Окончание. (Часть 1 и часть 2)
Вальтер Ламе, будучи студентом юридического факультета, был призван в германскую армию в 1930 году. Участник боев на Восточном фронте в 1941-1943 годах. Закончил войну в чине капитана командиром батареи артиллерийского полка XV Казачьего Корпуса. После войны, после английского плена, был судьей гражданского суда в Западной Германии. Член русофильского Немецко-Русского Общества Западной Германии, созданного русскими эмигрантами (НТС) и бывшими немецкими военнопленными, вернувшимися из советских лагерей после войны.
Ниже публикуются отрывки из заключительной части его книги: Вальтер Ламе. Путь к миру (Сан-Франциско: изд-во "Глобус", 1984). В первой части офицер наступающей армии Вермахта подробно рассказал о нравственных проблемах немецких военных в связи с антирусской политикой нацистского руководства, которая вместо заявленного освобождения русского народа от коммунистического рабства превращала его из союзника во врага немцев. Во второй части говорилось о чудесном Божественном откровении ему близ разрушенной сельской церкви в селе Селецком оккупированной немцами Смоленской области, что изменило его жизнь. Это была чудесная волна Света, из которого раздался голос: «Когда вы снова будете строить церкви...».
2. ПОЕЗДКА ДОМОЙ КАК ПОДТВЕРЖДЕНИЕ
21 марта 1942 года наш батальон снялся с места и передвинул линию обороны дальше на юг, в сторону станции Дорогобуж-город. Я еще успел участвовать в подготовке, но в самих действиях уже не смог, так как внезапно заболел. Высокая температура, рвота, понос и боль в суставах измучили меня. В жалком состоянии лежал я на койке у себя на квартире и благодарно и пристыженно принимал самоотверженную помощь и уход со стороны моей русской хозяйки. В те дни я получил из дома письмо с известием, что состояние отца быстро ухудшается и что, очевидно, надо приготовиться к худшему. Письмо было написано уже после 8 марта.
Во мне загорелось желание увидеть отца еще хотя бы раз, чтобы успеть рассказать ему о своих переживаниях. Однако, из-за нашего отчаянного положения на фронте, для всей группы войск Центра, всякие отпуска были запрещены. Да и сам я лежал в горячке. Но вопреки всякому благоразумию, я молился, как ребенок, об исполнении своего желания. И оно чудесным образом исполнилось! Врач без моего ведома подал прошение в штаб дивизии о том, чтобы мне предоставили по болезни внеочередной отпуск.
Как внезапно напала на меня тяжелая болезнь, так же внезапно она меня и оставила. В пасхальную субботу из штаба дивизии пришло разрешение на отпуск. За день до этого, я успел еще побывать на церковной евангелической службе в Страстную Пятницу, которая проходила в школьном зале Селецкого.
Проповедь евангелического священника меня поразила и запомнилась. Он говорил о том, что по земле прошло уже много людей, утверждавших, что они возвещают истину. Многие за это заплатили жизнью, как заплатил и Иисус Христос. Но Он единственный воскрес и явился своим ученикам. Знамением Воскресения Бог подтвердил послание Своего сына как воплощение Истины. Воскресение таким образом есть печать откровения посредством Иисуса Христа. И только силой воскресшего Христа Его ученики и последователи всех времен могут строить церкви. И снова мне показалось знаменательным, что в том же месте, в Селецком, я услышал в Страстную Пятницу опять слова о строительстве церквей, от евангелического священника.
Получив страстно ожидаемые отпускные бумаги, я еще вечером в Пасхальную Субботу отправился в путь на Смоленск. Вопрос безопасности этой поездки меня не тревожил. На вокзале в Дорогобуже я встретил своего друга, недавно вернувшегося из Германии, где его лечили после тяжелого ранения. Он мне рассказал о настроениях и положении на родине. Когда мы расходились, он крикнул мне вслед: «Родина, еще будет для тебя откровением!». Это прозвучало насмешливо и печально. И этим словам суждено было сбыться, хотя и совсем иначе, чем он думал. На родине я пережил нечто большее.
Поездка по зимнему шоссе Вязьма—Смоленск прошла гладко. Ночью на пустой дороге нам не встретился ни один человек. Ранним утром мы прибыли в Смоленск.
При первых утренних лучах я стоял в смоленском кафедральном соборе. Впервые я увидел православный собор с его иконостасом, произведшим на меня сильное впечатление.
А потом продолжился ряд замечательных совпадений. На аэродроме в Смоленске я получил место в курьерском самолете, летевшим в восточную Пруссию. Я повстречался со своим другом, лейтенантом Штрошнейдером, который тоже прошел через чувство неправоты и подавленности. Его в качестве связного офицера командировали в главную ставку Фюрера с докладом. Он должен был говорить об опасности ошибочной восточной политики и ходатайствовать об изменении военной политики в пользу русского населения.
Значит, какие-то группы в действующих частях все еще надеялись такими докладами и разговорами повернуть течение дел в России к лучшему.
Ранним утром Пасхального Вторника я вошел в отчий дом. Мать увидела меня из окна отцовского кабинета.
Когда я ее обнял, я понял, какое это чудо — вдруг вернуться домой из войны, из далеких просторов России.
Отец был уже во власти смерти. Я видел только его ищущие глаза и высокий ясный лоб. Я встал на колени у постели отца и услышал над собой тихие слова на нижнегерманском наречии: «Мой дорогой мальчик...». Я тихо молился, чтобы Бог подарил нам еще немного времени, чтобы я мог рассказать отцу о происшествии в Селецком. И глядя в тихое лицо отца, я сказал ему, что должен рассказать нечто важное, когда он почувствует себя лучше. Мне показалось, что отец кивнул, соглашаясь. После этого он уснул и весь день больше не открывал глаз. Меня душил страх, что я приехал слишком поздно.
Я рассказал обо всем матери и высказал мысль, что Бог подарил мне возвращение домой для того, чтобы я еще смог обо всем рассказать отцу. Мать выслушала меня молча. Задумавшись и глядя в пространство, она мне рассказала, что как раз в те дни, когда мне было дано откровение в Селецком, ее не покидало странное чувство. Ей все время приходил на ум мой конфирмационный текст — отрывок из Святого Писания, который священник дает каждому вместо жизненного напутствия при его первом причастии: «Страдай, как хороший воин Иисуса Христа». Пораженный, я слушал мать. Мне стало удивительно спокойно. А потом она мне рассказала, как отец был о всём озабочен, в особенности после перелома под Москвой, как он переживал ход войны. Он постоянно тяжко вздыхал: «Как же они хотят теперь всё это собрать вместе?». Если его что-то задевало особенно глубоко, он всегда переходил на нижнегерманское наречие: его образные слова означали тревогу — как же всё может теперь разрешиться и придти в порядок?
Я сидел неподвижно у постели отца почти весь день. Его состояние передавалось мне и захватывало меня. Мы всегда были тесно связаны друг с другом, и нам не нужно было многих слов, чтобы друг друга понимать. Я вернулся к отцу, моему сильному и мужественному отцу, который всегда так безошибочно справлялся со всеми жизненными проблемами. Мне очень хотелось рассказать ему о событии в Селецком, обо всей человеческой глупости, обо всех моих страхах и заботах. Но тут же мне стало ясно, что я уже получил ответ на все его вопросы и получил этот ответ от Бога: «Когда вы снова будете строить церкви...».
Вечером пришла на ночное дежурство сестра отца. Я тихо рассказал ей о единственном фронтовом богослужении, на котором мне удалось присутствовать в России. Рассказал о проповеди, в которой священник говорил солдатам об отношениях между Богом и человеком. Наша беседа вблизи умирающего отца наполняла меня сильным религиозным чувством, я особенно ясно чувствовал, что все люди — дети Бога.
Около полуночи монахиня-сиделка, все время следившая за пульсом отца, молча вышла из комнаты, чтобы позвать всю семью...
Внутренне я отчаянно протестовал против его близкой смерти. Неужели я напрасно надеялся? Неужели я приехал слишком поздно? Почему я никогда не смогу рассказать ему о самом важном, что произошло со мной?
Молча и серьезно стояли мы все вокруг постели умирающего отца. И тут отец открыл глаза. Он нашел ими мать, наклонившуюся над ним, и простился с нею после долгого совместного пути, пройденного в верности друг другу. Глаза искали дальше, пока не нашли меня. Я подошел ближе, и в их глубине что-то засветилось.
Я был наполнен благодарностью и любовью, я взглядом просил отца о прощении всех моих перед ним прегрешений. Отцовские глаза удерживали мой взгляд, понимающие и полные любви.
Я перестал ощущать время и пространство, но я видел, что взгляд отца меня крепко удерживает, требуя и взывая. И тогда я понях: отец хочет узнать все, что я обещал ему сообщить. И я стал рассказывать — без слов, рассказывать в светящиеся, понимающие отцовские глаза...
Я попросил у отца благословения на свой жизненный путь, на выполнение возложенной на меня задачи, чтобы я смог ее верно выполнить. Последней вспышкой своих глаз, отец отпустил меня и... закрыл глаза навсегда. Дыхание становилось все глубже и реже, и затихло. С высокого лба сошла волна спокойствия на бледное мраморное лицо и застыла на любимых чертах. Тогда прозвучал мужественный голос матери: «Это был хороший час»...
Есть что-то великое в полном возвращении к Богу Божьего ребенка посредством его преображения смертью, в преодолении смерти этим преображением и переходе в новую, вечную жизнь. Потому и правда, что для больших душ, которые не ошиблись в избрании цели жизни, смерть — это великое переживание. Во мне осталось убеждение, что отец душой принял мой рассказ и ходатаем унес его с собой, к Отцу всех людей.
Я должен был рассказать о смерти своего отца, так как его кончина стала для меня последним подтверждением откровения в Селецком, истину, величие и важность которого я постиг только в течение долгих последующих лет.
Так родина действительно стала для меня откровением, только иначе, чем это предсказал мой приятель в Дорогобуже. Теперь религиозные истины стали для меня очевиднее, прозрачнее, живее. Я отчетливо почувствовал руководящую Волю Божью, я почувствовал себя ведомым за руку. Старый, с детства мне знакомый служитель магистрата, встретив меня на следующее утро после кончины отца, сказал мне: «Однако, наш Господь хорошо устроил, что ты здесь!»...
Но жизнь на родине, и в особенности в Берлине, казалась чужой. Я присутствовал при смене караула у памятника героям на Унтер-ден-Линден. Был как раз День Матери, и памятник особо богато украсили цветами и венками. Когда было снято полицейское оцепление, все с любопытством устремились к роскошным венкам. Это было шумное, безобразное зрелище, никоим образом не достойное памяти павших. Я хотел, чтобы старший лейтенант караула воспрепятствовал этому осквернению места памяти павших, но тот безразлично пожал плечами и ответил: «Тут все делается для сенсации». Тяжелое чувство владело мною, когда я шел мимо памятника к Бранденбургским воротам и Имперской Канцелярии, а потом к вокзалу. Неужели люди на родине ничего не подозревают о серьезности нашего положения? Неужели они не ведают о страданиях и испытаниях, которые уже приближаются к ним?
Потом поезд доставил меня в район Дорогобужа к моей воинской части. Проезжая эти места, я видел на горизонте разрушенную церковь в Селецком. Ее вид укрепил меня, придал мне силы следовать Воле Божьей в своих планах на будущее. Я все ждал указания к действию, ведь я непременно должен был где-то и как-то свидетельствовать о посланном мне видении. В чем же моя задача? Будет ли мне указан мой путь?
Наступило тяжелое время окружения 6-ой немецкой армии под Сталинградом. Наша дивизия, с немногими другими танковыми дивизиями, тщетно старалась освободить из окружения отрезанную армию. Наши храбрые товарищи нашли ужасный конец. Я уверенно ждал, что теперь мне будет указана и дана возможность говорить и быть понятым: никогда еще у немецкого народа не было такого потрясения — самое время было образумиться! Есть еще возможность понять и предотвратить опасность, еще можно выйти на единственный путь к миру — «Когда вы снова будете строить церкви...».
Однако прошел и Сталинград, и еще много других тяжелых сражений, целые немецкие города были разрушены бомбежками — и ничего не изменилось. Бесперспективно и бессмысленно два народа исходили кровью, и не было никаких признаков изменения военной политики. Трагедия достигла кульминации в слепой ненависти обеих сторон друг к другу.
Мы в 1941 году вступили на путь неправды и не воспротивились этому. Возможно, что мы и не могли этого сделать, так как идеология уже набрала силу. Над нами явно довлела судьба в ее греческом определении рока: «случившееся было суждено». Катастрофический конец был очевиден, и он приближался беспощадно и неудержимо.
Потом я долго находился на родине. Сначала это было многомесячное пребывание в лазарете после тяжелого ранения, а потом шло формирование нового военного соединения. Впервые я был не в действующей части.
В апреле 1945 года я с новой частью отправился на Балканский фронт. После капитуляции мы оказались в Сант-Выйте, в Австрии, в английском плену.
Когда мы потеряли уже нашу свободу, к нам, к кучке военнопленных, подошла какая-то женщина. Я стоял устало и апатично в стороне, у колодца. Печальные глаза женщины скользили по нам, а потом она подошла ко мне и сказала: «Вы вели трагическую войну». Я встрепенулся. Как могла посторонняя женщина так правильно понять и определить трагедию именно немецкого солдата! Большинство солдат не имело личной вины. Они не по своей воле попали в идеологическую войну, никто не мог ее избежать, ни у кого не было выхода. Это была трагическая война и для русских, и для немцев — для обоих наших народов.
Я был в безнадежном отчаянье. Зачем снизошло на меня откровение в Селецком? Казалось, что свет, исходивший оттуда, потух. Все больше и больше открывался полный объем всех злодеяний с обеих сторон. Идеологи той и другой стороны довели этой войной сознание людей до бессмыслицы. Но, по-видимому, люди и по сей день остались слепыми. Опасность идеологий еще далеко не разоблачена. Много уже говорилось и будет еще говориться о преодолении прошлого. И чем больше об этом говорится, тем больше проблема затемняется, потому что человек не доходит до понимания сути своего ослепления. Все время происходит абсолютизация частичной правды, и все снова заходит в тупик. Человеку трудно сознаться в своей вине и ее исправить — виноватыми были и остаются другие.
С советской стороны начали говорить о необходимости преодоления прошлого, только начиная с XX съезда КПСС в 1956 году, после признаний Никиты Хрущева.
В Германии после капитуляции наступило запутанное и беспорядочное время, время первых попыток установить новый порядок. Сначала период обеспечения примитивного существования, медленное пробуждение от безумия войны, время благодарности за каждый кусок хлеба, за любой кров. Это было тяжелое, и потому хорошее время, каким всегда бывает время бедности, время вынужденной общности, время благих намерений и надежд, что в будущем все будет совсем иначе...
Но понемногу стало выясняться, что идеология и не думает прятаться в страхе. Много хороших начинаний — во имя людей, во имя новой общности, во имя мира — было задушено в период мести и сведения счетов. Образовались блоки мировых политических сил, наступило время изнурительного восстановительного строительства, в котором целое поколение побитых, раненых, разочарованных, отчаявшихся стремилось к новому началу и мечтало создать для своих детей новую, лучшую, беззаботную жизнь, как будто возможно уберечь новое поколение от собственной борьбы за устройство своей жизни! Старшим хотелось взять на свои плечи всю тяжесть, забывая при этом, что это ослабляет молодые плечи. Молодые души впали в безграничную претензию именно потому, что им не надо было принимать на себя собственную нагрузку.
Лично для меня не было никакой возможности и никакого места, где бы я мог говорить об откровении в Селецком, тем более, что после войны немецкие солдаты были лишены слова. Сначала я работал в отцовском хозяйстве. Ход плуга по полевым бороздам и простой круговорот сельскохозяйственных работ — в ритме от посева до урожая — все это действовало живительно. Потом, однако, появилась забота о молодом, не знающем корней поколении, отцы которого остались на полях сражений или еще находились в лагерях военнопленных. Я занялся этой молодежью в специальной организации по оказанию помощи молодым. В эти же годы я начал описывать то, что произошло со мной в России.
Накануне 80-летия моей матери, я сидел у её больничной постели, которая должна была стать вскоре её смертным ложем, и читал ей свою рукопись «Путь к миру». Во время чтения, она часто складывала свои милые натруженные руки. В конце моего рассказа она сказала: «Но ведь всё это нужно перевести на русский язык, иначе это всё бесполезно...» Это было для меня открытием, но она была права. Так мне был указан трудный путь личного исповедания: много личных разговоров, поиски сотрудничества, перевода, работа без устали.
Смерть матери стала для меня знамением. Произошло это утром, в «День народного траура».
Мать лежала с приоткрытыми глазами на подушках — видимо, отрешенная от реального окружения. Я был в беспокойствии и отчаянии, как и при смерти моего отца. Я страстно жаждал напутственных материнских слов, но мать уже не могла говорить. Мы тихо стояли у ее постели.
И вдруг мать стала все шире и шире раскрывать глаза, она смотрела сквозь нас и мимо нас в глубину неба. Большое удивление отразилось на ее лице и сменилось блаженным изумлением, — ее лик выражал глубокое переживание. Вскоре ее дыхание прекратилось, прекратилось земное ее бытие.
То, что я пережил в эти минуты утешило меня, так же, как при смерти моего отца, несмотря на всю боль.
И теперь я понял, что слова, которые я ожидал от матери, не могли быть сказаны убедительней, чем это было сделано.
3. УКАЗАНИЕ ПУТИ К МИРУ
В переживании откровения в Селецком и в размышлениях об этом, мне стало понятно, что здесь дело идет об указании пути к миру — к миру для человека как личности, и к миру для людей между собой, начиная с маленьких ячеек общества и вплоть до больших организационных государственных форм...
Я понял, что мир, как упразднение виновности, преодоление отрицания в любой его форме, гармония, устранение хаоса, — есть цель всех человеческих путей.
В познании этом стало понятным, что существует ВЫСШИЙ МИР, различимый, как в коротких вспышках при смерти родителей или ликах павших русских солдат.
При оказании почестей павшим товарищам в школьном зале в Селецком и, потом, в происшедшем на деревенской улице событии, мне, потрясенному особым дарованным мне, образом, было дано испытать действительность ВЫСШЕГО МИРА.
Откровение в Селецком дало мне также познать, что для того, чтобы человек мог что-то узнать и постигнуть, твердое поле нашего сердца сначала должно быть взломано и разрыхлено...
Все мучительные переживания немецкой вины, русской вины, абсолютная бессмыслица убийства по идеологическим причинам, радостное знакомство с русским религиозным человеком, который, благодаря пережитому страданию, выстоял против всех атеистических идеологий, — все было необходимой предпосылкой для духовного познания этого условия для мира: «Когда вы снова будете строить церкви».
Русские руки разрушили церковь в Селецком. А немцу были открыты глаза. Тому, кто страдал, сознавая вину своего народа, тому, кто скорбел, был показан путь для всех людей, на котором каждый участвует в несении груза других перед Богом и каждый исправляет вину в силе Духа.
Я должен еще раз повторить: в начале пути к миру всегда стоит осознание вины, своей и чужой, готовность взять на себя прощение личной вины и готовность прощения чужой вины, вины других.
Мне стало также ясно, что только один Бог — хозяин истории. Он — Судья, Им выявляется вина, Им дается указание и цель...
Понемногу я потом созрел для понимания, что это указание — «Когда вы снова будете строить церкви» — означает, прежде всего, не человеческое делание, не приложение человеческих рук к строительству посредством строительных материалов любых видов, но в начале всего стоит послушание Бога и Его Закона, просьба об ответе и подчинении для того, чтобы слышать.
Все значительные перемены ситуаций, общества начинаются с изменения отдельного человека, которое потом влияет на превращение общества в содружество...
Тайна указания в Селецком, следовательно, заключается в «когда», в требовании выполнения пути к справедливости, которая осуществляет мир...
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Немецкий еженедельник «Шпигель» в сентябрьском номере 1981 года писал по поводу рисунка на обложке «Немцы идут» — «Поход в Россию с русской точки зрения» на стр. 200: «Поход в Россию является в основном немецким табу. До сих пор нет никакого обобщающего исторического исследования, нет значительного литературного произведения какого-нибудь участника войны, отсутствует какой-либо достойный внимания фильм.
В чем следует искать причину этого? Думается, в следующем: война против Советского Союза не была похожа на войну с Францией или же на Балканах. Постепенно нам, солдатам, становилось ясно, что мы имеем дело с невероятной и жестокой ситуацией. Война против Советского Союза превратилась в войну мировоззрений независимо от нашей воли, в псевдорелигиозную войну на уничтожение. Это оказалось возможным в середине двадцатого столетия!
Эта идеологическая война, в которой мы все больше становились объектами, несмотря на всё наше сознательное отношение к воинскому долгу, перешла в своих последствиях все границы и лишила нас способности духовно справиться с этим явлением.
Но вот беспорядочность и запутанность мрачной обстановки в зимней России 1941-1942 гг. совершенно неожиданно пронизывает свет указания свыше — явление в Селецком 8 марта 1942 г. Отчетливыми и определенными словами «Когда вы снова будете строить церкви» был внесен просвет во тьму и замешательство; дается направление и некая «точка наводки» в освобождающее и исцеляющее будущее. Условия для получения необходимого людям блага — мира на земле, исходят от всемогущего Бога в Его руководящей нами силе.
Духовное содержание и значение дарованного указания было так велико, что трудно было выразить его словами. В равной мере это касалось и личных переживаний. В условиях солдатской дисциплины и исполнения воинского долга я чувствовал себя особенно связанным своей тайной...
Я был уверен в том, что своевременно мне будет Указан и путь свидетельства о дарованном откровении. И я, нередко с большим нетерпением ждал этого, полагая, что предложение «строить Церкви» может явиться условием для благополучного окончания войны. Все это относилось также и к некоему личному освобождению от внутренней угнетаемости, вызванной военными событиями в России в 1941-1942 годах...
Тяжелое ранение в октябре 1943 г. вывело меня из строя почти на три четверти года.
Летом 1944 г. я попал в резерв командного состава войсковой группировки «Центр», в отдел организации обороны. Там я изъявил желание быть использованным в частях с русским личным составом. Начальные слова откровения в с. Селецком: «Когда вы...», (т. е. русские и немцы) требовали от меня встать на путь такого совместного действия.
Вышестоящее начальство хотя и очень удивилось моему решению, все же, после некоторых окольных мероприятий, согласилось со мной. В итоге я получил из войсковой группировки «Центр» направление для прохождения дальнейшей службы в казачьих частях. 13-го января 1945 г., с одним из последних поездов, я выехал из Восточной Пруссии в тыл, направляясь в запасные части казачьих войск.
Несколько позднее, после крушения и прекращения военных действий, через свободные газеты и документации в американской оккупационной зоне, нам, вчерашним солдатам, становилось все более известно, какие беззакония творились во имя немецкого народа на Востоке и особенно в разных концентрационных лагерях.
Из всего этого стало видно, как много несправедливости, насилия и террора со стороны обеих сторон, воевавших друг против друга и идеологически, встало на пути к осуществлению указаний, полученных через видение в селе Селецком...
По своему содержанию и сути, откровение из Селецкого определенно адресовано в первую очередь русским людям, в стране которых церкви были воинствующим государственным коммунизмом разрушены, равно как и к немцам, через дарованное немецкому воюющему солдату, откровение. Указания, полученные в с. Селецком, следует довести до сведения обеих сторон...
В заключение я хочу еще раз сказать, что начальные слова откровения из Селецкого: «Когда вы...» имеют в виду некое единство действий русских с немцами.
В «вы», через предложенное взаимодействие в плане восстановления Церквей несомненно имеется в виду полное примирение русских с немцами.
Такое примирение возможно, только оно может осуществиться исключительно в духе христианских заповедей... Идеологическое безумие обеих воевавших сторон... потребовало в минувшей идеологической войне бесчисленных жертв. Эти многочисленные жертвы и должны стать источником сил необходимым для примирения.
На примере примирения немцев с русскими станет очевидным, что преодоление противоречий между Востоком и Западом, которое вот уже около 40 лет безуспешно пытаются достичь политическими путями и средствами, настоятельно требует духовную силу, которая и даст возможность так называемым политикам достичь желаемого через любовь проповеданную людям с помощью христианской заповеди.
Путь к примирению немцев с русскими будет по всей вероятности длинным и тяжелым. Обе стороны должны преодолеть весьма значительное недоброе наследие прошлого. И это может быть осуществлено только на основе права и истины...
Без честности и искренности друг к другу устранение последствий недоброго прошлого неосуществимо, поэтому следует добавить и совершенную необходимость уведомления послевоенных российских поколений о сталинском терроре в полном его объеме, равно как и объяснить причины возникновения российского освободительного движения в 1941 году... (Это доказывает такая огромная, несмотря на отрицтельную национал-социалистическую восточную политику, Русская освободительная армия на немецкой стороне из 8900-900 тысяч бывших советских солдат и офицеров. Так много "изменников" не бывает...)
Во взаимоотношениях народов России и Германии многое превышает наше понимание... Выражая правду истории нашего времени, рано умерший историк Вальдемар Бессон сказал:
«ИНОГДА МНИТСЯ ОЩУЩЕНИЕ НЕКОЕГО ТАИНСТВЕННОГО СТРЕМЛЕНИЯ В МИРОВОЙ ИСТОРИИ К ОБЪЕДИНЕНИЮ ИМЕННО ТЕХ, КТО ДО ЭТОГО ПРИЧИНИЛ НЕВЫРАЗИМОЕ ЗЛО ДРУГ ДРУГУ».
«В начале пути к миру всегда стоит осознание вины, своей и чужой»
Послесловие М.В. Назарова.
Разумеется, гитлеровский нацистский режим был преступным и принес много зла. Но вину за его преступления нельзя возлагать на весь немецкий народ и даже огульно на всех воевавших тогда в Вермахте. Почти во всех воспоминаниях о немецкой оккупации их авторы, как и Вальтер Ламе, отмечают различие в отношении к русскому населению со стороны прифронтовой военной и со стороны гражданской политической власти. (См. также в воспоминаниях Бориса Ширяева "Ставрополь-Берлин" и других...) Значительная часть генералитета и немецкой аристократии противилась самоубийственной нацистской политике, достаточно напомнить 20 июля 1944 г. и другие 40 покушений на Гитлера.
В Германии давно осужден нацистский режим и его преступления. Невозможно себе представить, чтобы имена его идеологов и руководителей были представлены в топонимике и системе "патриотического воспитания". Само понятие патриотизма в Германии из-за войны оказалось сильно подавлено, со стороны международного еврейства культивируется чувство вечной неизбывной вины, а естественные патриотические проявления в совершенно новой нынешней обороне от Нового мiрового порядка клеймятся как "нацизм", "реваншизм", "экстремизм" (пример: признание таковой партии "Альтернатива для Германии", во многом стремящейся к примирению и сотрудничеству с русским народом).
Иное положение в РФ. Богоборческий коммунистический режим не только не осужден, но и реабилитируется. Его преступления против нашего народа и против других замалчиваются, немало жертв и военных разрушений лукаво приписывается немцам, а за раскрытие правды власть грозит уголовными карами, трактуя это как "реабилитацию нацизма". Оккупация коммунистическим режимом народов Восточной Европы восхваляется как ее "гуманитарное освобождение", чем только поощряется русофобия, и без того насаждаемая в них врагами исторической России. Русофобия подпитывается и в Германии продолжающейся её советской демонизацией и муссированием еврейского Холокоста. На немцев возлагается вина и за бандеровский укронацизм, главным образом, однако, возникший как реакция на советский террор и голодомор. Партию АдГ в российских СМИ до сих пор обличали как "ультраправую", "экстремистскую". В такой атмосфере мiровая закулиса успешно пестует в германском правящем слое таких русофобов, как невменяемая истеричка Бербок.
Если бы всё это сейчас видел Вальтер Ламе, он сокрушенно осознал бы, что Система мiрового зла, ведущая перманентную Мiровую войну против Истины за свое царство антихриста, столь укрепилась в результате этой военной победы, что вместо того Света, который открылся ему у разрушенной церкви в селе Селецком, над мiром сгущаются тени, отбрасываемые грядущим Апокалипсисом.
Отодвинуть его еще могли бы совместные усилия русского и немецкого народов в раскрытии и восстановлении Истины. Но их нынешние правители очень далеки от осознания того, что: «В начале пути к миру всегда стоит осознание вины, своей и чужой, готовность взять на себя прощение личной вины и готовность прощения чужой вины, вины других».
Стремясь способствовать этому, из чувства долга как почти 20 лет проживший в Германии, я написал книгу "Русские и немцы в драме истории" (34 главы). Вступление с разъяснением цели книги: "О месте немецкого и русского народов в Божием Промысле".
См. также об этой войне публикации в Библиотеке РИ:
М.В. Назаров. Грядущий Апокалипсис отбрасывает свои тени (6), которые маскирует сакрализация ВОВ
М.В. Назаров. Камень преткновения: "ВОВ"
М.В. Назаров. Откровенное признание США о сути Второй мiровой войны
М.В. Назаров. О цели Мюнхенского соглашения 1938 года
Виктор Правдюк. Была война… какая?
Виктор Правдюк. О книге генерала В.И. Городинского «Правда истории или мифология?»
Виктор Правдюк. Двадцать второе июня 1941 года
М.В. Назаров. Русская Зарубежная Церковь и эмиграция в годы войны
Объ отношенiи РПЦЗ къ Гитлеру
В.Ю. Даренский. Двойственное отношение Русской Православной Церкви к Великой Отечественной Войне. С комментарием М.В. Назарова
Виталий Даренский. Главная ложь ХХ века
Поручик В.В. Гранитов, председатель РОВС (1988-1999). Об отношении РОВСа ко Второй Мiровой войне. Наши вести", Санта Роза (США), 1995, № 439/2740, июнь)
Иоахим Хоффман. Основы Русской освободительной армии генерала А.А. Власова
О настоящих взглядах генерала М.Ф. Лукина и других советских генералов в немецком плену
Бэйда О., Петров И. Гитлер: «Национальная Россия для нас опаснее, чем большевицкая»
М.В. Назаров. Вопросы президенту Путину о фальсификации истории Второй мiровой войны, которые ему тоже никто не задает...
М.В. Назаров. Подписание "Пакта Молотова-Риббентропа" о ненападении и разделе территорий между СССР и Германией
Генерал Герд Шульце-Ронхоф. Долгая дорога к германо-польской войне 1939 г.
М.В. Назаров. Начало Второй мiровой войны нападением Германии на Польшу
Признания генерал-майора КГБ о расстрелах польских военнопленных в 1940 г.
Катынь как военная тайна. Дискуссия
М.В. Назаров. Начало советско-финской войны
Лейтенант Г. Судьба военнопленных
Е.А. Вертлиб. Советско-финская война в масштабе геополитики Мiровой войны
«Ничего нет?». Документы, отражающие разработку в СССР плана войны против Германии, давно доступны. М. Солонин и А. Илларионов с комментарием М. Назарова.
НОТА Министерства иностранных дел Германии Советскому правительству от 21 июня 1941 года
М.В. Назаров. Нападение гитлеровской Германии на СССР в день Всех Святых, в Земле Российской просиявших
М.В. Назаров. Расстрелы заключенных чекистами перед отступлением в 1941 году
Зачем НКВД взорвало Киев?
Московская паника осенью 1941 г.
ПОД НЕМЦАМИ. Воспоминания, свидетельства, документы. Обзор публикаций
Локотская «республика» 1941-1943
Виктор Астафьев. Непарадная правда о цене Победы
Н.Н. Никулин. "Воспоминания о войне"
Борис Ширяев. "Ставрополь-Берлин" (главы I-III и далее с продолжениями). О жизни в Ставрополе при немецкой военной оккупации.
М.В. Назаров. «Требуя правды по отношению к себе, будем и сами стремиться к ней в отношении других». Послесловие к книге Б.Н. Ширяева "Ставрополь‒Берлин"
Александр Бойко. Еще об оккупационной политике Вермахта
20 июля 1944 г. и другие 40 покушений на Гитлера
11.02.1945. - Закончилась Ялтинская конференция по переделу мiра по итогам Второй мiровой войны
1.6.1945. - Выдача в австрийском Лиенце англо-американскими союзниками Сталина антикоммунистов, беженцев и эмигрантов-белогвардейцев
2.08.1945. - Окончание Потсдамской конференции, проходившей с 17 июля
М.В. Назаров. Нюрнбергский Трибунал победителей
Иерей Николай Савченко. Потери ВОВ в зеркале демографии
Андрей Архаров. Перина Гиммлера
Борис Соколов. Цена победы. Каковы реальные военные потери Советского Союза?
М.В. Назаров. "Праздник победы" – чей, кого и над кем...
Подготовила Ольга Кравец. Исповедь бывшей бандеровки.
Надежда Сéлезнева. "Сталинград" как символ богопротивления.
Виктор Правдюк. День гнева, стыда и памяти. О блокаде Ленинграда.
Дмитрий Лихачев. «Из ленинградской блокады делают "сюсюк". Правда о ней никогда не будет напечатана...»
Еще раз о памяти жертв советско-германской войны: блокада Ленинграда
История "директивы 1601/41" О планах по уничтожению жителей блокадного Ленинграда
М.В. Назаров. Ответ тов. Путину: «Чем особенно отличается Кромвель от Сталина».
М.В. Назаров. "Комиссия по фальсификации истории в ущерб интересам России".
М.В. Назаров. Ложь о войне порождает "ревизионистов", "реваншистов", "отрицателей" и "неонацистов"
М.В. Назаров. Еще о контрпродуктивности советских фальсификаций истории ВОВ и их защиты властями РФ
Фальшивые "ветераны"
А. Виноградов. Почему важно знать правду о "Холокосте".
М.В. Назаров. Зачем Путин протестует против "высылки евреев в Африку"?
Марк Вебер. Вильгельм Хёттль и уникальные «Шесть миллионов»
Марк Вебер. Советская история "еврейского мыла"
История о подвиге 28 панфиловцев была придумана двумя журналистами и главным редактором «Красной звезды»
Иерей Николай Савченко. Разоблачение национал-коммунистических мифов истории: "облет Москвы с Тихвинской иконой 8 декабря 1941 года".
Диакон Андрей Кураев. Cказка о мудром Сталине, покаявшемся по молитве одного араба.
Николай Каверин. «Православные» мифы о Великой Отечественной войне
Игорь Курляндский. Как Сталин использовал церковь для победы в войне.
Хоффманн Иоахим. Сталинский приказ № 270: "пленные - изменники Родины"
Виктор Правдюк. Девятнадцать казнённых дивизий
Дугас И. Три точки... Инкерманская трагедия
О чем свидетельствует применение заградотрядов Красной армии и войск НКВД в ВОВ. А.А. Сотосов с комментарием М.В. Назарова
Приказ № 227 от 28 июля 1942 г. Хоффманн Иоахим. «День штрафника» и цена «советского героизма»
Ветеран заградотряда вспоминал, что за сутки расстреливал около двадцати человек
Эдуард Хлысталов. Провокации чекистов во время войны
17.11.1941. ‒ Приказ Сталина об уничтожении своих населенных пунктов в тылу немецких оккупантов
Игорь Мельников. Ненужные фронтовики. (О трагедии инвалидов-фронтовиков, сосланных в послевоенное время в "специнтернаты")
Алексей Кривопустов. Павшие. Пропавшие. Поиски останков.
Дарина. Количество заводов, которые вывез из Германии Советский Союз после победы
Десять вопросов ватнику по поводу УПА и СССР. Отвечает ватник М.В. Назаров
Марк Солонин. Как Америка спасла власть большевиков в войне с Германией
Марк Солонин. Как Америка спасла власть большевиков в войне с Германией – 2
Марк Солонин. «Оскорблением памяти героев войны является ложь»
М.В. Назаров. "Никто не забыт, ничто не забыто"? О цифровой "Доске памяти" на ТВ.
И.А. Ильин. Как и для чего СССР "освободил Европу от коричневой чумы"...
Нужен ли России сегодня СМЕРШ? Михаил Смолин и Михаил Мондич
Алексей Селиванов. Кто победил в Великой Отечественной. С комментарием М.В. Назарова
М.В. Назаров. Пророчество прп. Аристоклия о войне и почему оно не исполнилось
Л.И. Бородин. Музей измены?
Вадим Виноградов. Война как путь к Богу. О нашей победе
Геннадий Литвинцев. "День победы над милитаристской Японией". С комментарием М.В. Назарова "Сюрреалистический конец Русского Харбина"
М.В. Назаров. "Иудаизм и празднование Дня Победы - есть что-то общее?"
Почему Сталин создал Израиль: "сенсационная версия израильского адвоката"
М.В. Назаров. Что нам сулит новый "исторический" Указ Президента
КНИГА: Хоффман Иоахим. История Власовской армии.
И снова по Л.Н. Гумилеву.
Личностные связи вполне могут быть комплиментарными, как это и доказывает опыт Ламе.
Но вот на этническом, а тем более суперэтническом уровне это уже не работает, там другие законы.
Тем более, что кто-то, по моему А.Н. Боханов, определил Русский мiр как Культуру, а Западно-Европейский (вкупе с США) - всего лишь как цивилизацию.
Культура исторична, а цивилизация механистична.
Так что на этом уровне мы никогда никаких связей не найдем.
"... на этническом, а тем более суперэтническом уровне...мы никогда никаких связей не найдем..." - да, не найдем, пока мы - падшие человеки - не поймем необходимость подчинения своего лжеименного разума и его умствований Истине. До тех пор и глаза не увидят, и уши не услышат. Смотрим в книгу и... т.д.