около двух дней. Причем, когда громили те или иные склады, то там обнаруживались продукты, которых люди не видели уже десятки лет, со времен нэпа, к примеру, сладкое сгущенное молоко. Люди брали это, как свое. Конечно, это не был справедливый дележ, потому что, кто был энергичней, тот хватал больше; интеллигенция вообще в этом мало участвовала. Но бандитизма, грабежей квартир, личного имущества, актов мести, чтобы кто-то кого-то убивал, сводя старые счеты, - ничего этого не было.

Быстро восстановили электростанцию, восстанавливали, насколько это возможно, нормальную жизнь города, открывались парикмахерские, сапожные мастерские, ресторанчики, разные магазины.

Когда воссоздавалось все это, кто-то брал на себя организацию, привлекал на помощь друзей. Так и мне предложили участвовать в издании газеты...

(Е.Р. Романов. В борьбе за Россию. М., 1999).

Из воспоминаний Веры Петровны Адриановой

В виде одной из новых иллюстраций ниже заимствуем с сайта журналиста Евгения Соколова отрывок из воспоминаний Веры Петровны Адриановой (ур. Соколовой). Во время оккупации она работала в пропагандной организации "Винета", созданной немцами для русских. «Винета» занималась, главным образом, радиопередачами на советское население, но при ней также существовали театральные коллективы, хоровые и танцевальные ансамбли, выступавшие на оккупированных территориях, для "остовцев" и на немецких площадках. Избежав репатриации, «семья Адриановых в 1960-х годах играла важную роль в жизни русской общины Монреаля. Благодаря ее усилиям возник народный ансамбль "Гусли", выступавший в разных городах Северной Америки. В нем был оркестр, танцевальный коллектив и хор. В основном ансамбль состоял из молодежи второй волны русской эмиграции, хотя хором руководил этнический англичанин, любивший русскую культуру. Вышла долгоиграющая пластинка "Гусли", начинавшаяся с инструментального исполнения на народных документах русского национального гимна "Боже, царя храни"...».

«... Вера Петровна, забывшая подробности о «Винете», прекрасно помнила голодные годы оккупации в Орле, где она занималась балетом по методу Вагановой и намеревалась поступать в балетное училище при Большом театре в Москве. Эти планы были разрушены войной. Вера осталась в Орле.  Во время оккупации она выступала в местном театре. На спектакли приходили как жители Орла, так и немецкие солдаты и офицеры.  В дом, где жила Вера с матерью, подселили немецкого офицера. Как-то раз он заметил, что они рубят картофельную кожуру. «Разве у вас есть свинья?» — удивился офицер. Ему ответили, что лепешки из отрубей они готовят для себя.  На следующий день денщик офицера принес им буханку хлеба, и так продолжалось до тех пор, пока он оставался у них на постое. Насколько мне известно, в немецкой армии было запрещено давать продукты русским, так что этот офицер подвергал себя риску. Семнадцатилетняя Вера была очень красивой девушкой, и я поинтересовался у нее, не было ли со стороны немцев посягательств на ее честь. «Как можно! – всплеснула руками моя собеседница – ничего подобного даже близко не было!».

Оккупация Орла продолжалась 22 месяца — с октября 1941  по август 1943 года. Когда войска Красной армии стали приближаться к Орлу, Веру Петровну вызвали в комендатуру и предложили выехать в Германию с возможностью продолжать заниматься там балетом. Понятно, что речь шла об уже существовавшей тогда "Винете". Вера отказалась, сославшись на то, что не может оставить свою мать. Ей ответили, что она может взять мать с собой. Она все равно отвергла предложение и рассказала эту историю дома, когда в гостях была ее бабушка. Бабушка, пережившая революцию и большевицкие репрессии, буквально набросилась на нее: «Дура, идиотка! Тебя НКВД точно арестует за то, что ты тут при немцах танцевала! Беги немедленно в комендатуру!» Вера послушалась. Вдали уже была слышна канонада, но комендатура еще работала. Ей сказали, чтобы они с матерью были готовы к 4 часам утра. Как и было обещано, в назначенный час за ними пришла машина, и они двинулись на запад с отступавшими немецкими войсками. Меня поразила картина, которую нарисовала Вера Петровна. Дорога была забита немецким транспортом, но  поля по обе стороны были черны от людей, которые пешком отступали вместе с немцами. Это были беженцы, не желавшие вновь становиться советскими гражданами. Когда я вспомнил этот рассказ на поминках Веры Петровны, то Татьяна Нестерова, одна из участниц "Гуслей", эти историю  подтвердила. Ее мать неоднократно ей говорила, что уехала в Германию по своей воле.

Я рад, что некоторые из этих эпизодов вошли в книгу Михаила Близнюка ["Войной навек проведена черта", М., 2017. — 1120 с., XVI с. ил., о русской культурной жизни на оккупированных территориях]. Книга увидела свет в 2017 году и представляет собой честное и непредвзятое исследование русской культурной жизни той трагической эпохи, редкое явление в наш век фальсификации истории со стороны разных заинтересованных лиц. Один из приемов фальсификации истории – это избирательное замалчивание  информации по идейным соображениям. В книге Михаила Близнюка этого нет.

Продолжаю, однако, пересказ повествования Веры Петровны. По пути в Берлин и по прибытии на место немцы исправно выдавали скудный паек, но впервые с начала войны Вере и ее матери не надо было думать о пропитании. Так хорошо с начала войны они не ели. В «Винете» дела обстояли еще лучше: артистам платили кое-какое пособие в рейхсмарках, на которые они могли себе кое-что купить, а после концертов для исполнителей обычно накрывали стол.

Я не мог не спросить Веру Петровну о том, какие настроения были в их группе, когда к Берлину стала приближаться Красная армия. По ее словам, часть артистов с нетерпением ожидала прихода советских солдат, но такие были в явном меньшинстве. Остальные пребывали в страхе, и когда «Винета» развалилась, двинулись на запад, чтобы попасть в зону оккупации западных союзников. Это им удалось, но не избавило от опасности. В соответствии с Ялтинскими соглашениями союзники выдавали бывших советских граждан для их депортации в СССР. Речь шла только о русских. Украинцев и представителей других национальностей это не касалось, даже если они воевали на стороне Гитлера в эсэсовских частях. Так, в Канаду через Великобританию переправили бойцов дивизии СС «Галичина».

Многие «остовцы» после войны добровольно вернулись на родину. В лагерях Ди-Пи остались те, кого такая перспектива не прельщала. Они старалось сделать все возможное, чтобы избежать насильственной депортации в СССР и были согласны поехать в любую страну, которая готова была их принять.  Геннадий Яковлевич и Вера Петровна  рассказывали, как русские меняли свои фамилии на польские и украинские с тем, чтобы союзники их не выдали. Одним это удавалось, другим – нет. Геннадий Яковлевич был уроженцем Ровно, который до войны находился в составе Польши, и, видимо, это помогло ему остаться на Западе...».

Евгений Соколов
Источник

Наиболее интересным феноменом под немецкой оккупацией в те годы была Локотская «республика» 1941-1943.

+ + +

Разумеется, гитлеровская политика колонизации оккупированных восточных земель (завоевание «жизненного пространства на Востоке») принесла нашему народу унижение, страдания, человеческие и материальные потери. Были и карательные зверства оккупантов (и их местных добровольцев) в отношении мирного населения в борьбе с партизанами. Однако важный аспект данной темы состоит также и в том, что советская пропаганда все огромные жертвы войны (более 40 миллионов человек, засекреченные до сих пор: И. Курганов. Три цифры) приписывает исключительно преступлениям немецких оккупантов. Между тем, анализ официальной советской статистики, опубликованный в 2013 г. Институтом демографии, свидетельствует:

«На оккупированных терииториях погибло или умерло сверхнормативно 4,05 млн. мирных жителей (женщины, дети, старики, без учета мужчин). Среди них было примерно 2,1 млн. мирных жителей еврейской национальности – жертв геноцида. Таким образом, нееврейские жертвы мирного населения на оккупированных землях – это около 1,95 млн. человек. Причем не все они стали жертвами террора оккупантов ‒ среди них были и умершие сверх обычной мирной смертности в результате ухудшения условий жизни, и погибшие в ходе военных действий (штурмы, артобстрелы и бомбежки населенных пунктов).
На тыловых советских территориях сверхсмертность мирного населения (женщины, дети, старики, без учета мужчин) составила 3,34 млн. человек ‒ величина примерно в 1,5 раза большая, нежели потери нееврейского населения оккупированных районов».

Также и материальные разрушения (уничтожение предприятий и инфраструктуры городов) в значительной мере произведены энкведистами при отступлении, чтобы не оставлять немцам, согласно сталинскому приказу (выполняя который прославилась Зоя Космодемьянская). При взрыве плотин (Днепрогэс, Истринское водохранилище) затапливались десятки деревень вместе с жителями. В Киеве в первый месяц после его занятия немцами были взорваны заранее заминированные Киево-Печерская лавра и Крещатик (после "освобождения" в Лавре у взорванных храмов были установлены таблички, что это злодеяния "фашистов").

Нынешняя власть в РФ, превратившая ВОВ с "светскую религию" своей преемственной легитимации от "советских успехов", продолжает скрывать правду о войне...

МВН

См. на эту тему:
М.В. Назаров. «Требуя правды по отношению к себе, будем и сами стремиться к ней в отношении других». Послесловие к книге Б.Н. Ширяева "Ставрополь‒Берлин"
Александр Бойко. Еще об оккупационной политике Вермахта
Иерей Николай Савченко. Потери ВОВ в зеркале демографии
М.В. Назаров. Еще раз о памяти жертв советско-германской войны: блокада Ленинграда
17.11.1941. ‒ Приказ Сталина об уничтожении своих населенных пунктов в тылу немецких оккупантов
М.В. Назаров. Еще о контрпродуктивности советских фальсификаций истории ВОВ и их защиты властями РФ

---