Спасо-Елеазаровский монастырь в русской истории: "Москва – Третий Рим"

15.5.1481 (28.5). – Память прп. Евфросина, основателя Спасо-Елеазаровского монастыря. Старец Филофей: "Москва – Третий Рим"

Спасо-Елеазаровский монастырь в русской истории: "Москва – Третий Рим"

15/28 мая Псковский Спасо-Елеазаровский монастырь отмечает память псковских преподобных Ефросина (1386–1481), основателя обители, и ученика его Серапиона (†1480).

Монастырь этот, расположенный в 27 км от Пскова на дороге в Гдов, – не самая известная монашеская обитель, но по значимости для России он имеет большое значение, поскольку с этим монастырем оказалось связано в нашей культурно-политической традиции понятие "Москва – Третий Рим".

Место, где ныне находится Спасо-Елеазаровская обитель, Богом благословенное для монашеской жизни. В давние времена, по преданию, поселились здесь сестры псковского Иоанновского монастыря, но пустынническая жизнь оказалась непосильной для сестер. Спустя десятилетия на это место прибыл монах из Снетогорского монастыря Евфросин. Произошло это в 1425 г.

Преподобный Евфросин (в міру Елеазар) был младшим современником преподобного Сергия Радонежского и по духу – одним из его многих преемников. Он родился в 1386 г. в местечке Виделебье («видеть Бога»), получил хорошее образование, был книжником и богословом. Для выяснения вопросов, связанных с отправлением богослужения, преподобный Евфросин пешком ходил в Константинополь (было это незадолго до Флорентийской унии) и там был принят самим Константинопольским Патриархом, который на благословение пустынножительной обители, основанной у Толвского озера, подарил прп. Евфросину список Цареградской иконы Божией Матери.

Этот образ Пресвятой Богородицы чудесным образом был явлен в Константинополе, когда происходило разделение Церкви на западную и восточную в XI в., икона эта считалась хранительницей Второго Рима. На иконе Матерь Божия держит младенца Господа на руках, Господь в руке держит голубя – образ Духа Святаго, одной ножкой Он утверждает кающегося грешника, а другой отталкивает нераскаявшегося.

В ладошке у Господа ниточка – связующая нить между Богом и человеком, душой человека и Господом. Этой ниточкой Он связан с нами и по плоти, мы дети Божии по благодати, принимая Его Кровь и Тело в причастии.

Так основатель Спасо-Елеазаровского монастыря получил благословение от самого Патриарха Второго Рима в виде иконы Цареградской.  Символика этого благословения выявится несколько позже.

Братия встретила святую икону, выйдя на дорогу, ведущую в Псков. На этом месте забил святой источник, именуемый Пречистенским (и до сей поры он несет людям исцеления).

Прп. Ефросин, уйдя из Снетогорского монастыря, поначалу, подобно прп. Сергию, пожелал стать пустынножителем. Он не хотел собирать учеников, хотел остаться безвестным, однако к нему стала стекаться братия, прося основать монастырь. Место для монастыря было выбрано преподобным Евфросином таким образом, чтобы ничто не нарушало отшельнической жизни: между двумя рукавами реки, под горкой, так что поставить монастырские строения было негде. Здесь прп. Евфросину в тонком сне явились три святителя – Василий Великий, Иоанн Златоуст и Григорий Богослов, которые повелели на этом месте создать собор, и тогда старец посоветовал братии скопать горку и землей засыпать один рукав реки. На образовавшемся пространстве были построены кельи и поставлен величественный собор, который стал символическим выражением Вселенскости Православия.

Первоначальное название монастыря было Сретенский – в знак встречи Цареградской иконы Божией Матери. После постройки собора Трех Святителей монастырь стал называться Трехсвятительским.

По смирению своему прп. Евфросин, основав обитель, не стал ее настоятелем и даже не получил священнического сана, первым Елеазаровским игуменом был Игнатий. В акафисте, который в XIX веке сложили в Елеазаровском монастыре, поется: "Радуйся, славне и смиренне преподобне отче Евфросине". Был прп. Евфросин молитвенником, настоящим старцем. К нему шла братия, как к преподобному Сергию, и он стал родоначальником псковского монашеского пустынножительства. Прп. Евфросин переработал уставы византийских подвижников и написал монастырский устав применительно к жизни северного русского края. Устав этот лег в основу уставов других монастырей псковской земли.

Прп. Евфросин стал учителем многих подвижников, которые, выйдя из евфросиновой обители, по благословению старца, основали на Псковщине десять монастырей и были прославлены в сонме святых, – Савва Крыпецкий, Никандр Пустынножитель, Досифей Верхнеостровский, Иларион Псковоезерский, Онуфрий Мальской и другие.

В числе этих учеников в один день с прп. Евфросином празднуется также память прп. Серапиона Псковского, который был уроженцем древнего руского города Юрьева (ныне Тарту), но когда там начались гонения немцев на православную веру, бежал и подвизался в пустыне вместе с Ефросином как его верный помощник в создании монастыря. Прп. Серапион был сведущ в Священном Писании и являлся умелым защитником веры православной. Серапион принял великую схиму в 55 лет, и, приняв пост безмолвия, находился рядом с преподобным Ефросином. Прп. Серапион так строго исполнял монашеский обет нестяжания, что описатель жития называет его «мертвецом непогребенным».

Прп. Серапион скончался 8 сентября 1480 г., в день праздника Рождества Пресвятой Богородицы. Прп. Евфросин сам предал земле тело своего ученика, которое от усердных подвигов превратилось в «кости, обтянутые кожей». Со своим духовным отцом прп. Серапион не разлучался и после смерти: преподобным Евфросину и Серапиону, святые мощи которых были положены рядом, составлена общая служба на 15/28 мая, где преподобный Серапион прославляется как первый сподвижник, «спостник и друг» преподобного Евфросина.

Преподобный Евфросин скончался девяноста пяти лет, 15 мая 1481 г., приняв схиму с именем Елеазар. В память о нем обитель с тех пор стали именовать Елеазаровской. Святые его мощи почивали в Трехсвятительском соборе.

Старец Филофей

Еще одним выдающимся подвижником Спасо-Елеазаровой обители и, как предполагают, учеником Ефросина, был старец Филофей (предположительно 1465–1542), о жизни которого, несмотря на нынешнюю громкую славу его формулы "Москва – Третий Рим", к сожалению, мало что известно.

Перенесение преподобным Евфросином из Второго Рима Цареградской иконы Пресвятой Богородицы не было, конечно, единственным знаком преемственности Руси от павшей Византии как переходящего вселенского царства – мистической Римской империи. Было и много других таких знаков, включая династические браки, породнившие Рюриковичей с византийскими Царями. Но старец Спасо-Елеазаровской обители Филофей считается первым, кто выразил эту идею в аргументированном письменном виде: «Москва – Третий Рим», – и пророчески добавил: «Два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти».

Эти слова говорят о несомненном пророческом даре старца Филофея, ибо в те времена было еще далеко не очевидно, что Царство русское есть последняя христианская империя на земле, за которой, согласно пророчеству пророка Даниила, наступит вечное царство Христа. Лишь в ХХ веке на нашей планете, вполне освоенной "тайной беззакония", стало очевидно, что «четвертому Риму не бывать».

Наиболее известным и крупным сочинением Филофея является его послание дьяку (государственному чиновнику высокого ранга) Михаилу Григорьевичу Мисюрю-Мунехину с опровержением астрологии (1523–1524). Старец подчеркивает, что не звезды влияют на судьбы людей и народов, а их верность истине или отпадение от нее. И иллюстрирует это судьбою первого и второго Рима.

Первый Рим стал христианским при Царе Константине Великом, который практически одновременно основал Второй Рим в восточной части империи. И после падения первого Рима под ударами варваром Второй Рим стал несомненной столицей православного вселенского царства. Впоследствии папы Римские претендовали на восстановление Римской империи, но легитимных прав на то так и не получили, а с отколом в латинскую ересь земного господства и вовсе перестали принадлежать к Православию. Второй Рим, оставался царствующим градом до тех пор, пока не принял Флорентийской унии с латинянами, отступив от Православия, а затем и понес за это наказание в виде разгрома от турок. Ответственность за судьбу Православия легла на Русь, которая в религиозном смысле уже давно, с Крещения в 988 г., была частью Византийской империи.

Об этой очевидной преемственности старец Филофей напоминал и в послании Московскому Великому князю Василию III Иоанновичу, сыну Софьи Палеолог: «Един ты во всей поднебесной христианом царь. Подобает тебе, царю, сие держати со страхом Божиим. Убойся Бога, давшего ти ся, не уповай на злато, богатство и славу, вся бо сия зде собрана и на земли зде остают».

Оглашая эту "московскую" идеологию, пустынька преподобного Евфросина, затерянная среди псковских лесов, сыграла свою духовную роль и в объединении русских земель вокруг Москвы. В то время как Псково-Печерская обитель выступала за сохранение псковской независимости, в Елеазаровском монастыре объединились ученые мужи, отстаивавшие необходимость усиления государства вокруг Москвы (присоединение Пскова произошло именно в ту эпоху: в 1510 г.). Выразителем этой идеи был игумен Филофей, заявивший о решительной поддержке московского Великого князя как "броздодержателя святых Божиих престол". В Елеазаровской обители этот союз Москвы и Пскова обозначен в архитектуре соборного храма: к главному, Трехсвятительскому, собору традиционной псковской архитектуры, пристроили придел Рождества Пресвятой Богородицы в московском стиле. Два храма, дополняя друг друга, составляют единый соборный комплекс. В этом заложен глубокий смысл: Псков мыслится как начало русской государственности, Москва как ее становление и величие.

Помимо благотворного влияния на укрощение псковского сепаратизма в соперничестве Пскова и Москвы, идея Третьего Рима, несомненно, имела значение и для победы над ересью жидовствующих (Филофей упоминает о ней). В 1484–1504 гг. архиепископом Новгородским и Псковским был святитель Геннадий – непримиримый борец с ересью, который, разумется, был знаком с Филофеем как своим видным епархиальным клириком. Сочинения старца Филофея переписывались и в Волоколамском монастыре другого возглавителя борьбы с жидовствующими, – несомненно, прп. Иосиф Волоцкий аргументировал при этом идеологией "Москва – Третий Рим" с утверждением московского Православия истинным, отвергнувшим униатские и прочие заблуждения. Прп. Иосиф Волоцкий еще до Филофея напоминал вступившему на престол Василию III и о его преемственной ответственности за судьбу Православия после того, как царство Римское «иже много лета пребыша в православной вере християнстей, тако погибоша».

Но рассуждать здесь о чьем-то первенстве или об "открытии" особого смысла нет: это преемственное самосознание Руси после гибели Второго Рима было тогда естественным и всеобщим, что выразилось и во многих дошедших до нас летописных источниках, например: "Повесть о Флорентийском Соборе" Симеона Суздальца (около 1441 г.), "Повесть о белом клобуке" и "Повесть о взятии Царьграда" (обе – вторая половина XV века), послание ростовского архиепископа Вассиана Великому князю Иоанну III на Угру (1480). Еще более конкретно эта мысль выражена в Пасхалии митрополита Зосимы 1492 г. Все это появилось до упомянутых текстов старца Филофея, но его заслуга состоит в наиболее аргументированном обосновании этой преемственности.

+ + +

Долгое время Спасо-Елезаровский монастырь, населенный богословами-книжниками, был важным центром духовной жизни, здесь было составлено житие преподобного Евфросина, проведено редактирование первой Псковской летописи и, возможно, переписано "Слово о полку Игореве", благодаря чему оно сохранилось в русской литературе.

Но, к сожалению, со временем известность этой славной обители стала умаляться, – по мере того, как из сознания русского народа исчезало чувство ответственности за судьбу человечества. Образованным русским слоем Россия уже не мыслилась как Третий Рим и сама эта теория была осмеяна и извращена светскими историками. Накануне революции это был второклассный штатный монастырь, с числом братии чуть больше двадцати человек, правда, все же братия – традиционно образованная, не из крестьянского или мещанского сословия, а из духовенства, и настоятели его назначаются ректорами Псковской Духовной семинарии, принимают архиерейские кафедры по всей России. И старчество до последних дней монастыря здесь не прекращается. Обретаются нетленными мощи елеазаровского настоятеля схиархимандрита Вассиана. В малоизвестную обитель в 1908 г. переезжает на жительство знаменитый своей подвижнической жизнью прозорливый старец схиархимандрит Гавриил (Зырянов).

В 1918 г. убита Царская семья, и в том же году закрывается Спасо-Елеазаровская обитель, монахи вывозятся на подводах в сторону Петрограда и там принимают мученическую смерть. С падением империи Третьего Рима уничтожается и то место, откуда прозвучало пророчество о священной миссии России, монастырь закрывается и разоряется. Весной 1920 г. еще действовал монастырский храм, откуда трижды вывозилась церковная утварь якобы "в помощь голодающим Поволжья". Однако с лета того же года в монастыре открывали поочередно (поскольку все эти начинания шли прахом) сначала институт, затем образцово-показательное сельхозпроизводство, "Народный дом", дом дефективных детей, детский санаторий, наконец – базу отдыха. В результате за время советской власти от более чем двадцати строений остались только полуразрушенный соборный храм Трех Святителей с рухнувшим куполом и двухэтажный братский корпус.

Лишь в 2000 г. Спасо-Елеазаровский монастырь был передан Церкви. Первой иконой, которую принесли в монастырь, была Цареградская. Ее туда передал отец Николай Гурьянов с Талабского острова[1], она была написана в Спасо-Елеазаровом монастыре и хранилась сорок лет в алтаре его храма. Привезенный же из Константинополя список не сохранился, но известно, где он находится. Когда шведы однажды разграбили Елеазаровский монастырь, они захватили и Цареградскую икону, однако Господь не позволил им уйти, корабли их затонули в Псковском озере. Так что икона не ушла из пределов России, она покоится на дне озера, которое с тех пор освящено этой святыней.

Восстановление обители началось под руководством молодой, энергичной, высокообразованной настоятельницы, монахини, потом игумении Елисаветы (Беляевой), воспитанницы старцев Троице-Сергиевой Лавры и стариц Дивеевской обители. Мать Елизавета стала душою не только материального восстановления обители, но и возрождения ее духовного значения, положив начало серии международных конференций "Москва – Третий Рим". (Она скончалась от тяжелой болезни утром 4 июня 2010 г. в Москве на 55-м году жизни.)

Адрес монастыря:
180523, Псковская область, Псковский район, деревня Елизарово
тел. (811-2) 199-558

Использованы материалы:
Статья Н. Огудиной
http://www.pravoslavie.ru/put/spaso-eleazarovskij.htm
Доклады и выступления игумении Елисаветы (Беляевой)
Синицына Н. В. Третий Рим: Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV—XVI вв.). М., 1998.
Послания старца Филофея

Третий Рим - Святая Русь

... Напомним, что Русь получила Православие из Константинополя (Второго Рима), который после откола в XI веке западного христианства от Православия стал несомненным удерживающим центром міра. С крещения Руси в 988 г. Константинопольский Вселенский Патриарх был каноническим главою Русской Церкви и до падения Византии Русь была в церковном смысле ее частью с общей столицей Царьградом. Не удивительны поэтому сведения, что египетский султан называл византийского Императора, среди прочего, также и "Царем Руссов" и что византийские источники ХIV в. присваивают русскому правителю титул "стольника" византийского Императора (см.: "Россия перед вторым пришествием". Сост. С. и Т. Фомины. М., 1998, гл. 10.)

Среди множества примеров духовного единства Руси и Византии можно отметить и строительство Софийских соборов в русских городах (по образу Царьграда), и сопровождавшуюся чудесными явлениями победу в 1164 г. - в один и тот же день - Великого Князя Андрея Боголюбского над волжскими булгарами и византийского Императора Мануила Комнина над сарацинами; и многочисленные чудеса, связанные с византийскими иконами, становившимися русскими святынями. Так, в ХII в. из Царьграда на Русь к Андрею Боголюбскому (первому русскому самодержцу по объему власти) передается написанная евангелистом Лукой икона Божией Матери, названная Владимірской; в 1382 г. происходит чудо перенесения по воздуху на Русь из Влахернского храма в Константинополе иконы Божией Матери, получившей название Тихвинской. Все это были знаки предстоявшего перенятия Русью царственной миссии от Второго Рима.

Поэтому после навязанной Константинополю папством Флорентийской унии (1439), якобы для совместной защиты от турок, и последовавшего под их натиском сокрушения Второго Рима в 1453 г. (несомненно здесь попустительное наказание Божие за унию; Запад же обещанной помощи не оказал), а также после окончательного преодоления ордынского ига (1480) Русь естественно осознает себя преемницей Византии. Так считали не только представители русского духовенства, назвавшие уже Василия II (1415–1462) царем "новым Константином", но и иностранцы: от православных болгар и сербов до папы Римского (надеявшегося императорским титулом заманить Иоанна III в унию и побудить к походу на турок). Поэтому митрополит Зосима выражает общее мнение, когда в "Изложении пасхалии" (1492) характеризует Иоанна III как «нового царя Констянтина новому граду Констянтину - Москве и всей Русской земле». (Множество соответствующих источников исследуется в используемой нами книге Н.В. Синицыной: "Третий Рим". М., 1998.)

Перенятие этой преемственности было отражено и в династических браках. Креститель Руси св. князь Владимір взял в жены византийскую царевну Анну; от дочери византийского Императора родился великий князь Киевский Владимір Мономах, которому византийский Император в начале ХII в. прислал крест из животворящего древа, сердоликовую чашу, принадлежавшую императору Августу, царские бармы и царский венец (шапку Мономаха), которым с тех пор венчались на княжение Великие Князья и Цари; от его ветви пошли последующие русские самодержцы. Отметим также брак сестры Василия II Анны с византийским царевичем Иоанном (1411–1414). А в конце этого периода - наиболее важный брак Иоанна III с племянницей последнего, убитого при турецком штурме Константинополя, византийского Императора Софьей Палеолог (1472); после пресечения всего потомства Палеологов она осталась единственной наследницей Византийского Царства (что напомнил Иоанну III венецианский сенат).

Мы переняли от Византии и герб - двуглавого орла, в котором можно видеть знак "симфонии" двух властей. Некоторые авторы полагают, что он был введен Иоанном III в 1490-х гг. в соперничестве с монархами западной "Священной Римской Империи", тоже использовавшими такой герб. Но все же те и другие связывали его с Константином Великим, принявшим этот герб в 326 г., Софья Палеолог привезла его с собой в Россию на своих регалиях и поэтому в России двуглавый орел с полным правом получил именно такое государственное значение преемственности от Византийского Царства (так считали В.Н. Татищев, Н.М. Карамзин и др.).

Так возникает понятие "Москва - Третий Рим". В известных ныне письменных источниках впервые оно (по данным Н.В. Синицыной) встречается в ХVI в., однако на Руси письменное изложение часто не успевало за мыслью и міроощущением. Старец псковского Елеазарова монастыря Филофей лишь историософски наиболее полно и аргументированно (и в этом его заслуга) выразил то, что ощущалось всеми и поначалу формулировалось политически в величании русского царя "новым Константином". Филофей пишет дьяку Мисюрю Мунехину: «Яко вся христианская царства приидоша в конец и снидошася во едино царьство нашего государя, по пророчьским книгам то есть Ромеиское царство. Два убо Рима падоша, а третии стоит, а четвертому не быти» (1523-1524). То есть нам уже некому будет передавать эстафету православного Царства: не будет России – не будет и остального міра, наступит конец истории.

Даже если ученые теперь слегка расходятся в датировке посланий Филофея и в авторстве более поздних из них, - не столь важно, когда и кем был письменно сделан на Руси этот вывод, чуть раньше или позже. Неважно и то, действительно ли род Рюриковичей происходит от римского императора Августа (что утверждал Иоанн Грозный, проводя свою родословную от Пруса, брата Августа). Важна духовная суть Третьего Рима: в этих словах Русь вовсе не гордится связью с "ветхим" или католическим Римом (гордиться этим православному народу было невозможно!), а осознает себя именно как Удерживающего – как переходящее "Ромейское" царство, стержневое царство истории, роль которого переходит от Византии к Москве.

В этом осознании не земная гордыня, а стремление к вселенской ответственности в деле спасения к Царству Небесному, ибо в аналогичном послании (1524-1526) Великому Князю Василию III Филофей добавляет: «Един ты во всеи поднебеснеи христианом царь. Подобает тебе, царю, сие дръжати со страхом Божиим. Убоися Бога, давшего ти ся, не уповаи на злато, богатство и славу, вся бо сия зде собрана и на земли зде остают». Третий Рим не нужно было специально пропагандировать – это была очевидная для русских историческая обязанность после падения Первого Рима в католическую ересь, а Второго под ударами агарян; обязанность продолжить существование Римской империи (с концом которой, согласно пророку Даниилу, связывали конец міра).

Символично в этой связи и то, что на Руси двуглавый орел дополнился гербовым изображением всадника (св. Георгия Победоносца), поражающего копьем (или царским скипетром) змия - носителя зла. Этот образ и почитание св. Георгия привились на Руси сразу после Крещения, в чем можно видеть один из символов России как Удерживающего, соответствующий ее самосознанию еще до падения Византии. С 1497 г. св. Георгий, поражающий змия, и двуглавый орел изображались с двух сторон государственной печати Иоанна III.

Значение Москвы как Третьего Рима выразилось позже и во внешнеполитическом признании русского Великого Князя Царем (венчание на Царство с таинством миропомазания Иоанна Грозного в 1547 г.; признание Константинополем в 1561 г.), и в каноническом установлении Константинопольским Патриархом русского Патриаршества (1589). Все это было важно именно с точки зрения соблюдения канонов, несмотря на несвободное положение Константинопольской кафедры под турками. В Уложенной грамоте, узаконившей русское Патриаршество, за подписью Константинопольского (Вселенского) патриарха Иеремии II, его собственными словами специально упоминается «великое Российское царствие, Третеи Рим». Это было подтверждено Собором всех Патриархов поместных Церквей, а русский Царь – единственный из всех православных властителей – стал поминаться Патриархами других поместных Церквей как покровитель вселенского Православия. Покровительство было и финансовым, что помогло выжить христианам в Османской империи.

Причем в России, как писал Л.А. Тихомиров, «не столько подражали действительной Византии» (где было немало ересей и борьбы даже с Императорами-еретиками, политических эксцессов и частых нарушений симфонии, отсутствовали законы о престолонаследии), «сколько идеализировали ее и в общей сложности создавали монархическую власть в гораздо более чистой и более строго выдержанной форме, нежели в самой Византии» ("Монархическая государственность").

Причин этому было две. Во-первых, к тому времени само Православие находилось не в начальной стадии раскрытия догматов и преодоления ересей (чему были посвящены Вселенские Соборы), а уже в виде стройного законченного учения, в том числе о государственной власти. Во-вторых, русский народ не имел античного правового и философского багажа (который был основой многих ересей в Византии и на Западе), поэтому Православие стало для русских не надстройкой над древним мыслительным "богатством", а первым всеобъемлющим міровоззрением, заполнившим чистое пространство русской души и давшим ей ответы на все вопросы.

Сам русский быт стал настолько православным, что в нем невозможно было отделить труд и отдых от богослужения и веры, все было едино. Этот быт Московской Руси, сравнимый с монастырским, отличался от западного индивидуалистического и тем, что в нем не делалось исключений даже для Царя: его распорядок церковной жизни был таким же, как у всех, и его важнейшей частью были ежедневные богослужения. Перед смертью русские правители часто принимали монашество.

Даже планировка русских городов уподобляла их устройству алтаря православного храма (который в свою очередь есть земное отражение Града Небесного) и стремилась запечатлеть на русской земле реалии Святой земли Палестины: отсюда и золотые ворота (святые ворота, через которые вошел в Иерусалим Христос), и поклонные горы (с которых путнику открывалась панорама города для крестных поклонов ему), и крещенские иордани... Патриарх Никон даже замыслил Ново-Иерусалимский монастырь под Москвой во образ одновременно и исторической Святой земли, и грядущего Нового Иерусалима (описанного в Откровении Иоанна Богослова) - тем самым создав на русской земле единственную в своем роде, не имеющую аналогов во всем міре, архитектурно-пространственную икону Царства Небесного (прот. Лебедев Лев. "Москва Патриаршая").

Таким образом, Москва соединяла в себе как духовно-церковную преемственность от Иерусалима (уже в "Слове о законе и благодати" митрополита Илариона Константинополь назван "Новым Иерусалимом", которому в дальнейшем уподоблялись Киев и Москва), так и имперскую преемственность в роли Третьего Рима. Эта двойная преемственность сделала Москву историософской столицей всего міра*. Примечательно, что в росписи кремлевского Благовещенского собора изображены и фигуры дохристианской всемірной истории: Гомер, Платон, Аристотель, вожди предшествовавших империй: Дарий I, Александр Македонский...

Всем этим развитием, от Крещения до осознания себя Третьим Римом, определился и русский общенациональный идеал - Святая Русь - не встречающийся у других народов (как подметил В.С. Соловьев, Англия охотно величает себя "старой", Германия "ученой", Франция "прекрасной", Испания "благородной"). В этом идеале было не проявление русской гордыни (как "непогрешимость" папы), а готовность жертвенно служить Божьему Замыслу**... Так понятия русского (национального) и православного становятся неслиянно-нераздельными - и это единственный такой народ на земле. В этой связи уместно еще раз вспомнить слова Христа о передаче избранничества от евреев «народу, приносящему плоды его» (Мф. 21:43).

Эта духовная особенность России и создала русскую цивилизацию, отличную от западной. Обе они были по происхождению христианскими, но русская цивилизация стала христианской удерживающей, западная же - христианской апостасийной цивилизацией, то есть демонстрирующей отход от Истины и созревание в себе "тайны беззакония". И если в первые века христианству противостояло язычество, затем ереси, то с концом Средневековья драму міровой истории составляет уже борьба между этими двумя христианскими цивилизациями, закулисным двигателем которой стало антихристианское еврейство.

М.В. Назаров (из книги "Тайна России")

---

* Поэтому нельзя согласиться с мнением уважаемого П.Г. Паламарчука (Москва или Третий Рим? М., 1991), который со ссылкой на Патриарха Никона полагал, что идея "Третьего Рима" – еретическая, языческая, которой следует противопоставить идею Нового Иерусалима. Третий Рим как удерживающая земная государственность (преемственная от православного Второго Рима, а не от языческого первого) не противоречит Новому Иерусалиму в обоих смыслах Новоиерусалимского монастыря. Упомянутое же Паламарчуком (с. 29-30) сомнение Патриарха Никона, что «слава и честь Рима перешли на Москву», относилось лишь к положению русского Патриарха в числе пяти других Патриархов во вселенском Православии. Никон был именно сторонником идеи русского Третьего Рима как единственного в то время независимого православного царства, только «понимал это как задание для осуществления, а не как уже нечто исполненное». Он поместил в Кормчей "Известие об учреждении Патриаршества в России", где мысль о Третьем Риме «выражена совершенно явственно в устах Константинопольского Патриарха Иеремии, говорящего [это] царю Феодору Иоанновичу» (Зызыкин М. Патриарх Никон, его государственные и канонические идеи. Варшава. 1931-1938. Ч. ІІ, с. 48-49, 135, 160-161; Ч. III, с. 204, 360).

** Западники называют это русским "мессианизмом", вкладывая в него заведомо отрицательный смысл. Приведем возражение из нашей статьи "Русская идея и современность" (1990).

Древнееврейское слово "Мессия" означает Помазанник, по-гречески – Христос. Но "мессианизм" бывает разный в зависимости от того, кого считают мессией. У иудеев, ждущих земного "мессию", который возвысит "богоизбранное" еврейство над прочими народами - это мессианизм всемірного господства. У христиан же - мессианизм всемірного служения, то есть христианство в обратном переводе с греческого на еврейский означает не что иное как "мессианство", понимаемое как многообязывающее и трудное следование Мессии-Христу...

«Часто также приходится слышать насмешливую критику выражения "народ-богоносец": мол, это претенциозно и нескромно. Но вслушаемся внимательнее: именно несение христианского бремени, а не гордыня, чувствуется в этом слове. В нем можно видеть еще одно определение русской идеи и лишь другое выражение того факта, что основная масса русского народа выбрала себе самоназванием слово "крестьяне - христиане". Это не проявление гордыни, а следование христианскому долгу, в связи с чем В. Соловьев писал, что "в Новом завете все народы, а не какой-либо один, в отличие от других, призваны быть богоносцами".

Если представители каких-то народов не чувствуют в своей среде такого национального идеала – это еще не причина, чтобы отвергать возможность такого идеала у других и называть его "манией" или "опасной химерой" (как это делает, например, итальянский профессор В. Страда, "Русская мысль" от 24.2.89, 3.2.89). Цель новозаветного мессианизма - не стремление покорить мір (как у иудеев) или изменить его природу (как у марксистов), - а понять мір как постоянную борьбу между добром и злом и определить свое место в этой борьбе. Русская идея - не превознесение или насилие над другими, а усилие над собой, которым, как сказано в Евангелии, Царство Небесное берется (Мф. 11:12)».

[1] Отметим, что остров этот ныне все еще называется именем большевика Яна Залита, который был организатором революционного Совета, в 1918 г. был убит белогвардейцами и потому было решено переименовать Талабские острова в честь этого и других большевиков.

---