Многие благонамеренные люди сейчас говорят о том, что на современный масскульт мы должны ответить старой доброй русской классикой. Что, мол, надо приучать детей к старой русской литературе, отрывая их от компьютерных игр и соцсетей. Да, по сравнению с современной грязью и тупостью наша классика действительно может показаться чем-то идеальным.
Однако скажу вещи непопулярные: все не так просто. Если освежить в памяти сочинения наших отлитых в бронзе писателей, то впечатление совсем не однозначное. К примеру, приходит недавно один из моих сыновей из школы, плюется, говорит проходили мерзкий и тупой "Гранатовый браслет" Куприна. Я сначала удивился его возмущению и насмешкам над писателем-классиком, поскольку давно забыл суть данного сочинения. А теперь пришлось вспомнить. Сюжетец там весьма своеобразный: некий очень странный человек «страстно влюбился» в замужнюю женщину и 9 лет слал ей "письма счастья" вместо того, чтобы создавать свою семью с нормальной, незамужней девушкой. Муж и жена годами смеялись, не воспринимая это всерьез. Наконец он прислал ей дорогой браслет. Тогда муж рассердился, вычислил болящего и дал ему взбучку. Тот написал "любимой" прощальное письмо и покончил с собой. И все это подано как проявление великих чувств. Я на это взглянул и тоже стал плеваться.
Или вспомним известного классика-сатирика, который историю России изобразил историей города Глупова. А можно освежить в памяти стишата мутного поэта, который занимался тем, что «к топору звал Русь», поливая все тогдашние достижения, хотя сам благодаря им утопал в роскоши. И массу тому подобного можно привести. Ведь не зря же неокоммунисты во всех чатах голосят, что, мол, революция и гражданская война с их потоками русской крови были совершенно необходимы, ибо так было жить нельзя – вы ж только почитайте классическую литературу! Пытаешься им объяснить, что судить о царской России по тем беллетристам – это все равно, что судить о нынешней России по Дмитрию Быкову с Улицкой, но все без толку, ничего не докажешь. Ведь авторитет той литературы раздувают даже представители консервативного спектра наших общественных сил.
Конечно, отнюдь не все наши литераторы были таковыми, но очень значительная их часть. Вспоминаю Василия Розанова, который в страшном 1918 г. пересмотрел многие прежние заблуждения и писал:
«Россию убила литература.Трудно представить себе... И, однако, — так… видите ли, мы умеем «любить», как Вронский Анну, и Литвинов Ирину, и Лежнев Лизу, и Обломов Ольгу. Боже, но любить нужно в семье; но в семье мы, кажется, не особенно любили… Мы писали в «золотой своей литературе»: «Дневник лишнего человека», «Записки ненужного человека». Тоже — «праздного человека». Выдумали «подполья» всякие... Мы как-то прятались от света солнечного, точно стыдясь за себя. Человек, который стыдится себя? — разве от него не застыдится солнце? — Солнышко и человек — в связи.
Значит, мы «не нужны» в подсолнечной и уходим в какую-то ночь. Ночь. Небытие. Могила. Мы умираем как фанфароны, как актеры. «Ни креста, ни молитвы»… Мы умираем от единственной и основательной причины: неуважения себя. Мы, собственно, самоубиваемся».
Наше время – эпоха небывалого упадка, но как раз благодаря этому мыслящим людям представилась возможность глубже посмотреть в корень вещей, пересмотрев устоявшиеся заблуждения. И насчет нашей классики тоже. В одном американском фильме якобы антиглобалистской направленности я услышал «остроумный» лозунг, которые авторы выдвинули «для борьбы» с новым мировым порядком: «На 1984 год ответим 1789». То есть на разгул тоталитарной диктатуры нам предлагают отвечать революционными идеями безбожников, которые ее и основали. А на мерзость масскульта – старой беллетристикой, которая приготовила для него почву. Нет, на бесовщину надо отвечать Псалтырью и исполнением Заповедей. Сей род, как известно, изгоняется постом и молитвой, но отнюдь не революционными стишатами и не смакованием «великой любви» с чужой женой.
Игорь Друзь
Название статьи в оригинале: "Нельзя отвечать на 1984 год 1789: беса Вельзевулом не выгонишь"
«Россию убила литература»?
М.В. Назаров.
Не первый раз приходится читать статьи о том, что «Россию убила литература». Этот приговор Розанова развивал, в частности Г. Шиманов, в еще более резком и категорическом выводе «о перекосе в сторону преобладания в ней эстетического и психологического начал над началами религиозными и национальными»; «она не просто отвлекала читателей от этих главных вопросов, но буквально завораживала их образами своих беспочвенных героев, написанных с такой художественной силой, что читатели оказывались не в состоянии оценивать их критически и принимали их в свою память как некое богатство». «Вот почему русская художественная литература не стала школой русской национальной мысли... Наши русские мыслители не сумели создать полноценной русской национальной идеологии нового времени, этого идейного каркаса нации, без которого она обречена на бессилие и разрушение. Что и объясняет, в общих чертах, нараставшую катастрофу русского народа...». (Г. Шиманов. "О нашей литературе" // Литературная Россия, 2006, № 28). В другой его статье на эту же тему Шиманов прямо обличал русскую литературу как причину революции. Что-то такое писал и И. Солоневич в своем безапелляционном стиле.
В то же время в России до революции были выдающиеся представители "полноценной русской национальной идеологии" (от славянофилов до Тихомирова), но они были не в силах преодолеть процесс западнической либеральной апостасии. Так что этот упрек Шиманова не соответствует истине.
А, возвращаясь к преподаванию русской литературы в современной школе, позволю себе тоже заметить, что «не всё так просто».
Наверное, прежде всего уместно разделить литературу как историческое проявление национальной культуры (с анализом достижений и неудач, как и заблуждений того или иного знаменитого писателя во всем его творчестве) ‒ и преподавание литературы как таковой детям в школе, где неудачи и заблуждения, действительно, неуместны как иллюстрация статуса великой русской литературы. Тем более в сохраняющейся по инерции ее советской "классовой" интерпретации. Но в таких преподавателях русская литература не виновата. Она отличается от литературы других народов не развлекательностью и красивостью (соответственно фр. понятию беллетристика), а именно своим нравственным православным воприятием мiра и нашего смысла жизни в ней ‒ прикосновением к тайне бытия. Вот этому и следует учить школьников на примере литературы, составляя программу именно с этой целью (поначалу, наверное, без "Гранатовых браслетов" или "Крейцеровых сонат" от ленинского "зеркала русской революции").
Сам упоминаемый в качестве авторитета Розанов мне неприятен своим манерным кривлянием, стремлением к вызывающей парадоксальности и особенно его отступничеством от христианства, когда он противопоставлял Ветхий Завет как утверждение плотской жизни – Новому Завету как "умерщвлению плоти" и утверждал, что Евангелие «враждебно человеческой природе», что «Христос невыносимо отягчил человеческую жизнь». Хотя у него было и немало здравых суждений по различным темам, в том числе о патриотизме и о еврейском вопросе.
Не все однозначно и у Пушкина, Чехова, тем более у Л. Толстого, имена которых на Западе олицетворяют русскую классическую литературу. Даже в творчестве любимых мною Лермонтова, Гоголя, Достоевского, Бунина не всё однозначно с православной точки зрения (ко всем этим именам прикреплены ссылки на статьи о них в календаре "Святая Русь", где я стараюсь дать оценки их творчеству, часто "советуясь" с чутким православным литературным критиком М.М. Дунаевым).
Требовательное отношение (наподобие Шиманова и Солоневича) к нашим писателям и поэтам XIX века объясняется тем, что они были "властителями дум" – поскольку в ту эпоху не было других сравнимых проявлений культурной и даже общественно-политической жизни нации. Поэтому русская художественная литература была как бы "учителем" в ответах на важнейшие вопросы. Название "классическая" она получила позже на основе отбора наиболее талантливых произведений в художественном отношении в сочетании с их общественным значением. Однако напоминаю: помимо художественной, были и серьезные идеологи, философы, богословы, но не для широкой публики.
Шиманову можно сделать и другое возражение. В отличие от таких форм писательского творчества, как богословие и даже более свободная философия, которые стремятся в точных формулировках познать великие тайны бытия, литература отражает их существование своим особенным иносказательным языком, включает интуицию и подсознание: она не навязывает ответ прямо и дидактично, а самыми разными способами вовлекает читателя в соучастие, в поиск разгадки всей сложности мiра, в некое складывание «пазла» из фрагментов; иногда возможен поиск Истины и от обратного, то есть отчасти возможна работа черными красками (хотя заигрывание со злом опасно). И понятие художественности при этом тоже бывает очень многогранно как на уровне языка или сюжета, так и на уровне духовного содержания.
По мере взросления, в сравнении со школьными годами, я пришел также к пониманию того, что художественное творчество классиков не может расцениваться вне общих духовных координат всей человеческой деятельности и смысла жизни самого художника. (См. подробнее в моих размышлениях о литературе в русской эмиграции, а также в ответах на вопросы литературоведа Ирины Владимiровны Калус.)
Литература ‒ важная составляющая нашей духовной культуры, но не высшая ценность в православной шкале. Она не должна превращаться в самодовлеющее божество ("это наше всё"). Ее "творец"-писатель получает талант медиума высоких смыслов не своим мастерством, а от Бога. Так что преподавание литературы в школе и даже в вузе ‒ это профессия, включающая в себя и художественность, и философию, и нравственность, и религиозное понимание поврежденного грехом мiра и смысла жизни в нем. Думаю, что при таком преподавании русская классическая литература (со всеми ее вершинами и низами) может быть хорошей основой для культивирования образа Божия в молодых людях. (См. об этом также обмен мнениями с Е.В. Семеновой: Чему должна учить школьная литература?)
При русской православной власти нужно радикально изменить школьную программу. Она до сего дня имеет "революционно-освободительный" безбожный, безнациональный подтекст, который имеет определенную преемственность из 19 века. Дошли до бреда, до сумашествия - вернули в школу психопата левака Н.Островского. Русская программа иметь контрреволюционную христианскую национальную тенденцию. Изучать не Чернышевского и Писраева, а контрреволюционные книги Писемского "Взбаламученное моря", "На ножах", "Некуда" Лескова. Если и изучать Белинского, то с обязательным включением письма к Белинскому Н.Гоголя, гениалmные стихи А. Толстого как "Порой веселой мая". В революционное время и в Белой эмиграции, романы Краснова, стихи Несмелова, Бехтеева, Смоленского. "12" Блока рассматривать как погромно-антихристианско=оккультный текст. Материала более чем достаточно. Но это режим не будет ничего делать. Но еще с 90-х многие русские педагоги работали над созданием русской школы, так что база есть, нет только русского правительства...
На самом деле интересная тема. Какие произведения из школьной программы самые вредные и ненужные, и какими стоило бы их заменить?
Обман Орфея
"Мне кажется, что тот фракиец, Орфей, и фиванец, и метимнец, мужи некие, были вовсе не мужами, а обманщиками. Губя жизнь доверчивых под прикрытием музыки, в искусном шарлатанстве неистовствуя на их погибель, справляя бесчинства, обожествляя скорбь, они первые привели людей к идолам..."
Увещевание к язычникам, глава 1, § III.
Нет, не убила, а только лишь запечатлела. Наша литература это мертвая и живая вода в одном флаконе, а ею привыкли рот полоскать. Да, там были попытки отделить овнов от козлищ (например, у упомянутого М. М.), но все это с натяжками и весьма относительно. Наша классика словно яд в молоке матери. Во гресех роди меня любимая и любящая мати моя Русь... Вот что следует разъяснить, а может и не разъяснить, а только с этой сокровенной от учащихся мыслью учить, чтобы сами доходили...
Думаю, что Игорь Друзь, как и многие другие люди, слыша призывы к возвращению к классической литературе вспоминают именно сэсэр с его подборкой нужной "классики" (Александр Турик в своём комментарии это показал) и "советской "классовой" интерпретацией" (как вы верно заметили). И отсюда рождается эта защитная реакция. А учитывая, что нынешняя РФ - это пародия на сэсэр, а партия власти - пародия на КПСС и что всё, за что не берутся, доводится до безумства и абсурда, то от этого становится совсем кисло.
А в целом, с вашим комментарием согласен.
Философия(понимание) руской словесности и литературы за сто лет форменного антируского Третьего ига(а в период после ливарюцы 1991-1993 особенно) находится практически на нулевом уровне. Наше - "постсоветского" вымирающего населения - общее сознание остаётся тем же перевёрнутым="материалистическим"= "советским". Такое сознание по определению схватывает лишь кусочки и осколки смысла. Что делает и разговоры о, и само преподавание литературы мало продуктивным.
Зерно истины, конечно, присутствует и в оценке Розанова, и в оценке Шиманова, - не более того. Оценка же и практическое отношение к литературе(преподавание в школе, издательская политика и т.д.) со стороны нынешней власти - вообще за гранью здравого смысла.
~
Вся эфемерная разница между "совком"-сэсээром и нео"совком"-эрэфией наглядно видна, например, из следующего сравнения: если в эпоху первого можно было быть "историком" и разглагольствовать о руской истории позапрошлого века и причинах "великой октябрьской" ливарюцы 1917 года, не зная главных романов Крестовского(их и не издавали просто), то после такой же антируской ливарюцы 1991-1993 эти главные, наиболее глубокие и острые вещи Крестовского стали издавать в нано дозах, а "народу" скармливали только "Петербургские трущобы"...
~
Не зная ни "Кровавый пуф", ни другого цикла уровня Бальзака и Достоевского - "Тамара Бен Давид", просто невозможно понимать и хоть что-то истинное сказать ни о состоянии государства до и после реформы, ни о причинах катастрофы 1917 года, вообще, ни о земстве, в частности.
Скажу так. Руский, не знающий Всеволода Крестовского и почитающий его за второстепенного(даже третьестепенного!) писателя, не может быть поистине, на деле руским историком. Да, и вообще - мыслителем. Ибо Крестовский даёт такую картину, такую фактуру, без которой нет подлинного понимания руской судьбы, руской истории.
Как обнадёживающе звучит "При русской православной власти нужно радикально изменить школьную программу..." Что может сделать простой человек типа меня, чтобы её - русскую православную власть - приблизить?
А что, как ни чувста является наполнением человеческой жизни? В таком случае возникает вопрос - что бы выросло из человека, с детства оберегаемого от малейших трудностей? Разве будет он готов к самостоятельной жизни? Так же и мы, что без опыта предков, выраженного в культуре, где изображена объективная реальность? Идёт ли на пользу такая идиализация.
Дальше идет фраза: "Мы писали в «золотой своей литературе»: «Дневник лишнего человека», «Записки ненужного человека». Тоже — «праздного человека». Выдумали «подполья» всякие...". С одной стороны можно согласиться, возрожденческий антропоцентризм порождает тщеславие, отсюда излишнее саможаление себя, что отразилось и на культуре. Однако же это одна, пусть и большая часть всего написанного в то время, но есть и другая, к которой он не обратился.
« Все, что я слыхал юношей, систематически подрывало мои детские верования. Я видел вокруг себя исполнение религиозных обрядов, но или неискреннее, или стыдящееся самого себя. Образованный человек или не верил, или верил, находясь в противоречии с собственными убеждениями. Чего только юношей, мальчиком не приходилось слыхать или читать о религии!
Книги говорили не о православии. Говорилось о суевериях католицизма, о непоследовательности протестантизма, об изуверстве клерикалов, даже с прибавлением, что все это не относится к православию. Насмешливая оговорка была слишком ясна, тем более что материализм проповедовался открыто. Но если нет Бога, если Христос человек, то, конечно, нетрудно рассудить, что такое православие.
Я очень рано начал читать Писарева - и где же? Мой дядя был очень умный и образованный человек, большой почитатель "Московских ведомостей" и, по тогдашнему масштабу, консерватор. Зачем такой человек выписывал "Русское слово" и оставлял его на этажерке? Почему позволял он мне сидеть часами, уткнувши нос в эти книги? Он, конечно, не сумел бы ответить и сам. Как бы то ни было, Писарев скоро стал моим любимым учителем. С его наставлениями дело у меня пошло на всех парах. Лет пятнадцати я верил во всевозможные "произвольные зарождения", Пуше, Жоли, Мюсси и т. п. столь же твердо, как в шарообразие Земли или в невежество Пастера, пустоту Пушкина и "мракобесие" славянофилов.
Я не из тех, которые ценят религию по ее пользе государственной и вообще по социальному значению. Но такой первостепенный фактор, как религия, не может не иметь, между прочим, и огромного социального значения. Вытравление из нас понятия о Боге, о вечных целях жизни, об эпизодичности собственно земной жизни нашей оставляло в душе огромную пустоту, повелительно требовавшую наполнения, тем более что, при всей изуродованности, мы все-таки были русские. Потребность сознания своей связи с некоторою вечною жизнью, развивающею какой-то бессмертный идеал правды, непременно должна была быть удовлетворена. И вот, в виде суррогата, является вера в человечество, в социальные формы, в социальный прогресс и будущий земной рай материализма. Это была вера, а не убеждение, вера, хотя и перенесенная в область сравнительно ничтожную, недостойную, вера, приниженная до нашего умственного состояния. Мы относились к общественным формам не как к делу житейскому, а как к религиозному; мы прилагали к ним те стремления, которые подсказывались духовной природой нашей, стремления ко всечеловеческому и свободному. Перенося религию в материальную область политики, мы не хотели в ней признавать никаких законов материального мира, никаких пут органического, а стало быть, и национального развития, никаких неизбежных стеснений общественных форм и в результате неизбежно становились отрицателями и революционерами. »
НАЧАЛА И КОНЦЫ. ЛИБЕРАЛЫ И ТЕРРОРИСТЫ
Мне кажется, важнее не что и как написано, а кем, когда и для чего. Иной раз биография автора, условия и обстоятельства его работы дают гораздо больше информации, чем собственно произведение. Это точнее позволяет выяснить мотивы, и, соответственно, вернее предсказать последствия "учения". Ну, например, зачем травить детей Анной Карениной и прочими "страданиями юного Вертера". Последствия такого "просвещения" давно известны и имеется статистика. За это надо срок давть, а не литературную премию. Я уже не говорю про Блока, Маяковского и прочих откровенных декадентов-суицидников. Подобным чтивом и его разбором должно заниматься психиатрам и судебным медикам, но никак не детям или праздным обывателям.