Умер художник Михаил Александрович Врубель

1.04.1910 (14.04). - Умер художник Михаил Александрович Врубель

Мастер и демон

Михаил Александрович Врубель (5.3.1856–1.4.1910) – русский художник, прославившийся во всех видах и жанрах изобразительного искусства, осуществив их синтез: в живописи, графике, декоративной скульптуре, бытовом дизайне, театральном искусстве. Создал свою неповторимую галерею загадочных полотен. Умер от сумасшествия.

Родился в Омске, в семье офицера (предки были выходцами из прусской Польши), часто переезжавшего из города в город: Омск, Астрахань, Петербург, Саратов, Одесса и снова Петербург, где и прошли детские годы Врубеля. В три года у него умерла мать, но мачеха оказалась доброй и любящей, и детство болезненного мальчика было счастливым. С пяти лет он занимался в рисовальной школе, в 7 лет посещал в Петербурге школу Общества поощрения художеств.

Окончив в 1874 г. Одесскую классическую гимназию с золотой медалью, он поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета. Там посещал в Академии художеств вечерний класс П.П. Чистякова, который учил В.Д. Поленова, В.А. Серова, И.Е. Репина, В.И. Сурикова, В.М. Васнецова. По окончании института Михаил Александрович отбыл воинскую повинность и отправился работать юристом в главном Военно-судном управлении.

Однако художественное призвание взяло верх, и в 1880 г. Михаил Врубель стал студентом Российской Академии художеств, где сразу выделился среди студентов фанатической работоспособностью и необычностью своего стиля (возникший тогда на Западе импрессионизм в сочетании с врубелевским романтизмом содержания). Классические сюжеты истории, любовь и смерть, сказочная фантазия, тайна и мистика – изначально любимые темы Врубеля, который выражал их в собственной необычной манере письма. «Некоторые декоративные панно Врубеля действуют своими удивительно подобранными мертвенно-серыми или золотисто-коричневыми тонами — как музыка. Некоторые его картины поражают своей стилистической каллиграфией, своей маэстрией, своей благородной и спокойной гаммой, ничего общего не имеющей с шикарным "росчерком", сладкими красками художников старшего поколения» (А. Бенуа).

В 1884–1889 гг. Врубель работал в Киеве по приглашению профессора А.В. Прахова, где тридцатилетнему талантливому живописцу были доверены реставрация древних фресок и росписи Кирилловской церкви (XII в.), а также участие в росписи Владимiрского собора. Готовясь к столь ответственной работе, Врубель однако, вместо поста и молитвы по обычаю русских иконописцев, около полугода в 1884–1885 гг. пробыл в Венеции, этом странном городе, где все дышит "красотою смерти". Там он изучал творчество мастеров европейской средневековой традиции, византийские иконы, и на основе этого опыта рисовал затем иконы для иконостаса Кирилловской церкви. Пишут, что для Богородицы ему позировала женщина, в которую он был влюблен [см. в конце статьи]...

В таком творческом чувственном порыве Врубель ощущал себя весьма стесненным строгими канонами православной иконописи. «Его фантастические разводы по стенам киевского Владимiрского собора – плавные и музыкальные, как сновидения, сплетающиеся дивными линиями, переливающиеся чарующими красочными сочетаниями, – пожалуй, наиболее свободное и художественное явление во всем этом памятнике современного русского искусства», – писал А. Бенуа. В иконах же его было что-то тревожное и неиконописное, даже Воскресение Христово оказалось мрачным, хотя Врубель хотел «сделать иллюзию Христа наивозможно прекрасною» (как он выразился). Его эскизы икон для Владимiрского собора не были приняты, поскольку были написаны явно не иконописцем.

Принятые же работы оказались как-то странно связаны с судьбою художника. «Первой его крупной монументальной работой стала фреска "Сошествие Святого Духа на апостолов" на хорах Кирилловской церкви [см. в конце статьи]. В 1902 году, уже в начале болезни, приехав в Киев и посетив Кирилловскую церковь, Врубель заметил: "Вот, в сущности, то, к чему я должен был бы вернуться", имея в виду монументальный стиль своих росписей. Но дело в том, что Кирилловская церковь уже тогда, когда Врубель в 1885 году выполнял свою роспись, находилась на территории лечебницы для душевнобольных. Само изображение апостолов в Сошествии Святого Духа посвящено мистической ситуации, и Врубель трактовал это событие как почти натуралистическую сцену заседания некоей мистической секты, которая проникнута иррациональными токами: это люди в ситуации выпадения из обычного жизнеощущения, иначе говоря – сумасшедшие. Продолжением этого совпадения является то, что тогда же, когда Врубель изъявил желание вернуться к тому, что делалось им в Киеве, где он начинался как художник, в том же самом Киеве умер его маленький сын. Это роковое биографическое событие имеет какой-то странный отсвет в искусстве Врубеля, ибо написанный несколько ранее портрет сына (1902 [см. в конце статьи]), преисполнен недетской прозорливости, которая сближает его личико, подобное лику, с ликом Христа в иконе Богоматерь с Младенцем, выполненной для той же Кирилловской церкви в 1885 году. Эта взаимопроницаемость странностей врубелевской жизненной судьбы и его искусства, причем в самых значительных и принципиальных его художественных выражениях, конечно, тоже принадлежит к редким, интригующе загадочным явлениям».

В это время, в конце XIX века, в мiровом искусстве, и в российском в частности, резко усилились процессы разрушения классических канонов и форм, названные позже "декадентством" (в переводе с латыни: упадочничеством). Советское материалистическое искусствоведение в оценке этого процесса проводило позже принципиальное различие лишь между декадентством и реализмом ("передвижники"), но не в этом заключалась суть явления (например, порнография тоже реалистична). Причина и суть этого "новаторского" процесса была в апостасийном разложении общего христианского понимания культуры и жизни, что находило свое выражение и в размывании четких форм искусства, а затем в разрушении их (абстракционизм и т.д.).

В России как наиболее христианской стране мiра этот процесс разложения искусства имел наиболее "интересные" и своеобразные черты, привлекшие всемiрное внимание как русский "Серебряный век". (Выражение это поначалу у критиков имело значение именно упадка, понижения качества от предшествовавшего "золотого" века классической культуры. Позже это понятие наполнилось положительным смыслом, поскольку серебро все же благородный металл.) Целая плеяда его "свободных" деятелей в разных областях культуры проявила огромный творческий подъем и новаторство, однако все более соревнуясь в оригинальности формы (выдающимся по эстетике стал стиль "модерн", претендовавший на художественное оформление всех сторон жизни, в чем-то близкий и Врубелю).

В 1891 г. Врубель сблизился с ведущим кружком таких художников-новаторов, музыкантов, поэтов вокруг мецената С.И. Мамонтова. Врубель жил в его доме и работал как скульптор, монументалист, театральный декоратор, создав множество разнообразных произведений. Яркое индивидуальное дарование Врубеля, его мастерское владение цветовыми пятнами (в стиле импрессионизма), дополнялись склонностью к фантастическим сюжетам. Врубель увлеченно писал картины на темы опер Н.А. Римского-Корсакова и pycских сказок ("Морская царевна", "Тридцать три богатыря", "Царевна-Лебедь", "К ночи", "Пан").

Однако в фантастических картинах Врубеля, напоминающих образы сновидений, начинают все больше проявлять себя "ночные" краски и упомянутое тревожно-загадочное качество. Один из критиков отмечает это даже в портретах его жены. «Врубель был женат (с 1896 г.) на одной из самых выдающихся русских певиц, Надежде Ивановне Забеле. Она была любимой певицей Римского-Корсакова, для нее он писал сопрановые партии в операх, начиная с Царской невесты. У Врубеля много портретов Забелы, и это тоже одна из особенных страниц его творчества. Одним из памятников привязанности Врубеля к жене, в которой он видел нечто ангельское, является ее портрет на фоне березок (1904). Но в его рисунках, разнообразных и мастерски выполненных, ее образ как будто двоится. В одном из портретов ("После концерта", 1905) у нее кукольная пластика и неуловимо-странное, даже страшноватое выражение лица, как если бы это была новая Коппелия. Этот портрет является полной противоположностью портрету Забелы на фоне березок...».

С этого времени Врубель особенно увлекается созданием серии картин-фантазий в связи с поэмой Лермонтова "Демон" ("Демон сидящий", "Голова демона на фоне гор", "Демон летящий", "Демон поверженный"...). Впервые в русской живописи художник осмелился перейти от классического изображения Христа и евангельских сюжетов – к эстетизирующему изображению бесов.

Замысел писать демона возник именно в Киеве. Показывая осенью 1886 г. первые наброски отцу, Врубель говорил, что демон – дух «не столько злобный, сколько страдающий и скорбный, но при всем том дух властный... величавый». В этом художник обнаружил удивительное духовное родство со своим тезкой-поэтом. Оба были поразительно талантливы, оба были почти всю жизнь одержимы демонической темой и оба попытались послужить своим талантом некоей "реабилитации диавола": придать своим демонам некие положительные черты, вызвать сочувствие к ним как неприкаянным "страдальцам", якобы желающим добра, но не способным творить его.

Как мы помним, увлечение демоном у Лермонтова шло параллельно с ощущением собственного пророчества. Сходные черты заметны и у Врубеля в автопортретах: «горделивое представление о человеке-творце, его избранности и трагическом величии, – оно раскрывается в теме пророка, к которой, начиная с киевского периода, художник неоднократно обращается. Некоторые изображения головы пророка имеют автопортретные черты. Для картины "Пророк" (1898 [см. в конце статьи]) Врубель использует сюжет одноименного стихотворения Пушкина: явление смертному шестикрылого Серафима. Главной становится зловещая и прекрасная фигура Серафима, сверкающая холодными красками... В период болезни тема пророка преследует художника, как навязчивая идея... Пророк обретает мученические черты. Колючие штрихи вокруг головы в одном из карандашных рисунков вызывают ассоциации с терновым венцом. Аскетическое лицо, слепой взгляд выражают страдание. В облике "Шестикрылого Серафима" (1904 [см. в конце статьи]) нарастает грозное, испепеляющее, демоническое величие [скорее отчужденно равнодушное, что тоже не вяжется с Серафимом. – М.Н.]». Видимо, художнику в облике Серафима являлся кто-то иной...

Разумеется, с православной точки зрения такая эстетизирующая трактовка зла (напомним: добровольно избранного, коварного, неисправимого, абсолютного зла) ложна и опасна, и Врубель не мог этого не знать. Даже если Врубель считал, что изображает не настоящего демона, а некую фантазию о нем, нельзя так легкомысленно играть словами и образами. В мятущемся поведении и судьбе Лермонтова это сказалось довольно быстро: гибель на дуэли из-за пустяка в неполных 27 лет. Врубель же в сорокалетнем возрасте заболел тяжелой психической болезнью (что и есть одержимость бесами) и скончался в психиатрической больнице в 54 года.

Возможно, Врубель стал ощущать всю опасность своего демонического увлечения и решил избавиться от влияния демона, повергнув его (картина "Демон поверженный"). И демон отомстил. Первые серьезные симптомы болезни окружающие заметили у художника в начале 1902 г. – сразу после окончании картины "Демон поверженный"... В 1902 г. его пришлось поместить в психиатрическую лечебницу, но лечению болезнь не поддавалась. 1906 г. Врубель ослеп (самое жестокое наказание для художника), но упорно пытался работать наощупь, используя уголь и мел. Последней работой Врубеля до наступления слепоты стал "Портрет В.Я. Брюсова" (1906) – поэта-декадента, кощунственно заигрывавшего с сатаной ("И господа, и дьявола хочу прославить я!")...

Александр Блок (тоже из декадентов, пытавшийся изобразить Христа вождем богоборческой революции и умерший в 40 лет), сказал на похоронах Врубеля: «Перед тем, что Врубель и ему подобные приоткрывают перед человечеством раз в столетие, я умею лишь трепетать. Тех мiров, которые видели они, мы не видим». И вот какое приоткрытие этих декадентских "мiров" дано Блоком в статье о Врубеле: «...искусство есть чудовищный и блистательный Ад. Из мрака этого Ада выводит художник свои образы... Именно в черном воздухе Ада находится художник, прозревающий иные мiры. И когда гаснет золотой меч, протянутый прямо в сердце ему чьей-то Незримой Рукой – сквозь все многоцветные небеса и глухие воздухи мiров иных, – тогда происходит смешение мiров, и в глухую полночь искусства художник сходит с ума и гибнет».

Врубель скончался 1 апреля 1910 г. в Санкт-Петербурге и похоронен на Новодевичьем кладбище. Работы Врубеля ныне хранятся на почетных местах (в отдельных, посвященных ему залах) в собраниях Третьяковской галереи в Москве и Русского музея в Санкт-Петербурге.

О демонизме у Врубеля

Творчество Михаила Александровича Врубеля воспринималось современниками как одно из самых значительных и загадочных явлений русского искусства конца XIX века. Загадочна была уже сама его манера написания картины. Он не создавал картину, а заранее видел ее всю в целом и переносил на холст примерно так, как сразу по всей поверхности изображения проявляется фотография в проявителе. Об этом способе рисования писал Коровин: «Когда он писал на холсте или на бумаге, мне казалось, что это какой-то жонглер показывает фокусы... Отмерив размер, держа карандаш или перо, или кисть как-то в руке боком, в разных местах бумаги наносил твердо черты, постоянно соединяя в разных местах, потом вырисовывалась вся картина. Меня и Серова поражало это...».

Это был несомненно дар свыше. Но за этот дар в художнике шла духовная борьба. Если рассмотреть ее в рамках мiровой борьбы добра и зла, которая отражается и в литературе, искусстве в целом, то два противоположных полюса этой борьбы – Бог и Его противник сатана – духовно отражены в своих противоположных идеалах искусства: иконописном благолепии с одной стороны – и мерзости какой-нибудь скотской порнографии с другой. Сатане редко удается увлечь какого-нибудь художника в столь откровенное (милое ему) безобразие, но сеять разрушительность вполне удавалось: таковы, похоже, были все способы разложения формы (начиная с этого самого импрессионизма, через абстракционизм и до хаоса "цитат" т.н. постмодернизма), называемые "развитием современного искусства".

Талантливый человек, наделенный даром Божиим, не может не становиться желанным объектом завоевания для сатаны – противника Бога в попытке отвоевания у Него Божия творения. И не каждому удается устоять перед соблазнами, потому многие великие люди так разочаровывают почитателей в своей личной жизни. Противник-захватчик всегда зарится на самое ценное. (В Священном Писании это показано на многих примерах, начиная с неудачной попытки искусить Христа в пустыне и кончая удавшейся попыткой соблазнить богоизбранный народ на распятие долгожданного Мессии и сделать этот народ оплотом анти-мессии, грядущего от сатаны.) При этом сатана действует не напролом, а подбирает к каждому свой "привлекательный" ключик.

Для сатаны великий мастер Врубель был достойным и особо желанным призом – в силу его Божественного таланта в обращении со светом, цветом, узором, формой. И сатана, видимо, пошел более хитрым путем: возможно, как раз начиная с киевских церковных росписей, он предложил художнику свою помощь в постижении и выражении запредельного мiра – но без прибегания к аскетизму и без необходимости при этом глубокой веры в Бога. Это как бы мистика без Бога. «Иллюзионировать душу» – как сказал о своем мастерстве сам Врубель. И персонажи его картин владеют этим качеством в полной мере. Характер врубелевского сверхпристального взгляда один из критиков начала века назвал "демонической выразительностью". Отсюда, возможно, идет вся тревожная темная загадочность врубелевских шедевров, трагизм, героический дух, завораживающие краски, необычная манера создания картины, сказочная языческая стихия фантазии – и стоящая за этим главная загадка: собственный внутренний мiр художника, в который он никого не пускал.

«Это был человек умный и глубокий, хорошо знавший классическое искусство и литературу; говоривший на нескольких языках... Он был открыт и легок в общении, но при всем том от него исходила гипнотическая сила, как если бы он обладал каким-то тайным знанием, которое не считал возможным и нужным выражать и развивать даже перед своими коллегами. И это действительно накладывало на его личность печать интригующей загадочности. Загадочное было заложено природой в его натуре, в этом изяществе ума, но он, видимо, еще и любил интриговать и удивлять окружающих, и, может быть, те странности, которые отмечают его биографы, были своего рода розыгрышами в духе черного юмора».

Загадку творчества Врубеля его современник и коллега А. Бенуа прямо связывал с легендой о Фаусте, заключившем сделку с диаволом – отсюда и одержимость художника образом демона: сатана предложил ему написать самого себя, сатану, представляясь художнику в обманно облагороженном виде. (Вспомним картину "Пророк", где явившийся ему "Серафим" изображен с демоническими чертами; см. в конце статьи.) «Он неотступно преследует мастера, манит неуловимостью облика, заставляет возвращаться к себе вновь и вновь, избирать все новые материалы и техники для своего воплощения. Как водится, в награду художник получает неограниченные творческие возможности. Но расплата неизбежна – его постигает страшная болезнь, смерть ребенка, безумие, гибель. Правдоподобию легенды в немалой степени способствовал бред вины и раскаяния, мучившие больного Врубеля в последние годы».

«Верится, что Князь Мiра позировал ему. – Есть что-то глубоко правдивое в этих ужасных и прекрасных, до слез волнующих картинах. Его Демон остался верен своей натуре. Он, полюбивший Врубеля, все же и обманул его. Эти сеансы были сплошным издевательством и дразнением. Врубель видел то одну, то другую черту своего божества, то сразу и ту, и другую, и в погоне за этим неуловимым он быстро стал продвигаться к пропасти, к которой его толкало увлечение проклятым. Его безумие явилось логичным финалом его демонизма», – был уверен Александр Бенуа, наблюдавший затем, как лихорадочно Врубель переписывал "Демона поверженного", уже висевшего в выставочном зале, открытом для зрителей.

Картины Врубеля действительно уникальны своим общим впечатлением, производимым на зрителя: они манят волшебной красотою и одновременно вызывают чувство непонятной мистической тревоги. Расписанный Врубелем древний Кирилловский храм в советское время был передан упомянутой психиатрической больнице, на территории которой он располагался. И по свидетельству врачей, они скрывали живопись Врубеля от больных, ибо пациенты приходили от этого в сильное возбуждение...», – пишет Ю.Ю. Воробьевский в статье "Врубель и демон". Приведем из нее еще одно объяснение врубелевского "облагороженного" демонизма:

«После росписей Кирилловской церкви художник творил лишь немногим более десяти лет. Следующее десятилетие он уже мучительно умирал в сумасшедшем доме. В своих письмах сестре Врубель часто пишет, что ощущает себя «душевной призмой». И он действительно говорит своим искусством как бы не от себя лично, а через себя — от кого-то. Сочувственный интерес к падшему ангелу — первому революционеру — был чем-то таким, что тогда "носилось в воздухе" и что улавливал чуткий художник. Сама техника живописи Врубеля — как бы предчувствие грядущих мiровых катастроф, которые не оставят от традиционных устоев камня на камне. "Распыление" физического мiра, заметное на картинах мастера, — это ещё и предчувствие... На холстах Врубеля отражён мiр его видений, для остальных людей незримый. И эти огромные глаза... Не совсем земные, не очень человеческие. Они смотрят отовсюду: из призрачного цветка азалии, из плотно цветущего куста сирени, возникают то в облаках, то в пене морского прибоя.

А вот и знакомые нам персонажи: Фауст, Мефистофель, Маргарита [Врубель написал тогда серию фаустовских картин: "Мефистофель и ученик", "Маргарита", "Фауст", "Полет Фауста и Мефистофеля", "Фауст и Маргарита в саду". – М.Н.]. Эти росписи должны были украшать так называемый готический кабинет в доме Морозова в Москве. Потом тот же сюжет заказал и Мамонтов... Сам купец-миллионер, принимая работу, видимо, никак не мог понять, что не устраивало его в созданном мастером панно? Меценат снова и снова заставлял художника переделать его. А как переделать? Недаром же говорится в народе и повторяется Гоголем: "Как чёрта не малюй..." Совсем молодой умерла "Девочка с персиками" — дочь Мамонтова... [Мецената Мамонтова вскоре постигнет арест и разорение, он потеряет все имущество и репутацию, его покинут друзья и таланты, которые он выпестовал... – М.Н.]

Образ демона появился в творчестве Врубеля и потом уже никогда не оставлял художника... Позже он стал относиться к нему как к сущности личностной... Наверно, сам Врубель догадывался, что с ним происходит. За душу художника, начинавшего свой творческий путь с церковных росписей, шла жесточайшая битва. Может быть, безумие последних лет было для него более спасительно, чем дальнейший сознательный путь к демонизму».

В творчестве писателя или художника, выставленном на всеобщее обозрение, борьба между сатаной и Богом отражается достаточно наглядно для духовно зоркого наблюдателя. И с должными духовными комментариями даже ущербное творчество "великих мастеров" может послужить полезной иллюстрацией недолжного. Церковь устами своих выдающихся духоносных отцов давала такие свои оценки всем выдающимся деятелям русской культуры ХIХ-ХХ вв. (Пушкину, Гоголю, Достоевскому, Льву Толстому...).

Итог этой борьбы за человека, идущей между Богом и сатаной, подводится в конце жизни каждого. Пушкин устоял в борьбе – хотя и в последний момент ценою смертного покаяния, Гоголь устоял – ценою огромной жертвы (второго тома "Мертвых душ"), Достоевский устоял, – хотя и сгорел от огромного напряжения сил. К сожалению, не успел устоять Лермонтов (его не отпевали), возможно, легкомысленно надеясь, что впереди еще для этого будет много времени. Не устоял Толстой (отлученный от Церкви), решивший, что в конце жизни достиг окончательной мудрости и вправе исправлять учение Христа. Не устоял Блок (соблазненный "музыкой революции" и попытавшийся "облагородить" эту сатанинскую музыку). Очень слаб к элементарным плотским искушениям оказался талантливый Есенин...

О конечном итоге жизни Врубеля судить не станем, поскольку в лечебнице ему по Божией милости давались для чего-то моменты просветления. Но его жизнь и творчество (как и Лермонтова) – очень яркая и наглядная иллюстрация борьбы за человека, идущей между Богом и сатаной. Раба Божия Михаила, выдающегося художника от Бога, Божественный дар которого был призван осуществить себя в молитвенной иконописи (в ней разгадка тайны и искусства, и бытия), врагу рода человеческого (именно при попытке росписи церкви!), видимо, удалось соблазнить на своевольно-демоническую разгадку этой тайны, затем – соблазнить на "постижение" и "облагороживание" зла и закончить гибельным отравлением ядом от соприкосновения с этим злом. Попытка художника повергнуть демона была слишком запоздалой...

Вряд ли при этом сумасшествие – то есть утрату сознания, воли и возможности покаяния – можно считать спасительным... Сумасшествие – это полная одержимость бесами. Но, возможно, по милосердию Божию, даже больное раскаяние художника в минуты просветления (в том числе покаяние за роспись Кирилловской церкви, о чем есть свидетельства) было принято Господом?..

М.Н.

Использованы материалы и иллюстрации с сайта "Мир Врубеля" (приведенные нами цитаты без обозначения автора взяты с этого сайта, где авторы также не всегда указаны): http://vrubel-world.ru/

---