Подготовительные тексты для планируемой книги "Русские и немцы в драме истории". Предварительное изложение глав публикуется для обсуждения с целью их последующего уточнения и определения структуры книги. Автор будет благодарен за указания на погрешности и за советы. (В этой главе использовано много материала из книги "Миссия русской эмиграции", так что читателям, знакомым с нею, тут будет мало что нового, но для читателей и замысла будущей книги без этого не обойтись. Этого еще не достаточно, что-то надо подсократить и что-то о немцах в этой теме я еще добавлю при заключительном редактировании.)
Вступление с разъяснением цели книги: "О месте немецкого и русского народов в Божием Промысле".
1. Русские и немцы. О влиянии языческого наследия на наши национальные характеры
2. О различиях в христианизации германцев и славян
3. Роль Римской империи и ее наследия в германской и в русской государственности
4. Движущая сила "Возрождения", Реформации и капитализма.
5. "Просвещение", масонство, Французская революция. Англосаксы и Америка... Часть 1.
5. "Просвещение", масонство, Французская революция. Англосаксы и Америка... Часть 2 (окончание главы)
6. Петровское окно в Европу, женский век "Просвещения" и масонство в России
7. Философия "немецкого идеализма", "романтизм" и "антисемитизм" в Германии
8. Европейские революции и удерживающая Россия
9. Немецкая философия и романтизм в России, западники и славянофилы
10. Роль России в объединении Германии, русский национализм и немецкий национализм
11. Революционные движения в Германии и в России. Маркс и Ницше
12. Подготовка и развязывание демократической Великой войны ‒ "новой эпохи в истории мiра"
13. Как начало Великой войны было воспринято в Германии и в России
14. «Царская Россия ‒ единственная страна, против которой надо вести войну»
15. Как большевики захватили власть
Белое движение в России возникло после захвата власти большевиками и поначалу формировалось в условиях продолжавшейся Мiровой войны. Белые армии представляли собой в основном сохранившуюся здоровую часть Русской армии, большевики воспринимались ею как германские ставленники, которых Германия привела к власти и заставила отдать огромные территории, а демократические союзники царской России по Антанте и далее воспринимались белыми генералами как союзники, в надежде, что получат от них помощь в свержении нелегитимной власти богоборцев, угрожающих мiровой революцией, и в восстановлении законности в стране-союзнице.
Соответственно руководство Антанты имело большое влияние на Белые армии, обещая помощь, но требуя от них восстановить восточный фронт против Германии и верность демократической идеологии Февральской революции. Командующий первой, созданной на Дону, Добровольческой армией генерал А.И. Деникин был готов к тому и другому, веря союзникам, хотя большинство белых воинов были монархистами. Советская энциклопедия писала: «После Окт. Революции монархисты участвовали во всех контрреволюционных выступлениях, … являлись наиболее реальными выразителями "белого дела"… Однако белогвардейские генералы (Колчак, Деникин, Врангель) не решались открыто поднять знамя монархизма, хотя и считали, что в их войсках свыше 80% офицеров составляли монархисты». ("Гражданская война и военная интервенция в СССР". М., 1987, с. 360).
Само название Белая армия утвердилось в значении монархистов благодаря красным. Красный был цветом Интернационала, революции и созданной еще до белых революционной антимонархической Красной армии. В противоположность этому белый цвет был заимствован красными пропагандистами из времен почитаемой ими Французской революции, когда именно монархисты называли себя "белыми". Советская энциклопедия разъясняет: «Происхождение термина "белогвардейщина" связано с символикой белого цвета как цвета сторонников "законного" правопорядка, в противоположность красному – цвету восставшего народа, революции. Во время Великой Французской революции под знаменами с изображениями белых лилий (эмблема монархии) выступало контрреволюционное дворянство» (Советская военная энциклопедия. М., 1976. Т. 1. С. 428). Белым воинам это определение понравилось, поскольку к тому же белый цвет традиционно символизирует в русском языке чистоту, целомудрие, благородство, свободу от порабощения (отсюда происходит "Белая Русь"), царственность ("белый Царь").
Демократические требования союзников белым пришлось выполнять, ибо в тогдашнем хаосе своих сил и властных структур не было. В частности, по указаниям эмиссаров Антанты белым пришлось почти везде формировать гражданские правительства из навязываемых им либералов-февралистов, как и представительство Белых армий на Западе: "Русское политическое совещание" (под председательством кн. Г.Е. Львова, первого главы Временного правительства), созданное в Париже в начале 1919 г. и постоянно требовавшее от белых генералов провозглашения «глубоко-демократического характера целей, преследуемых русским антибольшевицким движением».
Важной причиной надежд белых политиков на помощь Антанты было и то, что Великая война продолжалась, и они продолжали воспринимать немцев как врагов и союзников большевиков. В предыдущей главе сказано о создании Красной армии с помощью немецких инструкторов, немецких денег и на основе интернациональных войск (в том числе немецких и австрийских пленных). Немцам было важно контролировать зависимую от них новую власть в России, чтобы против них не восстановился восточный фронт.
Советский миф об "интервенции 14 государств"
Однако союзники вели себя странно. Вот что писал об этом Ленин: «В продолжение трех лет на территории России были армии английская, французская, японская. Нет сомнения, что самого ничтожного напряжения этих сил этих трех держав было бы вполне достаточно, чтобы в несколько месяцев, если не несколько недель, одержать победу над нами»; но этого не случилось, поскольку большевикам якобы удалось «разложить» вражеские войска (Ленин В. ПСС. М., 5-е изд. Т. 42. С. 22–23).
Дело было, конечно, не в "разложении" интервентов. А в том, что пресловутой «интервенции 14 государств против советской республики» – вообще не было. Иностранные войска были введены на российскую территорию с другими целями – не для свержения власти большевиков. Своим мифом об "интервенции" большевики постарались свалить на "интервентов" вину за собственное разрушение России и ее народного хозяйства.
Эта "интервенция" делится на два разных периода: до окончания Первой мiровой войны в Европе (поражение Германии в ноябре 1918 г.) и после.
Страны Антанты высадили в 1918 г. свои десанты в России именно в надежде восстановить против Германии восточный фронт. В июле 1919 г. в британском парламенте Черчилль объяснял эти десанты тем, что иначе немцы захватили бы ресурсы России и тем ослабили бы союзную блокаду. Свергать власть большевиков Антанта не собиралась.
Так, десант в Мурманске в марте 1918 г. был необходим, чтобы немцы не воспользовались этой базой для подводных лодок; высадка была произведена с согласия Троцкого (противника Брестского мира), который направил соответствующий приказ Мурманскому совету (!) (БСЭ. 1-е изд. М., 1937. Т. 28. С. 651-652.)
Высадка Антанты в Архангельске (лишь после его захвата 2 августа 1918 г. белым отрядом Чаплина) имела ту же цель. Как писал командующий экспедиционным корпусом Антанты, «было чрезвычайно важно спасти огромное количество военных складов» (Ironside E., Lord. Archangel 1918–1919. London, 1953. Р. 19), чтобы немцам не досталось военное имущество, приобретенное еще царской Россией в США и Англии. К этому времени войска "интервентов" на Севере достигли 13 тысяч, включая американцев.
Аналогичные причины имел в июле–августе 1918 г. десант Антанты на Дальнем Востоке (около 7500 американцев, 4000 канадцев, 2000 итальянцев, 1500 англичан, 1000 французов): надо было обезпечить тыл для продвижения на запад 50-тысячного Чехословацкого корпуса (из австрийских военнопленных) опять-таки для восстановления противогерманского фронта, а не против большевиков – подчеркивали представители Антанты (Мельгунов С. Трагедия адмирала Колчака. Белград, 1930. Ч. I. С. 51–53). Однако эти "интервенты" остались в Сибири, охраняя железную дорогу. БСЭ признает, что они, «кроме японских войск, не были способны к наступательным операциям».
Япония же, также находившаяся в состоянии войны с Германией, была заинтересована лишь в экономической эксплуатации Дальнего Востока и двигаться далее не собиралась. Она высадила десант во Владивостоке 5 апреля 1918 г., увеличив его в июле до 70 тысяч. Колчаку они не помогали, поддерживая лишь местных атаманов Г.М. Семенова и И.П. Калмыкова.
Единственной иностранной частью, принимавшей тогда участие в вооруженных действиях на стороне Белых войск, был Чехословацкий корпус, который был вынужден преодолевать сопротивление красных в своем продвижении на восточный фронт – но лишь до окончания Первой мiровой войны. Потом Антанта приказала чехословакам покинуть Россию через Владивосток.
"Помощь" Антанты белым при закулисном союзе с красными
В этот первый период гражданской войны союзники оказывали некоторую помощь Белым армиям снаряжением, но очень скупо и не безплатно. Платить, впрочем, было чем: летом 1918 г. белым войскам удалось овладеть почти всем золотым запасом дореволюционной России (сосредоточенным в годы войны в Казани) – многими сотнями тонн золота, платины, серебра, драгоценностей на фантастическую сумму в 1 миллиард 300 миллионов золотых рублей (в ценах 1914 г.) (Котомкин А. О чехословацких легионерах в Сибири. Париж, 1930. Гл. I). Именно поэтому финансисты из США и Японии решили поставлять адмиралу А.В. Колчаку в Сибири необходимое снаряжение в обмен на золото – разумеется, с большой выгодой для себя. Обладание этими средствами давало возможность финансирования и других Белых армий – все они признали адмирала Колчака Верховным главнокомандующим.
Однако, даже имея огромные деньги, Колчаку почему-то не удавалось оперативно воспользоваться ими, тем более для финансирования других Белых армий. Переговоры о поставках значительного количества военного снаряжения необъяснимо затягивались, хотя золото поставщики охотно брали. Многие десятки тонн золота были направлены Колчаком в Японию и в Сан-Франциско, но поставки задерживались... Белые генералы полагали, что причиной тому была продолжавшаяся в Европе война, требовавшая от союзных с Россией стран Антанты направления туда сил и средств...
По окончании войны в ноябре 1918 г., надеялись, наступил новый этап. В румынском городе Яссы состоялось Совещание дипломатических миссий союзников с приглашенной ими делегацией от возникших тогда в России антибольшевицких группировок (социалистический Союз Возрождения, кадетский Национальный Центр и более правый Совет государственного объединения). (Ясское совещание 1918. Журналы заседаний Русской делегации) // Русское прошлое. СПб., 1992. № 3.) Все они возлагали на это Совещание большие надежды, не сомневаясь, что теперь-то Антанта направит войска на помощь союзнице-России для ее освобождения от немецких ставленников-большевиков – подобно тому, как во Франции в этой войне даже после свержения русской монархии храбро воевал Русский экспедиционный корпус.
Из протоколов Совещания видно, что союзники, участвовавшие в переговорах, особенно военные (например, французский командующий союзными войсками в Румынии и на Юге России Вертело), были готовы такую помощь оказать. Они не признавали советскую власть, подчеркивали, что «продолжают считать Россию существующей» (Ясское совещание. С. 257) и что белая Добровольческая армия, отвергшая Брест-Литовскую капитуляцию, сохранила преемственность русского участия в общей борьбе против немцев (напомню, это было одной из причин немецкой помощи большевикам против белых даже летом 1918 г.).
По замыслу Совещания, генерал Деникин (возглавивший Добровольческую армию после смерти генералов Алексеева и Корнилова) должен был стать главнокомандующим, а "Русская делегация" в Яссах – «неоспоримым моральным центром русского дела», представителем России в международных отношениях (в том числе на предстоящей Мирной конференции), чем «устранила бы конкуренцию в деле всенародного представительства». Фактически "Русская делегация" должна была стать ядром формирования русского правительства (Ясское совещание. С. 323–327).
В "Записке, адресованной союзному командованию", русская делегация писала:
«Велики и безмерны страдания народа, живущего под этим режимом самой жестокой и безсмысленной тирании... Если страны Согласия (Антанты. – М.Н.) желают видеть новую Россию крепкой и здоровой, членом семьи цивилизованных народов, если эти страны не хотят того, чтобы население Севера России умирало сотнями тысяч от голода.., если, наконец, эти страны признают, что Россия в течение первых лет войны принимала в ней огромное и славное участие, внеся, следовательно, большой вклад в окончательную победу, и что именно ввиду ее усилий, направленных на победу над общим врагом, усилий, превзошедших национальные силы, она испытывает все невыразимые несчастья, которые ее подавили, – одним словом, если победное Согласие непоколебимо решило возродить Россию, помощь, которую они России окажут, не должна ни опоздать, ни быть незначительной... Мы не сомневаемся в том, что союзниками уже выработан ряд мер, столь же решительных, сколько и мудрых, для устранения язвы большевизма» (Ясское совещание. С. 338–342), – писали русские члены Совещания.
"Ряд мер" западными союзниками России действительно был выработан. И, вероятно, они были вполне "мудрыми". Но лишь с их собственной точки зрения, а не с точки зрения России.
Прежде всего «оказалось, что никаких полномочий для серьезных переговоров местные представители Антанты не имеют. Едва ли не по почину местных людей создалась самая идея этого Совещания... самое заседание есть лишь безответственный обмен мыслями вслух», – вспоминал позже один из участников Совещания Н.В. Савич. Западные представители в Яссах лишь «по инерции» обещали помощь русским силам, «будучи оторванными от главных политических центров» Антанты. (Савич Н. Из Красного Петрограда на Белый Юг // Русское прошлое. СПб., 1992. № 3. С. 120, 123–124.)
"Центры" же совсем не собирались выполнять союзнические обязательства перед Россией. Война в Европе была не причиной задержки помощи белым со стороны Антанты, а единственной причиной оказанной помощи вообще. Французский министр иностранных дел Пишон объяснил в парламенте: «Все наши вмешательства в России за последний год... все, что мы сделали против большевиков, было в действительности сделано против Германии» (Journal Officiel. Decembre 1918. P. 3716 (2-e colonne). – Цит. по: Ясское совещание... С. 225). Черчилль также заявил, что с окончанием войны «исчезли все аргументы, которые могли вести к интервенции» (Churchill W.S. The War Crisis: The Aftermath. London, 1929. P. 166. – Цит. по: Ясское совещание.)...
Таким образом, «видеть новую Россию крепкой и здоровой», как надеялась "Русская делегация", члены «цивилизованной семьи народов» не пожелали. Ни одно из белых правительств в годы гражданской войны, даже в период их наибольших военных успехов, не получило дипломатического признания стран Антанты (за исключением признания де-факто правительства Врангеля в Крыму – в силу специальных соображений и обстоятельств, о чем скажем далее).
Следует заметить, что в то время Красная армия была еще плохо организована, и Антанте было бы достаточно прислать около десяти дивизий на Украину и на Кубань – в виде тыловой "армии прикрытия" русским добровольческим частям при их формировании, участия в боевых действиях от Антанты не требовалось, подчеркивали члены Ясской делегации (Ясское совещание. С. 341). Однако даже этого сделано не было.
Вместо реальной помощи Белым армиям Антанта в январе 1919 г. сделала белым предложение, возмутившее их: начать переговоры о мире с большевиками на Принцевых островах (Мeльгунов С. Николай Васильевич Чайковский в годы гражданской войны. Париж, 1929. С. 108–113)... Случаи же "интервенции" стран Антанты на территории бывшей Российской империи после ноября 1918 г. имели целью не свержение власти большевиков, а обезпечение своего влияния во вновь образованных государствах.
Так, англичан интересовала бакинская нефть; к ноябрю 1919 г. они заняли Баку и железную дорогу до порта Батуми. Как вспоминал один из белых деятелей: «С легкой руки англичан грузины заняли определенно враждебную позицию к русским вообще и Добровольческой армии в частности. Русские в Тифлисе подвергались настоящему гонению. Особенно потерпела русская Церковь»; Деникин даже «просил англичан разъяснить, имеем мы дело с союзниками или с врагами?» (Трубецкой Г., кн. Годы смут и надежд 1917–1919. Монреаль, 1981. С. 164–161). Небольшие английские части появились и в другой желанной сфере британских интересов – в Закаспии, контролируя железную дорогу Красноводск–Ашхабад.
В Прибалтике англичане появились в конце 1918 г. после ухода оттуда немцев – для поддержки независимых прибалтийских государств. В августе 1919 г. английский эмиссар по заранее составленному списку назначил правительство при генерале Юдениче, потребовав от всех подписать лист, на котором было «неграмотным русским языком написано... признание эстонской независимости», иначе Антанта прекратила бы помощь, – вспоминал М. Маргулиес (участвовавший в составлении этого "правительства"). (Маргулиес М. Год интервенции. Берлин, 1923. Кн. 2. С. 204–214; Архив русской революции. Берлин, 1921. Т. I. С. 297–308.)
Впрочем, помощи от Антанты все равно не последовало даже в дни многообещающего наступления Юденича. Независимые же эстонцы в ответ на его просьбу о помощи заявили: «было бы непростительной глупостью со стороны эстонского народа, если бы он сделал это». После отхода Юденича от Петрограда "эстонский народ", по требованию Троцкого, разоружил Белую армию и посадил зимой за колючую проволоку. От болезней и эстонских репрессий тогда погибли тысячи белых воинов и членов их семей (Память о белых воинах в Эстонии // Православная Русь. Джорданвиль, 1995. № 16. С 11–12; Маргулиес М. Указ. соч. С. 136–137). За это эстонцы получили от большевиков около 1000 кв. км русских земель по мирному договору от 2 февраля 1920 г., а большевики получили возможность экспорта золота (маскируя его российскую принадлежность) в другие страны через таллинский порт.
Франция в начале 1919 года тоже застолбила свою сферу влияния в Одессе и Севастополе, прислав войска на смену отходившим немцам: две французские дивизии и полторы греческих. Их командование заключило союз о помощи с правительством самостийной Директории в Киеве, не способной контролировать положение; французы заняли Херсон, Николаев и продвинулись на 100 км севернее Одессы, запрещая Добровольческой армии наступление на петлюровцев (Трубецкой Г., кн. Указ. соч. С. 188, 202–205).
Но уже в марте-апреле при первой же угрозе со стороны большевиков, хотя и имея трехкратное превосходство перед ними, французы спешно эвакуировались, забрав у Белой армии русские военные суда и ценности Госбанка. Вопреки обещаниям, французы не передали белым и богатейшие фронтовые запасы царской армии, которые при бегстве были оставлены большевикам...
Донскому атаману Краснову французы предъявили такие условия своей "помощи": возмещение французским предпринимателям всех убытков, понесенных «вследствие отсутствия порядка в стране, в чем бы они ни выражались, в порче машин и приспособлений, в отсутствии рабочей силы, ...обязаны возместить потерявшим трудоспособность, а также семьям убитых вследствие безпорядков и заплатить полностью среднюю доходность предприятий с причислением к ней 5-процентной надбавки за все то время, когда предприятия эти почему-либо не работали, начиная с 1914 года». «От союзников, вопреки установившемуся мнению, мы не получили ни копейки», – писал ген. Краснов о положении на Дону. (Краснов П. Всевеликое войско Донское // Архив русской революции. 1922. Т. V. С. 308–309.)
В этот второй период нередко единственным источником боеприпасов для белых частей было – с бою добывать их у красных (которые пользовались центральными складами царской армии). Если страны Антанты и оказывали какое-то материальное снабжение Белым армиям, то на строго коммерческой основе. Летом 1919 г. Черчилль объяснил своему парламенту, что поставляемое белым снаряжение, будучи избытком для Англии, приносило коммерческую выгоду. К тому же то немногое, что поставлялось, как правило, было трофейным (часто с захваченных русских же складов царской армии), – и за это бралась оплата вывозимым российским сырьем, зерном, золотом, а также российскими средствами в западных банках. В целом союзники и Япония вывезли тогда из России средств намного больше, чем поставили вооружений. Например, около 150 тонн золота было направлено Колчаком в Японию и в США в уплату за заказанное, но так и не полученное снаряжение (Латышев И. Как Япония похитила российское золото. М., 1996; Саттон Э. Уолл-Стрит и большевицкая революция. М., 1998. С. 200), можно вспомнить также немалую часть российского золотого запаса и других ценностей, увезенных чехами с Дальнего Востока (Котомкин А. Указ. соч. С. 14–27, 149–173).
Следует отметить и то, что поставки Колчаку были обещаны лишь при условии признания им всего государственного долга России. При этом львиная доля поставок предназначалась чехам. А когда потребность в войне против Германии отпала – чехи воевать отказались и вместе с союзниками способствовали восстанию "сибирской демократии" (эсеров и большевиков) против Колчака, который был предательски выдан им на расправу французским генералом Жаненом.
В последний период гражданской войны англичане эвакуировали свои немногочисленные контингенты и в апреле 1920 г. даже предъявили Деникину (и его преемнику Врангелю) требование прекратить борьбу с большевиками (ибо «Ленин гарантировал белым амнистию»...) (Даватц В., Львов Н. Русская армия на чужбине. Белград, 1923. С. 5.)
Французы же, как признал позже президент Мильеран, оказали тогда кратковременную поддержку Крыму по одной-единственной причине: чтобы спасти Польшу, где к власти пришли единомышленники. Армия Врангеля, ударив в тыл большевикам, отвлекла часть их сил от польского фронта. Тогда-то (10.8.1920) и последовало признание французами правительства Врангеля де-факто: чтобы он для закупки снаряжения смог воспользоваться дореволюционными русскими средствами, хранившимися за границей, – и чтобы заодно обязался оплатить прежний долг России. Когда же Польша при помощи Врангеля выдержала натиск красных – ни поляки, ни французы помогать белому Крыму даже не подумали. «Да какой же нам смысл помогать вам? Пусть Россия еще погниет (так и сказал!) лет 50 под большевиками, а мы встанем на ноги и окрепнем!..» – таким был ответ Пилсудского на просьбу о помощи (Карташев А. Непримиримость // Возрождение. Париж, 1949. № 6. С. 9. См. также: Мацкевич Ю. Победа провокации. Лондон (Канада), 1983. С. 91–94.) . В октябре 1920 г. в Риге был подписан польско-советский договор, и освободившиеся войска Троцкий бросил против Врангеля... Конец известен.
Отметим также, что французские кредиты администрацией Врангеля воспринимались как «просто ростовщические», а условия поставок снаряжения, по словам П.Б. Струве, были «крайне обременительны». Франция обещала поставить только свои излишки и трофеи – в обмен на столь нужные в самом Крыму хлеб, уголь, шерсть. «В сущности, французская помощь сводилась, в финансовом плане, к тактическому ходу, позволившему бы Франции получить с Врангеля выплату долгов его предшественника и продать ему в рассрочку чужое, ненужное ей имущество» (Кривошеин К. А.В. Кривошеин. Париж, 1973. С 331–332). Из собственно французских поставок успел прибыть лишь один пароход с запасами из «вещей, безполезных для войны, на сумму около 8 миллионов франков, согласно договору, заключенному еще генералом Деникиным, – и это всё» (Даватц В., Львов Н. Указ. соч. С. 10).
«России больше нет», – заявил французский премьер Клемансо. Это избавляло союзников и от "выплаты" русской доли в совместной военной победе: передачи Константинополя и проливов. Конечно, и для этого нужно было не иметь совести.
«Торговать можно и с людоедами»
На главную причину предательства указывают известные слова британского премьера Ллойд Джорджа «Торговать можно и с людоедами» (и чем они слабее, тем выгоднее торговля). В уже цитировавшемся в предшествующей главе документальном исследовании американского профессора Э. Саттона "Уолл-Стрит и большевицкая революция" (Sutton A. Wall Street and the Bolshevik Revolutin. New Rochell, N.Y., 1974) описано, как могущественные круги стран Антанты уже с лета 1917 года оказывали большевикам закулисную поддержку, финансируя даже их революционную пропаганду в Германии и Австро-Венгрии. Эта поддержка определялась не столько правительствами, сколько финансовыми кругами, которые при помощи большевиков стремились захватить российский рынок и сумели оказать соответствующее влияние на свои правительства. Директор Федерального резервного банка Нью-Йорка У.Б. Томпсон изложил этот план в упомянутом меморандуме британскому премьеру Ллойд Джорджу в декабре 1917 г.: «Необходимо создать мощный неофициальный комитет со штаб-квартирой в Петрограде для действий, так сказать, на заднем плане, влияние которого в вопросах политики должно признаваться и приниматься дипломатическими, консульскими и военными официальными лицами союзников» (Sutton A. P. 198).
В Англии эту линию проводил лорд Мильнер (один из лидеров английского масонства, активно причастный к Февральской революции в России, влиятельный политик и директор лондонского "Джойнт Сток Банка"). С этой целью в большевицкую Россию были направлены агенты Брюс Локкарт и Жак Садуль. Это закулисное сотрудничество Антанты с большевиками описано и Локкартом (Lockhart R.B. Memoirs of a British Agent. London, 1932; The Diaries of Sir Robert Bruce Lockhart. London, 1973. Vol. I.), и другими авторами: Троцкий встречался с ним ежедневно и даже снабдил таким документом: «Прошу все организации, Советы и Комиссаров вокзалов оказывать всяческое содействие членам Английской Миссии, госп. Р.Б. Локкарту, У.Л. Хиксу и Д. Герстину. Комиссар по иностранным делам Л. Троцкий» (Берберова Н. Железная женщина. Нью-Йорк, 1982. C. 41).
Локкарт и Садуль слали своим правительствам донесения, что «интервенция союзников в помощь белым против большевиков будет обречена на неудачу и может спасти положение лишь интервенция в помощь большевикам против немцев»; надо «использовать... их новую революционную армию, для этого дав им возможность провести всеобщую мобилизацию, – ...не в старой царской войне, но в новой революционной войне с цитаделью реакции, Германией, и тем спасти молодую революционную республику» (Берберова. С. 44–45). Соответствующие предложения были сделаны большевикам официально и англичанами, и французами, и американским послом Френсисом (Мельгунов С. Трагедия адмирала... Ч. I. С. 10–11, 16–18).
Все это вместе взятое объясняет не только предательское отношение союзников к Белому движению, но и частые просоветские настроения "интервентов". В частности – то «необъяснимое и загадочное противоречие» между заявлениями французских военных в Екатеринодаре и политикой посланного из Парижа в Одессу полковника Фрейденберга, чья деятельность в 1919 г., как говорилось в секретном документе Добровольческой армии, «поразительно совпадала с работой... большевицких агентов». «Русская контрразведка неоднократно доносила, что некоторые представители Французского командования сами находились в оживленных сношениях с местными большевицкими элементами»; а при оставлении Одессы французы даже не препятствовали тому, что «вооруженные рабочие и еврейские организации... расстреливали чинов Добровольческой армии» (Очерк взаимоотношений Вооруженных Сил Юга России и Представителей Французского Командования. Май 1919 года // Трубецкой Г., кн. Указ.соч. С. 204–205, 236, 219). Вспомним и американского банкира Якоба Рубина, который признал, что «помогал образовать советское правительство в Одессе» (Саттон Э. Уолл-Стрит... С. 118–119).
И, разумеется, не "военно-организационный талант" Троцкого остановил в 1919 г. Юденича у Петрограда, а политика Ллойд Джорджа, который еще в 1918 г. «настойчиво пытался убедить» в Лондоне кадетку А.В. Тыркову-Вильямс с мужем, «что следует сговориться с Троцким, который... в настоящее время является единственным государственным человеком в России» (Борман А. А.В. Тыркова-Вильямс по ее письмам и воспоминаниям сына. Лувен-Вашингтон, 1965. С. 159). Без этого обстоятельства было бы трудно объяснить и то, почему англичане перед уходом из Мурманска и Архангельска, «вместо того, чтобы передать запасы и снаряды русским, утопили все в море: после их ухода снабжение велось со дна моря...» (Лампе А., фон. Причины неудачи вооруженного выступления белых // Русский колокол. Берлин, 1928. № 6. С. 46). Американцы оказались практичнее: вместо того чтобы топить амуницию, продали ее (через своего "представителя Красного Креста") большевикам в кредит с оплатой будущими поставками сырья (Sutton A. National Suicide: Military Aid to the Soviet Union. New Rochell, N.Y., 1973. P. 76).
И об англичанах в Крыму представитель ген. Врангеля (не имея доступа к той информации, которую получил Саттон) писал, что они «под флагом "Красного Креста" и оказания помощи... снарядили специфическую разведочную организацию, действия которой могут быть чреваты последствиями: не исключается возможность передачи большевикам сведений военного характера, добываемых этой миссией для сообщения в Лондон. Так, по крайней мере, утверждает агентура, в отношении которой не может быть никаких сомнений» (Росс Н. Врангель в Крыму. Франкфурт-на-Майне, 1982. С. 234). Напомним, что именно тогда англичане требовали от белых капитулировать перед ленинской "амнистией"...
"Американские интервенты" на Дальнем Востоке проявляли еще более откровенную лояльность к большевизму, отражая царившее в США "общественное мнение"; они недоумевали, почему «русская интеллигенция ведет борьбу с такой передовой партией, как большевики». Американское командование установило там «добрососедские отношения» с красными партизанами, что способствовало «их усилению и дезорганизации колчаковского тыла... [Поэтому] Колчак поднимал вопрос об удалении американских войск еще в апреле 1919 г., а [его сотрудник] Сукин, сторонник американцев, сообщает Сазонову, что "отозвание американских войск является единственным средством для сохранения дружественных отношений с Соединенными Штатами"...» (Мельгунов С. Трагедия адмирала... 1931. Ч. III. Т. 1. С. 113–115), – писал Мельгунов.
И если в книге "Уолл-Стрит..." проф. Саттон еще полагал, что американцы оказывали некоторую помощь белым, то, изучив позже секретные инструкции президента США Вильсона командованию американского экспедиционного корпуса, Саттон приходит к такому выводу: «Тщательное изучение доступных архивов показывает, что американская интервенция имела мало общего с антибольшевицкой деятельностью, как это утверждают Советы, Дж. Кеннан и другие писатели... На самом деле Соединенные Штаты захватили Транссибирскую магистраль и удерживали ее [«чтобы не пустить к магистрали японцев»] до тех пор, пока Советы не окрепли настолько, чтобы ее контролировать... Имеются данные Госдепартамента, что большевикам поставлялось оружие и снаряжение... Советы были так благодарны за американскую помощь в революции, что в 1920 г., когда последние американские войска уходили из Владивостока, большевики устроили им дружеские проводы». (Sutton A. How the Orden Creates War and Revolution. Phoenix, Arizona, 1984. P. 41–43, 51; New York Times. 1920. Febr. 15. P. 7.)
Как уже сказано, чехи в 1919 г., в ответ на готовность некоторых частей возвращаться домой, двигаясь совместно с Колчаком на запад, с боями против большевиков – получили от своего политического руководства (Т. Масарика), подчиненного Антанте, строжайший запрет на это; приказ был: возвращаться вокруг всего глобуса через Владивосток. На фоне этого приказа понятнее выглядит и то, что чешское командование забрало все паровозы для вывоза на восток награбленного русского имущества, обрекая белые войска и массы беженцев на гибель; и то, что чехи и французский генерал Жанен вступили в союз с эсерами и большевиками, вплоть до выдачи им адмирала Колчака – очевидцы событий уже тогда приходили к выводу о «сознательности и продуманности» этих действий (Котомкин А. Указ. соч. С. 66–68, 95–97). (Тогда же в руки красных перешел и остававшийся у Колчака золотой запас империи.)
Прилагались соответствующие усилия и на Западе. В то самое время, как несколько тысяч американских "интервентов" находилось на Севере и в Сибири, финансисты Уолл-Стрита открыли в начале 1919 г. в Нью-Йорке "Советское бюро", которое организовало кампанию против Колчака, и помогли основать американскую компартию. А ведь это было время наибольших шансов на победу белых!
Причем, из кого состояли круги, помогавшие большевикам с Запада, было видно невооруженным глазом. Даже такой либеральный деятель, как кн. Г.Н. Трубецкой, высказал Деникину «убеждение, что в Одессе, так же, как и в Париже, дает себя чувствовать настойчивая работа масонов и евреев, которые всячески хотят помешать вмешательству союзников в наши дела и помощи для воссоздания единой и сильной России. То, что прежде казалось мне грубым вымыслом либо фантазией черносотенников, приписывавших всю нашу смуту работе "жидомасонов", – с некоторых пор начало представляться мне имеющим несомненно действительную почву» (Трубецкой Г., кн. Указ. соч. С. 169–170, 204–205). Нетрудно догадаться также, какие «эмигранты из царской России» поощряли пробольшевицкие симпатии в американских частях на Дальнем Востоке (Мельгунов С. Трагедия адмирала... Ч. III. Т. 1. С. 113–114). Понятно и то, почему во влиятельной западной прессе Белые армии часто выдавались за "антисемитские"...
Для облегчения экономических сделок было желательно дипломатическое признание Советской России. С этой целью банкиры усилили нажим на свои правительства, утверждая, что 90% русского народа поддерживают большевиков, «а остальные десять процентов – бывшие собственники и представители правившего класса... Конечно, они недовольны» (Sutton A. Wall Street... P. 157). Один из инициаторов этой политики, упомянутый банкир ФРС У.Б. Томпсон, выпустил соответствующую книжку "Правда о России и большевиках".
Таким образом, чтобы правильно оценить удивительную наглость и живучесть большевиков, их способность выходить из самых отчаянных положений, перебрасывая с места на место интернациональные карательные войска для подавления множества восстаний, – надо учесть это обстоятельство: они знали, что Антанта против них бороться не будет. Такой пропагандой ("Антанта вам не поможет!") большевики разлагали и белый фронт (Краснов П. Указ. соч. С. 298–301). Это было сильнейшим психологическим допингом для всех большевицких мероприятий по удержанию власти.
Это позже подтвердил и Ллойд Джордж: «Мы сделали все возможное, чтобы поддерживать дружеские дипломатические отношения с большевиками, и мы признали, что они де-факто являются правителями территории крепкой великой России... Мы не собирались свергнуть большевицкое правительство в Москве. Но мы стремились не дать ему возможности, пока еще продолжалась война с Германией, сокрушить те антибольшевицкие образования и те движения за пределами Москвы, вдохновители которых были готовы бороться заодно с нами против неприятеля [Германии]». Президент США Вильсон «считал, что всякая попытка интервенции в России без согласия советского правительства превратится в движение для свержения советского правительства ради реставрации царизма. Никто из нас не имел ни малейшего желания реставрировать в России царизм, но мы считали важным восстановить антигерманский фронт в России...» (Ллойд Джордж Д. Военные мемуары. М., 1938. Т. 6. С. 78, 91, 92.)
Только на этом фоне становятся понятны переговоры правительств Антанты с нелегитимной властью большевиков на целой серии международных конференций 1921–1922 гг. – в Каннах, Генуе, Гааге, Лозанне, – которые вскоре привели к дипломатическому признанию коммунистического режима главными европейскими странами.
Последовавший в России "нэп" с раздачей богатейших концессий "сильным мiра сего" тоже можно лучше понять с учетом вышесказанного. Разрушенная огромная страна остро нуждалась в товарах, медикаментах, техническом оборудовании. Поскольку восстановить загубленное революцией производство большевики не умели, они, стремясь спасти свою власть и поэтому, особо не торгуясь, решили купить все необходимое за границей. Взамен предложили золото, произведения искусства, музейные коллекции, вплоть до коронных драгоценностей Российской империи. Именно в 1921 г., с началом нэпа, золото хлынуло в США небывалым потоком. "Нью-Йорк Таймс" выносит на первую полосу заголовок "Золотой потоп в Пробирной палате" и сообщает: «Сейфы правительственной Пробирной палаты оказались до отказа набиты золотом в брусках, полосах и монетах, в результате чего она была вынуждена приостановить прием и спасовать перед тем количеством, которое банкиры собирались вывалить перед ней для переплавки и сертификации...». (New York Times. 1921. April 24. P. 18; April 2. P. 1.)
Вот что значили ключевые слова банкира У.Б. Томпсона в меморандуме Ллойд Джорджу о необходимости поддержки большевиков – для заполучения России как «величайшего военного трофея, который когда-либо знал мiр».
Февралисты, потерявшие власть и надеявшиеся ее восстановить с помощью своих прежних западных покровителей, были далеки от понимания как их истинных целей, так и причин российской катастрофы и Мiровой войны: сокрушить российскую православную монархию как стремительно крепнущего геополитического соперника и не допустить ее восстановления, превратив Россию в колонию Запада. Этот "демократический" фактор (заключавшийся в отрицании православной монархии) виден и в Ясском совещании как у представителей Антанты, так и у многих русских делегатов-февралистов. Что было логично: стоило ли затевать в России Февральскую революцию (подготовленную февралистами совместно с эмиссарами Антанты), чтобы теперь допустить восстановление "реакционного самодержавия"?.. Участник совещания социалист К.Р. Кровопусков: «Россия может быть возрождена и объединена лишь на демократической основе... восстановление монархии представлялось бы с этой точки зрения вредным» (Ясское совещание... С. 321). Большинство сочло неприемлемым на роль "вождя" даже бывшего Главнокомандующего армии Великого Князя Николая Николаевича (из-за "царской крови", хотя он поддержал Февральскую революцию); утвердили Деникина, в армии которого русский гимн "Боже, Царя храни!" был заменен на Преображенский марш... И.А. Ильин оценил "Очерки русской смуты" Деникина так: «деникинщина есть керенщина внутри белого движения» (Ильин И. Письмо П.Н. Врангелю. 1927. 22 февр. //Архив Гуверовского института войны, революции и мiра (АГИВ), Стэнфорд, США. Коллекция П.Н. Врангеля. Кор. 150. Д. 41. Л. 193).
Самого правого из членов парижского "Русского политического совещания" (представительства Белых армий), царского министра Сазонова, которого поддерживал Колчак, февралисты просто затравили (Мельгунов С. Николай Васильевич... С. 120, 133–135), хотя и он был вынужден порою слать, например, такие телеграммы Главнокомандующему:
«Секретная телеграмма Министра Иностранных Дел на имя Адмирала Колчака от 10 мая 1919 г. № 985.
Лично. В виду все растущего политического значения еврейских международных кругов и обнаруживаемых ими опасений еврейских погромов в связи с дальнейшими успехами Ваших войск, считали бы крайне желательным, чтобы Вами было сделано еще теперь какое-нибудь успокоительное заявление в этом отношении. Таковое заявление могло бы носить форму телеграммы на мое имя, конечно без ссылки на мою, в которой сообщили бы мне Ваше твердое решение энергично подавлять всякие антиеврейские движения, где бы они ни проявлялись. Подобная телеграмма могла бы частным образом быть использована мною с большой выгодой и привлекла бы Российскому Правительству симпатии здешних и Английских политических и банковских кругов. Сазонов». (ГАРФ. Ф. 200. Оп. 1. Д. 334. Л. 81.)
Это справедливо раздражало военных, даже Деникина, которому по сути предписывалось в выборном "демократическом представительстве" дать право голоса и социалистам, и казачьим самостийникам; в то время как он и Колчак считали, что в тогдашнем хаосе была возможна лишь национальная диктатура. По признанию белого поверенного в делах в Лондоне К.Д. Набокова, «большинство русского офицерства ненавидит Антанту» (ГАРФ. Ф. 200. Оп. 1. Д. 319. Л. 124) из-за ее поощрения антирусских сепаратистов. Даже в Северном правительстве, которое стояло «на первом месте по демократизму», приведенная телеграмма "Политического совещания" вызвала «немало недоумения» (Мельгунов С. Николай Васильевич Чайковский в годы гражданской войны. Париж, 1929. С. 200, 181, 209). Тем не менее и Деникин, и Колчак, и Миллер были вынуждены выдавливать из себя "демократические обещания"... А их неисполнимость в военное время лишь укрепляла им на Западе славу "диктаторов"...
Неудивительны поэтому слова Деникина о "Политическом совещании": Русская армия «не имеет в Париже никакого представительства, ни в смысле защиты наших интересов, ни в осведомлении Запада о деятельности и боевых успехах армии Юга, ни даже простого опровержения тех вздорных слухов и небылиц, которые распространялись нашими недругами»; еще резче была оценка Врангеля: члены "Совещания" стремились «вредить в иностранных кругах тому делу, которое с таким трудом приходилось вести» (Там же С. 137–138, 228).
Прозрение белых вождей
Поскольку подавляющее большинство белых воинов были монархистами, неудивительно, что Белое движение неуклонно правело и каждый его последующий вождь после Деникина (Колчак, Врангель) опирался на все более правых политиков.
Особенно это было очевидно на последнем этапе Белого движения в Сибири и на Дальнем Востоке. В ноябре 1918 года в Омске монархически настроенные офицеры совершили переворот против правительства эсеровской Директории (это была на тот момент главная антибольшевицкая сила в Западной Сибири), был сформирован Совет Министров Сибирского Правительства, который предложил А.В. Колчаку титул "Верховного Правителя России". Адмирал Колчак назначается Верховным главнокомандующим всех Белых армий.
Адмирала Колчака как Верховного Правителя поддержало большинство духовенства Сибири и Урала, в их числе были архиепископы Сильвестр Омский, Андрей Уфимский, Мефодий Оренбургский (в эмиграции – Харбинский) и Нестор Камчатский. По инициативе сибирских епископов в Уфе было создано Временное Высшее Церковное Управление, которое возглавил архиепископ Омский Сильвестр. В апреле 1919 г. Омский Собор Духовенства Сибири, основываясь на дореволюционных законах, единогласно постановил поминать на ектеньях как своего главу благоверного Верховного Правителя Александра во время официальных церковных богослужений.
Колчак фактически объявил крестовый поход против богоборцев. У него собралось более 3,5 тысяч православных священнослужителей, в том числе 1,5 тысячи военного духовенства (в их числе будущий епископ РПЦЗ Иона Ханькоусский, прославившийся чудотворениями и причисленный к лику святых). По инициативе Колчака были даже сформированы отдельные боевые части, состоящие только из церковнослужителей и верующих (включая старообрядцев). Это Православная дружина "Святого Креста", "333-й имени Марии Магдалины полк", "Святая Бригада", три полка "Иисуса Христа", "Богородицы" и "Николая Чудотворца".
Неудивительно, что Патриарх Тихон послал Колчаку свое благословение. В начале января 1919 г. (перейдя линию фронта) к адмиралу Колчаку приехал священник, посланный Патриархом. Личный адъютант Верховного Правителя России А.В.Колчака – ротмистр В.В. Князев в книге "Жизнь за всех и смерть за всех" (Джорданвилль, 1971) описал, как священник привез адмиралу личное письмо Патриарха с благословением и фотографию образа Св. Николая Чудотворца с Никольских ворот Московского Кремля, которые были зашиты в подкладке крестьянской свитки.
Другой выдающийся вождь Белого движения ‒ генерал М.К. Дитерихс поддержал переворот против Директории и занял у Колчака должность начальника штаба, затем Главнокомандующего Западного фронта. В январе 1919 г. он был назначен руководителем комиссии по расследованию убийства Царской семьи, поручив работу Н.А. Соколову и придав наконец-то следствию целенаправленный характер. Дитерихс пришел к выводу о ритуальном убийстве Помазанника Божия жидами и результаты обобщил в книге "Убийство Царской семьи и членов Дома Романовых на Урале" – она была срочно написана и издана во Владивостоке в 1922 году.
Участие в расследовании ритуального цареубийства побудило Дитерихса к более духовному осознанию революции и гражданской войны. Он всё больше осознавал, что одними военными усилиями большевиков победить не удастся. Он ощутил происходящее как кульминационную борьбу удерживающих христианских сил, оплотом которых была монархия, и атакующих сил антихристианских; и в этой борьбе только восстановление православной монархии могло остановить разрушение России и мiра. Уже с лета 1919 г. Дитерихс вынашивает планы созыва с этой целью Земского Собора. Важное значение для него имело и то, что Патриарх Тихон благословил Верховного Правителя России адмирала Колчака на борьбу с богоборцами-большевиками. С целью поднятия православного духа армии именно Дитерихс стал инициатором создания жертвенных добровольческих белых отрядов (дружин) Святого Креста и Зеленого знамени; воины приносили клятву на Евангелии и нашивали на грудь белые кресты.
С лета 1919 г. Дитерихс стал командующим Сибирской армией, Главнокомандующим восточным фронтом, затем также военным министром. После поражения белых в 1920 году Дитерихс уехал в Харбин, где ему для пропитания семьи пришлось работать в обувной мастерской. Но после краха разношерстного коалиционного правительства во Владивостоке 1 июня 1922 г. он был призван туда и вступил в командование белыми силами Приморья с целью создания хотя бы осколка русской государственности на Дальнем востоке для продолжения Белой борьбы. 8 июня стал Председателем правительства до созыва Приамурского Земского Собора, мечту о котором стал осуществлять. Состоявшийся в июле 1922 года Собор провозгласил православно-монархическую идеологию борьбы за Святую Русь, в Приморье были восстановлены Основные законы Российской империи; правда, было уже поздно... (Филимонов Б. Конец Белого Приморья. Роквилл (США), 1971.)
Итак, следуя инерции Мiровой войны, белые вожди поначалу видели опасность единству страны только со стороны Германии, стремившейся оторвать от России Малороссию и Прибалтику, хотя уже тезисы президента США Вильсона о послевоенном "самоопределении наций" выдавали те же цели Антанты (ибо принцип "самоопределения" был применен только к побежденным монархиям и прежде всего к России, расчленение которых узаконила Версальская конференция 1919 г.).
Примеры расчленительской антирусской политики Антанты приведены выше в Прибалтике, на Украине, в Закавказье. Есть и официальный документ высшего уровня: в мае 1919 г. в ноте Клемансо, подписанной также Вильсоном и Ллойд Джорджем, выдвигалось требование к Верховному Правителю России Колчаку признать фактическую самостоятельность всех новообразованных государств (Мельгунов С. Трагедия адмирала... Ч. III. Т. 1. С. 322–323). Эти "независимые государства" подобострастно заискивали перед Антантой, отказываясь помочь Белому движению. Потом, когда коммунизм в виде исторического возмездия пришел и на их землю, все они – чехи, поляки, кавказцы, эстонцы и даже наследники знаменитых латышских стрелков – винили в этом только русских...
Даже многие из февралистов начали осознавать происшедшее. Глава Архангельского правительства и влиятельный член "Политического совещания" масон Н.В. Чайковский писал уже в 1920 г.: «Итак, правительства великих держав признали заведомых преступников и предателей союзных интересов в мiровой войне за правомочную власть и не только вступали с нею в переговоры, но и были готовы заключать с нею формальные и заведомо дутые международные договоры. Мало того, они не только сами делали это, но побуждали (если только не принуждали) к тому же целый ряд слабых, вновь возникших за счет России при их же содействии, государственных образований... В этом – весь ужас современного мiрового скандала! Рано или поздно, все повинные в этом моральном маразме, конечно, будут призваны к ответу...». В другой статье даже до такого верного ощущения дошел Чайковский: «Есть что-то странное, что-то безсознательное и суеверное в этом страхе перед грядущей в России реакцией. "Колчак и Деникин – царисты, а их окружают известные реакционеры и черносотенцы!"...» (выделено в оригинале) (Мельгунов С. Николай Васильевич... С. 166–167, 172). Керенский тоже "прозрел": «англичане рассматривают Россию как свою добычу и губят ее» (Маргулиес М. Указ. соч. С. 75).
Но осознание это слишком запоздало...
Был ли возможен русско-немецкий союз?
И по мере выявлявшегося лукавства союзников, непредоставления ими обещанной помощи даже после окончания военных действий в Европе и накапливавшихся фактов закулисных договоренностей политиков Антанты с большевиками ‒ в Белых армиях появились прогерманские настроения. И даже не потому, что в числе вождей Белого движения было много русских патриотов немецкого происхождения: граф А.Ф. Келлер, Е.К. Миллер, барон П.Н. Врангель, В.О. Каппель, Р.Ф. Унгерн фон Штернберг, М.К. Дитерихс. Они считали себя русскими. Причина прогерманских настроений была скорее историческо-идеологической, чем военно-политической.
Россию тогда могло (теоретически) спасти одно: если бы в 1918 г. чудом прозрели и белые генералы, и немцы, заключив между собою консервативный антибольшевицкий союз. В начале гражданской войны на такой союз с Германией, ввиду родственных государственно-монархических начал, надеялись не только самые правые монархические круги, но и московская конституционно-монархическая организация "Правый центр" (лидеры П.Н. Новгородцев и А.В. Кривошеин); на определенных условиях к этому сначала склонялись многие правые кадеты, даже П.Б. Струве и находившийся в Киеве П.Н. Милюков (позже несогласные и отколовшиеся от "Правого центра" кадеты образовали "Национальный центр" с ориентацией на Антанту). (Трубецкой Г., кн. Указ. соч. С. 73–92, 114–130.)
Савич (депутат Государственной думы, участник Ясского совещания, затем сотрудник правительств Деникина и Врангеля) свидетельствовал о высказываниях многих кадетов (в том числе того же Милюкова), что «только немцы могут оказать нам реальную помощь, если мы сумеем доказать, что восстановленная с их помощью Россия будет им глубоко благодарна, явится их постоянным союзником и другом. Последняя точка зрения, видимо, разделялась большинством присутствующих» на совещании, описанном Савичем. Самому ему, однако, «казалось невероятным, чтобы немцы решились изгнать во время продолжающейся еще борьбы на Западе своих подневольных союзников и послушных вассалов-большевиков» (Савич Н. Указ. соч. С. 108–109).
Еще до поражения Германии полковнику М.Г. Дроздовскому во время марша с румынского фронта на Дон, преодолевая психологию продолжающейся войны, удалось наладить с немцами джентльменское сотрудничество. На Германию уже в 1918 году ориентировались Донской атаман генерал П.Н. Краснов и связанные с ним монархические армии, параллельные проантантовской Добровольческой: Астраханская армия полковника кн. Д.Д. Тундутова и генерала А.А. Павлова; Южная армия генерала Н.И. Иванова, созданная организацией "Наша Родина" в Киеве под руководством М.Е. Акацатова и герцога Г.Н. Лейхтенбергского; Северная армия генерала Ф.А. Келлера (Псков, Витебск), который получил на это благословение от Патриарха Тихона (который тогда же отказал в таком благословении Деникину).
При удаче создания такого южного антибольшевицкого фронта под монархическими знаменами при условии поддержки монархической Германии к нему присоединилась бы и армия генерала Н.Н. Юденича на северо-западе. Были надежды, что при успехе этих планов и Добровольческая армия Деникина под влиянием преобладавшего в ней монархического офицерства войдет в этот общий фронт.
Ведь, как уже сказано, поддержка Германией большевиков была главной причиной оправдания Деникиным своей верности Антанте ‒ поскольку немцы вели эгоистичную политику разрушения России и даже выдали большевикам в Москве офицеров из германофильского "Правого центра"; он признавал, что после первых предательств Антанты – «весною 1919 г., после Одессы и Крыма – на юге, и осенью, после снятия с фронта чехословаков на Востоке, – пронеслась волна германофильства, но это была лишь реакция на политику союзников, а не реальные надежды на Германию – поверженную, безсильную и помогать, и вредить» (Деникин А. Мiровые события и русский вопрос. Париж, 1939. С. 80–84)...
Офицеры-"германофилы" считали, в частности, что причиной неуспеха белых в 1918 г. было решение генерала Деникина идти не на Царицын, как настаивали генералы Краснов и Алексеев (чтобы затем соединиться с восточным антибольшевицким фронтом), а на Кубань – чтобы предотвратить проникновение туда немецких войск. Деникин не мог преодолеть инерцию внешней войны с Германией: «немец считался обязательным врагом, а бывшие союзники – непременно друзьями, обязанными думать о благе России» (Пятницкий Н. Проблема Царицына // Сигнал. Париж, 1939. № 57. 15 июня. С. 2–3)...
Деникин верил обещаниям союзников по Антанте и сохранял им верность настолько, что действовал себе во вред: «..."Мы, русские, мира с немцами не заключили", – любил говорить генерал Деникин. И когда в 1918 г. немцы предлагали свою помощь Добровольческой армии, он категорически отвергал ее (однако получал немецкие боеприпасы через посредника, ген. Краснова. – М.Н.). И когда в июле 1918 г. немецкая кавалерия, стремясь на Кубань, занятую Добровольческой армией, стала переходить реку Ею через Кущевский железнодорожный мост, последний по приказу ген. Деникина был взорван, несмотря на то, что Белая армия прервала свою связь с Севером…», – вспоминал соратник Деникина полковник П.В. Колтышев (Колтышев П. На страже русской чести (Париж, 1940–1941 гг.) // Русское прошлое. СПб., 1992. № 3. С. 176)...
И на немецкой стороне не было единодушия: военные стояли за антикоммунистическое сотрудничество с русскими правыми, политики близоруко-эгоистично предпочли оккупацию России (Брестский мир) в союзе с большевиками.
При этом и большевики рассматривали немецких оккупантов как своих союзников в т.н. "гражданской войне" для коммунистической оккупации России. Так, 2 августа 1918 г. нарком иностранных дел Г. Чичерин нанес визит К. Хельфериху, германскому дипломатическому представителю в Москве, и обратился с просьбой дать отпор англичанам в Мурманске вместе с Красной армией. В конце августа было проведено совместное совещание германских и советских военачальников для разработки совместного наступления на англичан, которые к тому времени высадились и в Архангельске. Его не успели подготовить, но в октябре Германия передала Красной армии винтовки и патроны.
Как писал позже в своих воспоминаниях Макс Гофман, командующий германскими войсками на Восточном фронте, с декабря 1917 г. по февраль 1918 г. он был фактически главой германской делегации во время мирных переговоров с большевиками в Брест-Литовске:
«Русский колосс в течении 100 лет в политическом, отношении оказывал такое давление на Германию, что нельзя было не испытывать известного чувства облегчения при мысли о том, что русское могущество на целый ряд лет уничтожено революцией и большевистским хозяйничаньем. Но чем больше до меня доходили сведения о неистовствах большевиков, тем больше я склонялся к тому, чтобы пересмотреть мое отношение к этому вопросу. По-моему, порядочный человек не мог спокойно и безучастно наблюдать, как избивают целый парод. Поэтому я завязал сношения с различными представителями старого русского правительства. К тому же настоящего мира на восточном фронте не было: мы, хотя и со слабыми силами, но все-таки сохраняли фронт против большевистских банд; со дня на день мы ждали перестрелки...
Поэтому с весны 1918 года я стал на ту точку зрения, что правильнее было бы выяснить положение дел на востоке, т. е. отказаться от мира, пойти походом на Москву, создать какое-нибудь новое правительство, предложить ему лучшие условия мира, нежели в Брест-Литовске, ‒например, вернуть ему в первую голову Польшу, ‒ и заключить с этим новым русским правительством союз. Подкреплений для этого похода восточному фронту не понадобилось бы.
Майор Шуберт, наш новый военный атташе в Москве, первым высказавшийся за решительное выступление против большевиков, полагал, что двух батальонов было бы вполне достаточно для водворения порядка в Москве и установления нового правительства. Хотя я и считал его точку зрения слишком оптимистической, но все-таки я думал, что нам вполне бы хватило для проведения этого начинания тех немногих дивизий, которыми мы еще располагали. В то время у Ленина и Троцкого еще не было Красной армии. Они были заняты разоружением остатков старой армии... Их власть опиралась всего лишь на несколько латышских батальонов и вооруженных китайских кули, которых они употребляли, да и теперь еще употребляют, главным образом, в качестве палачей.
Таким образом, по-моему, было бы легко смести большевистское правительство, если бы мы, например, продвинулись на линию Смоленск ‒ Петербург и, заняв ее, образовали бы новое русское правительство. Последнее пустило бы, просто-напросто, ложный слух, что цесаревич жив, назначило бы регента, ‒ при этом я имел в виду великого князя Павла, с которым командующий восточным фронтом завязал сношения через его зятя, полковника Дурново, ‒ и мы перевезли бы это временное правительство в Москву. Таким образом Россия была бы избавлена, по крайней мере, от невыразимых страданий, и была бы предотвращена смерть миллионов людей. Какое впечатление произвели бы эти события в Германии и на Западе, это нетрудно себе представить. Несомненно, что значение этого начинания было бы огромно, если бы только мы решились на это раньше, чем Людендорф начал свое первое наступление в марте 1918 г.
Генерал Людендорф, несомненно, не принял в соображение этих возможностей, т. е. воссоздания нормального порядка на востоке, заключения союза с каким-нибудь новым русским правительством и занятия выжидательного положения на западном фронте...»
(Макс Гофман. "Война упущенных возможностей", М. ; Л. : Гос. изд-во, 1925, с. 194‒196.)
К сожалению, возобладала эгоистично-близорукая германская поддержка большевиков как своих ставленников, более выгодных. К тому же Германия как побежденная страна вышла из войны еще до основных наступлений Белых армий и до окончательно выявившегося предательства Антанты.
Причем западные "союзники" Белого движения постоянно ощущали эту "германофильскую опасность": даже в 1920 г. воззвания генерала Врангеля с частым упоминанием веры в Бога и поруганных национальных святынь возбудили на Западе страхи, что он "реакционер" и "германофил". Французские эмиссары в Крыму «выражали большое недоверие ко всем лицам, прибывавшим из Германии, "независимо от того, с какой целью и с какими рекомендациями"» (Rimscha Н. Der russische Bürgerkrieg und die russische Emigration 1917–1921. Jena, 1924. S. 38, 41). (Из Германии тогда такой контакт действительно намеревался установить М.Е. фон Шейбнер-Рихтер.)
В Германии в те годы происходили процессы, во многом подобные событиям в России...
Ноябрьская революция в Германии
После поражения Германии в ноябре 1918 года в Германской империи произошла Ноябрьская революция, по настоянию победителей отменившая монархию и установившая парламентскую демократию, известную затем под названием Веймарская республика.
Кайзер Вильгельм II находился в то время в штабе императорской армии в Спа (Бельгия). Он был намерен подавить беспорядки войсками, но переход на сторону революции большей части армии и флота глубоко потряс его. 9 ноября канцлер Макс Баденский, не предупредив кайзера и не получив его согласия, объявил об отречении Вильгельма II от престола. Спустя несколько часов сам Макс Баденский был вынужден уйти в отставку, осознав, что реальный контроль над ситуацией с поощрения победителей отдан вождю Социал-демократической партии Германии Фридриху Эберту. В этих условиях даже такой убеждённый монархист как Гинденбург, был вынужден советовать императору отказаться от короны.
На следующий день, 10 ноября Вильгельм выехал в Голландию, где 28 ноября подписал официальный акт об отречении и освободил своих офицеров от обязанности исполнять данную ему когда-то присягу. Небольшой замок в Дорне стал последним прибежищем кайзера на 20 лет. Правительство Веймарской республики милостиво позволило ему вывезти в Голландию 23 вагона мебели, а также 27 различных контейнеров с вещами, в том числе автомобиль и лодку из Нового дворца в Потсдаме.
Согласно тексту Версальского мирного договора в начале 1919 года, статья 227 прямо предусматривала выдачу Вильгельма II международному трибуналу как главного военного преступника для его осуждения за развязывание войны. Британский король Георг V писал, что считает своего двоюродного брата «величайшим преступником в истории», премьер-министр Ллойд Джордж призывал «повесить кайзера». Но королева Нидерландов Вильгельмина отказалась выполнить требования союзников о выдаче бывшего немецкого кайзера. Президент США Вильсон также не счел это нужным.
Таким образом, участь германского монарха оказалась не столь мученической, как у его августейшего родственника в России. Видимо, потому, что кайзер не был для антихристианской мiровой закулисы столь символической фигурой, как православный Русский Царь ‒ Глава вселенского удерживающего Третьего Рима, который поэтому был демонизирован еще и как оплот мiрового "антисемитизма".
При Вильгельме II евреи в его империи имели равные права, никаких ограничений для них не было, они были широко представлены в высшем слое общества, особенно в финансовом мiре и в печати. Но поскольку роль евреев в развязывании войны и в ее результатах стала для многих очевидна, Вильгельм II высказался об этом следующими словами: «Самый низкий, самый подлый позор, который только можно совершить над народом, немцы сами совершили над собой. Немцев "натравило и совратило проклятое племя Иуды, которое пользовалось их гостеприимством! Такова была их благодарность! Ни один немец никогда им этого не простит и не успокоится до тех пор, пока эти паразиты не будут истреблены и стерты с лица немецкой земли! Это ядовитый грибок, разъедающий немецкий дуб!». Вильгельм II собственноручно написал это 2 декабря 1919 года. (Мне не удалось найти оригиальный немецкий текст, но в русском переводе он цитируется в публикациях многих известных авторов, специализирующихся на обличении германского нацизма: Дж. К. Г. Рёль, Макдоно Джайлз, Анатолий Шапиро, Антон Шиндлинг, Вальтер Циглер и другие. К нарастанию ненависти к евреям в Веймарской Германии, в сравнении с кайзеровской, мы вернемся позже в соответствующей главе.)
После крушения монархии в Германии возникли и своя советская власть – Баварская советская республика (продержавшаяся недолго) и свое антиреволюционное движение.
Фрайкор
После развала кайзеровской армии из её обломков часть патриотически настроенных военных образовала многочисленные добровольческие формирования – фрайкоры (Freikorps). В подражание отрядам ландскнехтов германского Средневековья большинство фрайкоров носили имена своих организаторов. Многие солдаты, которые после возвращения с фронта не находили себе места в гражданской жизни, охотно вступали в такие формирования в условиях жесточайшего экономического кризиса, охватившего Германию. 27 ноября 1918 года верховное командование сухопутных войск отдало приказ о формировании подразделений из тех военнослужащих, лояльность которых не вызывала сомнений.
Финансовую поддержку фрайкоров и других формирований размером в 500 миллионов марок обеспечил «Антибольшевистский фонд» германской промышленности, аффилированный с Антибольшевицкой лигой Эдуарда Штадтлера (ранее школьный учитель и активист католической партии Центр, вернувшийся из русского плена после окончания Первой мировой войны).
В начале 1919 года отряды фрайкора под руководством министра обороны Густава Носке подавили выступления немецких коммунистов и левых социал-демократов, намеревавшихся провозгласить советскую власть. Фрайкором Вальдемара Пабста, созданным на основе Гвардейской кавалерийской стрелковой дивизии, были убиты марксистские активисты Карл Либкнехт и Роза Люксембург.
Отряды фрайкора также участвовали в разгроме Баварской Советской республики и в подавлении трёх восстаний поляков в Силезии в 1919‒1921 годах. Там в результате референдума 20 марта 1921 года почти 60% населения проголосовали за то, чтобы Силезия осталась территорией Германии. Польские вооружённые формирования при содействии французских оккупационных войск 3 мая начали вооружённое восстание, чтобы добиться включения Силезии в состав Польши. 23 мая 1921 года немецким фрайкорам самообороны Верхней Силезии удалось штурмом овладеть Аннабергом, главным укреплением восставших поляков, что стабилизировало обстановку. Тем не менее Верховный совет Антанты 20 октября 1921 года решил передать восточную часть верхнесилезского промышленного края Польше.
Балтийский фрайкор, состоявший из местных остзейских немцев и добровольцев из Германии, сражался в 1918—1919 годах за создание немецкого государства на территории Прибалтики под названием Балтийское герцогство.
После роспуска фрайкора многие бывшие добровольцы стали активными членами Национал-социалистической партии Германии и других националистических организаций. Многие из военных руководителей нацистской Германии были выходцами из фрайкора.
Агитационный плакат 1918 года вербовочного пункта фрайкора в Шарлоттенбурге. Надпись гласит: «Защитите Вашу Родину! Вступайте во фрайкор Гюльзена!»
Баварская советская республика
Сведения из Википедии.
7 ноября 1918 года в Мюнхене начались массовые демонстрации против монархии Виттельсбахов, которые возглавил член Независимой социал-демократической партии Германии (НСДПГ) Курт Эйснер совместно с лидером революционного крыла Баварского крестьянского союза Людвигом Гандорфером. В ночь на 8 ноября на заседании Мюнхенского совета рабочих и солдатских депутатов Эйснер объявил короля Людвига III низложенным и объявил установление социалистической республики — Народного государства Бавария. 8 ноября 1918 года Советом было сформировано временное правительство, в котором Эйснер стал премьер-министром и министром иностранных дел.
На выборах в ландтаг, прошедших 12 января 1919 года, относительное большинство получила католическая Баварская народная партия. НСДПГ получила лишь 2,53% голосов и 3 места, что означало отставку социалистического правительства. Когда 21 февраля 1919 года Эйснер направлялся в ландтаг Баварии, чтобы официально сложить полномочия, он был застрелен монархистом графом Антоном фон Арко-Валли. Правые круги, к которым принадлежал граф, ненавидели Эйснера не только потому, что тот несколько недель занимал свой пост вопреки воле большинства избирателей, был евреем из Берлина и пацифистом. Основной виной Эйснера они считали публикацию в выдержках баварских документов о развязывании мировой войны, в которых руководство Германии представало в невыгодном свете, причём Эйснер опустил важные места текстов, что вызвало подозрение в манипуляции и у людей с умеренными политическими взглядами.
Покушение на Эйснера сразу же повлекло за собой реакцию: коммунист и член совета рабочих депутатов в отместку за убийство выстрелил в ландтаге в Эрхарда Ауэра, председателя баварского отделения СДПГ, тяжело ранив его, а также нанес смертельное ранение одному из секретарей военного министерства, попытавшемуся его остановить. В перестрелке погиб также депутат от Баварской народной партии.
Последовавшие волнения привели к установлению Баварской советской республики, провозглашённой советом рабочих и солдатских депутатов 6 апреля 1919 года в Мюнхене. Просуществовала до 3 мая 1919 года. Ее флагом было красное знамя Интернационала, гербом ‒ пятиконечная красная звезда.
Правительство БСР ввело рабочий контроль на предприятиях, провело национализацию банков, сформировало Красную армию и Чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией. Была начата подготовка к созыву Всебаварского Съезда Советов. Массовая экспроприация и другие действия марксистской диктатуры, которые проводились по советам и под частичным руководством Ленина, привела к очень быстрому ухудшению и без того плачевного состояния в регионе.
Сторонники республики проводили курсы для рабочих, рассказывали об основах марксизма-ленинизма, в то время как их противники рассказывали о миллионах русских евреев, приехавших из России, об аэропланах, которые перевозили из Москвы через Будапешт миллионы рублей и марок для поддержки Красной армии. «Против этого типа мечтательных, фанатичных, христоподобных еврейских революционеров может помочь лишь расстрел на месте», — писал обычно политкорректный и нейтральный Томас Манн.
Томас Манн имел в виду то, что с 6 апреля по 12 апреля 1919 года первое правительство Баварской советской республики возглавлял социалист 25-летний Эрнст Толлер. Среди других лидеров — анархисты Эрих Мюзам, Густав Ландауэр». С 13 апреля по 3 мая 1919 года правительство (Исполнительный Совет) возглавлял Евгений Левине и еще два других иммигранта из Российской империи. Все они были евреями, что, мягко говоря, тоже мотивировало немецких патриотов к выступлению против сего коммунистического антипатриотичного "грибка на немецком дубе".
29 апреля германские войска и части Фрайкора перешли в контрнаступление. 1 мая 1919 правительственные войска и соединения Фрайкора вошли в Мюнхен. 3 мая состоялось последнее заседание правительства БСР. 5 мая 1919 были подавлены последние очаги сопротивления, были массовые расстрелы, ‒ сообщает Википедия и подчеркивает роль еврейского фактора:
«В результате ненависть обеих враждующих сторон приняла в Мюнхене начиная с весны 1919 года фанатичные формы, которые нельзя было встретить ни в одном другом крупном немецком городе. Еврейское происхождение многих прусских марксистов, и Эйснера (а также его убийцы [Википедия сообщает, что «в его роду по материнской линии были евреи»], без которого бы советской республики не было), и выступавшего против смертной казни эксцентрика-художника Толлера, Мюзама, Ландауэра, и тот факт, что оба вождя баварских коммунистов — Левине и Левин — считались иммигрировавшими из России евреями, дали также мощный толчок к традиционному антисемитизму, который ещё Бисмарк подавлял в Баварии «как бескультурье». Не будучи чистокровным немцем, он не любил немецкий шовинизм. Среди тех, кого собирались расстрелять пруссаки, был и выбранный «депутатом» в Солдатские Советы Адольф Гитлер. Но, по решению руководившего карателями Эрнста Рёма, ему сохранили жизнь. Теперь Гитлер (депутат от батальона при коммунистическом режиме) возглавил комиссию, которая должна была представить сведения о патриотической преданности батальона во время коммунистического режима. Затем ему даже поручили вести политическую работу в гарнизоне. Решили, что ему, как католику и бывшему активному красноармейцу, солдатская масса баварских католиков поверит больше, чем скомпрометировавшим себя резнёй протестантам-фрайкоровцам или баварским белым. Так, Гитлер нашёл в послереволюционном Мюнхене идеальную почву для распространения своих ультраправых идей.
Таким образом, решающими итогами Баварской Советской республики стало усиление вражды между германскими социалистами и коммунистами (последних стали считать «иностранными агентами» из-за их подчинения «российским советам» и Коминтерну), и значительное снижение их шансов на политический успех. Более того, бессмысленные незаконные действия и жестокость коммунистов (включая расстрелы невинных гражданских заложников) отвернули от них большинство населения, открывая путь для формирования «другого пути», которым стала Национал-социалистическая немецкая рабочая партия».
Таки патриотический Фрайкор (аналог Белого движения в России) спас не только Баварию от коммунизма, но и повлиял на всю дальнейшую историю Германии. Разумеется противник у немецких патриотов было намного слабее.
Русско-немецкая Западная добровольческая армия
Однако единственной крупной попыткой антибольшевицкого сотрудничества русских и немецких патриотических военных стала созданная в 1919 г. в Прибалтике армия смешанного русско-немецкого состава под командованием монархиста кн. П.М. Авалова-Бермондта. Эта армия действовала от имени эмигрантского военно-политического Совета, созданного в Берлине под председательством барона Л.К. Кнорринга (при участии графа К. фон Палена, полк. П. Дурново, предпринимателя фон Берга и др.). Финансирование обезпечили немецкие промышленники (в частности, Крупп), создавшие "Русско-Немецкий финансовый синдикат".
Создание этой армии началось в апреле 1919 года в лагере для военнопленных в г. Зальцведеле, где Авалов сформировал из русских и немецких добровольцев партизанский отряд, позднее выступивший против красных в союзе с немецкими добровольческими формированиями.
В июле 1919 года Авалов прибыл из Германии в Митаву, где шло формирование отряда и впоследствии формировалась Западная добровольческая армия генерала Юденича. Бермондт-Авалов дал своему отряду название «имени генерала графа Ф.А. Келлера» (напомню: не признавшего добровольным отречение Государя Николая II, выразившего готовность защищать его и начавшего формирование своей армии на Укураине, но убитого в декабре 1918 года петлюровцами). Формально Либавский (Ливенский) отряд, отряд Бермондта-Авалова (имени Келлера) и отряд полковника Вырголича объединились в один Западный корпус Северо-Западной армии под общим командованием князя Ливена.
В сентябре 1919 года немецкий генерал фон дер Гольц был отозван из Прибалтики берлинским социал-демократическим правительством по требованию Англии, считавшей, что немцы проводят в Прибалтике политику, враждебную её интересам (которые заключались в укреплении независимости контролируемых ею новых прибалтийских государств). Немецкий корпус был формально ликвидирован. Уволенные чины корпуса добровольцами массово вступали в корпус Бермондта-Авалова для борьбы против большевиков, который таким образом в значительной мере стал состоять из немцев. Тогда же (в конце августа) было сформировано прогерманское Западно-русское правительство (ЗРП). Независимость Латвии Бермондт-Авалов и ЗРП не признавали, считая, что Латвия должна остаться в составе России и получить «внутреннюю автономию».
В сентябре генерал Авалов получил распоряжение Юденича: «Главнокомандующий Северо-Западным фронтом … назначил Вас Командующим всеми русскими частями, сформированными в Курляндии и Литве». 20 сентября Бермондт-Авалов объявил о том, что он является «представителем русской государственной власти» и принимает на себя всб полноту власти в Прибалтике, игнорируя тем самым факт латвийского суверенитета. В тот момент в корпусе Бермондта-Авалова, который стал именоваться как Русская Западная добровольческая армия, находилось около 50 000 человек.
Западная добровольческая армия (ЗДА) вступила в открытое противостояние с правительством Латвии, покольку та старалась препятствовать антибольшевицким выступлениям белых и отказалась пропустить войска через территорию Латвии на большевистский фронт. Произошли вооружённые столкновения передовых частей ЗДА и латвийских войск. 7 октября силы Бермондта двинулись на Ригу, обвиняя латышскую армию в вооружённых провокациях против ЗДА. Предместья Риги были заняты частями Бермондта-Авалова, но тем временем к Риге были подтянуты 4 эстонских бронепоезда, и на рейд Риги прибыла английская эскадра, принявшаяся обстреливать позиции ЗДА из своих орудий. Начались упорные позиционные бои.
Все эти события происходили в тот момент, когда армия Юденича устремилась на Петроград, надеясь, что обещания помощи от союзников по антибольшевистской борьбе будут выполнены ‒ от английской эскадры на море (по захвату береговых фортов Финского залива, уничтожению Красного Балтийского флота и Кронштадта) и эстонцев на суше. Англичане, как известно, не выполнили своего обещания.
К 16 октября армия Бермондта-Авалова, израсходовав боеприпасы и не имея резервов, наступление на Ригу остановила. К 11 ноября ее части были выбиты из левобережного района Риги. К середине декабря русско-германская армия Бермондта-Авалова была эвакуирована в Германию. Там она ещё некоторое время сохраняла своё значение как военная единица, но в конце концов была расформирована. Многие авторы видят в Бермондте только авантюриста, однако такую репутацию его армии создавали и проантантовские круги.
Итак, инерция войны против Германии и верности "союзникам", их лживые обещания помощи, интриги политиков за спинами военных, а также ставка Германии на большевиков – все это вело к тому, что трагедия России должна была завершиться по начатому сценарию: в основном продолжалась ориентация белых на Антанту, которая не собиралась свергать большевиков. Монархисты же в Белом движении, под демократическим давлением, оказались растеряны и были вынуждены свернуть свои знамена, считая, что «открытое провозглашение монархического начала и неизбежно вытекающее из этого название февральского переворота своим настоящим именем было бы равносильно отказу от содействия Антанты, без которого успех борьбы с большевизмом считали недостижимым» (Двуглавый Орел. Берлин, 1921. № 10. 15 (28) июня. С. 19).
Должное осмысление этого опыта в эмиграции произошло очень быстро, и он лежал в основе всего ее дальнейшего бытия и ее миссии.
Историософское значение Белого движения
Понять сущность Белого движения можно только в историософском масштабе той переломной эпохи и смысла Первой мiровой войны. Это была сокрушительная стадия перманентной Мiровой войны строителей Нового мiрового порядка (царства антихриста) против "старого мiра (христианского), оплотом которого была православная Российская империя ‒ Третий Рим, удерживающий мiровое зло и пришествие антихриста. Такое святоотеческое понимание удерживающей императорской власти (2 Фес. 2) ‒ наиболее точное, и оно является ключевым для осознания сути революции 1917 года и дальнейших катаклизмов всего ХХ века.
Убийство большевиками Главы Третьего Рима ‒ Помазанника Божия и всей Царской семьи в июле 1918 года было одной из символических целей этой войны. В этом смысле оно было ритуальным независимо от того, сознавали ли исполнители духовный смысл своего преступления. Но руководила им та сила, которая, конечно же это сознавала.
Именно в этом историософском масштабе становится очевидно, что концом Первой мiровой (Великой войны, как ее тогда называли), конечно же, следует считать не европейское "перемирие" 11.11.1918 г. во французском Компьене, поскольку на территории Третьего Рима Мiровая война иудейского Финансового Интернационала продолжалась теми же силами и их интернациональными структурами, политическими и военными, до окончательного сокрушения православного Третьего Рима ‒ до конца 1922 года, когда во Владивостоке состоялся Приамурский Земский Собор остатка Третьего Рима, затем эвакуация его белых защитников в Китай, и провозглашение большевиками в Москве на руинах разгромленного Третьего Рима нового, противоположного по его историософскому смыслу государственного образования ‒ антирусского антихристианского богоборческого Союза Советских Социалистических Республик для "репетиции апокалипсиса". Вот в чем главный итог этой войны, "цветной" (как сейчас бы ее назвали) революции в России и советской власти.
Кровавый Октябрь был попущен Богом для вразумления русского народа как саморазоблачительное богоборческое, воистину сатанинское логическое завершение антимонархической масонской революции, начатой в Феврале. Белая армия (совокупность всех окраинных антибольшевицких армий) была Русской армией, продолжившей эту оборонительную Великую войну уже без лишенного власти Императора, но согласно его прощальному приказу продолжать войну, повинуясь начальникам. При этом армия, обезглавленная, не сразу поняла, что именно союзники Русского Царя по Антанте сознательно предали его в устроенной именно для этого Великой войне, поддержав в ней, в том числе финансово и политически, все антирусские и антихристианские силы, внешние и внутренние.
Белая армия, будучи хотя и лучшей, сохранившей верность России, частью Русской армии, унаследовала от нее многие ее недостатки и слабости последнего имперского периода, когда либералы-западники и революционеры-марксисты совместно весьма преуспели в ее разложении. Но также, как и каждый человек проходит этапы зарождения, становления и зрелости, причем итог подводят по последнему, так и Белое движение развивалось поэтапно.
Выступившее против разрушителей России Белое движение стало тем национальным руслом, в котором предстояло сформироваться не только военно-политическому сопротивлению, но и духовному осознанию причин катастрофы и возвращению на путь Истины, – как это промыслил о нас Господь Бог.
Этот успех сатаны ‒ свержение удерживающего Третьего Рима ‒ стал кульминационной точкой всей христианской истории человечества: не стало преграды, удерживающей зло (силы, удерживающей уже одним несогласием дать равноправие его главным носителям, избравшим себе отцом диавола – Ин. 8:44). Мало кто из защитников православной России был готов к такому ее обвальному крушению, мало кто даже понимал всемiрную катастрофическую суть происходящего. И выход из столь небывалой революционной смуты в головах людей не мог быть моментальным, тем более что силы зла поначалу прикрывались маскою добра: права, свободы и "сияющие звезды народного счастья"...
Поэтому Господь, по грехам нашим попустив силам зла устранить нашу удерживающую государственность, которую мы перестали ценить и верно понимать, в то же время, по милости Своей, оставил нам (и посредством нас всему мiру) последнюю возможность: через кровавые страдания и мучения русского православного народа, через великие жертвы и разрушение Отечества жидобольшевиками (как их стали называть в русской эмиграции) – осознать Истину и вернуться к ней. В нынешнее апокалипсическое время нам особенно необходимо осознание всего опыта Белого движения как духовного преодоления попущенной нам катастрофы.
Также и немецкому народу необходимо осознать роль Германии в катастрофе старого христианского мiра и Третьего Рима. Отчасти это осознание началось уже после поражения немецких монархий, что мы рассмотрим в одной из следующих глав, наверное в 18-й. А в главе 17 продолжим наши размышления в хронологическом порядке: "Берлин ‒ первая столица русской эмиграции, шок Генуи и Рапалло".